В 1924 году он уехал из родного города, работал дубильщиком на кожевенном заводе в Сетуни.

В 1926 году поступил на факультет советского права Московского государственного университета.

19 февраля 1929 году Шаламов был арестован и заключен в Бутырскую тюрьму за распространение "Письма к съезду" Владимира Ленина. Приговорен к трем годам заключения в Вишерском отделении Соловецких лагерей особого назначения.

В 1932 году вернулся в Москву, где снова продолжил литературную работу, занимался журналистикой, сотрудничал в ряде небольших профсоюзных журналов.

В 1936 году в журнале "Октябрь" один из его первых рассказов "Три смерти доктора Аустино".

В 1937 году в журнале "Литературный современник" вышел рассказ Шаламова "Пава и дерево" .

В январе 1937 года он был снова арестован и приговорен к пяти годам Колымских лагерей, а в 1943 году — к десяти годам за антисоветскую агитацию: назвал писателя Ивана Бунина русским классиком.

В 1951 году Шаламов был освобожден, работал фельдшером недалеко от села Оймякона.

В 1953 году поселился в Калининской области (ныне Тверская область), где трудился агентом по техническому снабжению на торфопредприятии.

В 1956 году после реабилитации Шаламов вернулся в Москву.

Некоторое время сотрудничал в журнале "Москва", писал статьи и заметки по вопросам истории культуры, науки, искусства, публиковал стихи в журналах.

В 1960-х годах вышли стихотворные сборники Шаламова "Огниво" (1961), "Шелест листьев" (1964), "Дорога и судьба" (1967).

На рубеже 1960-1970-х годов Шаламов написал автобиографическую повесть "Четвертая Вологда" и антироман "Вишера".

Годы жизни, проведенные в лагерях, стали основой для написания Шаламовым сборника стихов "Колымские тетради" (1937-1956) и главного труда писателя — "Колымских рассказов" (1954-1973). Последние были разделены автором на шесть книг: "Колымские рассказы", "Левый берег", "Артист лопаты", "Очерки преступного мира", "Воскрешение лиственницы" и "Перчатка или КР-2". "Колымские рассказы" распространялись в самиздате. В 1978 году в Лондоне большой том "Колымских рассказов" впервые был напечатан на русском языке. В СССР они были опубликованы в 1988-1990-х годах.

В 1970-х годах выходили поэтические сборники Шаламова "Московские облака" (1972) и "Точка кипения" (1977).

В 1972 году он был принят в Союз писателей СССР.

В мае 1979 года Шаламов переехал в дом инвалидов и престарелых Литфонда.

В 1980 французское отделение Пен-клуба наградило Шаламова Премией свободы.

В Вологде в доме, где родился и вырос писатель, открыт мемориальный музей Варлама Шаламова.

Писатель был дважды женат, оба брака закончились разводом. Его первой супругой была Галина Гудзь (1910-1986), от этого брака родилась дочь Елена (1935-1990). С 1956 по 1966 год Шаламов был женат на писательнице Ольге Неклюдовой (1909-1989).

Материал подготовлен на основе информации РИА Новости и открытых источников

ФОТОКАРТОТЕКА

ОТ РОДНЫХ

Если Вы располагаете дополнительными сведениями о данном человеке, сообщите нам. Мы рады будем дополнить данную страницу. Также Вы можете взять администрирование страницы и помочь нам в общем деле. Заранее спасибо.

ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ИНФОРМАЦИЯ

Мы занимали две комнаты на первом этаже, четыре окна выходили на чрезвычайно шумное и пыльное Хорошевское шоссе, по которому почти сплошным потоком шли большегрузные автомобили, с небольшим двух- трехчасовым затишьем в середине ночи. Одна из комнат была проходной, вторая — общей, в ней жила мама и стоял телевизор, обеденный стол и так далее. Другую мы делили с Варламом Тихоновичем. Мне было 16 лет, и нужда в приватном пространстве уже становилась обоюдной. И вот нашу комнату — а они обе были по 12 с лишним квадратных метров — мы решили разделить повдоль, наподобие «пеналов» в общежитии имени Семашко у Ильфа и Петрова. Пришлось пробить дверь в стене, разделяющей комнаты, иначе установка перегородки была невозможной — проходная комната пересекалась наискосок. Перегородку протянули от простенка между окнами почти до двери. «Пенал» побольше достался Варламу Тихоновичу, поменьше — мне. Там наша жизнь и протекала, в этих стенах.

Что сказать об этой жизни? Я глубоко сочувствую призыву поговорить о Варламе Тихоновиче как о человеке, для меня это очень важно. Я чувствую некоторую свою вину, поскольку после того, как мы разъехались, никакого участия в его жизни не принимал. Основная причина заключалась в том, что последние — и долгие — годы мать тяжело болела, оставлять её одну я практически не мог. Ну, и расстались мы не то чтобы гармонично, хотя ссор тоже не было.

