Вклад дениса фонвизина в развитие русского литературного языка - фонвизин - персональный уголок писателя - каталог файлов - учитель словесности. «Художественный метод Фонвизина

Сочинение


Роль Фонвизина как художника-драматурга и автора сатирических очерков в развитии русской литературы огромна, так же, как плодотворное влияние, оказанное им на множество русских писателей не только XVIII, но и первой половины XIX столетия. Не только политическая прогрессивность творчества Фонвизина, но и художественная его прогрессивность определили то глубокое уважение и интерес к нему, которые достаточно явственно проявил Пушкин.

Элементы реализма возникали в русской литературе 1770–1790-х годов одновременно на разных ее участках и разными путями. Такова была основная тенденция развития русского эстетического мировоззрения этого времени, готовившего – на первом этапе – будущий пушкинский этап ее. Но Фонвизин сделал в этом направлении больше других, если не говорить о Радищеве, пришедшем после него и не без зависимости от его творческих открытий, потому что именно Фонвизин впервые поставил вопрос о реализме как принципе, как системе понимания человека и общества.

С другой стороны, реалистические моменты в творчестве Фонвизина были чаще всего ограничены его сатирическим заданием. Именно отрицательные явления действительности он умел понять в реалистическом плане, и это сужало не только охват тем, воплощенных им в новой открытой им манере, но сужало и самую принципиальность его постановки вопроса. Фонвизин включается в этом отношении в традицию «сатирического направления», как его назвал Белинский, составляющего характерное явление именно русской литературы XVIII столетия. Это направление своеобразно и едва ли не раньше, чем это могло быть на Западе, подготовляло образование стиля критического реализма. Само по себе оно выросло в недрах русского классицизма; оно было связано со специфическими формами, которые приобрел классицизм в России; оно в конце концов взорвало принципы классицизма, но его происхождение от него же очевидно.

Фонвизин вырос как писатель в литературной среде русского дворянского классицизма 1760-х годов, в школе Сумарокова и Хераскова. На всю жизнь его художественное мышление сохраняло явственный отпечаток влияния этой школы. Рационалистическое понимание мира, характерное для классицизма, сильно сказывается в творчестве Фонвизина. И для него человек – чаще всего не столько конкретная индивидуальность, сколько единица в социальной классификации, и для него, политического мечтателя, общественное, государственное может целиком поглотить в образе человека личное. Высокий пафос социального долга, подчиняющий в сознании писателя интересы к «слишком человеческому» в человеке, и Фонвизина заставлял видеть в своем герое схему гражданских добродетелей и пороков; потому что и он, как другие классики, понимал самое государство и самый долг перед государством не исторически, а механистично, в меру метафизической ограниченности просветительского мировоззрения XVIII столетия вообще. Отсюда, Фонвизину были свойственны великие достоинства классицизма его века: и ясность, четкость анализа человека как общего социального понятия, и научность этого анализа на уровне научных достижений его времени, и социальный принцип оценки человеческих действий и моральных категорий. Но были свойственны Фонвизину и неизбежные недостатки классицизма: схематизм абстрактных классификаций людей и моральных категорий, механистичность представления о человеке как конгломерате отвлеченно-мыслимых «способностей», механистичность и отвлеченность самого представления о государстве как норме социального бытия.

У Фонвизина многие персонажи строятся не по закону индивидуального характера, а по заранее данной и ограниченной схеме морально-социальных норм. Мы видим сутягу, – и только сутягу Советника; галломана Иванушку, – и весь состав его роли построен на одной-двух нотах; солдафона Бригадира, но, кроме солдафонства, и в нем мало характерных черт. Таков метод классицизма – показывать не живых людей, а отдельные пороки или чувства, показывать не быт, а схему социальных взаимоотношений. Персонажи в комедиях, в сатирических очер-, ках Фонвизина схематизируются. Самая традиция называть их «значащими» именами вырастает на основе метода, сводящего содержание характеристики персонажа по преимуществу к той самой черте, которая закреплена его именем. Появляется взяточник Взяткин, дурак Слабоумов, «халда» Халдина, сорванец Сорванцов, правдолюбец Правдин и т.д. При этом в задачу художника входит именно не столько изображение отдельных людей, сколько изображение социальных отношений, и эта задача могла выполняться и выполнялась Фонвизиным блестяще. Социальные отношения, понятые в применении к идеальной норме государства, определяли содержание человека только критериями этой нормы.

Субъективно дворянский характер нормы государственного бытия, построенной школой Сумарокова–Панина, определил и черту, характерную для русского классицизма: он органически делит всех людей на дворян и «прочих». В характеристику дворян включены признаки их способностей, моральных наклонностей, чувств и т.п., – Правдин или Скотинин, Милон или Простаков, Добролюбов или Дурыкин; такова же дифференциация их характеристик в тексте соответствующих произведений. Наоборот, «прочие», «неблагородные» характеризуются прежде всего своей профессией, сословием, местом в системе общества, – Кутейкин, Цыфиркин, Цезуркин и т.д. Дворяне для этой системы мысли все же люди по преимуществу; или – у Фонвизина – наоборот: лучшие люди должны быть дворянами, а Дурыкины – дворяне лишь по имени; остальные выступают в качестве носителей общих черт своей социальной принадлежности, оцениваемой положительно или отрицательно в зависимости от отношения данной социальной категории к политической концепции Фонвизина, или же Сумарокова, Хераскова и т.д.

