Ознакомление с творчеством этого писателя начинается не с книг, а с художественных фильмов. Удивительно, не правда ли? Ничего необычного, и всё же невероятно, чудесно, волшебно, когда речь идёт о Евгении Шварце - великом советском сказочнике. Запомнился он нам и потрясающими киносценариями к старым добрым сказкам, и детскими рассказами и стихотворениями, и, конечно же, своими знаменитыми сказочными постановками. Среди последних пьеса «Тень» (Шварц). Краткое содержание произведения поможет ознакомиться с этим прекрасным произведением.
Маленькая южная страна
В один прекрасный день в некую южную страну, в маленькую гостиницу прибывает молодой учёный по имени Христиан-Теодор. Поселился он не где-нибудь, а в номере, в котором до него жил знаменитый сказочник Ханс Кристиан Андерсон. Видимо, это неспроста, как знать?
Знает Аннунциата - дочь хозяина гостиницы. Обычно она помалкивает, но здесь, из чувства доброжелательности к новому постояльцу, делится с ним сокровенным. Оказывается, в маленькой южной стране сказки - это правда. Живут в этом месте и спящая красавица, и людоед, и Мальчик с пальчик. А ещё правил здесь когда-то король. Он давно умер и оставил необыкновенное завещание. В нём он повелевает своей дочери Луизе искать в мужья человека не богатого и знатного, а простого, честного и доброго. Наказ этот есть великая тайна, но в сказочной стране и у стен имеются уши. Так что о нём знают даже уличные мальчишки. Чтобы исполнить последнюю волю родителя, принцесса тайно покидает дворец. Многие желают обнаружить её пристанище, дабы жениться и занять королевский трон.
Знакомство с принцессой
Продолжаем исследовать пьесу «Тень» (Шварц). Краткое содержание произведения на этом не заканчивается. Продолжаем… Слушая рассказ простой девушки, учёный без конца отвлекается. Он всё смотрит на балкон соседнего дома, на который непрестанно выходит прекрасная незнакомка. Аннунциата замечает странное поведение нового постояльца и предупреждает его, что, возможно, это и есть начало новой сказки, и конец её может быть печальным. Христиан-Теодор успокаивает её, и вместе с тем решается заговорить с незнакомой девушкой. Он влюбляется с первого взгляда, и, кажется, его чувство взаимно. Евгений Шварц («Тень», краткое содержание которой мы продолжаем излагать) незаметно подводит читателя к предположению, что, возможно, она и есть та самая сбежавшая принцесса?
Учёный жаждет продолжения разговора и с долей иронии предлагает лежащей у его ног тени отправиться вместо него к юной красавице и рассказать ей о его любви. Неожиданным образом тень и вправду отделяется, ловко проскальзывает в дверь соседнего балкона и исчезает в тёмном пространстве. Молодому человеку резко становится плохо. В комнату вбегает хозяйская дочка. Её опасения и страхи не были напрасными: тени нет, а это очень дурное предзнаменование. Она бежит за доктором.
Тень
Об удивительных событиях, происходящих в южной стране, знают все: и журналист Цезарь Борджиа, и хозяин гостиницы Пьетро, и певица Юлия, и, конечно же, министры. На этом не заканчивается сказка (Шварц Е. Л., «Тень»). Краткое содержание произведения не может передать всех тонкостей переживаний героев. Автор далее повествует о том, что все жители города, без исключения, не одобряли те искренние чувства, что в один миг возникли между учёным и принцессой и продолжают расти, несмотря на болезнь и разлуку. Это опасно. Христиан-Теодор может в скором времени стать королём, а он не бандит, не вымогатель и не плут, а простой честный человек. А, как известно, предсказать поступки таких людей невозможно. Что делать? Выход один - от него надо избавиться. Можно убить или подкупить. Осуществить сию задачу не так просто. Для этого нужен друг. Только он знает, что любит учёный и чем его можно купить, или что для него является смертельной опасностью. И здесь на сцену выходит Тень, которая и представляется старым верным другом главного героя.
Заговор
Как же разворачивается дальше сюжет сказки «Тень» (Шварц)? Краткое содержание на этом не заканчивается, как и само произведение. У Тени имеется свой хитрый план. Обманным путём он заставляет Христиана-Теодора подписать отказ от принцессы. Якобы это усыпит бдительность министров, и тогда они с Луизой смогут совершить побег из ненавистной страны. А сам тем временем показывает принцессе подписанную её возлюбленным бумагу об отречении. Несчастная девушка не в силах простить предателя. Как ветер, настроения и чувства её переменчивы, и она враз им поддаётся. "Как вас зовут?" - спрашивает она Тень. В ответ слышит имя Теодор-Христиан. Это почти то же, что и Христиан-Теодор. Так что она решает больше не грустить, а выйти замуж за Тень.
Казнь
Подлец и обманщик празднует своё коронование и готовится к пышной свадьбе с принцессой Луизой. Единственный нерешенный вопрос - Учёный. Убивать его нет смысла, но есть огромное желание подчинить и стать его хозяином. Пусть теперь он следует за ним по пятам, неслышно, незаметно. Он приказывает Христиану-Теодору передать ему в полночь записку с согласием покориться.
Ученый понимает, что в случае отказа ему грозит неминуемая смерть. Но он не может поступить иначе. Да, права была Аннунциата, он оказался в сказке с печальным концом.
Издалека доносится бой барабанов. Смертный приговор привели в исполнение. Учёному снесли голову… Но неожиданно и голова Тени слетает с плеч. Придворные понимают, что произошла роковая ошибка. Что делать? Решают достать спрятанную под семью замками живую воду, которая имеет чудодейственную силу излечивать от всех болезней и воскрешать из мёртвых. Дабы спасти Теодора-Христиана, надо вернуть к жизни Христиана-Теодора.
Счастливый конец
Настоящим владыкой всех возможных и невозможных сказочных королевств является Шварц. «Тень» (краткое содержание для читательского дневника является предметом настоящего обзора) - пьеса о самом что ни на есть волшебном - о верности, о достоинстве, о доброте и об умении любить, которым никогда не придёт конец.
Голова Тени возвращается на своё прежнее место. Но произошедшее не даёт ему вернуть былое могущество. Отныне он боится за свою жизнь и изо всех сил старается угодить своему прежнему господину. Принцесса в крайнем возмущении прогоняет и этого возлюбленного. Тень закутывается в чёрную мантию, прижимается к стене и исчезает. Учёный уверен, что это ещё не конец. Еще не раз он встретит его на своём пути. Ну и пусть, а пока он счастлив. Он берёт за руку свою истинную любовь - Аннунциату, и они покидают дворец.
Ещё раз хочется напомнить, что данная статья посвящена пьесе-сказке «Тень» (Шварц). Краткое содержание не может описать все чувства и эмоции главных героев, не в силах передать ту тонкую грань между волшебством и реальностью, которую так ярко и непринуждённо изобразил автор. Поэтому прочтение произведения в полном объеме просто необходимо.
Это произведение я прочитала с большим интересом. Особенно яркими мне показались женские образы. Принцесса, Юлия Джули, Аннунциата – они все по-своему индивидуальны, и без каждой из них произведение не вышло бы таким интересным.
Принцесса воспитывалась во дворце и потому была очень капризна. Ее любимыми словами были: «Не хочу, не буду». Принцесса была настолько отравлена окружавшей ее ложью, что не могла отличить добро и зло.
Юлия Джули выбилась «в настоящие люди» сама, но она нажила себе счастье и славу на несчастьях других людей: «Юлия Джули – та девочка, которая наступила на хлеб, чтобы не испачкать свои новые башмачки.
И теперь она наступает на головы хороших людей, чтобы не испачкать свои новые башмачки, чулочки и платьица».
Она очень боялась, что потеряет возможность выступать на сцене. Но все же в ней остались положительные качества, и она хотела помочь Ученому, но все таки желание выступать на сцене оказалось сильнее, чем симпатия к Ученому.