Супружеские отношения у них стали портиться довольно быстро, и это, видимо, было предсказуемо: два немолодых уже человека со своими понятиями о месте в жизни, обидами, амбициями и так далее — маловероятно, что они могли составить дружную пару. Кроме того, сказывались и особенности характеров. Мама была пристрастна, обидчива, мнительна, со своими счётами к окружающему миру. Ну, и Варлам Тихонович тоже оказался человеком, мягко говоря, трудным.

По моему мнению, он был одиноким по своей природе, так сказать, конституционально. Я не раз наблюдал, как у него — и всегда по его инициативе — рвались отношения с окружающими. Он страстно увлекался людьми и столь же быстро разочаровывался в них. Я не буду много говорить об их отношениях с Александром Исаевичем — это вопрос особый, не раз и не два обсуждавшийся. Я помню его первые впечатления от произведений Солженицына, как он поминутно входит в комнату и вслух читает то «Ивана Денисовича», то «Случай в Кречетовке», просто дрожа от восхищения. Однако дальше обнаружилось поразительное несовпадение характеров, темпераментов, хотя в первые месяцы, отношения были очень близкими, но потом — резкая ссора. Когда Варлам Тихонович приехал из Солотчи, куда его пригласил для совместного отдыха Солженицын, у него были белые от ярости глаза: тот образ жизни, тот ритм, тот тип отношений, которые были предложены Александром Исаевичем, оказались для него абсолютно неприемлемыми. «Я не встречался с Солженицыным после Солотчи» (Записные книжки 1960-х — I пол. 1970-х гг.).

Но внутренняя несовместимость Варлама Тихоновича с окружающим миром простиралась гораздо дальше. Я помню, как он прекратил знакомство с известным литературоведом Леонидом Ефимовичем Пинским, с которым познакомился на моей свадьбе и очень дружил на протяжении какого-то времени. Случай, о котором я собираюсь рассказать, произошел пару лет спустя, уже после того, как мы разъехались. Обстоятельства были таковы. Когда в 1968-м году родилась моя старшая дочь Маша, и я не понимал, куда привезу жену из роддома (в свой четырехметровый «пенал»?), — Варлам Тихонович получил освободившуюся комнатку этажом выше в нашем же доме (они с матерью уже были в разводе, и он, как оказалось, стоял в очереди на получение жилплощади). Как раз в тот самый день, когда я выписывал жену с ребёнком из больницы, он переехал в эту комнатку наверх. Но после мы, естественно, встречались, и какие-то отношения еще поддерживались.

Так вот, Леонид Ефимович, как-то пришедший к нему в гости, позвонил в нашу в квартиру и сказал: «Он мне не открывает. Я слышу, как он ходит по квартире, но не открывает». Возможно, Варлам Тихонович не слышал звонка — он был глуховат, но приступы этой глухоты шли волнами, что, видимо, имело и какие-то психологические причины. Он практически не говорил по телефону, беседа всегда транслировалась через меня. Я помню, как у него менялся порог слышимости в зависимости от партнёра по разговору. В этом не было ничего искусственного, не то, чтобы он прикидывался глухим, упаси боже — это была такая самокоррекция, что ли. Бог ведает, слышал ли он звонки Леонида Ефимовича или нет, а может быть не слышал именно потому, что ожидал его прихода? Не исключаю, отношения шли на убыль, и полный разрыв был близок.

Когда они с матерью поженились, Варлам Тихонович производил впечатление невероятно крепкого, жилистого, кряжистого, очень сильного физически и очень здорового человека. Но прошло несколько месяцев — и в одночасье это здоровье куда-то улетучилось. Как будто из человека вынули какой-то стержень, на котором всё держалось. У него начали выпадать зубы, он стал слепнуть и глохнуть, появились камни в почках, обострилась синдром болезни Меньера. Он старался не ездить в транспорте, ходил пешком, насколько возможно. Когда его укачивало в метро и начинало рвать, его принимали за пьяного. Звонила милиция, я приезжал и увозил его домой, еле живого. После переезда на Хорошёвку, в конце 50-х годов, он всё время лежал в больницах. Пройдя цикл таких «послелагерных» болезней, он вышел из него полным инвалидом. Он бросил курить, сел на диету, делал специальную гимнастику, подчинив свой быт сохранению здоровья.

У него были особые отношения с религией, он был человек совершенно нецерковный, атеистический, но в память отца-священника и опираясь на свой лагерный опыт (говорил: верующие там оказывались самыми стойкими) он сохранил уважение к верующим и к лицам духовного звания. При этом, человек очень рациональный, он совершенно не переносил любых проявлений мистицизма, или того, что он считал мистицизмом. Вспоминается два случая. Один — когда он разогнал нашу подростковую компанию, вздумавшую для получения острых ощущений заняться спиритизмом. Застав нас за этим занятием, он вышел из себя, кричал, что это — духовный онанизм. Другой случай — удививший нас своей резкостью разрыв с Вениамином Львовичем Теушем, хранителем солженицынского архива, после того как тот принес какую-то антропософскую литературу и попытался пропагандировать в нашей семье антропософские идеи.

Подлинную ярость у него вызывал антисемитизм (тоже, кстати, наследие отцовского воспитания), он выражался в то смысле, что это не «мнение, имеющее право на существование», а уголовное преступление, что антисемиту просто нельзя подавать руки и следует бить морду.