Для писателя-классициста типично самое отношение к традиции, к отстоявшимся ролям-маскам литературного произведения, к привычным и постоянно повторяющимся стилистическим формулам, представляющим собою отстоявшийся коллективный опыт человечества (характерно здесь антииндивидуалистическое отношение автора к творческому процессу). И Фонвизин свободно оперирует такими готовыми, данными ему готовой традицией формулами и масками. Добролюбов в «Бригадире» повторяет идеальных влюбленных комедий Сумарокова, Советник подьячий пришел к Фонвизину из сатирических статей и комедий того же Сумарокова, так же как петиметрша-Советница фигурировала уже в пьесах и статьях до фонвизинской комедии. Фонвизин, в пределах своего классического метода, не ищет новых индивидуальных тем. Мир представляется ему давно расчлененным, разложенным на типические черты, общество – расклассифицированным «разумом», предопределившим оценки и застывшие конфигурации «способностей» и социальных масок. Самые жанры отстоялись, предписаны правилами и продемонстрированы образцами. Сатирическая статья, комедия, торжественная похвальная речь высокого стиля (у Фонвизина – «Слово на выздоровление Павла») и т.д. – все незыблемо и не требует изобретательства автора, задача его в этом направлении – сообщить русской литературе лучшие достижения мировой литературы; эта задача обогащения русской культуры тем успешнее решалась Фонвизиным, что он понимал и чувствовал специфические черты самой русской культуры, преломлявшей по-своему то, что шло с Запада.

Комедия «Недоросль» признана лучшим произведением выдающегося русского драматурга Д. И. Фонвизина. В ней писатель правдиво изобразил русскую крепостническую действительность, выставил ее, по словам В. Г. Белинского, «как бы на позор, во всей наготе, во всем ужасающем безобразии».

Жестокость и произвол помещиков заявляют о себе в комедии Фонвизина «во весь голос». Крепостники, подобные Простаковой и Скотинину, творят свои беззакония в полной уверенности в собственной правоте. Поместное дворянство совершенно забыло о чести, совести, гражданском долге. Помещики с тупым пренебрежением относятся к культуре и просвещению, трактуют законы, исходя только из собственной выгоды, по собственному усмотрению и пониманию. А понимать эти законы невежественным, безграмотным крепостникам попросту не дано: например, в Указе о вольности дворянства Простакова видит только подтверждение права дворянина высечь своего слугу, « когда захочет ». Огорчает ее в отношении своих крестьян лишь «несправедливость». «С тех пор как все, что у крестьян ни было, мы отобрали, ничего уже содрать не можем. Такая беда!» - жалуется Простакова брату.

Стараясь придать яркость и убедительность образам, Фонвизин раскрывает особенности их характера не только с помощью изображения поведения, поступков, взглядов на жизнь, но и с помощью метких речевых характеристик. Персонажи комедии, прежде всего отрицательные, наделены меткой, глубоко индивидуализированной речью, резко отличающей каждого из них от остальных героев и подчеркивающей основные черты, основные недостатки и пороки того или иного человека.

Речь всех действующих лиц в «Недоросле» различается как по-лексическому составу, так и по интонации. Создавая своих героев, наделяя их яркими языковыми особенностями, Фонвизин широко использует все богатство живой народной речи. Он вводит в произведение многочисленные народные пословицы и поговорки, широко использует простонародные и бранные слова и выражения.

Наиболее яркими и выразительными являются языковые характеристики поместного дворянства. Вчитываясь в слова, произнесенные этими героями, просто невозмояшо не угадать, кому они принадлежат. Речь персонажей невозможно спутать, как невозможно спутать с кем-то самих героев - настолько это яркие, колоритные фигуры. Так, Простакова - властная, деспотичная, жестокая, подлая помещица. В то же время она невероятно лицемерна, способна приспосабливаться к ситуациям, менять свои взгляды исключительно с целью собственной выгоды. Эта жадная, хитрая госпожа на самом деле оказывается трусливой и беспомощной.

Все указанные выше черты Простаковой наглядно иллюстрирует ее речь - грубая и злобная, насыщенная бранными словами, руганью и угрозами, подчеркивающая деспотизм и невежество помещицы, ее бездушное отношение к крестьянам, которых она не считает за людей, с которых сдирает «три шкуры» и при этом возмущается и попрекает их. «По пяти рублей на год да по пяти пощечин на день» получает от нее Еремеевна, верная и преданная служанка и нянька («мама») Митрофана, которую Простакова называет «старой хрычовкой», «скверной харей», «собачьей дочерью», «бестией», «канальей» . Возмущена Простакова и девкой Палашкой, что лежит и бредит, ваболев, «как будто благородная». «Мошенник», «скот», «воровская харя» - эти слова обрушивает Простакова на голову крепостного Тришки, сшившего «изряднехонько» кафтан «дитяти» Митрофану. В этом сама Простакова уверена в своей правоте, по невежеству она просто не способна понять, что скрестьянами должно обращаться как-то иначе, что они тоже люди и заслуживают соответствующего отношения. «Все сама управляюсь, батюшка. С утра до вечера, как за язык подвешена, рук не докладываю: то бранюсь, то дерусь; тем и дом держится, мой батюшка!» - доверительно сообщает помещица чиновнику Правдину.

