Творчество И. С. Соколова-Микитова – заметная страница в истории русской литературы ХХ века. Долгие годы его было принято считать только «певцом природы» и традиционно ставить в ряд: М. М. Пришвин, К. Г. Паустовский, В. В. Бианки. Писатель действительно очень тонко чувствовал природу, умел найти краски и тона, чтобы передать подчас неуловимое «дыхание жизни». Но это лишь одна сторона его многогранного таланта, далеко не исчерпывающая всей глубины и самобытности писателя. В советские годы книги Соколова-Микитова широко публиковались, но в основном в издательстве «Детская литература», что свидетельствует об узости подходов к изучению его творческого наследия.

Большое влияние на формирование молодого прозаика оказали писатели-модернисты начала ХХ века, в частности, творчество А. М. Ремизова. На разных этапах литературного пути он опирается на традиции Л. Н. Толстого, А. П. Чехова, И. А. Бунина, М. Горького. Писателю было присуще христианское понимание мира и человека. Поэтому сегодня можно говорить о духовном реализме И. С. Соколова-Микитова, что позволяет иначе посмотреть не только на его произведения, но и на личность самого автора.

Иван Сергеевич Соколов-Микитов родился 30 (17) мая 1892 г. в урочище Осеки недалеко от Калуги в семье Сергея Никитича Соколова (от имени деда вторая часть фамилии: Микитов), управляющего лесным имением. Его детские годы прошли в лесной смоленской деревне Кислово, на родине отца. В 1903 г. поступает в Смоленское Александровское реальное училище, откуда исключается в 1910 г. из 5 класса «по малоуспеваемости и за дурное поведение», «по подозрению в принадлежности к ученическим революционным организациям». В том же году он едет в Петербург и поступает на четырёхлетние сельскохозяйственные курсы. В столице И. С. Соколов-Микитов знакомится с писателями А. М. Ремизовым, А. И. Куприным, А. С. Грином, М. М. Пришвиным, В. Я. Шишковым, что определило его дальнейшую судьбу. В 1911 г. он создаёт своё первое произведение – сказку «Соль земли», где можно увидеть ту усложнённость, которая свойственна сюжетам не фольклорной прозы, а литературной сказке 90-х гг. XIX века. Молодой автор посвящает своё произведение А. М. Ремизову, который был его читателем и критиком.

В это же время он серьёзно увлекается авиацией, и в годы Первой мировой войны вместе со знаменитым летчиком Г. В. Алехновичем совершает боевые вылеты на русском бомбардировщике «Илья Муромец».

И. С. Соколов-Микитов делает свои первые шаги на литературной ниве, но мечта о странствиях не покидает его. Он уезжает в Ревель, недолгое время сотрудничает в газете «Ревельский листок», и в первый раз оказывается на палубе корабля в должности матроса. Через всю жизнь пронесёт писатель светлую, благодарную любовь к морю.

В 1920 г. Иван Сергеевич отправился рулевым на пароходе «Омск» в плавание вокруг Европы. В Англии забастовка докеров надолго задержала судно, которое вскоре без ведома матросов было продано белогвардейскими властями. В 1921 г., мучительно тоскуя по родине, Соколов-Микитов перебрался в Берлин. В 1921-1922 гг. в эмигрантских журналах «Жар-птица», «Современные записки», газетах «Голос России», «Руль», «Накануне» опубликован ряд его рассказов, статей и очерков.

В Берлине и Париже выходят книги Соколова-Микитова «Кузовок», «Где птица гнезда не вьёт», «Об Афоне, о мире, о Фурсике и о прочем». Он встречается с М. Горьким, А. Н. Толстым, С. А. Есениным, А. М. Ремизовым, переписывается с И. А. Буниным и А. И. Куприным, знакомится с Б. А. Пильняком.

Летом 1922 г. писатель вернулся из вынужденной эмиграции в Россию. После скитаний за границей годы жизни на Смоленщине (1922-1929) были наиболее плодотворными. В Кочанах он пишет циклы рассказов «На речке Невестнице», «На тёплой земле», «На своей земле», «Морские рассказы», повесть «Чижикова лавра», а также лучшие свои произведения – рассказ «Пыль», повесть «Елень» и многое другое.

В 1930-1931 гг. выходят из печати его циклы «Заморские рассказы», «На Белой Земле», повесть «Детство», которую И. С. Соколов-Микитов считал самым дорогим своим детищем. Именно в ней истоки творчества и личности, очень русского национального таланта Ивана Сергеевича.

Начало войны застало писателя в новгородской деревне. С наступлением весны 1942 г. благодаря вмешательству Союза писателей семья И. С. Соколова-Микитова была эвакуирована в Пермь (тогда Молотов), где он работает специальным корреспондентом «Известий». Летом 1945 г. Иван Сергеевич возвращается в Ленинград.

В 1940-1960-е гг. писатель много ездит по стране, встречается с разными людьми, ведёт записные книжки, повсюду собирает материал для будущих книг («Рассказы охотника», «У синего моря», «Над светлой рекой», «По лесам и полям», «На тёплой земле» и др.).