Аннунциата очень отличается от других жителей сказочного царства. Она добрая, общительная, не желает никому причинить зла.
«Черноволосая девушка с большими черными глазами. Ее лицо в высшей степени энергично, а манеры и голос мягки и нерешительны. Она очень красива. Ей лет семнадцать».
Аннунциата по-настоящему очень сильно полюбила Ученого: «До свидания, сударь.
(Тихо, с неожиданной энергией) Никому не позволю тебя обидеть. Ни за что. Никогда».
Ученый.
Ученый – молодой человек двадцати шести лет, историк. Ученый очень мягкий, добрый человек, к тому же он хорошо воспитан.
Он приехал в другую страну, чтобы изучать ее культуру, быт. Но когда Аннунциата говорит ему, что в их стране сказка – это правда, Ученый ей не верит: «Знаете, вечером, да еще сняв очки, я готов в это верить. Но утром, выйдя из дому, я вижу совсем другое. Ваша страна – увы! – похожа на все страны в мире. Богатство и бедность, знатность и рабство, смерть и несчастье, разум и глупость, святость, преступление, совесть, бесстыдство – все это перемешано так тесно, что просто ужасаешься».
Цезарь Борджиа.
Цезарь Борджиа – журналист, и потому в его привычку вошло подслушивать чужие разговоры, вынюхивать информацию. Борджиа думает, что главное его достоинство – откровенность, и он постоянно говорит слова: «Ну, нравится ли вам моя откровенность?»
Юлия Джули видит Цезаря насквозь. Она говорит о нем: «Он ужасно беспокойный человек. Он хочет нравится всем на свете. Он раб моды. Однажды, когда в моду вошло загорать, он загорел так, что стал черным как негр, только кожа из-под трусов осталась белой. А когда загар вышел из моды, то пришлось эту кожу пересадить на лицо».
В драме героев значительно больше, чем в сказке: в сказке Андерсена - 4 героя (ученый, тень, королевна и поэзия), в пьесе Шварца - 14, не считая второстепенных персонажей, участников массовых сцен.
С одной стороны, это обусловлено жанровыми особенностями. Ведь «Тень» Е.Л. Шварца - произведение драматическое. Но, с другой стороны, выбор и количество персонажей обусловлены идейным замыслом автора. Чтобы понять, зачем Шварцу понадобилось вводить дополнительных персонажей, нужно проанализировать их характеры.
Почти все персонажи пьесы двойственны. Так Пьетро, хозяин гостиницы, и Цезарь Борджиа, журналист, служат оценщиками в городском ломбарде. А все оценщики - людоеды. Поэтому фраза, сказанная Цезарем Борджиа «человека легче всего съесть, когда он болен или уехал отдыхать» приобретает гораздо более страшный смысл, чем тот, который можно было предположить, не зная этого (легче всего сделать человеку гадость в его отсутствие, потому что в русском языке слово «съесть» может употребляться в значении «погубить», «уничтожить», «устранить»). Попадая в сказку Шварца, слово утрачивает свой переносный смысл. Цезарь-Борджиа и Петро - типичные людоеды и съедят любого, кто будет мешать им достигнуть цели - власти и денег. Но есть и различия в их характерах: Петро ужасно вспыльчив, чуть что хватается за пистолет, речь его кишит проклятиями, тогда как Борджиа старается произвести на всех "хорошее впечатление", выражается манерно, изысканно. Но от этого он не менее страшен: в газете он убивает словом, а не пистолетом.
Наибольший интерес у меня вызвала Юлия Джулии. "Красива и близорука, не видит дальше собственного носа", - так можем сказать мы о ней. Она "умеет читать по лицам сановников" - в других людях разбирается плохо. Твердо знает, что из ее окружения никому доверять не стоит, поэтому с ее лица никогда не сходит улыбка. К тому же всегда улыбаться так удобно, ведь «можно повернуть и так и эдак». Такую привычку она приобрела в светской жизни. И, продолжая улыбаться, она предаст ученого, лишь ей пригрозили потерей популярности. И это не случайно. Ведь она именно та девочка из сказки, которая наступила на хлеб Создавая образы министров, автор находит интересный прием: они не говорят полными словами, речь их обрывиста. Поднаторев в интригах и предательствах, они понимают друг друга с полуслова. Это люди-маски, не способные испытывать искренние чувства: два лакея министра финансов по первому требованию придают ему позу крайнего удивления или крайнего возмущения в зависимости от того, чего требует ситуация. Честный человек кажется им гораздо опаснее вора или шантажиста: с таким человеком нельзя договориться при помощи известного им метода - купить. Значит, остается только один выход - убить. Становится страшно за страну, которой управляют такие безнравственные министры.
Не вызывает сочувствия и принцессе: "она отравлена дворцовым воздухом" и жить с хорошим человеком просто не сможет. Как и пророчил ее отец, она в своей жизни не совершит ничего достойного, раз приняла человека за тень, а тень за человека. В этом она повторяет королевну из сказки. И хотя Луиза понимает ошибку, исправить уже ничего невозможно.
Неоднозначен в пьесе образ доктора. "Он махнул на все рукой", живет незначительными, пустыми событиями, но у него доброе душа, он бескорыстно помогает Христиану-Теодору. Доктор хорошо разбирается в людях и в жизни. Он советует ученому смотреть на все сквозь пальцы, махнуть на все рукой и овладеть искусством пожимать плечами. Сам он уже давно не борец, он смирился, но это не сделало его счастливым. В ремарках автор пишет о нем: «…молодой человек, в высшей степени угрюмый и сосредоточенный».
Все эти герои, созданные с изрядной долей сатиры, парадирующие современное Евгению Львовичу общество, созданы для того, чтобы оттенить характеры ученого и Аннуциаты, которые является положительными героями. Портрет, данный в ремарках, уже вызывает симпатию к этой героине: "Черноволосая девушка, с большими, живыми черными глазами". Глаза - зеркало души, живые глаза Аннуциаты уже дают ощущение, что она не может быть злой. Первые впечатления подтверждаются: девушка во всем помогает ученому, предостерегает его, лишь она не отшатнулась от Христиана -Теодора, когда его оклеветали. Я думаю, что Шварц через свою героиню показывает, что значит искренне и беззаветно любить. Никакая ложь не может опорочить ученого в глазах Аннуциаты, тогда как Луиза сразу же, не разбираясь, поверила Тени.
Наиболее значительно отличаются в драме и сказке характеры ученых. В драме Христиан - Теодор всеми силами сражается с тенью. Он уверен, что победит. Даже на казнь он идет не как жертва, а как боец, так и не смирившись со слепотой людей. Поэтому Шварц и воскрешает его - ему нужно продолжить противоборство с царством теней и победить. Такое упорство не может не увенчаться успехом еще и потому, что цель Христиана-Теодора - спасти весь мир, сделать всех людей счастливыми. Это бескорыстный и честный человек, не случайно только его речь не сопровождается ремарками «тихо», «шепотом». Ему не нужны ни деньги, ни власть. Во имя справедливости он не боится «оказаться один против целого мира», не боится идти на смерть: «Я думал погибнуть с честью, но победить - это куда лучше». Вера в победу, в торжество справедливости придает ему силы: «Ведь, чтобы победить, надо идти на смерть». Ученый не боится идти на смерть, он не перестает бороться, и поэтому побеждает.
Христиан-Теодор олицетворяет собой светлую сторону человеческой души - мечты о счастье всех людей, любовь, доверие. Он личность. Может, поэтому Шварц дал своему герою имя.
Остальные персонажи, кроме Аннуциаты, воплощают теневые стороны нашей жизни, являются своеобразными иллюстрациями человеческих пороков.