Характерно, что речь этой лицемерной госпожи способна совершенно менять свою окраску в разговорах с людьми, от которых она зависит: здесь ее язык приобретает льстивые, хитрые интонации, она перемежает разговор постоянными заискиваниями и хвалебным и словами. При встрече гостей речь Простаковой приобретает налет * светскости » (« рекомендую вам дорогого гостя », « милости просим »), а в униженных причитаниях, когда после неудавшегося похищения Софьи она вымаливает себе прощение, речь ее близка к народной («Ах, мои батюшки, повинную голову меч не сечет. Мой грех! Не погубите меня. (К Софье.). Мать ты моя родная, прости меня. Умилосердись надо мною (указывая на мужа и сына) и над бедными сиротами»).

Меняется речь Простаковой и в те моменты, когда она общается с сыном, Митрофанушкой: «Век живи, век учись, друг мой сердешный!», «душенька». Эта деспотичная помещица любит сына и потому обращается к нему ласково, временами наивно и даже униженно: «не упрямься, душенька. Теперь-то себя и показать», «Ты, благодаря Бога, столько уже смыслишь, что и сам взведешь деточек» . Но даже в этом случае Простакова, будучи в девичестве Ск-тининой, проявляет животную сущность: «Слыхано ли, чтоб сука щенят своих выдавала?» Встречаются в ее грубой, часто примитивной речи и меткие пословичные выражения («как за язык подшчпена», «где гнев, тут и милость», «повинную голову меч не сечет»). Но главная отличительная черта речи Простаковой - частое употребление просторечий («первоет», «деушка», «арихмети-ка», «ребенок», «пота его и понежить») и вульгаризмов («...а ты, бестия, остолбенела, а ты не впилась братцу в харю, а ты не раздернула ему рыла по уши...»).

В образе другого помещика, брата Простаковой Тараса Скотинина, все говорит о его «животной» сущности, начиная с самой фамилии и заканчивая собственными признаниями героя в том, что свиней он любит больше, чем людей. Это о таких как он еще за десять лет до появления «Недоросля» поэт А. П. Сумароков сказал: «Ах, должно ли людьми скотине обладать? » Скотинин еще более жесток в обращении с крепостными, чем его сестра, он изворотливый, расчетливый и хитрый хозяин, ни в чем не упускающий своей выгоды и использующий людей исключительно в целях наживы. «Не будь я Тарас Скотинин, - заявляет он, - если у меня не всякая вина виновата. У меня в этом, сестрица, один обычай с тобою... а всякий убыток... сдеру с своих же крестьян, так и концы в воду». В речи таких помещиков, как Скотинин, прослеживается уверенность уже не только в собственной правоте, но и в абсолютной вседозволенности и безнаказанности.

Речь других отрицательных персонажей также служит раскрытию их социально-психологической сущности, она характерна и достаточно индивидуализирована, хотя и уступает языку Простаковой в разнообразии. Так, отец Митрофанушки, Простаков, в сцене знакомства со Стародумом представляется: «Я женин муж», подчеркивая этим свою полную зависимость от жены, отсутствие собственного мнения, собственной жизненной позиции. Он совершенно не имеет никакого самостоятельного значения. Как и его жена, он невежествен, о чем свидетельствует его безграмотная речь. Забитый грозной супругой, Простаков восторженно говорит о сыне: «то-то умное дитя, то-то разумное». Но мы-то понимаем, что об уме Митрофанушки, вобравшего в себя все уродливые черты своих родителей, не приходится и говорить. Он не способен даже отличить истинные слова от откровенной издевки. Так, читая церковнославянский тексту предложенный ему учителем, Кутейкиным, Митрофан читает: «Аз же есмь червь». А после комментария учителя: «Червь, сиречь животина, скот», покорно произносит: «Аз есмь скот» и повторяет после Кутейкина: «А не человек».

Так же ярок и индивидуализирован язык учителей Митрофана: солдатский жаргон в речи Цыфиркина, цитаты (часто неуместные) из Священного Писания у Кутейкина, чудовищный немецкий акцент бывшего кучера Вральмана. Особенности их речи позволяют безошибочно судить и о той социальной среде, откуда вышли эти учителя, и о культурном уровне тех, кому доверено воспитание Митрофана. Неудивительно, что Митрофанушка так и остался недорослем, не получив в ходе обучения ни полезных знаний, ни достойного воспитания.

Основуречи положительных действующих лиц составляют « прапильные», книжные обороты. Стародум часто использует афоризмы («тщетно звать врача к больным неисцельно», «наглость в женщине есть вывеска порочного поведения» и др.) и архаизмы. Исследователи отмечают также прямые «заимствования» в речи Стародума из прозаических произведений самого Фонвизина, и это вполне закономерно, ведь именно Стародум выражает в комедии авторскую позицию. Для Правдина характерными являются канцеляризмы, а в языке молодых людей Милона и Софьи встречаются сентиментальные обороты («тайна сердца моего», «таинство души моей», «трогает мое сердце»).