В мае 1952 г. Совет Министров РСФСР по ходатайству Калининского облисполкома выделил И. С. Соколову-Микитову земельный участок в Карачарове, где писатель прожил долгие годы. Сюда был перевезён купленный в деревне за Волгой небольшой, но удобный дом, быстро собранный на новом месте: «В конце мая – начале июня будем праздновать “влазины”» (4, 310), – писал Иван Сергеевич К. А. Федину в апреле 1952 г. В письме к В. Г. Лидину читаем: «Этой весной построил я келью на Волге, недалеко от Завидова, – от тех самых мест, где когда-то мы вместе охотились… Дышится здесь как будто легче…» Действительно, здесь писатель искал уединения от суматошной городской жизни, «укрывался» от личной трагедии (гибель дочери), отдыхал душой. В Карачарове он предавался воспоминаниям и раздумьям о прошлом и настоящем. Здесь он нашёл умиротворение. В его письмах разных лет встречаем: «навестите святых карачаровских отшельников», «сподобить благодати», «жизнеописание монастырского нашего бытия», «карачаровская келья», «обитель», «карачаровский скит», «пустынь». «Сие райское житие мне – закоренелому грешнику – кажется скучным».

В этот дом, расположенный на живописном месте вблизи Волги, И. С. Соколов-Микитов приезжал на протяжении двадцати лет. В нём побывало множество гостей, в том числе К. А. Федин, В. П. Некрасов, В. А. Солоухин, В. Лифшиц, А. Т. Твардовский (иногда со своими соратниками-новомировцами В. Я. Лакшиным, И. А. Сацем и др.), только вышедший тогда на литературный путь А. Д. Дементьев, хирург-академик Б. А. Петров; оперный режиссёр, заслуженный артист П. И. Румянцев, внук известного историка М. И. Погодин, сотрудники Пушкинского дома; близкий друг, писатель В. Б. Чернышёв и многие другие.

Кстати, именно в Карачарове К. А. Федина застало известие, что ему присвоено почетное звание академика. Известно также, что А. Т. Твардовский читал в Карачарове только что написанную поэму «Тёркин на том свете», которую специально «привёз на суд» И. С. Соколову-Микитову. Вообще Твардовский любил бывать в Карачарове: «Всё ещё живу близкой и приятной памятью наших с Вами карачаровских прогулок, уховарений, лучше сказать, ухоедений, разговоров и пр. Верно, я с очень хорошим чувством вспоминаю то время…» Отсюда Иван Сергеевич делился с другом творческими замыслами: «Я хотел бы рассказать о виденном и пережитом мною, о моих долголетних скитаниях и встречах с людьми, о смоленской деревне прошлого… Разумеется, это не будет широким повествованием или романом… Это будут простые и по возможности правдивые записки о виденном, испытанном и пережитом – о России, о людях, о том, что выпало видеть и пережить людям моего, не слишком счастливого, поколения» (4, 385) .

Интересен и тот факт, что М. И. Погодин организовал выставку истории Карачарова, заказав из Ленинграда репродукции картин художника и вице-президента Академии художеств Г. Г. Гагарина, в чьём имении теперь располагается дом отдыха «Карачарово», рисунки М. Ю. Лермонтова, друга Гагарина, а также документы, свидетельствующие о том, что название усадьбы пошло от боярина Карачарова, бывшего послом Московии в Италии, которому эти земли были пожалованы государем Иваном Васильевичем Грозным.

«Карачаровский домик» всех встречал особой атмосферой человеческого тепла и участия, неподвластной времени. Н. И. Мазурин вспоминал: «В доме никакой роскоши. Иван Сергеевич и слышать не хотел об отделке его на городской лад – скажем, об оклейке обоями или о покрытии сосновых половиц линолеумом. Не было и застеклённых книжных шкафов. Их заменяли дощатые полки, какие раньше водились в любой деревенской избе».

И. С. Соколов-Микитов был мастером беседы, умевшим распознать в собеседнике что-то глубинное и доброе. Он был не только изумительным рассказчиком, исходившим землю, встречавшимся с интересными людьми, но и внимательным слушателем. По возможности писатель старался принимать деятельное участие в жизни тех людей, с кем сталкивала его судьба.

Иван Сергеевич активно сотрудничает с Калининской писательской организацией, переписывается с П. П. Дудочкиным, встречается с калининскими журналистами Н. И. Мазуриным и И. В. Разживиным, выступает по областному радио. Как отмечает Н. П. Павлов в своей книге «Русские писатели в нашем крае», «со свойственной ему простотой и доброжелательностью он очень скоро сошёлся с областным литературным объединением и стал принимать в его работе близкое участие». В областном издательстве выходили его книги «Первая охота» (1953), «Листопадничек» (1955), «Рассказы о Родине» (1956) и др. О пребывании писателя на нашей земле был снят любительский кинофильм.

В 1952-1953 гг. Соколов-Микитов существенно доработал «Детство», написав главы «Переезд», «Дорога», «Ученье», «Кочановская бабушка», «Атласная туфелька», «Смерть дяди Акима», «Суходол», значительно обогатившие содержание повести, усилившие её социальное звучание. В них полнее раскрывается мир, окружающий главного героя, та атмосфера, в которой формировалась и складывалась личность будущего писателя. Вместе с тем, Соколов-Микитов острее оттеняет в этих главах и те уродливые стороны быта, которых не мог не видеть наблюдательный мальчик, и о чём впоследствии с горечью скажет зрелый писатель: «Мне нечего жалеть из этого прошлого. Жалко лишь тетеревиных выводков, деревенских песен и сарафанов, жалко некогда наполнявшего меня детского чувства радости и любви. А многое невесело мне вспоминать» (1, 96).

И. С. Соколов-Микитов не раз признавался в том, что самой дорогой для него является повесть «Детство»: «Уж очень о далёком это написано, а какое это близкое моему сердцу». Во весь голос звучит в произведении признание в любви своей малой родине – Смоленщине. Отсюда юношей автор унёс с собой в большой мир чувство сыновней любви к России «полей и лесов, народных песен и сказок, живых пословиц и поговорок, родине Глинок и Мусоргских, вечному чистому источнику ярких слов, из которых черпали ключевую воду великие писатели и поэты…» В этом основа основ его миропонимания, жизненного поведения, эстетической и нравственной программы.