Совсем иначе складывается судьба ученого из сказки Андерсена. Он погибает. Почему? Он не воспринимал тень как зло слишком долго, не боролся с ней. Когда тень пришла к ученому в первый раз, чтобы откупиться, он сам отпустил ее и даже пообещал никому не рассказывать ее тайны. Ученый пишет книги об истине, добре и красоте, но слова не подкрепляются делом. Когда происходит встреча с конкретным, а не отвлеченным злом, ученый теряется, не может ему противостоять. Тень называет своего бывшего хозяина своей тенью, он думает: "Ну это уже просто возмутительно!", но не принимает никаких действий, не может опровергнуть ложь. Он не боец, а лишь пассивная жертва.
Г.Н. Тубельская, говоря об идейном замысле пьесы, делает вывод, что «знаменитая сказка Андерсена была идейно и философски переосмыслена... Уже в прологе Шварц дает понять, что его ученый расстанется со своими иллюзиями, не станет считать зло чем-то нереальным, абстрактным. Он будет сражаться с реальным злом, в реальном мире.
Все, что важно для Андерсена - история возникновения Тени и ее откуп от ученого - все это не так уж важно для Шварца. Его интересует не возникновение конфликта, а его развитие. Конфликт доведен драматургом до высочайшей остроты, до настоящей социальности. Столкновение чудака, переставшего быть пассивной жертвой с царством теней, где тень естественна и уместна, а прислуживающие ей люди ведут себя как тени, - это столкновение очень надолго останется современным, так как человечность вечно сражается с царством теней». С мнением Галины Наумовны я соглашаюсь беспрекословно.
Московский государственный педагогический университет
Работа на тему: «Тень» Е.Л. Шварца»
Выполнила: студентка 6-го курса
филологического факультета (602 гр.)
Е.Г. Федотова
Вступление………………………………………………………………………3 стр.
История создания………………………………………………………………..3 стр.
Политическая обстановка……………………………………………………….4 стр.
Философская сказка……………………………………………………………...5 стр.
Миф в пьесе…………………………………………………………………...….9 стр.
Заключение………………………………………………...……………………16 стр.
Список использованной литературы…………………………………………...17 стр.
1.
Вступление
Едва ли можно назвать
в нашей литературе имя писателя, который
был бы в такой степени, как Е.Л. Шварц,
верен сказке и в такой же степени, как
он, предан жизненной правде, глубокому
и взволнованному чувству современности.
Как истинный сказочник, он видел своих
героев по преимуществу в вымышленном,
созданном его фантазией мире, но герои
эти, одетые в пестрые и причудливые
сказочные одежды, неизменно обнаруживали
себя как люди нашего времени. Удивительное
и обыкновенное всегда шагают рядом у
Шварца, и всегда им хорошо друг с другом;
они неразлучны потому, что так много
удивительного в обыкновенном и так
обыкновенно, просто и естественно все
удивительное. Евгений Львович Шварц
полагал, что как только сам сказочник
перестает верить во всмаделишность
сказочного мира, он перестает быть
сказочником и становится литературным
шутником и фокусником. Что такое сказки?
Философские пьесы, а может быть особого
типа психологические драмы?… Многие
считают, что вершина творчества
Шварца-сказочника – это пьесы «Голый
король» (1943), «Дракон» (1943) и «Тень»
(1940). Пьесы, близкие хронологически, и в
творчестве писателя их выделяет общность
темы – они посвящены осмыслению
политической жизни Европы соответствующего
периода. Итак, подробно я хочу остановиться
на пьесе, полной, как мне кажется, светлого
поэтического очарования, глубоких
философских размышлений и живой
человеческой доброты, а именно – «Тень».
2.История
создания
Рассказывая в своей
автобиографии историю одной из написанных
им сказок, Андерсен писал: «…Чужой сюжет
как бы вошел в мою кровь и плоть, я
пересоздал его и тогда только выпустил
в свет». Слова эти, поставленные эпиграфом
к пьесе «Тень», объясняют природу многих
замыслов Шварца. Сказочным сюжетам,
получившим долгую поэтическую жизнь в
творчестве Андерсена, суждено было
пережить еще одну метаморфозу и заново
воплотиться в произведениях советского
художника.
Пьеса «Тень» создавалась
в 1937-1940 годах, когда рассеялись надежды
на быстрое уничтожение фашизма. В отличие
от, например, «Голого короля», «Тень»
не вызывала прямолинейных ассоциаций
с событиями в Германии и тем не менее и
в год своего рождения, и спустя пять
лет, поставленная в театрах демократической
Германии вскоре после окончания войны,
она прозвучала как произведение, полное
гневного пафоса. Cнова обратившись в
«Тени» к андерсеновскому сюжету, Шварц
показал свою способность оставаться в
сказках художником, взволнованным
самыми сложными проблемами современной
жизни. Сказочные образы и на этот раз
помогали ему быть до передела откровенным,
резким, непримиримым в своих оценках и
выводах.
Как же появилась на свет
«Тень»? С ее созданием связано несколько
любопытных фактов. После того как в
Театре комедии запретили к постановке
«Принцессу и свинопаса», Николай Павлович
Акимов после долгого выбора темы для
новой «взрослой» пьесы предложил Евгению
Шварцу опыт обращения к Андерсену:
режиссер завел речь о «Тени». «Дней
через десять после этого разговора, -
вспоминал Н.П.Акимов, Шварц прочитал
написанный залпом и почти без переделок
первый акт – самый блестящий в этой
пьесе, обошедший с тех пор сцены многих
стран мира. Окончание работы – второй
и третий акты заняло много месяцев».
Акимов
здесь не упоминает ни одной даты. Но в
его книгах («О театре, «Не только о
театре») под одним из портретов Шварца
обозначено: 1938 год. Шварц здесь изображен
Акимовым-художником в полный рост
стоящим перед письменным столом: на
столе справа высится стопка толстых
книг разного формата, рядом стоит чистая
пепельница, в центре лежит белый лист
бумаги со стоящей на нем игрушкой-верблюжонком.
Книги прочитаны, лист перед ним еще
чист, руки в карманах: он сосредоточенно
вглядывается не то вдаль, не то в себя.
Слева на стенке как бы в поле его бокового
зрения висит портрет Андерсена, прямо
под портретом на низенькой табуреточке
– темный мужской силуэт в шляпе-котелке
с тростью в руках: все в нем неестественно,
угловато, длинно и прямо; темнота силуэта
как будто срезывается, рассеивается
полосой света не то от Шварца, не то от
стула у прилегающей стены. Стул пуст.
Чей он? Недостающего здесь ученого? Или,
может быть, самого Шварца? Тот самый
стул, которого недостает у письменного
стола и который стоит на расстоянии как
раз за спиной писателя? Акимов как бы
объединяет Шварца и ученого из его пьесы
в одну фигуру, не случайно она, в отличие
от верблюжонка, не отбрасывает тени.
Можно
предположить, что этот портрет 1938 года
написан в разгар работы над «Тенью».
Известно, что первый акт «Тени» был
прочитан автором в Театре комедии в
1937 году. Если учесть, что в марте 1940 года
состоялась премьера, и в этом же месяце
подписана в печать изданная театром
книжка с текстом пьесы, то можно считать
более или менее установленным, что
активная работа Шварца над пьесой шла
в 1937-1939 гг.: 1940 г. – это год постановки и
публикации. Надо отметить, что этот
спектакль был сразу признан и зрителями,
и критикой и с тех пор начал свою
длительную жизнь на мировой сцене.
Работа над пьесой, написанной в жанре
эпической драмы, воодушевила и сплотила
Театр комедии, став театральным праздником
1940 года. В 1960 году – через двадцать лет
после первой постановки, прошедшей
сравнительно недолго из-за разразившейся
войны, Театр комедии вторично поставил
«Тень». «Тень» для Театра комедии на
долгие годы стала, как мы бы сегодня
сказали, «визитной карточкой» театра,
сам Н.П.Акимов писал о том, что «Тень»
является для театра таким же определяющим
лицо театра спектаклем, как в свое время
«Чайка» для МХАТа и «Принцесса Турандот»
для Театра им. Е.Б. Вахтангова. Но так
как говорим мы не о постановках, а о
самой пьесе, то на этом и закончим
обращение непосредственно к конкретным
театрам и вернемся к тексту и его
созданию, точнее, к тому страшному
времени, в которое «Тень» создавалась.