Говоря об особенностях языка героев Фонвизина, нельзя не упомянуть служанку и няню Митрофана Еремеевну. Это яркий индивидуальный характер, обусловленный определенными социальными и историческими обстоятельствами. По принадлежности к низшему сословию, Еремеевна безграмотна, но ее речь глубоко народная, впитавшая в себя лучшие черты простого русского языка - искреннего, открытого, образного. В ее горестных высказываниях особенно ярко чувствуется униженное положение служанки в доме Простаковых. «Сорок лет служу, а милость вся та же... - жалуется она. - ...По пяти рублей на год да по пяти пощечин на день». Однако, несмотря на такую несправедливость, она остается верной и преданной своим хозяевам.

Своеобразием отличается речь каждого героя комедии. В этом особенно ярко проявилось удивительное мастерство писателя-сатирика. Богатство языковых средств, использованных в комедии «Недоросль», говорит о том, что Фонвизин прекрасно владел словарем народной речи и был хорошо знаком с народным творчеством. Это помогло ему, по справедливому утверждению критика П. Н. Беркова, создать правдивые, жизненные образы.

Хакасский государственный университет

им. Н.Ф. Катанова

Институт филологии (русский язык и литература)

РЕФЕРАТ

Тема : Проза Д.И. Фонвизина в истории русского литературного языка

Вы полнил: Феськов К.В.

группа 4б

Вклад Д.И. Фонвизина в развитие русского литерату-

рного языка …………………………………………………………………………………………………… 03

Особенности языка комедий Д.И. Фонвизина на при-

мере комедии «Недоросль» ………………………………………….…………………… 04

Язык прозы Д.И. Фонвизина ……………………………………………………………… 05

Вывод …………………………………………………………………………………………………………………… 08

Библиография ………………………………………………………………………………………………… 09

ВКЛАД Д.И. ФОНВИЗИНА В РАЗВИТИЕ РУССКОГО

ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА

Одним из писателей, которые сыграли значительную роль в развитии русского литературного языка на новом этапе, был Денис Иванович Фонвизин.

Во второй половине XVIII в. пышное многословие, риторическая торжественность, метафорическая отвлеченность и обязательная украшенность постепенно уступали место краткости, простоте, точности.

В языке его прозы широко используется народно-разговорная лексика и фразеология; в качестве строительного материала предложений выступают различные несвободные и полусвободные разговорные словосочетания и устойчивые обороты; происходит столь важное для последующего развития русского литературного языка объединение «простых российских» и «славенских» языковых ресурсов .

Им разрабатывались языковые приемы отражения действительности в ее самых разнообразных проявлениях; намечались принципы построения языковых структур, характеризующих «образ рассказчика». Наметились и получили первоначальное развитие многие важные свойства и тенденции, которые нашли свое дальнейшее развитие и получили полное завершение в пушкинской реформе русского литературного языка.

Повествовательный язык Фонвизина не замыкается в разговорной сфере, по своим выразительным ресурсам и приемам он гораздо шире, богаче. Безусловно ориентируясь на разговорный язык, на «живое употребление» как основу повествования, Фонвизин свободно использует и «книжные» элементы, и западноевропейские заимствования, и философско-научную лексику и фразеологию. Богатство используемых языковых средств и разнообразие приемов их организации позволяют Фонвизину создавать на общей разговорной основе различные варианты повествования.

Фонвизин был первым из русских писателей, который понял, описав сложные взаимоотношения и сильные чувства людей просто, но точно можно достичь большего эффекта, чем с помощью тех или иных словесных ухищрений.

Нельзя не отметить заслуг Фонвизина в разработке приемов реалистического изображения сложных человеческих чувств и жизненных конфликтов.

ОСОБЕННОСТИ ЯЗЫКА КОМЕДИЙ Д.И. ФОНВИЗИНА

НА ПРИМЕРЕ КОМЕДИИ «НЕДОРОСЛЬ»

В комедии «Недоросль» использованы инверсии: «раба гнусных страстей его »; риторические вопросы и восклицания: «как ей учить их благонравию? »; усложненный синтаксис: обилие придаточных предложений, распространенных определений, причастных и деепричастных оборотов и других характерный средств книжной речи. Использует слова эмоционально-оценочного значения: душевный , сердечный , развращенный тиран .

Фонвизин избегает натуралистических крайностей низкого стиля, которых не могли преодолеть многие современные выдающиеся комедиографы. Он отказывается от грубых, нелитературных речевых средств. При этом постоянно сохраняет и в лексике, и в синтаксисе черты разговорности.

Об использовании приемов реалистической типизации свидетельствуют и колоритные речевые характеристики, созданные путем привлечения слов и выражений, употреблявшихся в военном быту; и архаическая лексика, цитаты из духовных книг; и ломанная русская лексика.