Новые главы повести «Детство» были опубликованы в областном литературно-художественном альманахе «Родной край» (в 6-й и 7-й книгах за 1954 г.), членом редколлегии которого он тогда состоял. Редакция не раз предлагала ему написать что-нибудь о верхневолжских краях, но Иван Сергеевич деликатно отказывался, ссылаясь на сжатые сроки: «Я пишу и писал всегда медленно, “туго”, писать наспех совсем не умею» (4, 349).

Особое место в творчестве этого периода занимают «Карачаровские записи», где Соколов-Микитов утверждает тесную связь между прошлым и настоящим России, между историей и современностью. Писателю близка и дорога «карачаровская первобытность», но его беспокоит потребительское отношение человека к природе. Повествование выстраивается на контрасте «тогда» и «теперь». В прошлом (тогда) – «весёлые пароходные гудки» и «большое имение князей Гагариных», сегодня (теперь) – «запущенный парк», «несколько домов и хозяйственных построек». Говоря о запруженной Волге, писатель вспоминает о древнем русском городе Корчеве, который был затоплен при строительстве Иваньковского водохранилища в 1937 г. Иван Сергеевич сожалеет о безвозвратно утраченном уездном городке, напоминающем сказочный Китеж-град.

Небезынтересны сопоставления дореволюционной жизни и быта крестьян Смоленской («рожки») и Тверской («козлы») губерний. Соколов-Микитов выделяет такие качества тверских крестьян, как трудолюбие, владение ремёслами, чувство собственного достоинства, умение видеть красоту природы. Автор, в частности, отмечает: «Несмотря на близкое соседство Смоленской и Тверской губерний, обычаи и обряды крестьян были различны. Да и сами тверские мужики не были похожи на наших смоленских. Тверские крестьяне носили хорошие сапоги, одевались в поддёвки. Многие занимались сапожным, кожевенным, малярным и строительным делом, строили в Петербурге новые дома».

Во всём, о чём пишет Иван Сергеевич, чувствуется знание вопроса и тщательный отбор материала. Поражает, как трепетно Соколов-Микитов относится к истории нашего древнего края, как бережно в своих записях стремится возродить и сохранить её для будущих поколений. По мысли автора, историческая память, которая заложена в названиях тех мест, где он живёт, способна возродить прошлое: «Старинными именами зовутся многие города. Мы проезжаем древний Торжок, Вышний Волочёк, каждый из городов этих напоминает о далёком прошлом. Не раз я бывал в селе Городне, стоящем над Волгою на древнем высоком кургане. Хороша старинная церковь, маленькое кладбище, откуда открывается чудесный широкий вид на Волгу. Есть и другое село, называющееся Новым, с церковью и высокой колокольней. По рассказам старожилов, в прошлые времена в этом селе были три бойких трактира, торговали разными товарами лавочки».

И. С. Соколов-Микитов с неподдельным интересом излагает легенду о возникновении древнего Юрье-Девичьего монастыря, с болью и горечью пишет о другом монастыре (Отрочь Успенский Пречистый монастырь), на месте которого в Калинине возвышается здание речного вокзала. Продолжая разговор об истории Тверского края, писатель делает акцент на его исконном названии: «Недалеко от Карачарова пролегала граница между Московским и Тверским княжествами».

Иван Сергеевич часто расспрашивал собеседников о тверских местах, об озере Селигер и Осташкове, об истоке Волги, куда мечтал попасть ещё в юности. Он написал небольшое, но ёмкое предисловие к книге Н. И. Мазурина «На Селигере», где высказал мнение о важности издания краеведческой литературы: «Подобные книги очень нужны нам. Они пробуждают любовь к родной земле, её богатствам, учат бережно относиться к памятникам старины и к самой природе».

Живя в Карачарове, И. С. Соколов-Микитов любил бродить по местным лесам. Так, с А. Т. Твардовским он побывал на Петровских озёрах. Это путешествие нашло отражение в «Карачаровских записях», в очерке «На своей земле», напечатанном в сборнике И. С. Соколова-Микитова «У светлых истоков» (1969), а позже органически вошло в воспоминания о Твардовском, опубликованных в последней книге писателя «Давние встречи». Это был рассказ об Оршинском Мхе – огромном торфяном массиве под Калинином (Тверью). В центре этого мха и располагаются «загадочные, почти недоступные» Петровские озера с тремя населёнными островами (их даже называли «подстоличной Сибирью»). Соколов-Микитов отмечает, что здесь живут особенные, не похожие на других люди, оторванные от городской суеты, сохранившие старинные обычаи. Обращает на себя внимание, что и в очерках писатель затрагивает ту же тему, которая лейтмотивом проходит через всё его творчество – разорение некогда богатых дворянских усадеб, которые раньше были культурными гнёздами: «Почти стёрлись с лица земли дворянские усадьбы, нарядным ожерельем украшавшие знаменитый тракт» (Москва – Санкт-Петербург. – Е. В .). В очерке этот «прославленный путь», по которому ездили цари и царицы, Пушкин и Гоголь, назван «радищевской дорогой». И. С. Соколова-Микитова вновь удивило «обилие дворянских гнёзд в бывшей Тверской губернии».