3.
Политическая обстановка
Вторая
половина 30-х годов рассеяла надежды на
быстрое уничтожение фашизма: чума
расползлась по Европе, шли бои в Испании,
гитлеровская Германия готовилась к
войне. Жизнь в нашей стране после всего,
что стало достоянием широкой общественности
в период гласности, трудно охарактеризовать
даже приблизительно. На поверхности
кипела жизнь, покорялся полюс, совершались
сверхдальние перелеты, увеличивалось
число рекордов и героев, звучала
праздничная, неизменно оптимистическая
музыка. А в глубине все затаилось,
сжалось, напряглось: переламывая все
новые слои населения, семьи, работала
машина репрессий. После знакомства с
«Архипелагом Гулагом» А.Солженицына,
«Крутым маршрутом» Е.Гинзбург, дневниковыми
записями Л.Чуковской о жизни А.Ахматовой
предвоенных лет не кажется преувеличением
использование характеристики немецкой
действительности тех лет для определения
нашей жизни: нужно убрать лишь отдельные
детали да изменить некоторые названия.
В книге воспоминаний о Шварце («Мы
знали Евгения Шварца») Н.Чуковский об
этом писал так: «Пьесы Шварца написаны
в эти два страшных десятилетия, когда
фашизм растаптывал достигнутое в
предшествующую революционную эпоху.
Сжигались книги, разрастались лагеря,
армии, полиция поглотила все остальные
функции государства. Ложь, подлость,
лесть, низкопоклонство, клевета,
предательство, шпионство, безмерная,
неслыханная жесткость становилась в
гитлеровском государстве основными
законами жизни. Все это плавало в
лицемерии, как в сиропе, всему этому
способствовало невежество и глупость.
И трусость. И неверие в то, что доброта
и правда могут когда-нибудь восторжествовать
над жестокостью и неправдой. И Шварц
каждой своей пьесой говорил всему этому:
нет». Это «нет» звучало ярко, сильно,
убедительно: редел круг друзей и знакомых
писателя, на глазах заглушалось, изымалось
из жизни самое талантливое и неординарное.
Трудно сказать, потере чьей бдительности
был обязан Шварц, впечатляюще передавший
эту атмосферу, выходом «Тени» к читателю
и публике. Неожиданный выход пьесы,
пьесы, где в какой-то мере анализировалась
общественная жизнь, а тема эта практически
не получала в искусстве тех лет права
на существование: в советской драматургии
конца 30-х годов преимущественное развитие
получил жанр психологической драмы с
индивидуальной, чаще всего женской
судьбой, неразделенной любовью в центре
(вспомним, например, «Таню» А.Арбузова).
5.
Миф в пьесе
Множество введенных
в пьесу историй и фигур, соотносимых с
действующими лицами, позволило драматургу,
наряду с используемыми им, явно «чужими
сюжетами» из Андерсена или других
источников, дать целый ряд историй, им
самим сочиненных или досочиненных. В
той же функции «чужого сюжета» предстают
притчеообразные истории о том, как
Цезарь Борджиа, когда в моде было
загорать, загорел до того, что стал
черен, как негр. Характеристику Цезарю
Борджиа дает Юлия Джули: «А тут загар
вдруг вышел из моды. И он решился на
операцию, кожу из-под трусов – это было
единственное белое место на его теле –
врачи пересадили ему на лицо…, и пощечину
он теперь называет просто – шлепок». В
этой же функции «чужого сюжета» выступает
для образа министра финансов история
о том, как он заработал 200% прибыли на
том, что продал яды своему отравителю.
Это
современная трансформация человеческого
типа, который в прошлом воплотился в
историческом Чезаре Борджиа. Шварц
указывает на еще один его прототип –
фольклорный людоед. Несколько корректируя
и дополняя образ, все эти определения
сходятся к одному, данному Юлией. Жажда
славы и денег во что бы то ни стало,
любыми средствами определяет все его
поведение, делает его «людоедом» в новых
исторических условиях: «Человека легче
всего съесть, когда он болен или уехал
отдыхать. Ведь тогда, - утверждает
журналист – людоед, - он сам не знает,
кто его съел, и с ним можно сохранить
прекраснейшие отношения». Исходя из
этих принципов, он и действует в пьесе:
сначала хочет «съесть» ученого сам,
потом помогает сделать это еще более
наглой, чем он сам, тени.
Если сущность
журналиста уточняется выяснением
родословной этого человеческого типа,
то по отношению к министру финансов это
не требуется. Он – порождение новейшей
эпохи. Страсть к деньгам заглушила в
нем даже присущий всему живому инстинкт
самосохранения. Один из соперников
решил отравить его, министр узнал об
этом и скупил все яды, какие есть в
стране. «Тогда преступник пришел к
господину министру финансов и дал
необычайно высокую цену за яд. Он
подсчитал прибыль и продал негодяю весь
запас своих зелий. И негодяй отравил
министра. Вся семья его превосходительства
изволила скончаться в страшных мучениях.
И сам он с тех пор еле жив, но заработал
на этом двести процентов чистых. Дело
есть дело». Вот почему министр не способен
к самостоятельному передвижению, его
водят прекрасно одетые лакеи.
Таким
образом, образы Цезаря Борджиа и министра
финансов охарактеризованы достаточно
полно уже в первых характеристиках; их
дальнейшие действия, поведение не вносит
ничего нового, они лишь подтверждают и
демонстрируют то, что известно.
Для
драматурга было важно выявить внутреннюю
сущность каждого характера, индивидуальное
поведение героя в определенных
обстоятельствах. Ему было важно внимание
к отдельному человеку, стремление понять
его и сделать главным объектом изображения
его внутренний мир, процессы, происходящие
в его душе. У Шварца иной, нежели у других
советских драматургов, предмет
изображения, не один главный герой, а
группа героев, среда.
Хозяин меблированных
комнат Пьетро кричит на безответную
дочь, которую любит, палит из пистолета,
но «до сих пор никого не убил». Вообще,
Пьетро в отличие от министра финансов,
сначала сам появляется на сцене, а потом
выясняется его «прототип». Я уже написала
об этом выше, но все-таки хочется еще
раз остановиться на одном из интереснейших,
на мой взгляд, персонажей – Пьетро и
поговорить о нем более подробно. Пьетро,
который «вертится, как штопор, вытягивает
деньги из жильцов своей несчастной
гостиницы и не сводит концы с концами»,
оказывается еще и служит, чтобы не
околеть с голоду, оценщиком в городском
ломбарде. А почти все оценщики ломбарда,
объяснила Аннунциата ученому в начале
пьесы, «бывшие людоеды».
Но образ
Пьетро, в отличие от Цезаря Борджиа и
министра финансов, не сводится полностью
к типу людоеда. Здесь надо отметить два
момента. Первый – это любовь к дочери.
Благородная, трогательная Аннунциата,
и уже это выводит образ Пьетро из круга
представлений о людоеде.
Ученый:
Как видно, ваша дочь не боится вас, сеньер
Пьетро!
Пьетро: Нет, будь я зарезан.
Она обращается со мной так, как будто я
самый нежный отец в городе.
Ученый:
Может быть, это так и есть?
Пьетро: Не
ее дело это знать. Терпеть не могу, когда
догадываются о моих мыслях и чувствах.
И второй момент, вызывающий сомнение
в людоедской сущности Пьетро – это
некая ощущаемая в его поведении
вынужденность быть людоедом: он кричит,
но лишь на свою дочь, палит из пистолета,
но «до сих пор никого не убил». Создается
впечатление, что и в заговор против
ученого он втянут Цезарем Борджиа,
так нехотя он отвечает на вопросы
газетчика.