Между тем язык комедий Фонвизина, несмотря на свое совершенство, все же не выходил за рамки традиций классицизма и не представлял собой принципиально нового этапа в развитии русского литературного языка. В комедиях Фонвизина сохранялось четкое разграничение языка отрицательных и положительных персонажей. И если в построении языковых характеристик отрицательных персонажей на традиционной основе использования просторечия писатель достигал большой живости и выразительности, то языковые характеристики положительных персонажей оставались бледными, холодно-риторичными, оторванными от живой стихии разговорного языка.

ЯЗЫК ПРОЗЫ Д.И. ФОНВИЗИНА

В отличие от языка комедии язык прозы Фонвизина представляет собой значительный шаг вперед в развитии русского литературного языка, здесь укрепляются и получают дальнейшее развитие тенденции, наметившиеся в прозе Новикова.

В «Письмах из Франции» Довольно богато представлена народно-разговорная лексика и фразеология, особенно те ее группы и категории, которые лишены резкой экспрессивности и в большей или меньшей степени близки к «нейтральному» лексико-фразеологическому слою: «С приезда моего сюда я ног не слышу… »; «Мы изрядно поживаем »; «Куда не поди, везде полнешенько ».

Есть так же слова и выражения отличные от приведенных выше, они наделены той специфической экспрессивностью, которая позволяет квалифицировать их как просторечные: «Оба сии местечка я даром не возьму »; «При въезде в город ошибла нас мерзкая вонь ».

Наблюдения над народно-разговорной лексикой и фразеологией в «Письмах из Франции» дают возможность сделать три основных вывода.

Во-первых, эта лексика и фразеология, особенно в той ее части, которая ближе к «нейтральному» лексико-фразеологическому слою, чем к просторечию, свободно и довольно широко используются в письмах.

Во-вторых, употребление народно-разговорной лексики и фразеологии отличается поразительной для того времени тщательностью отбора. Еще более важно и показательно то, что подавляющее большинство использованных Фонвизиным в «Письмах из Франции» просторечных слов и выражений нашло себе постоянное место в литературном языке, и с тем или иным специальным стилистическим «заданием», а нередко и просто наряду с «нейтральным» лексико-фразеологическим материалом эти выражения широко использовались в литературе более позднего времени.

В-третьих, тщательный отбор народно-разговорной лексики и фразеологии теснейшим образом связан с изменением, преобразованием стилистических функций этого лексико-фразеологического слоя в литературном языке.

Стилистически противоположный народно-разговорному лексико-фразеологический слой - «славянизмы» - отличается теми же главными чертами употребления. Во-первых, они также используются в письмах, во-вторых, они подвергнуты довольно строгому отбору, в-третьих, их роль в языке «Писем из Франции» далеко не полностью совпадает с той ролью, которая отводилась им теорией трех стилей.

Отбор проявился в том, что в «Письмах из Франции» мы не найдем «славянизмов» архаических, «обветшалых». Славянизмы, вопреки теории трех стилей, довольно свободно сочетаются с «нейтральными» и разговорными элементами, утрачивают в значительной степени свою «высокую» окраску, «нейтрализуются» и выступают уже не как специфическая примета «высокого стиля», а просто как элементы книжного, литературного языка.

Приведем примеры: «каково мне было слышать ее восклицания »; «жена его такая алчная к деньгам… »; «корчем, возмущающих человеческое обоняние нестерпимым образом ».

Народно-разговорные слова и выражения свободно сочетаются не только со «славянизмами», но и с «европеизмами» и «метафизической» лексикой и фразеологией: «здесь за все про все аплодируют »; «Словом, война хотя формально и не объявлена, но сего объявления с часу на час ожидают ».

Выработанные в «Письмах из Франции» черты литературного языка получили дальнейшее развитие в художественной, научной, публицистической и мемуарной прозе Фонвизина. Но два момента все же заслуживают внимания.

Во-первых, следует подчеркнуть синтаксическое совершенство прозы Фонвизина. У Фонвизина мы находим не отдельные удачно построенные фразы, а обширные контексты, отличающиеся разнообразием, гибкостью, стройностью, логической последовательностью и ясностью синтаксических конструкций.

Во-вторых, в художественной прозе Фонвизина получает дальнейшее развитие прием повествования от лица рассказчика, прием создания языковых структур, служащих средством раскрытия образа.

ВЫВОД

Анализ различных произведений Д.И. Фонвизина позволяют говорить о, безусловно, важной роли его в становлении и усовершенствовании русского литературного языка.

Отметим основные моменты.

1. Стал продолжателем традиций Новикова. Занимался дальнейшим развитием приема повествования от первого лица.

2. Сделал решительный переход от традиций классицизма к новым принципам построения языка прозы.

3. Проделал большую работу по введению в литературный язык народно-разговорной лексики и фразеологии. Практически все использованные им слова нашли свое постоянное место в литературном языке.

5. Предпринял попытку нормировать употребление «славянизмов» в языке.

Но, несмотря на все языковое новаторство Фонвизина, все же еще проскакивают в его прозе некоторые архаические элементы и сохраняются отдельные необорванные ниточки, связывающие его с предшествующей эпохой.

1. Горшков А.И. «О языке Фонвизина – прозаика»//Русская речь. – 1979. - №2.

2. Горшков А.И. «История русского литературного языка», М.: Высшая школа, - 1969.