Во время этого «занятного путешествия» поразило Ивана Сергеевича и старинное село Спас-на-Сози, где он увидел древнюю шатровую церковь, срубленную без единого гвоздя:

«В церкви не было икон и украшений, но даже по немногочисленным уцелевшим предметам, по железному узорчатому замку, по столбикам разорённого иконостаса можно было видеть, каким высоким художественным вкусом обладали наши прадеды, обитавшие некогда на тверской земле».

Бывал писатель и в Озерках, где жил тогда калининский писатель С. В. Руженцев, считавший Соколова-Микитова своим крёстным отцом в литературе. Познакомил их А. В. Парфёнов, который возглавлял в то время Калининское книжное издательство. Выяснилось, что Иван Сергеевич учился в Смоленске с Сашей Руженцевым – дядей С. В. Руженцева. В этот приезд Соколов-Микитов заинтересовался рассказами матери хозяина озерковского дома о встречах с известным педагогом, народным просветителем С. А. Рачинским, которого хорошо знал и дважды посещал на Смоленщине сам Л. Н. Толстой. Мать Руженцева несколько раз была в его уникальной школе в селе Татево.

Кроме того, как вспоминал С. В. Руженцев, именно в это время начался его «краткий курс в охотничьей академии Ивана Сергеевича». А толчком ко всему послужило то, что гость увидел в доме книгу Н. А. Зворыкина, с которым лично был знаком.

И. С. Соколов-Микитов глубоко убеждён в том, что не всякий человек может быть охотником. Понятна обеспокоенность писателя: «Думается, разумно было бы навести порядок в наших охотничьих хозяйствах, ограничить, где нужно, охоту, дать отдохнуть лесам и водным угодьям, восстановить прежнее обилие живности. <…> Ведь то, что творится вокруг, если говорить прямо, похоже на преступное расточительство. Взять те же калининские места. Сюда съезжаются тысячи охотников. Даже из своего домика я слышу пальбу, как на фронте. Не столько убивают, сколько распугивают и калечат. Можно ли это назвать охотой?» Охота – это искусство: «Искусство меткой стрельбы требует большого опыта и умения и, как всякое искусство, даётся только немногим» (3, 46). В записных книжках Соколова-Микитова находим очень оригинальное сравнение: «Охотники, как и писатели, есть талантливые и бездарные». Охота, по его глубокому убеждению, – состояние души. Охотники – наблюдатели природы, не разучившиеся «слышать и видеть движение соков земли». Человек и природа – это составные части единого неделимого целого. К сожалению, эта связь утрачивается. И виноваты в этом сами люди. На это не раз указывал Соколов-Микитов в письмах к П. П. Дудочкину: «Только вот рыбка в “Московском море” дохнет. Плохо дело. Уж не Калининский ли комбинат спускает в воду отраву?» (4, 350). Писатель одним из первых затронул экологические проблемы, обратил внимание на них местных авторов. В другом письме тому же адресату читаем: «Хорошо, что Вы написали для “Крокодила” о рыбных делах… Нужен закон. Это и в охране природы, и в охране памятников русской старины, которые разрушаются и гибнут ни за понюх табаку. Такова уж, видимо, наша матушка Русь» (4, 352). Мы видим, что он занимает активную жизненную позицию, неравнодушен к тому, что происходит на калининской земле. Иногда боль и отчаяние переполняют его: «В окружных колхозах остались неубранными поля. Грустно смотреть вблизи на такие… неустройства!» (4, 310).

По мере возможности Соколов-Микитов следит и за тем, чем живёт местная писательская организация: «Что делается теперь в калининской литературной жизни? Продолжается кровопролитная война или наконец пришло мирное существование? Кто кого и кто за кого? Горячий народ живёт, видно, в Калинине! Ещё с татарщины» (4, 352). В «Дневниках» он даёт ещё более критичную оценку пишущей калининской интеллигенции: «…Все кричат, как на деревенской свадьбе, никто никого не слышит. “Без тормозов” – черта русская, дикая, так и живут все “без тормозов”, без уменья управлять чувством, языком, мыслью. Сумбур, шум». Такое положение дел не могло устраивать писателя. Возможно, это было одной из причин, по которой у него не сложилось более тесного сотрудничества с региональной писательской организацией.

Необходимо отметить, что И. С. Соколов-Микитов сотрудничал и с областными газетами. Так, в «Калининской правде» писатель выступил рецензентом книги А. Гавемана и Б. Калачёва «Рассказы об охоте», выпущенной Калининским книжным издательством в 1953 г. В данной книге, по мысли Соколова-Микитова, «повествуется о разнообразии и богатстве живой природы Калининской области, о приёмах и способах охоты», которые описаны достаточно хорошо. Мы знаем, что об этом рецензент мог судить в полной мере профессионально, так как сам был «охотником со стажем». Иван Сергеевич подчёркивает воспитательное значение данной книги, так как «авторы заботливо говорят о самом главном, основном качестве настоящего охотника: о бережном, любовном, хозяйственном отношении к живой природе». Именно таким отношением к природе отличается и творчество самого И. С. Соколова-Микитова. Он умел запечатлеть едва уловимые звуки, запахи, оттенки. Ярким свидетельством тому являются небольшие заметки, опубликованные в региональной молодежной газете «Смена». Летом (осенью? – Е. В. ) члены редакции встречались с Соколовым-Микитовым в Карачарове и попросили у него для газеты напутствие юным читателям под названием «Любите и берегите природу». Автор через какое-то время прислал небольшую зарисовку «Пробуждение весны», где продемонстрировал умение тонко подмечать детали, улавливать изменения настроения в природе. С этого «золотого слитка» (оценка редактора) и началось непродолжительное и эпизодическое сотрудничество писателя со «Сменой», где чуть позже были опубликованы заметки «Апрель», «Май», «Коротенькая мартовская картинка» и «Апрельская картинка».