Он не любил сельской местности, это был человек сугубо городской цивилизации. На нашей жизни это сказывалось таким образом, что летом мы уезжали на дачу, а он никогда туда не ездил. Конечно ему ещё и электричка трудно давалась, но дело даже не только в этом. Все ассоциации с природой у него были негативными. Один раз, по-моему, они с матерью съездили куда-то на курорт, один раз мы с ним вместе были в Сухуме у его сестры Галины Тихоновны. В основном же он предпочитал жить в Москве. Жизнь без городской квартиры с ее удобствами, без ежедневной Ленинской библиотеки, без обхода книжных магазинов была для него почти немыслимой.

С литературной средой... но что такое литературная среда? В понимании 50-60-х годов — это корпоративно замкнутый цех, чванливая и высокомерная корпорация. Как везде, там встречались весьма достойные люди, даже немало, но в целом это был крайне неприятный мир, с трудно преодолимыми кастовыми перегородками. Варлама Тихоновича он активно отторгал. Сейчас иногда спрашивают: какие у него были отношения с Твардовским? Да никаких! Твардовский, при всех своих литературных и общественных заслугах, являлся советским вельможей, со всеми атрибутами подобного положения: дачей, квартирой, машиной и т.д. А Варлам Тихонович был подёнщиком в его журнале, человеком из шестиметрового «пенала», литературным пролетарием, читавшим «самотёк», то есть то, что приходило в редакцию со стороны, почтой. Ему как специалисту давали произведения по колымской тематике — надо сказать, много интересно встречалось в этом потоке в 50-е и в 60-е годы. Но ни единой шаламовской строчки в «Новом мире» опубликовано не было.

Конечно, Варлам Тихонович хотел состояться в своей стране, но всё, что печаталось из его поэзии (только поэзии! — о рассказах и речи не шло), представляет Шаламова-поэта в искаженном, сильно цензурированном виде. Вроде бы в «Советском писателе», где выходили сборники его стихов, был замечательный редактор, Виктор Сергеевич Фогельсон, который изо всех сил старался что-то сделать, — но он не мог противостоять давлению пресса такой тяжести и интенсивности.

Сергей Неклюдов

Неклюдов Сергей Юрьевич — доктор филологических наук, ученый-фольклорист, сын О.С.Неклюдовой, второй жены В.Т.Шаламова. Живет в Москве.

Шаламов Варлам Тихонович (1907-82)

ШАЛАМОВ Варлам Тихонович (1907-82), русский писатель. Был репрессирован. В документально-философской прозе («Колымские рассказы», 1979; в СССР в основном опубликованы в 1988-90) и стихах (сборник «Огниво», 1961, «Дорога и судьба», 1967, «Московские облака», 1972) выразил многострадальный опыт сверхчеловеческих испытаний в сталинских лагерях строгого режима. Воспоминания.

ШАЛАМОВ Варлам Тихонович , прозаик, поэт, автор знаменитых «Колымских рассказов», одного из самых поразительных художественных документов 20 века, ставших обвинительным актом советскому тоталитарному режиму, один из первооткрывателей лагерной темы. Уникальный голос Шаламова прозвучал как свидетельство трагического опыта послереволюционной советской истории и краха гуманистических идей прошлого столетия, завещанных классической русской литературой.

Истоки. Первые испытания

Шаламов родился в семье священника, известного в Вологде церковного и общественного деятеля Тихона Николаевича Шаламова, также происходившего из потомственной священнической семьи. Учился в Вологодской гимназии. В юности увлекался идеями народовольцев. О том, чем обернулась революция для их семьи, неоднократно подвергавшейся гонениям, писатель вспоминает в «Четвертой Вологде». В 1924 Шаламов уехал из родного города. Два года работал дубильщиком на кожевенном заводе в Сетуни, а в 1926 поступил на факультет советского права Московского государственного университета, принимал активное участие в политической и литературной жизни столицы.

19 февраля 1929 арестован и заключен в Бутырскую тюрьму за распространение знаменитого «Письма к съезду» Ленина. Был приговорен к трем годам заключения в Вишерском отделении Соловецких лагерей особого назначения. В 1932 вернулся в Москву, где снова продолжил литературную работу, занимался журналистикой, сотрудничал в ряде небольших профсоюзных журналов («За овладение техникой» и др.). В №1 журнала «Октябрь» опубликован один из первых рассказов Шаламова «Три смерти доктора Аугустино».

В январе 1937 снова арестован и приговорен к пяти годам Колымских лагерей, а в 1943 еще к десяти -- за антисоветскую агитацию (назвал писателя И. Бунина русским классиком).

Освобождение. Путь в литературу

В 1951 Шаламов был освобожден, но выехать с Колымы не мог, работал фельдшером близ Оймякона. В 1953 поселился в Калининской области, работал два с половиной года агентом по техническому снабжению на торфопредприятии, а в 1956 после реабилитации вернулся в Москву.