Одним из писателей, которые сыграли значительную роль в развитии русского литературного языка на новом этапе, был Денис Иванович Фонвизин. Во второй половине XVIII в. пышное многословие, риторическая торжественность, метафорическая отвлеченность и обязательная украшенность постепенно уступали место краткости, простоте, точности.

В языке его прозы широко используется народно-разговорная лексика и фразеология; в качестве строительного материала предложений выступают различные несвободные и полусвободные разговорные словосочетания и устойчивые обороты; происходит столь важное для последующего развития русского литературного языка объединение “простых российских” и “славянских” языковых ресурсов.

Им разрабатывались языковые приемы отражения действительности в ее самых разнообразных проявлениях; намечались принципы построения языковых структур, характеризующих “образ рассказчика”. Наметились и получили первоначальное развитие многие важные свойства и тенденции, которые нашли свое дальнейшее развитие и получили полное завершение в пушкинской реформе русского литературного языка.

Повествовательный язык Фонвизина не замыкается в разговорной сфере, по своим выразительным ресурсам и приемам он гораздо шире, богаче. Безусловно, ориентируясь на разговорный язык, на “живое употребление” как основу повествования, Фонвизин свободно использует и “книжные” элементы, и западноевропейские заимствования, и философско-научную лексику и фразеологию. Богатство используемых языковых средств и разнообразие приемов их организации позволяют Фонвизину создавать на общей разговорной основе различные варианты повествования.

Фонвизин был первым из русских писателей, который понял, описав сложные взаимоотношения и сильные чувства людей просто, но точно, можно достичь большего эффекта, чем с помощью тех или иных словесных ухищрений. Нельзя не отметить заслуг Фонвизина в разработке приемов реалистического изображения сложных человеческих чувств и жизненных конфликтов.

В комедии “Недоросль” использованы инверсии: “раба гнусных страстей его”; риторические вопросы и восклицания: “как ей учить их благонравию?”; усложненный синтаксис: обилие придаточных предложений, распространенных определений, причастных и деепричастных оборотов и других характерный средств книжной речи.

Использует слова эмоционально-оценочного значения: душевный, сердечный, развращенный тиран. Фонвизин избегает натуралистических крайностей низкого стиля, которых не могли преодолеть многие современные выдающиеся комедиографы. Он отказывается от грубых, нелитературных речевых средств. При этом постоянно сохраняет и в лексике, и в синтаксисе черты разговорности. Об использовании приемов реалистической типизации свидетельствуют и колоритные речевые характеристики, созданные путем привлечения слов и выражений, употреблявшихся в военном быту; и архаическая лексика, цитаты из духовных книг; и ломанная русская лексика.

Между тем язык комедий Фонвизина, несмотря на свое совершенство, все же не выходил за рамки традиций классицизма и не представлял собой принципиально нового этапа в развитии русского литературного языка. В комедиях Фонвизина сохранялось четкое разграничение языка отрицательных и положительных персонажей. И если в построении языковых характеристик отрицательных персонажей на традиционной основе использования просторечия писатель достигал большой живости и выразительности, то языковые характеристики положительных персонажей оставались бледными, холодно-риторичными, оторванными от живой стихии разговорного языка.

В отличие от языка комедии язык прозы Фонвизина представляет собой значительный шаг вперед в развитии русского литературного языка, здесь укрепляются и получают дальнейшее развитие тенденции, наметившиеся в прозе Новикова. Произведением, ознаменовавшим решительный переход от традиций классицизма к новым принципам построения языка прозы в творчестве Фонвизина, явились знаменитые “Письма из Франции”.

В “Письмах из Франции” Довольно богато представлена народно-разговорная лексика и фразеология, особенно те ее группы и категории, которые лишены резкой экспрессивности и в большей или меньшей степени близки к “нейтральному” лексико-фразеологическому слою: “С приезда моего сюда я ног не слышу…”; “Мы изрядно поживаем”; “Куда не поди, везде полнешенько”.

Есть также слова и выражения, отличные от приведенных выше, они наделены той специфической экспрессивностью, которая позволяет квалифицировать их как просторечные: “Оба сии местечка я даром не возьму”; “При въезде в город сшибла нас мерзкая вонь”.

Наблюдения над народно-разговорной лексикой и фразеологией в “Письмах из Франции” дают возможность сделать три основных вывода. Во-первых, эта лексика и фразеология, особенно в той ее части, которая ближе к “нейтральному” лексико-фразеологическому слою, чем к просторечию, свободно и довольно широко используются в письмах. Во-вторых, употребление народно-разговорной лексики и фразеологии отличается поразительной для того времени тщательностью отбора. Еще более важно и показательно то, что подавляющее большинство использованных Фонвизиным в “Письмах из Франции” просторечных слов и выражений нашло себе постоянное место в литературном языке, и с тем или иным специальным стилистическим “заданием”, а нередко и просто наряду с “нейтральным” лексико-фразеологическим материалом эти выражения широко использовались в литературе более позднего времени. В-третьих, тщательный отбор народно-разговорной лексики и фразеологии теснейшим образом связан с изменением, преобразованием стилистических функций этого лексико-фразеологического слоя в литературном языке.