И. С. Соколов-Микитов живо интересовался, как в Калинине обстоят дела с литературой для детей. Он хорошо отозвался о стихах Виктора Хомяченкова. Особенно заинтересовало его творчество начинающей тогда калининской поэтессы Гайды Лагздынь. В своих письмах он также рецензирует некоторые произведения П. П. Дудочкина. Так, его сказочное творчество Соколов-Микитов оценивает весьма положительно («сказочки хорошие»), но обращает внимание, что необходимо стремиться к глубине стиля, многогранности повествования: «Картинка должна быть не одноцветной, а похожей на радугу» (4, 351). Под редакцией Соколова-Микитова вышла книга Дудочкина для детей «Рядом с нами». Соколов-Микитов как редактор – тема особая. Иллюстратор книги Е. Д. Светогоров был поражён его краткой, точной оценкой рисунков. Художник усмотрел в нём не только писателя, но и графика, и живописца-педагога. Сам Соколов-Микитов в эти годы активно сотрудничает с издательством «Детская литература», где среди других печатается книга «Карачаровский домик» (1967). Продолжая традиции русской классической литературы для детей, писатель поучительно, без излишней назидательности, доступно повествует о жизни зверей, птиц, пауков. Рассказы, вошедшие в книгу, просты и поэтичны. Каждый из них в то же время маленький научный трактат.

Именно в «карачаровский период» Иван Сергеевич выступил как мемуарист: книга воспоминаний и дневниковых записей «Давние встречи» (1964-1975), создаваемая им до последнего дня жизни, содержит портретные очерки М. Горького, И. А. Бунина, К. А. Федина, В. Я. Шишкова, А. С. Грина и других. Очерки отличаются тонкостью оценок, дают представление о литературных вкусах, мировоззрении и позиции самого автора.

Примечательно, что впервые воспоминание о Вячеславе Яковлевиче Шишкове было опубликовано в «Калининской правде» (1973, 3 октября). Свой очерк автор начинает с разговора с Горьким за границей: «Вспоминая о ленинградских писателях, Алексей Максимович первым назвал имя В. Я. Шишкова. Это понятно. Мы говорили, о России, и, само собою, первым вспомнилось имя писателя в высшей степени русского» (4, 172). В первую очередь обращает на себя внимание столь высокая оценка, данная Шишкову. Иван Сергеевич реконструирует и своё первое знакомство с Вячеславом Яковлевичем. Подмечает, что поразила его «нечеловеческая теплота, русская приветливость, умение весело пошутить» (4, 172). Соколов-Микитов не скупится на эпитеты, характеризующие Шишкова: «живой, русский, прекрасный человек». Через всю жизнь Соколов-Микитов пронёс память о нём, как о любимом и верном друге, прекрасном писателе, отзывчивом и сердечном человеке. Впрочем, таким был и он сам.

Таким образом, Тверской край нашёл самое непосредственное отражение в произведениях писателя. Поэтому «карачаровский» период жизни И. С. Соколова-Микитова становится достаточно значимым в осмыслении его творческого наследия. Он углубляет и корректирует представление о мировоззренческой и эстетической позициях одного из замечательных русских писателей ХХ века.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Соколов-Микитов И. С . Собрание сочинений: В 4 т. Л.: Художественная литература. 1985-1987. Т. 1-4.

Соколов-Микитов И. С. Собрание сочинений: В 3 т. М.: ТЕРРА – Книжный клуб, 2006. Т. 1-3.

Соколов-Микитов И. С. Из карачаровских записей: Дневник писателя // Новый мир. 1991. № 12. С. 164-178.

Бойников А. М. Соколов-Микитов и литературная жизнь Твери 1950-х годов // И. С. Соколов-Микитов в русской культуре ХХ века. Тверь: Марина, 2007. С.162-170.

Бойников А. М. История и современность в «Карачаровских записях» И. С. Соколова-Микитова // : Актуальные проблемы жанра и стиля. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2007. С. 36-49.

Васильева Е. Н. Творчество И. С. Соколова-Микитова: новый взгляд: Учебное пособие. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2006.

Васильева Е. Н. И. С. Соколов-Микитов // Тверские памятные даты на 2007 год. Тверь: Альфа-Пресс, 2007. С. 156-158.

Воспоминания об И. С. Соколове-Микитове. М.: Советский писатель, 1984. С. 274-294.

Жизнь и творчество И. С. Соколова-Микитова. М.: Детская литература, 1984.

Иванова И. Е. Письма И. С. Соколова-Микитова из «карачаровской обители» // Русская литература и журналистика : Актуальные проблемы жанра и стиля. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2007. С. 29-36.

Павлов Н. П. И. С. Соколов-Микитов // Павлов Н. П. Русские писатели в нашем крае. Калинин: Книжное издательство, 1956. С. 129-133.

И. С. Соколов-Микитов и тверская газета «Смена» (1959-1960) / Публикация М. В. Строганова // И. С. Соколов-Микитов в русской культуре ХХ века. Изд. 2-е. Тверь: Марина, 2008. С.214-225.

микитов писатель произведение

Смоленщина встает со страниц повестей И.С. Соколова - Микитова «Елень», «Детство», рассказов «На теплой земле», «На речке Невестнице», записей давних лет «На своей земле», которые автор называет «былицами»; своеобразный язык и предания нашего края нашли отражение в «озорных сказках» и сборнике рассказов и сказок для детей «Кузовок».