Некоторое время сотрудничал в журнале «Москва», писал статьи и заметки по вопросам истории культуры, науки, искусства, публиковал стихи в журналах. В 1961 выпустил в издательстве «Советский писатель» первый поэтический сборник «Огниво», затем вышли еще несколько. Главные же произведения Шаламова -- «Колымские рассказы» -- распространялись в самиздате. 23 февраля 1972 года в «Литературной газете» было напечатано письмо Шаламова, где он протестовал против публикации за рубежом его рассказов, многими воспринятое как его отречение. В 1978 в Лондоне впервые вышел на русском языке большой том «Колымских рассказов».

В мае 1979 Шаламов переехал в дом инвалидов и престарелых, откуда в январе 1982 был насильно отправлен в интернат для психохроников, простудился по дороге и вскоре скончался.

Преображенный документ

«Колымские рассказы» писались Шаламовым с 1954 по 1973. Он сам разделил их на шесть книг: «Колымские рассказы», «Левый берег», «Артист лопаты», «Очерки преступного мира», «Воскрешение лиственницы» и «Перчатка или КР-2». Страшный лагерный опыт, состоявший из многократных смертей и воскресений, из безмерных мук от голода и холода, унижений, превращающих человека в животное, -- вот что легло в основу шаламовской прозы, которую он, много размышлявший о ее своеобразии, называл «новой».

Главный ее принцип -- связь с судьбой писателя, который должен сам пройти через все муки, чтобы потом выступить со свидетельскими показаниями. Отсюда -- очерковое, документальное начало, первопроходческий этнографизм и натурализм, пристрастие к точной цифре.

Образ лагеря в рассказах Шаламова -- образ абсолютного зла. Рассказ «Надгробное слово» начинается так: «Все умерли...» Писатель вспоминает всех, с кем ему пришлось встретиться и сблизиться в лагерях. Далее следуют имена и некоторые подробности. Кто и как умер. Сценки и эпизоды, подобные мозаикам, складываются в страшный замысловатый узор -- узор смерти.

Шаламов не стремится поразить читателя, не форсирует интонации. Напротив, его описания подчеркнуто будничны, замедленно-подробны, но почти каждая вполне реалистическая деталь в своей безжалостной выразительности -- как знак ирреальности происходящего.

Писатель показывает, что смерть перестала в лагерном мире быть событием, экзистенциальным актом, финальным аккордом человеческой жизни. Отношение к ней заключенных столь же безразлично, как и ко всему прочему, за исключением разве что утоления вечного мучительного голода. Больше того -- из нее стремятся извлечь хоть какую-то выгоду. Происходит катастрофическое обесценение человеческого существования, личности, меняющее все понятия о добре и зле.

Школа зла

Растление -- одно из самых грозных слов в шаламовском приговоре лагерю. На собственном опыте писатель имел возможность убедиться, что нравственные и тем более физические силы человека не безграничны. Во многих его рассказах появляется образ доходяги -- заключенного, который достиг предельной степени истощения. Доходяга живет лишь элементарными животными инстинктами, сознание его мутно, воля атрофирована.

Шаламов жестко увязывает экстремальность условий с душой, физической природой человека, уязвимого для голода, холода, болезней, побоев и т.п. Расчеловечение начинается именно с физических мук. Никто, пожалуй, не описал с такой достоверностью мук голода, как Шаламов. Во многих его рассказах подробнейшим образом изображается феноменология этой естественной потребности человека, превратившейся в хищную страсть, в болезнь, в жестокую пытку.

Не просто голод или холод, непосильный рабский труд или побои, но и разлагающие последствия этих экстремальных состояний -- сквозной сюжет шаламовских рассказов. Физиология медленного умирания или столь же медленного восстановления замученного и униженного человека -- в любом случае она его боль и мука; в своем истерзанном теле человек -- как в тюрьме, из которой не выбраться.

Пощечина режиму

Шаламов в своей прозе (в отличие, к примеру, от А.И. Солженицына) избегает прямых политических обобщений и инвектив. Но каждый его рассказ тем не менее «пощечина», пользуясь его же словом, режиму, системе, породившей лагеря. Писатель нащупывает общие болевые точки, звенья одной цепи -- процесса расчеловечения.

То, что «в миру» могло быть не очень заметно, в лагере -- в силу безнаказанности власть имущих и объявленных «социально близкими» блатарей -- проявлялось особенно резко. Унижения, издевательства, избиения, насилие -- общее место лагерной действительности, многократно описанное Шаламовым. Даже поощрения в лагере писатель считает растлением, поскольку вся система взаимодействия между начальниками и подчиненными основана на лжи, на пробуждении в человеке самого низменного и подлого.

Из рассказа в рассказ Шаламов поминает, что над воротами почти каждого лагеря был вывешен знаменитый сталинский лозунг «Труд есть дело чести, дело славы, доблести и геройства». Писатель ярко показал, что это был на самом деле за труд -- подневольный, унизительный, р а б с к и й по сути, формировавший такую же рабскую психологию. Такой труд просто не мог быть честным.