Цезарь Борджиа: Слышали!
Пьетро:
Что именно?
Цезарь Борджиа: Разговор
ученого с принцессой?
Пьетро: Да
Цезарь
Борджиа: Короткий ответ. Что же вы не
проклинаете все и вся, не палите, не
кричите?
Пьетро: В серьезных делах я
тих.
«Людоедство» Пьетро оказывается
не его сущностью, смыслом жизни, как у
Цезаря Борджиа, но маской, которой он
прикрывается, чтобы держаться на
поверхности жизни; такого его поведения
требует система отношений сказочного
города, он вынужден следовать общепринятому.
Пьетро выплеснулся перед капралом,
низшим чином, и то шепотом: «Знаешь, что
я тебе скажу: народ живет сам по себе…
Можешь мне поверить. Тут государь
празднует коронование, предстоит
торжественная свадьба, а народ что себе
позволяет? Многие парни и девки целуются
в двух шагах от дворца, выбрав уголки
потемнее. В доме номер восемь жена
портного задумала сейчас рожать. В
королевстве такое событие, а она, как
ни в чем не бывало, орет себе! Стрый
кузнец в доме номер три взял да и помер.
Во дворце праздник, а он лежит в гробу
и ухом не ведет… Меня пугает, как они
осмеливаются так вести себя. Что за
упрямство, а, капрал? А вдруг они также
спокойненько, все разом…» С одной
стороны, коронование, «такое событие»,
«праздник», а с другой – люди любят,
рожают, умирают. И весь этот «праздник»
предстает шумной крикливой тенью
настоящей жизни. То, что об этом говорит
Пьетро, не делает его безусловно
положительным героем, но образ его
вырывается из круга представлений о
людоеде.
Что касается образа принцессы
Луизы, то он начинает вырисовываться
еще до появления ее на сцене, из разговоров
действующих лиц. И сразу становится
ясно, что отношение к ней лишено какой-то
возвышенности, как принято это обычно
в сказках. На вопрос ученого, кто живет
в доме напротив, Пьетро отвечает: «Не
знаю, говорят, какая-то чертова принцесса».
Аннунциата сообщила, что «с тех пор как
стало известно завещание короля, масса
плохих женщин сняли целые этажи домов
и притворяются принцессами». И в другом
месте: «Об этой девушке говорят, что она
нехорошая женщина… Это по-моему не так
страшно. Я боюсь, что дело тут похуже…
А вдруг эта девушка принцесса? Ведь если
она действительно принцесса, все захотят
жениться на ней, и вас растопчут в давке»,
- говорит Аннунциата, обращаясь к ученому.
И действительно включившаяся в действие
принцесса предстает человеком
подозрительным, недоброжелательным:
"Все люди – лжецы», «все люди –
негодяи». «Сколько у вас комнат? Вы
нищий?» – спрашивает она ученого. И
только после этого звучит, наконец,
легенда, благодаря которой определяется
все в ее образе. Легенда эта имеет две
версии, два варианта. «Вы слышали сказку
про царевну-лягушку? – спрашивает она
ученого. – Ее неверно рассказывают. На
самом деле все было иначе. Я это точно
знаю. Царевна-лягушка моя тетя…Двоюродная.
Рассказывают, что царевну-лягушку
поцеловал человек, который полюбил ее,
несмотря на безобразную наружность. И
лягушка от этого превратилась в прекрасную
женщину. А на самом деле моя тетя была
прекрасная девушка, и она вышла замуж
за негодяя, который только притворялся,
что любит ее. И поцелуи его были так
холодны и так отвратительны, что
прекрасная девушка превратилась в
скором времени в холодную и отвратительную
лягушку. А вдруг и мне суждено это?» И
принцесса боится превратиться в лягушку.
Ее суждения свидетельствуют о том, что
она человек с душой равнодушной холодной
лягушки. Не случайно растерялся ученый:
«Все не так просто, как кажется. Мне
казалось, что ваши мысли гармоничны,
как вы… Но вот они передо мной…Они
вовсе не похожи на те, которые я ждал…
и все-таки… Я люблю вас». Он готов ради
нее на все, он посылает к ней свою тень,
чтобы та передала девушке его слова:
«Мой господин любит вас, так любит, что
все будет прекрасно. Если вы царевна-лягушка,
то он оживит вас и превратит в прекрасную
женщину».
Но на дороге принцессы
возникла тень, героиня поставлена перед
необходимостью выбора и делает его
сообразно своим привычкам и понятиям,
плывет по течению, идет за тем, кто
настойчивее, чьи речи приятнее. Таким
образом, она предпочла тень и этим решила
свою судьбу. И ее собственное поведение
привело к тому, что все происходящее с
ней стало напоминать превращение царевны
в отвратительную холодную лягушку. Вот
почему я предположила, что не Луиза, а
Аннунциата по сути кажется нам принцессой
этой сказки.
«Говорят, это та самая
девочка, которая наступила на хлеб,
чтобы сохранить свои новые башмачки, -
говорит Аннунциата ученому об одном из
самых ярких, характерных образов пьесы
– о певице Юлии Джули. Но в реальном
сценическом поведении певицы нет ничего,
что делало бы ее в точности похожей на
героиню андерсеновской сказки «Девочка,
наступившая на хлеб»; это совсем другой
человек: другой эпохи, другого круга.
Называть Юлию «девочкой, наступившей
на хлеб», можно лишь в переносном смысле.
Это поэтическая метафора: ведь ей
приходится «наступать на хороших людей,
на лучших подруг, даже на самое себя –
и все это для того, чтобы сохранить свои
новые башмачки, чулочки, платьица». Да,
да и все из-за того, что она знаменитость,
которая вынуждена подчиняться приказам
влюбленного в нее министра финансов,
чтобы не потерять свою славу и место в
высшем обществе и, с другой стороны,
оставаться другом для Ученого, Цезаря
Борджиа и Аннунциаты. Сначала эта
метафора не подтверждается, даже после
того, как Аннунциата напоминает, что
певица и есть «та самая девочка»…. При
первом своем появлении Юлия тянется к
ученому: «Мне вдруг показалось, что вы
как раз тот самый человек, которого я
ищу всю жизнь». Заметив по поведению
министра финансов, что ученому грозит
беда, она спешит ему помочь, узнать, в
чем дело. Она симпатизирует ему, душой
она с ученым.
Но вот и она оказалась
перед необходимостью выбора: подчиниться
приказу министра финансов, предать
ученого, уведя его от места встречи с
принцессой, или отказаться от выполнения
приказа. «Ваш отказ, - угрожает ей министр,
- показывает, что вы недостаточно уважаете
всю нашу государственную систему. Тихо!
Молчать! Под суд!.. Завтра же газеты
разберут по косточкам вашу фигуру, вашу
манеру петь, вашу частную жизнь… До
свидания, бывшая знаменитость». И Юлия
не выдержала, сдалась, хотя в душе ее
борьба еще продолжалась и будет
продолжаться до самого конца. Вообще,
мне кажется, что в какой-то степени Юлия
здесь исполняет роль волшебницы,
сказочной феи. Ведь в финале мы понимаем,
что во многом именно благодаря ей, Ученый
обрел свое счастье с Аннунциатой. Не
уведи тогда Юлия Ученого под предлогом
помочь ей, он потом уехал бы с Принцессой,
которой в сущности все равно кого любить.
В течение всей пьесы в Юлии идет
постоянная душевная борьба. В ней борется
желание помочь хорошему человеку и
боязнь, что ее саму за это растопчут.
Она не знает сама, что победит в ней. В
начальных репликах ее разговора с ученым
можно увидеть и то и другое, она мечется:
погибнуть, оставшись с ученым, или
погибнуть, предав его? Отсюда ее
«оставайтесь», «нет, идемте», «простите».