В рассказах, составляющих эти циклы, отображена жизнь целого поколения русских крестьян в переломные двадцатые годы, здесь поэзия природы, как и поэзия быта, отразилась во всей непосредственной свежести и чистоте.

В повестях «Елень» и «Детство» Иван Сергеевич попытался припомнить ту старую деревню, которой «ныне уж нет на смоленской земле», тот уклад жизни и мыслей деревенских жителей, что был накануне «большой ломки старого». Он как бы со всех сторон осматривал в последний раз прошлое, быть может, памятуя свои же слова, высказанные немного позднее, в одной из книг: «Не умея смотреть в прошлое, мы не научимся видеть будущего».

Повесть «Елень» - соединение двух повествований о семье помещика Дмитрия Хлудова и семье крестьянина - лесника Фрола, дополненное короткими рассказами о мужиках и мелкопоместном дворянстве, рассказами, в которых Хлудов и Фрол - прямые или косвенные участники. Жизнь лесника Фрола наедине с природой и уничтожение лесов Хлудовыми - это противопоставление является как бы скрытым двигателем, внутренней объединяющей идеей повести. Лирическая тональность прежних произведений близкой тематики в «Елени» - окрашивается тонами эпического письма. Кроме того, «Елень» буквально пронизана чувством любви к народу, родине, которые ощущаются автором органично духовно - родственно.

В повести Соколов - Микитов, утверждающий в сложные переломные годы веру в здоровые начала русского крестьянина, в «лице» которого «столько жизненного запасу, веселья и доброты», по-новому увидел деревенское бытие. В повести утверждалось, что без понимания мира природы, без подлинной любви к жизни своего народа, человек, его родные обречены на вымирание, если не физическое, то на первом этапе, нравственное. Изображая процесс вырождения династии лесопромышленников Хлудовых, автор одновременно показывал и купеческий разбой, травмировавший не только живую плоть леса, но и душу русского крестьянина.

И в «Елени» и еще раньше - в рассказах из цикла «На речке Невестнице», в «Былинах» («Себе на гроб» и другие) Соколов - Микитов размышлял о судьбе русского леса, его значении в жизни народа, приходя к утверждению, что безразличие к природе подобно безразличию к судьбе родины - оно ведет к духовной и даже физической гибели (Хлудовы, Крючины).

Прослеживая становление характера Фрола, Соколов - Микитов показал тот национальный тип крестьянской России, который олицетворял в его представлении родину: сильный, волевой, чистый душой и телом. Жизнь Фрола так же чиста, как и его мысли. Он размышляет над вечными вопросами, неизбежно возникающими перед людьми, которые живут наедине с природой. Дмитрий Хлудов, неспособный жить так же чисто и крепко, не способен понять и природу человеческого бытия, ощущать ее так же насыщенно, как лесник Фрол. У Хлудова нет ненависти к мужикам - лесорубам. Не желая любить и не умея ненавидеть - он равнодушен, в нем нет живой силы, которая бы могла бы еще поддержать в нем жизнь.

Умирает, а хоронит его на деревенском погосте Фрол, и это ли не символ: крепкое, духовно чистое будущее деревни расстается со своим прошлым.

В «обитателях» повести «Елень» легко узнаются жители родных Соколову - Микитову деревень - люди, окружавшие в дореволюционном детстве и позднее, в двадцатые годы, самого писателя: тут и дружелюбный, лохматый, легкий и худой, неизменно веселый и хрипучий пастух Авдей, знающий до последнего кустика лес и луга и «норов каждой скотины»; и рыжий, рукастый, смешливый и озорной, с наглыми прозрачными косящимися глазами балагур, деревенский баламут и бунтарь Сапунок, которого начальство за хитрость и безбоязненность считает «Самый большой шельма из вся деревня; и постоянно сплетающий чепуху Максименок; и ловкая, с сияющими глазами, «из которых лилось человеческое полное счастье», опрятная, верная и нежная Марья; и неистовые деревенские молодухи - плясуньи; и хватающиеся за колья по праздникам смурые бурмакинские мужики, и бурмакинский богатырь, спокойный и рассудительный Рябой Николай и другие непохожие, разные и вместе с тем духовно близкие люди, объединенные одним горем, одной страдой и общими праздниками, все они составляют как бы единую национальную стихию.

Повесть «Елень» - одно из лучших произведений нашей литературы, находящееся как бы на стыке сегодняшней литературы и литературы 19 века, продолжающее и развивающее традиции от писателей шестидесятников до Бунина и Куприна.

Любовь к земле - кормилице, родной Смоленщине, к людям, их обычаям, традициям, укладу жизни воплощены писателем в автобиографической повести «Детство» (1932 год). Состоит она из коротких рассказов: «Переезд», «Сад», «Лето», «Плотик», «Деревня», «Отец». Действия происходят в деревне Кислово и на дороге к ней, в усадьбе, доме, саде, на речке, в полях, огородах, в селе Щекино в большом дремучем лесу, на берегу Угры и поэтической речки Невестнице, где жили дед и прадед, отец.

Большое место занимает в повести образ отца, который был первым, кто научил мальчика любить и понимать окружающую его жизнь, кто ввел его в чудесный и таинственный мир природы, заложил основы нравственных устоев будущего писателя. Рассказывая в главе «Плотик» о том, с каким восхищением слушал Сивый сказки отца про плотик, на котором совершали свои волнующие путешествия по речке Невестнице два мальчугана Сережа и Петя, писатель подчеркивает, что сказки эти оставили прочный след в его памяти не только потому, что в них было много забавных приключений, но прежде всего потому, что в основе их всегда лежит глубокий воспитательный смысл. Сказки уносили Сивого в далекую страну справедливости и добра, где торжествовала любовь, человечность и товарищество, где не было места злу и насилию.