Судьба и случай

«Удача», «случай» -- ключевые понятия в прозе Шаламова. Случай властвует над судьбой заключенного, вторгается в его жизнь благоприятной или, чаще, злой волей. Это может быть случай-спаситель или случай-убийца.

Судьба для Шаламова также часто равнозначна счастливому или несчастливому стечению обстоятельств. И слова «высшие силы» применительно к судьбе заключенного употребляются им с иронией: за ними лагерное и не лагерное начальство, чья-то тупая исполнительность, равнодушие или, напротив, мстительность, за ними -- козни, интриги, страстишки, способные влиять на судьбу узника, для которого главная цель -- выжить, уцелеть.

Тем выше ценил он таких людей, кто был способен вмешаться в ход обстоятельств, постоять за себя, пусть даже рискуя жизнью. Таких, «кто не шнур динамитный, а взрыв», как сказано в одном из его стихотворений. Об этом, в частности, один из лучших его рассказов -- «Последний бой майора Пугачева»: о безвинно заключенном, собравшем товарищей с таким же, как у него, инстинктом свободы и погибшем при попытке вырваться.

«Стихи -- это боль, и защита от боли...»

Стихи Шаламов писал на протяжении всей жизни. К 1953 году относится его личное знакомство с Б. Пастернаком, которого как поэта Шаламов чрезвычайно чтил и который, в свою очередь, высоко оценил шаламовские стихи, присланные ему с Колымы. Осталась также их замечательная переписка, в которой ярко выражены эстетические и нравственные взгляды писателя.

Один из ключевых мотивов его поэзии -- столкновение двух стихий: льда, холода, небытия и, с другой стороны, тепла, огня, жизни. Образ льда появляется не только в стихах Шаламова о природе. Отголоски другого -- холодного, ветреного, подземного мира -- слышны в обжитом, теплом, но тревожно-хрупком мире культуры, так высоко ценимом писателем. В его стихах нет прочной, нетленной красоты. Даже там, где она готова восторжествовать, что-то мешает ей.

В поэзии Шаламова чувство единой судьбы, единой участи -- природы и человека -- во многом определяет отношение автора к миру. В природе вдруг обозначается то, что, казалось бы, свойственно только человеку, -- порыв, нерв, судорога, напряжение всех сил.

Природа в стихах Шаламова, как и в рассказах, часто предстает «ландшафтами грозными», где «тучи пепельные вяжут и опоясывают лес», где «скелеты чудищ допотопных, шестисотлетних тополей, стоят толпой скалоподобной, костей обветренных белей» и где «горный кряж, что под ногами, могильной кажется плитой». Она может быть прекрасна, но в ее красоте нет благодати, напротив -- скорее тягота и угроза.

Обживание мира

Поэзия для Шаламова -- не только устремленность ввысь, но и обретение миром плоти, наращивание мускулов, поиск совершенства. В ней отчетливо ощутимо усилие воссоединения, воля к цельности жизни. Воссоединение «обрезков и осколков» жизни для Шаламова -- обживание мира, его одомашнивание, к чему сходится большинство мотивов его поэзии. В его стихах живет острейшая потребность в тепле очага, в крыше, в доме.

Но обживание для него -- это также и творчество в самом широком смысле, будь то стихи, строительство дома или выпечка хлеба. В творчестве человек обретает не только радость преодоления и чувство собственной силы, но и чувство единства с природой. Он ощущает себя сотворцом, чье мастерство -- лепта в почти чудесное преображение мира.

Многие свои эссе Шаламов посвятил именно размышлениям о поэзии, о ее природе и законах, о психологии творчества и произведениях близких ему поэтов.

Стихотворения

ВАРЛАМ ШАЛАМОВ

Как Архимед, ловящий на песке

Стремительную тень воображенья,

На смятом, на изорванном листке

Последнее черчу стихотворенье.

Я знаю сам, что это не игра,

Что это смерть... Но я и жизни ради,

Как Архимед, не выроню пера,

Не скомкаю развернутой тетради.

Я разорву кустов кольцо,

Уйду с поляны,

Слепые ветки бьют в лицо,

Наносят раны.

Роса холодная течет

По жаркой коже,

Но остудить горячий рот

Она не может.

Всю жизнь шагал я без тропы,

Почти без света.

В лесу пути мои слепы

И неприметны.

Заплакать? Но такой вопрос

Решать не надо.

Текут потоком горьких слез

Все реки ада.

Потухнут свечи восковые

В еще не сломанных церквах,

Когда я в них войду впервые

Со смертной пеной на губах.

Меня несут, как плащаницу,

Как легкий шелковый ковер.

И от врачей, и от больницы

Я отвращу свой мутный взор.

И тихо я дышу на ладан,

Едва колебля дым кадил.

И больше думать мне не надо

О всемогуществе могил.

Я видел все: песок и снег,

Пургу и зной.

Что может вынесть человек --

Все пережито мной.

И кости мне ломал приклад,

Чужой сапог.

И я побился об заклад,

Что не поможет Бог.

Ведь Богу, Богу-то зачем

Галерный раб?

И не помочь ему ничем,

Он истощен и слаб.