Эта
душевная борьба делает образ Юлии
драматичным. Юлия у Шварца после сцен
ее запугивания, устрашения министром
финансов предстает перед нами, как
жертва, как характер драматический, она
вынуждена «наступать на самое себя», и
это выводит ее за пределы сатирического
образа.
О том, что сам драматург избегал
однозначно-критической оценки образа
Юлии, свидетельствует сравнение вариантов
пьесы. В журнальной публикации 1940 г.
Аннунциата умоляет Юлию расспросить
министра, узнать, что угрожает ученому.
В окончательном тексте Юлия сама идет
на это: «Аннунциата, уведите его… Сейчас
сюда придет министр финансов, я пущу в
ход все свои чары и узнаю, что они
затевают. Я даже попробую спасти вам,
Христиан-Теодор». Иначе по сравнению с
первоначальным замыслом дан и другой
момент. В черновиках пьесы министр
финансов сначала делал предложение
Юлии, и она потом, как бы механически, в
качестве его жены, уже не могла ослушаться
и должна была отвлечь ученого от свидания
с принцессой. То есть вопрос был бы в
том, принимать или не принимать предложение
стать женой министра. В окончательном
варианте сглаживающего ситуацию
предложения о замужестве нет. Юлия сразу
оказывается перед пропастью: ей приказано
«помочь уничтожить приезжего ученого»,
иначе будет уничтожена она сама; чтобы
выжить самой, она должна предать близкого
ей человека. Усилился драматизм положения
и накал той борьбы, которая происходит
в душе героини.
Поэтому ее сценическое
существование сложное и многообразное,
не сводимо к однозначной оценке. Не
случайно, и простые читатели и
литературоведы восхищались именно
образом Юлии. В шварцевских сказках
большую силу и значимость приобретают
отдельные, ключевые для характеристики
героев слова и выражения. Образ Юлии
Джули создается не только отзвуком
литературной цитаты Андерсена «девочка,
наступившая на хлеб», но и обозначением
еще одного, часто встречающегося в жизни
явления – близорукости, которая
характеризует не сколько остроту зрения
героини, сколько определяет ее
мировоззрение.
Близорукость Юлии,
вероятно, была очень важна для драматурга,
иначе он ничего не менял бы в связи с
этим от варианта к варианту. Впрочем,
эти изменения определяются не введением
или изъятием слов, реплик, но новой
расстановкой, выделением наиболее
значимого в отдельные реплики и
предложения.
В журнальной редакции
1940 г. в ремарке перед первым появлением
Юлии все, на что важно обратить внимание,
дано через запятую. «В комнату входит
очень красивая молодая женщина, она
щурится, оглядывается». И потом, обращаясь
к ученому, она единым потоком задает
ряд вопросов, упрекает: «Это ваша новая
статья? Где же вы? Что с Вами? Вы не узнаете
меня. Довольно пошучивать над моей
близорукостью. Это неэлегантно. Где
вы?» В издании пьесы 1960 г. все, что связано
с близорукостью, дано как особо важный
момент, самостоятельным предложением,
отдельной и отдаленной от потока вопросов
репликой. «Входит очень красивая молодая
женщина, прекрасно одетая. Она щурится.
Оглядывается», и ниже она обращается к
ученому.
Юлия: Где же вы? Что это
сегодня с вами? Вы не узнаете меня что
ли?
Ученый: Простите, нет.
Юлия:
Довольно подшучивать над моей
близорукостью. Это неэлегантно. Где вы
там?
Быть близорукой для Юлии –
значит не видеть сущности окружающих
ее людей или, что для нее более характерно,
- не хотеть видеть, когда это удобно. Она
дает точную, безжалостную характеристику
Цезарю Борджиа («Он раб моды…»), но, тем
не менее, ей спокойнее не думать об этом,
ведь он пишет хвалебные рецензии о ней.
Юлия притворяется, что не замечает
гнусности предложения министра финансов,
притворяется близорукой, «чтобы сохранить
свои новые платьица, башмачки, чулочки».
Если Юлии удобнее быть близорукой по
отношению к окружающим ее «настоящим
людям», то ученый, напротив, стремится
избавиться от всей «близорукости» и
избавляется в конце концов.
Пьеса
начинается монологом ученого. Здесь
все основные моменты – полутьма, потеря
очков, обретение их – важны не столько
в реально-бытовом плане, сколько в
символическом.
«Небольшая комната
в гостинице южного города. Сумерки. На
диване полулежит ученый, молодой человек
двадцати шести лет. Он шарит ручкой по
столу – ищет очки.
Ученый: Когда теряешь
очки, это, конечно, неприятно. Но вместе
с тем и прекрасно, в сумерках вся моя
комната представляется не такой, как
обычно. Этот плед, брошенный в кресло,
кажется мне сейчас милою и доброю
принцессой. Я влюблен в нее. И она пришла
ко мне в гости. Она не одна, конечно.
Принцессе не полагается ходить без
свиты. Эти узкие длинные часы в деревянном
футляре – вовсе не часы. Это вечный
спутник принцессы, тайный советник… А
это кто? Кто этот незнакомец, худой и
стройный, весь в черном с белым лицом?
Почему мне вдруг пришло в голову, что
это жених принцессы? Ведь влюблен в
принцессу я!.. Прелесть всех этих выдумок
в том, что едва я одену очки, как все
вернется на свое место….»
Здесь
каждое слово, каждая новая мысль полны
особого значения. Ученый потерял очки,
он плохо видит – это то, с чем появляется
на сцене Юлия. «Ужасная вещь быть красивой
и близорукой», - говорит она. Потеря
очков ученому неприятна, но вместе с
этим, я думаю, что-то есть, вроде бы вещи
незначительные: плед, брошенный в кресло,
часы, но ведь вещи эти представляются
полными смысла. Именно так живет
«близорукая» Юлия в кругу людей, которых
она называет «настоящими». Ученому же
кажется, что то, что представилось ему
без очков, - это лишь момент. Он позволил
себе помечтать, пофантазировать – стоит
надеть очки, и все станет на свои места.
Но, оказывается, он был не прав: очки
надеты, а картина, представшая перед
его взором, вопреки ожиданию не изменилась,
более того, раздались голоса тех фигур,
которые, как ему думалось, живут в его
воображении.
Поэтому, когда в действии
пьесы все заговорили о принцессе, ученый,
благодаря своему образному воображению,
еще не зная ее, заранее готов любить ее,
ведь в книгах принцесс всегда любят.
И
вот столкнувшись с настоящей, суровой,
реальной жизнью, ученый «прозрел» и
тени не стало. Все «хватают тень, но тени
нет, пустая мантия повисает на их руках».
«Он скрылся, - говорит ученый, - чтобы
еще и еще раз встать у меня на дороге.
Но я узнаю его, всюду узнаю его». Все,
что происходит между прологом и финалом,
можно обозначить, как процесс узнавания
ученым своей собственной тени, скрытых
до этого для него темных сторон
действительности.
Образ ученого
наиболее сложен в пьесе. С одной стороны,
он стоит рядом с Юлией, Пьетро, принцессой,
с другой, он имеет конкретного противника
– тень, в столкновении с которой показана
та внутренняя борьба, которую в разной
степени испытывают многие действующие
лица. Тень воплотила в себе всю
бесчеловечность, все пороки общества
этой южной страны, которые конкретизированы,
рассредоточены в образах министров,
придворных, Цезаря Борджиа. Не случайно
тень находит очень быстро общий язык
со всеми. В одном из черновиков пьесы
внутренняя общность министров и тени
прямо фиксировалась в тексте – в отзыве
о тени министра финансов. «Идеальный
чиновник, - говорил министр. – Тень,
которая ни к чему не привязана, ни родины,
ни друзей, ни родных, ни любви – отлично.