Стилистически противоположный народно-разговорному лексико-фразеологический слой - “славянизмы” - отличается теми же главными чертами употребления. Во-первых, они также используются в письмах, во-вторых, они подвергнуты довольно строгому отбору, в-третьих, их роль в языке “Писем из Франции” далеко не полностью совпадает с той ролью, которая отводилась им теорией трех стилей. Отбор проявился в том, что в “Письмах из Франции” мы не найдем “славянизмов” архаических, “обветшалых”. Славянизмы, вопреки теории трех стилей, довольно свободно сочетаются с “нейтральными” и разговорными элементами, утрачивают в значительной степени свою “высокую” окраску, “нейтрализуются” и выступают уже не как специфическая примета “высокого стиля”, а просто как элементы книжного, литературного языка. Приведем примеры: “каково мне было слышать ее восклицания”; “жена его такая алчная к деньгам…”; “корчем, возмущающих человеческое обоняние нестерпимым образом”.

Народно-разговорные слова и выражения свободно сочетаются не только со “славянизмами”, но и с “европеизмами” и “метафизической” лексикой и фразеологией: “здесь за все про все аплодируют”; “Словом, война хотя формально и не объявлена, но сего объявления с часу на час ожидают”. Выработанные в “Письмах из Франции” черты литературного языка получили дальнейшее развитие в художественной, научной, публицистической и мемуарной прозе Фонвизина. Но два момента все же заслуживают внимания. Во-первых, следует подчеркнуть синтаксическое совершенство прозы Фонвизина. У Фонвизина мы находим не отдельные удачно построенные фразы, а обширные контексты, отличающиеся разнообразием, гибкостью, стройностью, логической последовательностью и ясностью синтаксических конструкций. Во-вторых, в художественной прозе Фонвизина получает дальнейшее развитие прием повествования от лица рассказчика, прием создания языковых структур, служащих средством раскрытия образа. Анализ различных произведений Д. И. Фонвизина позволяют говорить о, безусловно, важной роли его в становлении и усовершенствовании русского литературного языка.

Хотя современного читателя отделяют от эпохи Фонвизина целые два столетия, трудно найти человека, который бы не знал, что «недоросль» — это великовозрастный недоучка, или не слышал бы превратившихся в поговорки реплик «не хочу учиться, а хочу жениться», «зачем география, когда извозчики есть» и других фонвизинских выражений.

Образы, крылатые слова и шутки из комедий Фонвизина «Бригадир» и «Недоросль» стали частью нашего словаря. Точно так же от поколения к поколению передавались идеи Фонвизина, сыгравшие важную роль в истории освободительного движения.

Фонвизин принадлежал к поколению молодых дворян, которые получили образование в созданном по инициативе Ломоносова Московском университете. В 1755 г. он был определен в университетскую гимназию, которая готовила своих воспитанников к переводу в студенты, и проучился в ней до 1762 г.

Университет был центром литературной жизни в Москве. Одним из первых мероприятий университета было издание сочинений Ломоносова, здесь преподавали его ученики — поэт и переводчик Н. Н. Поповский, филолог А. А. Барсов, а издательскими делами заведовал М. М. Херасков.

При университете существовал театр, в репертуар которого входили и переводы воспитанников гимназии. Их литературные упражнения охотно печатали выходившие при университете журналы «Полезное увеселение» и «Собрание лучших сочинений». Не удивительно, что кроме Фонвизина из гимназии вышли многие известные впоследствии литераторы — Н. И. Новиков, Ф. А. Козловский, братья Карины, А. А. Ржевский и др.

Первыми литературными работами Фонвизина были переводы с немецкого и французского. Он помещает переводные статьи в университетских журналах и одновременно выпускает отдельной книгой «Басни нравоучительные» датского просветителя и сатирика Л. Гольберга (1761), а также начинает перевод многотомного романа Ж. Террасона «Геройская добродетель, или Жизнь Сифа, царя египетского» (1762—1768), героем которого был идеальный просвещенный государь.

Воспитательные и политические идеи Террасона положительно оценивали французские просветители. Фонвизин пробует также свои силы в драматической поэзии, приступая к переводу антиклерикальной трагедии Вольтера «Альзира».

Этот перечень заинтересовавших молодого писателя произведений свидетельствует о его раннем интересе к идеям европейского Просвещения. Либеральное начало царствования Екатерины II возбуждало у передовой части дворянства надежды на установление в России «просвещенной» монархии.

В конце 1762 г. Фонвизин оставляет университет и определяется переводчиком в Коллегию иностранных дел. Непосредственно в Коллегии он пробыл всего лишь год, а затем был прикомандирован к канцелярии статс-секретаря императрицы И. П. Елагина.

В столице началось серьезное политическое образование Фонвизина. Он оказался в курсе разнообразных суждений о предполагаемых реформах, тех споров, которые предшествовали столь важным событиям в истории русской общественной мысли, как конкурс Вольного экономического общества о состоянии крепостных (1766) и созыв Комиссии для составления Нового Уложения (1767). В этих спорах формировалась идеология русского Просвещения. Фонвизин присоединил свой голос к тем, кто требовал политических свобод и ликвидации крепостного рабства.