Я проиграл свое пари,

Рискуя головой.

Сегодня -- что ни говори,

Я с вами -- и живой.

ИНСТРУМЕНТ

До чего же примитивен

Инструмент нехитрый наш:

Десть бумаги в десять гривен,

Торопливый карандаш --

Вот и все, что людям нужно,

Чтобы выстроить любой

Замок, истинно воздушный,

Над житейскою судьбой.

Все, что Данту было надо

Для постройки тех ворот,

Что ведут к воронке ада,

Упирающейся в лед.

Я жив не единым хлебом,

А утром, на холодке,

Кусочек сухого неба

Размачиваю в реке...

Судьба человека предопределяется, как полагают многие, его характером. Биография Шаламова - тяжелая и чрезвычайно трагическая - следствие его нравственных воззрений и убеждений, становление которых происходило уже в отрочестве.

Детство и юность

Варлам Шаламов родился в Вологде в 1907 году. Отец его был священником, человеком, выражающим прогрессивные взгляды. Возможно, обстановка, которая окружала будущего писателя, и родительское мировоззрение дали первый толчок в развитии этой необыкновенной личности. В Вологде проживали ссыльные заключенные, с которыми отец Варлама всегда стремился поддерживать отношения и оказывал всяческую поддержку.

Биография Шаламова отображена частично в его повести «Четвертая Вологда». Уже в юные годы в авторе этого произведения начала формироваться жажда справедливости и стремление бороться за нее любой ценой. Идеалом Шаламова в те годы был образ народовольца. Жертвенность его подвига вдохновляла молодого человека и, возможно, предопределила всю дальнейшую судьбу. Художественная одаренность проявилась в нем с ранних лет. Вначале его дар выражался в непреодолимой тяге к чтению. Читал он запоем. Будущего создателя литературного цикла о советских лагерях интересовала различная проза: начиная с приключенческих романов и заканчивая философскими идеями Иммануила Канта.

В Москве

Биография Шаламова включает в себя судьбоносные события, произошедшие в первый период пребывания в столице. В Москву он уехал в семнадцатилетнем возрасте. Сперва работал дубильщиком на заводе. Спустя два года поступил в университет на факультет права. Литературная деятельность и юриспруденция - направления на первый взгляд несовместимые. Но Шаламов был человеком действия. Ощущение, что годы проходят зря, томило его уже в ранней молодости. Будучи студентом, он был участником литературных диспутов, митингов, демонстраций и

Первый арест

Биография Шаламова - это сплошь тюремные заключения. Первый арест состоялся в 1929 году. К трем годам заключения был приговорен Шаламов. Очерки, статьи и множество фельетонов было создано писателем в тот тяжелый период, наступивший после возвращения из Северного Урала. Пережить долгие годы пребывания в лагерях ему, быть может, дало силы убеждение, что все эти события являются испытанием.

Относительно первого ареста писатель в автобиографической прозе однажды сказал, что именно это событие положило начало настоящей общественной жизни. Позже, имея за своей спиной горький опыт, Шаламов поменял свои взгляды. Он не верил уже в то, что страдание очищает человека. Скорее, оно приводит к растлению души. Лагерь он называл школой, которая несет исключительно отрицательное влияние на кого угодно с первого по последний день.

Но годы, которые Варлам Шаламов провел на Вишере, он не смог не отобразить в своем творчестве. Спустя четыре года он вновь был арестован. Пять лет Колымских лагерей стали приговором Шаламова в страшном 1937 году.

На Колыме

Один арест следовал за другим. В 1943 году Шаламов Варлам Тихонович был взят под стражу лишь за то, что назвал писателя-эмигранта Ивана Бунина русским классиком. На этот раз Шаламов остался в живых благодаря тюремному врачу, который на свой страх и риск отправил его на курсы фельдшеров. На ключе Дусканья Шаламов впервые стал записывать свои стихи. После освобождения он еще два года не мог покинуть Колыму.

И только после смерти Сталина Варлам Тихонович смог вернуться в Москву. Здесь он встретился с Борисом Пастернаком. Личная жизнь Шаламова не сложилась. Слишком долгое время он был оторван от семьи. Его дочь повзрослела без него.

Из Москвы ему удалось перебраться в Калининскую область и устроиться в качестве мастера на торфоразработках. Все свободное от тяжелой работы время посвящал писательству Варламов Шаламов. «Колымские рассказы», которые создавал в те годы заводской мастер и агент по снабжению, сделали из него классика русской и антисоветской литературы. Рассказы вошли в мировую культуру, стали памятником бесчисленным жертвам

Творчество

В Лондоне, Париже и Нью-Йорке рассказы Шаламова были опубликованы раньше, чем в Советском Союзе. Сюжет произведений из цикла «Колымские рассказы» - тягостное изображение тюремного быта. Трагические судьбы героев похожи одна на другую. Они стали заключенными советского ГУЛАГа по воле беспощадного случая. Заключенные измождены и истощены голодом. Дальнейшая их судьба зависит, как правило, от произвола начальников и блатных.