Конечно, он жаждет власти – ведь от так
долго ползал по земле. Но такое желание
естественно и понятно. Власть нужна ему
не во имя каких-либо идеалов, а для него
лично».
Есть еще один немаловажный
факт. Образ тени, так как он складывался
в начальный период работы Шварца над
пьесой, прямо ассоциировался с фашизмом,
занимавшим в 30-е годы все более значительное
место на политическом горизонте Европы.
О связи тени с фашизмом свидетельствует,
например, разговор с тенью первого
министра в одном из ранних черновиков
пьесы, на это указывают «темные одежды»,
«марширующие отряды», «обучение строю».
Но в дальнейшем Шварц отказался от этого
решения, очевидно, он не хотел представлять
тень только как символ фашизма, а это
было неизбежно, появись в пьесе такие
«говорящие» детали. Поэтому в окончательном
варианте Шварц сделал тень воплощением
всего темного и страшного, что может
получить власть в любой стране. В тени
сконцентрированы те черты, которые в
разной степени рассредоточены в образах
других действующих лиц.
В ученом же
представлено в чистом виде то доброе,
человеческое, разумное, что тоже в разной
мере, но все-таки свойственно реально
действующим лицам в пьесе – Аннунциате,
доктору, Юлии, Пьетро. Политическая
система южной страны ставит их в жесткие
обстоятельства, поэтому в душах этих
героях постоянно идет борьба добрых
побуждений, добрых побуждений и расчетом,
корыстью, соображениями карьеры. Одним
словом, все как в реальной жизни.
Благодаря столкновению с тенью, ученый
по ходу пьесы преодолевает в себе самом
свойственные ему в начале пьесы «теневые»
черты – наивный оптимизм, излишнее
простодушие, он прозревает, узнав свою
тень, приобретает зрелость, мужество,
необходимые в дальнейшей борьбе.
Очень
важный вывод, на мой взгляд, который
нужно сделать, – это то, что для Е.Шварца
в этой пьесе очень важна индивидуальная
человеческая судьба, каждый персонаж
равен по своей значимости другим. Вся
пьеса существует как система монологов,
внутренних голосов, система многоголосности,
в каждом из которых развертывается
тема, заданная для каждого своим «чужим»
сюжетом. В этом писатель следует
драматическим принципам А.П. Чехова и
А.М. Горького. Кстати, А.П.Чехов был самой
глубокой привязанностью Шварца, самой
большой любовью. Он восхищался, как
герои Чехова двигались не в «естественной
последовательности», по «нити
рассказывания», временами скрещиваясь
и перекрещиваясь, а как бы по параллелям,
все вместе, разом, в общем круговороте
жизни.
Шварц акцентирует внимание на
самих героях, их собственной воле,
свободном выборе своей линии поведения
– на преодолении ими «чужого сюжета»
он показал, что зафиксированная в
литературе и истории прошлых эпох победа
зла – тени – явление отнюдь не вечное
и неизменное. Е.Шварц показал и доказал,
что человеческая личность не вмещается
в легенду, сложившуюся некогда – в этом
он видел залог совершенствования мира.
Только в такой системе – взлетов и
падений могли существовать его герои
в своем волшебном городе, по законам,
созданным когда-то Людовиком Мечтательным,
жизнеописание которого рассказала нам
Аннунциата.
Подобный тип связи героев
в пьесе, основанный не на конфликте,
борьбе, а на параллельном движении
определяет и композицию пьесы «Тень».
Развязка, которая всегда играла решающую
роль в выявлении замысла художника,
отошла на второй план. Не финального
потрясения, эмоционального взрыва в
зрительном зале добивался Шварц, его
усилия были направлены на осмысление
читателем и зрителем самого процесса
действия, течения событий.
Поэтому
финальная реплика ученого в окончательном
тексте пьесы (а автор несколько раз
менял концовку «Тени») «Аннунциата, в
путь!» был воспринят скорее как
эмоциональный всплеск, чем логическое
завершение действия. Ни одна сюжетная
линия не поглотила и не подчинила себе
другую. Каждый сюжет предстает в
самостоятельном развитии, но при этом
единство действия сохраняется: оно
возникает за счет того, что в движении
каждого образа происходят сдвиги от
той характеристики, которую мы наблюдали
вначале. То есть, внутренняя целостность
возникла еще раньше, в переплетении
различных сюжетных линий. Отсюда у меня
сразу возникают ассоциации с кино.
Безусловно, Шварц писал пьесу для театра,
но «Тень» мне кажется, настолько
кинематографична, что трудно себе
представить более гибкую пьесу, более
гибкий материал. Спустя более полувека
с написания пьесы, сегодня именно этот
прием мы наблюдаем на экранах – постоянная
смена эпизодов и различные сюжетные
хитросплетенные линии. Гибкая в том
смысле, что «Тень» можно поставить в
каком угодно жанре. Из нее можно сделать
и прелестную сказку, как Н.Кошеверова,
которая экранизировала «Тень» в 1971
году, сделав удивительно красивый
талантливый фильм, который будут любить
всегда, как дети, так и взрослые; можно
«слепить» из этой пьесы немного жесткий,
мелодраматичный, но в то же время легкий
и веселый мюзикл, который поставил
М.Козаков в 1991 году. И пьеса эта в любом
жанре, как пожелает художник, взявшийся
за нее, всегда будет современна, актуальна
и близка современности.
Все-таки
вернемся к финалу пьесы, чтобы разобраться,
что Е.Л. Шварц хотел в нем сказать. Еще
до того момента, как ученый вместе с
Аннунциатой, счастливые и влюбленные
уходят в путь. Реакция большинства на
происходящее скорее внутренняя,
эмоциональная. Растерялись перед ученым
министры, Цезарь Борджиа, Пьетро усомнился
в верности своих прежних представлений.
Доктор роется в книгах, ищет средство
спасти ученого и сообщает ему, что если
сказать «тень, знай свое место», то она
на время превратится в тень, Юлия
колеблется, не жалея выполнять приказ
министра финансов. Но быть последовательными
до конца они пока еще не могут, на это
способен только ученый. Развитие его
сюжетной линии накладывает отпечаток
на все остальные, происходящие в душе
других героев, доводит их до логического
завершения.
Может показаться, что в
финале «Тени» нет окончательной
завершенности конфликта, и это не
недостаток пьесы, а ее особое качество.
Шварц показывает читателю то, к чему
пришел ученый и это должно стать основой
поведения для тех, кому приоткрылась в
этот момент истина, для тех, кто колебался.
Но это дело будущего, и «в путь!» ученого
относится не только к Аннунциате, но и
к другим действующим лицам, и к читателям,
и к сидящим в зале.
Своей целью в
написании финала этой пьесы Е.Л.Шварц
видел не только счастливый конец
разворачивающейся в течение всех
действий любовной линии (ученый уходит
с простой девушкой, хотя принцесса
просит его остаться, но теперь он,
«спустившись с небес на землю», понимает,
кто ему по-настоящему дорог, кто был и
будет ему всегда верен, кто не может,
как и он выносить лжи и следовать
общепринятому, если ему это неприятно),
ему было важно показать исчезновение
тени на фоне далеких от идеальных
представлений о человеке образа
большинства действующих лиц. Здесь нет
плохих и хороших, как и главных и
второстепенных героев, ему не хотелось
успокаивать зрителя достижением всеобщей
гармонии, напротив этим «в путь» писатель
указывает на необходимость ее достижения.
Ученый покидал маленькую южную страну,
«…увы! – похожую на все страны в мире»,
он покидал сказку ради жизни. «В сказках,
- говорил он Аннунциате еще в начале, -
все гораздо проще». Вот так вот, благодаря
усилиям человека со стороны, изменилась
жизнь маленького южного сказочного
города.