О его общественных взглядах в эти годы дают представление распространявшееся в рукописи «Сокращение о вольности французского дворянства и о пользе третьего чина» и перевод «Торгующего дворянства» Г.-Ф. Куайе с предисловием немецкого юриста И.-Г. Юсти, вышедший в 1766 г.

Куайе ставил своей целью указать, как деградирующее дворянство может вновь стать процветающим сословием. Но Фонвизина книга, по-видимому, привлекла прежде всего содержавшейся в ней резкой критикой дворян, которые во имя сословных предрассудков пренебрегают интересами государства и нации, а также мыслью о том, что сохранение жестких сословных перегородок — не в интересах общества.

Именно эту идею он развил в рукописном рассуждении об учреждении «третьего чина» в России, под которым подразумевались купечество, мастеровые и интеллигенция. Новое «мещанское» сословие должно было постепенно составиться из выкупившихся на волю и получивших образование крепостных.

Так, по мысли Фонвизина, постепенно, мирным путем, с помощью законов, изданных просвещенной властью, достигались ликвидация крепостничества, просвещение общества и расцвет гражданской жизни. Россия становилась страной с дворянством «совсем вольным», третьим чином, «совершенно освобожденным» и народом, «упражняющимся в земледелии, хотя не совсем свободным, но, по крайней мере, имеющим надежду быть вольным».

Фонвизин был просветителем, но печатью дворянской ограниченности отмечены как его вера в просвещенный абсолютизм, так и в исконную избранность своего класса. Нужно, однако, отметить, что ранний интерес Фонвизина к сословным, а по существу — к социальным вопросам, характерный и для его последующего творчества, позволит ему более трезво, чем многим из его современников, оценить и политическую ситуацию, которая сложилась в царствование Екатерины II.

Позднее, создавая образ дворянина Стародума в «Недоросле», образ, которому в этой пьесе отданы авторские мысли и симпатии, он отметит, что его герой составил свое состояние и добился независимости в качестве честного промышленника, а не в качестве низкопоклонного придворного. Фонвизин выступил в числе первых русских писателей, которые начали последовательно разрушать сословные перегородки феодального общества.

Фонвизин слишком хорошо знал русское дворянство, чтобы ожидать от него поддержки при осуществлении просветительской программы. Но он верил в действенность пропаганды просветительских идей, под влиянием которой должно было сформироваться новое поколение честных сынов отечества. Как он полагал, они станут помощниками и опорой просвещенного государя, целью которого будет благо отечества и нации.

Поэтому Фонвизин, сатирик по характеру своего дарования, начиная с ранних произведений, пропагандирует также положительный идеал общественного поведения. Уже в комедии «Корион» (1764) он нападал на дворян, которые уклоняются от службы, и словами одного из героев заявлял:

Кто к общей пользе все старанье приложил,

И к славе своего отечества служил,

Тот в жизнь свою вкусил веселие прямое.

«Корион», вольная переделка комедии французского драматурга Ж.-Б. Грессе «Сидней», открывает петербургский период творчества Фонвизина. Перевод трагедии Вольтера «Альзира» (который распространялся в списках) создал ему репутацию талантливого начинающего автора. Одновременно он был принят в кружке молодых драматургов, которые группировались вокруг его непосредственного начальника И. П. Елагина, известного переводчика и мецената.

В этом кружке сложилась теория «склонения» иностранных произведений «на русские нравы». Елагин первый применил принцип «склонения» в заимствованной у Гольберга пьесе «Жан де Моле, или Русский француз», а последовательно его сформулировал В. И. Лукин в предисловиях к своим комедиям.

До этого времени в переводных пьесах изображался малопонятный русскому зрителю быт, употреблялись иностранные имена. Все это, как писал Лукин, не только уничтожало театральную иллюзию, но и уменьшало воспитательное воздействие театра. Поэтому началось «переделывание» этих пьес на русский лад. «Корионом» Фонвизин заявил о себе как о стороннике национальной тематики в драматургии и включился в борьбу с переводчиками развлекательных пьес.

В кружке Елагина проявляли живой интерес к новому жанру «серьезной комедии», получившей теоретическое обоснование в статьях Дидро и завоевывавшей европейские сцены. Попытка, половинчатая и не вполне удачная, ввести принципы нравоучительной драматургии в русскую литературную традицию была сделана уже в пьесах Лукина.

Но его комедии оказались лишены чувства комического и, главное, противостояли нараставшему проникновению сатиры во все области литературы, которое несколькими годами позднее привело к появлению сатирической журналистики. Такие частные темы, как трогательное изображение страдающей добродетели или исправление порочного дворянина, никак не соответствовали политическим целям русских просветителей, ставивших вопрос о преобразовании общества в целом.

Пристальное внимание к поведению человека в обществе позволило Фонвизину глубже, чем его современникам, понять основы просветительской эстетики Дидро. Замысел сатирической комедии о русском дворянстве оформился в атмосфере споров вокруг Комиссии для составления Нового Уложения, где большинство дворян выступило в защиту крепостничества. В 1769 г. «Бригадир» был завершен, и, обращаясь к общественной сатире, Фонвизин окончательно порывает с елагинским кружком.

История русской литературы: в 4 томах / Под редакцией Н.И. Пруцкова и других - Л., 1980-1983 гг.