В «Детстве» говорится о тех же событиях и людях, что и в повести «Елень», лишь на десятилетие раньше. Так прообразом династии лесопромышленников Хлудовых («Елень»), несомненно, послужила семья миллионеров Коншиных («Детство»), у которых, как известно, управляющий лесными угодьями служил отец писателя.

«Серые идолы» («Елень») и «Мужики - плотогоны» («Детство»), Фрол и управляющий лесными угодьями Сергей Никитич, молодая барыня Кужалиха, разорившаяся, «спаленная» в голодный 1917 год («Елень») и другие персонажи повестей имеют многие общие характерные черты. И сами события, разворачивающиеся в повести «Детство», подводят к действию, происходящему в «Елени». Готовя повести к переизданию, Соколов - Микитов, даже рассматривал их как целое повествование, может быть, потому и отдельные главы и эпизоды «Елени» (глава «Веселая ярмарка») повторяющие содержание «Детства», были исключены писателем и не вошли в четырехтомное собрание его сочинений.

Так же как в «Елени», в «Детстве» много удивительных картин русской природы, пейзажей, пронизанных чувствами и мыслями автора. Они словно бы неотделимы от всей той обстановки старорусской усадьбы, где зародились.

И хотя герой повести утверждает, что ему жалеть из прошлого нечего, ему все же «жалко лишь тетеревиных выводков, деревенских песен и сарафанов, жалко некогда наполнявшего детского чувства радости и любви, которого никакими силами невозможно теперь вернуть», нынче-то на Смоленщине «уж больше не водят деревенские молодухи и девки на горе хороводов», редко - редко покажется на улице сарафан, и редко сыграют ввечеру старинную протяжную песню».

В повести «Детство», как и в рассказах «На теплой земле», «Свидание с детством» Соколов - Микитов подчеркнул неразрывность связи жизни и судьбы героя с образом родины, слитность с судьбой его народа: «Когда рассказываю о жизни и судьбе мальчика с открытою светловолосою головою, образ этот сливается с представление о моей родине и природе».

Для Вани - героя повести «Детство» - будущее определил «Синий звучащий ослепительный мир». Потом тепло золотого чуда сливается с родительской любовью. Удачно складывавшиеся отношения с людьми обусловили впоследствии творческую позицию писателя в изображении человека, утвердили в нем светлое представление о русском народе. Истоки своего особого, лирического дарования сам Соколов - Микитов определил так: «Деревенскому усадебному миру, окружавшим меня простым людям, русской народной природе обязан я лирическим свойством моего таланта».

И.С. Соколов - Микитов считал, что русская природа, изображаемая в художественном произведении, может стать подлинно прекрасной и привлекательной, если ее украшает неподдельное человеческое чувство; все зависит от того настроя души, каким обладает художник, ее рисующий. Только тот запечатлит в ней национальное самосознание, кто умеет в силу душевного своего развития связать мир, в котором он живет, с миром своих собственных идей и настроений. Поэтому человек и природа у Соколова - Микитова всегда в взаимосвязи, они выступают как равные в живом мире. Это определяло своеобразный настрой произведений Соколова - Микитова на протяжении шести десятков лет. Уже в ранних его рассказах природа такое же действующее лицо, как и сам человек («Глушаки», «Медовое сено»).

Человек в своих отношениях с миром, природой, добрый человек на доброй земле, мечтатель с романтическим складом души - таков герой рассказов Соколова - Микитова двадцатых годов.

Иван Сергеевич Соколов-Микитов

На теплой земле

© Соколов-Микитов И. С., наследники, 1954

© Жехова К., предисловие, 1988

© Бастрыкин В., иллюстрации, 1988

© Оформление серии. Издательство «Детская литература», 2005

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

И. С. СОКОЛОВ-МИКИТОВ

Шестьдесят лет активной творческой деятельности в бурном XX столетии, полном стольких событий и потрясений, – таков итог жизни замечательного советского писателя Ивана Сергеевича Соколова-Микитова.

Детство его прошло на Смоленщине, с ее милой, истинно русской природой. В те времена в деревне еще сохранялся старинный быт и уклад. Первыми впечатлениями мальчика были праздничные гулянья, деревенские ярмарки. Именно тогда сросся он с родной землей, с ее бессмертной красотой.

Когда Ване исполнилось десять лет, его отдали в реальное училище. К сожалению, это заведение отличалось казенщиной, и учение шло плохо. Весной запахи пробудившейся зелени неудержимо влекли мальчика за Днепр, на его берега, покрывавшиеся нежной дымкой распустившейся листвы.

Из пятого класса училища Соколов-Микитов был исключен «по подозрению в принадлежности к ученическим революционным организациям». Поступить с «волчьим билетом» куда-либо было невозможно. Единственным учебным заведением, где не требовалось свидетельства о благонадежности, оказались петербургские частные сельскохозяйственные курсы, куда через год он смог попасть, хотя, как признавался писатель, большого влечения к сельскому хозяйству он не испытывал, как, впрочем, и не испытывал он никогда влечения к оседлости, собственности, домоседству…

Скучные курсовые занятия вскоре оказались не по душе Соколову-Микитову – человеку с беспокойным, неусидчивым характером. Устроившись в Ревеле (ныне Таллин) на пароход торгового флота, он в течение нескольких лет скитался по белу свету. Видел многие города и страны, побывал в европейских, азиатских и африканских портах, близко сошелся с трудовыми людьми.