Реабилитация

В 1956 году Шаламов Варлам Тихонович был реабилитирован. Но произведения его все еще не попадали в печать. Советские критики полагали, что в творчестве этого писателя отсутствует «трудовой энтузиазм», но есть лишь «абстрактный гуманизм». Такую рецензию весьма тяжело воспринимал Варламов Шаламов. "Колымские рассказы" - произведение, созданное ценой жизни и крови автора, - оказалось ненужным обществу. Лишь творчество и дружеское общение поддерживали в нем дух и надежду.

Стихи и прозу Шаламова увидели советские читатели лишь после его смерти. До конца своих дней, несмотря на слабое, подорванное лагерями здоровье, он не прекращал писать.

Публикация

Впервые произведения из колымского сборника появились на родине писателя в 1987 году. И на этот раз его неподкупное и суровое слово было необходимо читателям. Благополучно идти вперед и оставить в забытье на Колыме было уже невозможно. То, что голоса даже умерших свидетелей могут звучать во всеуслышание, этот писатель доказал. Книги Шаламова: «Колымские рассказы», «Левый берег», «Очерки преступного мира» и другие - свидетельство того, что ничего не забыто.

Признание и критика

Произведения этого писателя представляют собой одно целое. Тут и единство души, и судьбы людей, и мысли автора. Эпопея о Колыме - это ветви огромного дерева, мелкие ручьи единого потока. Сюжетная линия одного рассказа плавно перетекает в другую. И в произведениях этих нет вымысла. В них только правда.

К сожалению, оценить отечественные критики творчество Шаламова смогли только после его смерти. Признание в литературных кругах наступило в 1987 году. А в 1982-ом, после длительной болезни, Шаламов умер. Но даже в послевоенное время он остался неудобным писателем. Его творчество не вписывалось в советскую идеологию, но было чуждо и новому времени. Все дело в том, что в произведениях Шаламова отсутствовала открытая критика власти, от которой он пострадал. Возможно, «Колымские рассказы» слишком уникальны по идейному содержанию, чтобы их автора можно было поставить в один ряд с другими фигурами русской или советской литературы.

В трагическом хоре голосов, воспевающих ужасы сталинских лагерей, Варлам Шаламов исполняет одну из первых партий. Автобиографические “Колымские рассказы” повествуют о нечеловеческих испытаниях, которые выпали на долю целого поколения. Пережив круги ада тоталитарных репрессий, писатель преломил их через призму художественного слова и встал в ряд классиков русской литературы 20 века.

Детство и юность

Варлам Тихонович Шаламов родился в Вологде 5 июня 1907 года. Он происходил из потомственной семьи священников. Его отец, как дед и дядя, был пастырем Русской православной церкви. Тихон Николаевич занимался миссионерством, проповедовал алеутским племенам на далеких островах (ныне территория Аляски) и в совершенстве знал английский язык. Мать писателя занималась воспитанием детей, а в последние годы жизни работала в школе. Варлам был пятым ребенком в семье.

Мальчик научился читать в 3 года и жадно поглощал всё, что попадалось в семейной библиотеке. Литературные пристрастия с возрастом усложнялись: он переходил от приключений к философским сочинениям. Будущий писатель обладал тонким художественным вкусом, критическим мышлением и стремлением к справедливости. Под влиянием книг в нем рано сформировались идеалы, близкие к народовольческим.

Уже в детстве Варлам пишет первые стихи. В 7 лет мальчика отдают в гимназию, но образование прерывается революцией, поэтому школу тот закончит только в 1924 году. Опыт детских и юношеских лет писатель обобщает в “Четвертой Вологде” - повести о ранних годах жизни.

Окончив школу, парень отправляется в Москву и вливается в ряды столичного пролетариата: он идет на завод и 2 года оттачивает мастерство дубильщика на кожевенном производстве. А с 1926 по 1928 годы получает высшее образование в МГУ, изучая советское право. Но из университета его исключают, узнав из доносов однокурсников о “социально неугодном” происхождении. Так репрессивная машина впервые вторгается в биографию писателя.

В студенческие годы Шаламов посещает литературный кружок, организованный журналом “Новый ЛЕФ”, где знакомится и общается с прогрессивной писательской молодежью.

Аресты и заключения

В 1927 году Шаламов участвует в акции протеста, приуроченной к десятой годовщине Октябрьской революции. В составе группы подпольных троцкистов выступает с лозунгами “Долой Сталина!” и призывает вернуться к истинным заветам . В 1929 году за участие в деятельности троцкистской группировки Варлам Шаламов впервые взят под стражу и “без суда и следствия” отправляется на 3 года в исправительные лагеря в качестве “социально вредного элемента”.

С этого времени начинаются его многолетние арестантские мытарства, затянувшиеся до 1951 года. Первый срок писатель отбывает в Вишлаге, куда в апреле 1929-го прибывает этапом из Бутырской тюрьмы. На севере Урала заключенные участвуют в крупнейшей стройке первой пятилетки - возводят в Березниках химический комбинат всесоюзного значения.