Если бы только можно было,
по аналогии с «комедией положений» и
«комедией характеров», говорить также
о «сказке положений» и «сказке характеров»,
следовало бы признать, что в основном
и главном Шварц был горячим и убежденным
приверженцем «сказки характеров» –
сказки, в которой живут, действуют, любят
и ненавидят люди различных душевных
складов, убеждений и принципов,
поучительные своей психологической
достоверностью и жизненностью. Эту свою
приверженность Шварц доказал всеми
наиболее зрелыми и совершенными своими
произведениями. Хитросплетения
фантастических происшествий, сюжетные
неожиданности и сказочные чудеса никогда
не становились для него самоцелью.
Наоборот, острая и умная наблюдательность
писателя, никогда не слабеющий интерес
к внутреннему миру людей, открывали и
всегда будут открывать читателям доступ
в самые волшебные из его сказок.
Сказка
учит на прошлом и зовет в будущее, она
всегда лучше реальности, так как толкает
на какие-то поступки, которые мы забыли.
«В сказке, - писал Шварц, - очень удобно
укладываются рядом обыкновенное и
чудесное и легко понимаются, если
смотреть на сказку, как на сказку. Как
в детстве. Не искать в ней скрытого
смысла. Сказка рассказывается не для
того, чтобы скрыть, а для того, чтобы
открыть, сказать во всю силу, во весь
голос то, что думаешь».
6.
Заключение
В заключении - замечательные
слова Н.П. Акимова. Вот, что режиссер
говорил о драматургии Е.Л.Шварца:
«…На
свете есть вещи, которые производятся
только для детей: всякие пищалки,
скакалки, лошадки на колесиках и
т.д.
Другие вещи фабрикуются только
для взрослых: бухгалтерские отчеты.
Машины, танки, бомбы, спиртные напитки
и папиросы.
Однако трудно определись,
для кого существуют солнце, море, песок
на пляже, цветущая сирень, ягоды, фрукты
и взбитые сливки?
Вероятно – для всех!
И дети, и взрослые одинаково это любят.
Так и с драматургией.
Бывают пьесы
исключительно детские. Их ставят только
для детей, и взрослые не посещают такие
спектакли.
Много пьес пишется специально
для взрослых, и, даже если взрослые не
заполняют зрительного зала, дети не
очень рвутся на свободные места.
А вот
у пьес Евгения Шварца, в каком бы театре
они ни ставились, такая же судьба, как
у цветов, морского прибоя и других даров
природы: их любят все, независимо от
возраста…..
Скорее всего, секрет успеха
сказок Шварца заключен в том, что,
рассказывая о волшебниках, принцессах,
говорящих котах, о юноше, превращенном
в медведях, он выражает наши мысли о
справедливости, наше представление о
счастье, наши взгляды на добро и зло. В
том, что его сказки – настоящие современные
актуальные пьесы». И так будет всегда.
Главное, не забывать следовать советам
Доктора из «Тени»: «научиться смотреть
на мир сквозь пальцы, махать на все рукой
и овладеть искусством пожимать плечами».
7.Список использованной литературы
1. Е.Л. Шварц «Тень»
2. Е.Л. Шварц «Дракон»
3. Е.Л. Шварц «Голый король»
4. Н.П. Акимов «О театре»
5. Н.П. Акимов «Не только о театре»
6. Г.-Х. Андерсен «Сказки»
7. Н.Чуковский «Мы знали Евгения Шварца»
8. А.Шамиссо «Необычайные приключения Петера Шлемиля»
Сочинение
Драма – особый род художественной словесности. Его основные признаки – это диалогическая форма и наглядное изображение действия. Если эпос повествует о людях, событиях, в которых они участвуют, обстановке, в которой эти события происходят, если лирика выражает переживание человека, то драма показывает события и раскрывает характеры действующих лиц не через авторские оценки, а через их собственные высказывания и поступки. Поэтому авторское присутствие в драме приобретает специфическую форму – форму ремарок. Ремарки могут быть разными. К ним относятся первые комментарии, которые автор дает относительно каждого действующего лица, описания обстановки, в которой действуют персонажи, замечания автора, сопровождающие реплики героев.
Пойдем с первой страницы. Если мы обратимся к списку действующих лиц, то увидим, что автор не дает почти никаких комментариев. В первой ремарке первого действия мы тоже не замечаем особой конкретики. Но внимательный читатель может понять, что в этом и кроется авторский замысел. Действие, по указанию автора, происходит в некоей «южной стране», другими словами – не столь важно где. Действие не привязано к определенному государству, к определенному историческому периоду. В списке действующих лиц лишь немногие наделены именами, большинство обозначены их «должностями»: первый министр, министр финансов, доктор, придворные. Все это указывает на то, что автор изначально выводит некоторое обобщение: события, которые мы увидим, отношения, в которые вступят персонажи, актуальны для любой страны, в любую историческую эпоху. Кроме того, автор вводит сразу и далее в тексте сказочные элементы: в произведении присутствуют Принцесса, людоеды, Мальчик‑с‑пальчик. Как известно, свои сказки есть у каждого народа, но во всех в них отражены одни и те же общечеловеческие истины. То есть продолжается мотив обобщения, мудрости, содержащейся в тексте и годной для всех.
Надо отметить, что автор скуп на ремарки, но все же они в какой‑то степени создают второй план образа персонажей. Авторская позиция проявляется и в том, что всех персонажей пьесы можно распределить по группам. Это изначально положительные герои – Ученый и влюбленная в него Аннунциата, однозначно отрицательные герои – Тень, Министр финансов и Первый министр. Но больше всего героев, которые «действуют по обстоятельствам». Они не плохи, пока ничто не задевает их, они готовы совершать добрые поступки или хотя бы не совершать плохих, если это не ущемляет их интересов. К ним относятся Пьетро – людоед и нежно любящий отец одновременно, Цезарь Борджиа – тип пронырливого журналиста, который плох «по долгу службы», Юлия Джулии – далеко не плохая женщина, но поставившая на первое место свою славу певицы и постоянно из‑за этого идущая на компромиссы, которые ей самой неприятны. Автор называет ее так, что как бы ее указывает на ее замкнутость на себе: и само имя, и фамилия лишь звуковые вариации одного и того же имени. Автор же наделяет ее плохим зрением, это внешне выглядит некоторым кокетством, но может символически означать вынужденную душевную близорукость Юлии. Она старается создать образ слабой, ранимой женщины, которой подчас просто не под силу разглядеть плохого в плохом.
Аннунциата описывается автором как очень подвижная девушка, она кажется чересчур скромной и покорной, постоянно делает книксены Ученому, но затем, как бы противореча этому, оказывается смелой, сильной и верной подругой. Так автор использует контраст, который оборачивается приятным для читателя открытием. Ученый в начале пьесы с помощью ремарок описывается как мягкий, неуверенный, рассеянный человек. Он посмеивается над самим собой, постоянно теряет очки. В конце уже исчезают эти замечания, выдержав испытания, он становится крепче духом.
При первом появлении Доктора автор дает нам понять в ремарке, что герой этот далеко не однозначен, это «молодой человек, в высшей степени угрюмый и сосредоточенный». Затем мы узнаем, что эта постоянная угрюмость не поза, но следствие того, что он был вынужден скрыть свою истинную личность, свой талант, чтобы не оказаться изгоем в этой «южной стране».
Ремарки, сопровождающие появление персонажей из группы отрицательных, рассчитаны на создание комического эффекта. Первый министр – уверенный румяный толстячок, Министр финансов отвратителен и внешне, и внутренне. Его напускное величие комически развенчивается в сцене разговора с Юлией, когда лакеи по его приказу придают ему позы, выражающие его чувства: позу крайнего возмущения, позу крайнего удивления.
Поведение Тени полностью противоположно поведению Ученого. Его действия сопровождаются ремарками, указывающими на его частые поклоны, затем – на его любовь к манерным, изящным жестам.
Итак, мы видим, что в драматическом произведении также возможно вычленить позицию автора, более того, это необходимо, чтобы воспринять произведение во всей его целостности.