Освободившись в 1932 году, Шаламов возвращается в Москву и зарабатывает на жизнь писательским трудом, сотрудничая с производственными газетами и журналами. Однако в 1936 году мужчине вновь припоминают “грязное троцкистское прошлое” и обвиняют в контрреволюционной деятельности. На сей раз его осуждают на 5 лет и в 1937-м отправляют в суровый Магадан на самые тяжелые работы - золотодобывающие забойные прииски.

Срок осуждения заканчивался в 1942 году, но заключенных отказались выпускать до окончания Великой Отечественной войны. К тому же Шаламову постоянно “пришивали” новые сроки по разным статьям: здесь и лагерное “дело юристов”, и “антисоветские высказывания”. В итоге срок писателя разросся до 10 лет.

За эти годы он успел сменить пять приисков в Колымских лагерях, кочевал по поселкам и шахтам в качестве забойщика, лесоруба и землекопа. Ему довелось отлеживаться в медицинских бараках как “доходяге”, который уже не способен ни на какой физический труд. В 1945 году, обессилев от невыносимых условий, с группой заключенных пытается сбежать, но только усугубляет ситуацию и в наказание определяется в штрафной прииск.

Попав в очередной раз в больницу, Шаламов остается там помощником, а после получает направление на курсы фельдшеров. Окончив обучение в 1946 году, Варлам Тихонович до конца тюремного срока работает в лагерных больницах Дальнего Востока. Получив освобождение, но будучи пораженным в правах, писатель еще полтора года работает в Якутии и копит деньги на билет в Москву, куда вернется только в 1953 году.

Творчество

Отбыв первый срок заключения, Шаламов работал журналистом в московских профсоюзных изданиях. В 1936 году был опубликован его первый художественный рассказ на страницах “Октября”. 20-летнее изгнание повлияло на творчество писателя, хотя и в лагерях тот не оставляет попыток записывать свои стихи, которые лягут в основу цикла “Колымские тетради”.

Программным произведением Шаламова по праву считаются “Колымские рассказы”. Этот сборник посвящен бесправным годам сталинских лагерей на примере жизни узников Севвостлага и состоит из 6 циклов (“Левый берег”, “Артист лопаты”, “Очерки преступного мира” и т.д.).

В нем художник описывает жизненный опыт людей, сломленных системой. Лишенный свободы, опоры и надежды, изможденный голодом, холодом и непосильным трудом, человек теряет свое лицо и самую человечность - в этом писатель глубоко убежден. В заключенном атрофируется способность к дружбе, состраданию и взаимоуважению, когда вопрос выживания выходит на передний план.

Шаламов был против публикации “Колымских рассказов” отдельным изданием, и в полном собрании они были изданы в России только посмертно. На основе произведения в 2005 году снят фильм.

В 1960-70-е годы Варлам Тихонович выпускает сборники стихов, пишет воспоминания о детстве (повесть “Четвертая Вологда”) и опыте первого лагерного заключения (антироман “Вишера”).

Последний цикл стихотворений выходит в 1977 году.

Личная жизнь

Судьба вечного арестанта не помешала писателю выстроить личную жизнь. Со своей первой женой Галиной Игнатьевной Гудзь Шаламов знакомится в Вишерском лагере. Там, по его словам, он “отбил” ее у другого заключенного, которого девушка приезжала навестить. В 1934 году пара поженилась, и спустя год у них родилась дочь Елена.

При втором аресте писателя репрессиям подверглась и жена: Галину сослали в отдаленное село Туркменистана, где она прожила до 1946 года. Семья собирается вместе только в 1953-м, когда Шаламов возвращается из дальневосточных поселений в Москву, но уже в 1954 году супруги разводятся.

Второй женой Варлама Тихоновича была Ольга Сергеевна Неклюдова, член Союза советских писателей. Шаламов стал четвертым и последним ее мужем. Брак продлился 10 лет, детей у пары не было.

После развода в 1966 году и до самой смерти писатель остается одиноким.

Смерть

В последние годы жизни состояние здоровья писателя было крайне тяжелым. Десятилетия изнурительных работ на пределе человеческих ресурсов не прошли даром. Еще в конце 1950-х он переносит тяжкие приступы болезни Меньера, а в 70-е постепенно лишается слуха и зрения.

Мужчина не способен координировать собственные движения и с трудом перемещается, и в 1979 году друзья и коллеги перевозят его в Дом инвалидов. Испытывая трудности с речью и координацией, Шаламов не оставляет попыток писать стихи.

В 1981 году у писателя случился инсульт, после чего принимается решение отправить его в пансионат для людей, страдающих хроническими психическими заболеваниями. Там он и умирает 17 января 1982 года, причина смерти - крупозное воспаление легких.

Сын священника, Шаламов всегда считал себя неверующим, однако его отпели согласно православному обряду и похоронили на Кунцевском кладбище Москвы. Сохранились фото с похорон писателя.

Имени Шаламова посвящены несколько музеев и экспозиций, расположенных в разных частях страны: в Вологде, на малой родине автора, на Колыме, где тот работал фельдшером, в Якутии, где писатель отбывал свои последние ссыльные дни.