Первая мировая война застала Соколова-Микитова на чужбине. С большим трудом добрался он из Греции на родину, а потом ушел добровольцем на фронт, летал на первом русском бомбардировщике «Илья Муромец», служил в санитарных отрядах.

В Петрограде встретил Октябрьскую революцию, затаив дыхание слушал в Таврическом дворце выступление В. И. Ленина. В редакции «Новой жизни» познакомился с Максимом Горьким и другими писателями. В эти переломные для страны годы Иван Сергеевич становится профессиональным литератором.

После революции – недолгая работа учителем единой трудовой школы в родных смоленских местах. К этому времени Соколов-Микитов уже опубликовал первые рассказы, замеченные такими мастерами, как И. Бунин и А. Куприн.

«Теплая земля» – так назвал писатель одну из своих первых книг. И более точное, более емкое название найти было бы трудно! Ведь родная русская земля действительно теплая, потому что она согрета теплом человеческого труда и любви.

Ко времени первых полярных экспедиций относятся рассказы Соколова-Микитова о походах флагманов ледокольного флота «Георгий Седов» и «Малыгин», положивших начало освоению Северного морского пути. На одном из островов Северного Ледовитого океана именем Ивана Сергеевича Соколова-Микитова была названа бухта, где он нашел буек погибшей экспедиции Циглера, судьба которой до того момента была неизвестна.

Несколько зим провел Соколов-Микитов на берегах Каспия, путешествовал по Кольскому и Таймырскому полуостровам, Закавказью, горам Тянь-Шаня, Северному и Мурманскому краям. Он бродил по дремучей тайге, видел степь и знойную пустыню, исколесил все Подмосковье. Каждая такая поездка не только обогащала его новыми мыслями и переживаниями, но и запечатлевалась им в новых произведениях.

Сотни рассказов и повестей, очерков и зарисовок подарил людям этот человек доброго таланта. Богатством и щедростью души озарены страницы его книг.

Творчество Соколова-Микитова близко и к аксаковской, и к тургеневской, и к бунинской манере. Однако в его произведениях есть свой особый мир: не стороннее наблюдательство, а живое общение с окружающей жизнью.

Об Иване Сергеевиче в энциклопедии написано: «Русский советский писатель, моряк, путешественник, охотник, этнограф». И хотя дальше стоит точка, но список этот можно было бы продолжить: учитель, революционер, солдат, журналист, полярник.

Книги Соколова-Микитова написаны певучим, богатым и в то же время очень простым языком, тем самым, которому писатель научился еще в детские годы.

В одной из автобиографических заметок он писал: «Я родился и рос в простой трудовой русской семье, среди лесных просторов Смоленщины, чудесной и очень женственной ее природы. Первые услышанные мною слова – были народные яркие слова, первая музыка, которую я услышал, – народные песни, которыми был некогда вдохновлен композитор Глинка».

В поисках новых изобразительных средств писатель еще в двадцатые годы прошлого века обращается к своеобразному жанру кратких (не коротких, а именно кратких) рассказов, которые он удачно окрестил былицами.

Неискушенному читателю эти былицы могут показаться простыми заметками из записной книжки, сделанными на ходу, на память о поразивших его событиях и характерах.

Лучшие образцы таких кратких невыдуманных рассказов мы уже видели у Л. Толстого, И. Бунина, В. Вересаева, М. Пришвина.

Соколов-Микитов в своих былицах идет не только от литературной традиции, но и от народного творчества, от непосредственности устных рассказов.

Для его былиц «Рыжие и вороные», «Себе на гроб», «Страшный карлик», «Разженихи» и других характерна необычайная емкость и меткость речи. Даже в так называемых охотничьих рассказах у него на первом плане человек. Здесь он продолжает лучшие традиции С. Аксакова и И. Тургенева.

Читая небольшие рассказы Соколова-Микитова про смоленские места («На речке Невестнице») или про птичьи зимовья на юге страны («Ленкорань»), невольно проникаешься возвышенными ощущениями и мыслями, чувство восхищения родной природой переходит в нечто другое, более благородное, – в чувство патриотизма.

«Творчество его, имея истоком малую родину (то есть Смоленщину), принадлежит большой Родине, нашей великой земле с ее необъятными просторами, неисчислимыми богатствами и разнообразной красотой – от севера до юга, от Балтики до Тихоокеанского побережья», – говорил о Соколове-Микитове А. Твардовский.

Не все люди способны чувствовать и понимать природу в органической связи с человеческим настроением, а просто и мудро живописать природу могут лишь немногие. Столь редким даром обладал Соколов-Микитов. Эту любовь к природе и к людям, живущим с ней в дружбе, он умел передать и совсем юному своему читателю. Нашей дошкольной и школьной детворе давно полюбились его книжки: «Кузовок», «Домик в лесу», «Лисьи увертки»… А как живописны его рассказы об охоте: «На глухарином току», «Натяге», «Первая охота» и другие. Читаешь их, и кажется, что ты сам стоишь на лесной опушке и, затаив дыхание, следишь за величественным полетом вальдшнепа или в ранний, предрассветный час прислушиваешься к загадочной и волшебной песне глухаря…

Писательница Ольга Форш говорила: «Читаешь Микитова и ждешь: вот-вот застучит над головой дятел или выскочит зайчишка из-под стола; как это у него здорово, по-настоящему рассказано!»

Творчество Соколова-Микитова автобиографично, но не в том смысле, что он писал только о себе, а потому, что рассказывал всегда и обо всем как очевидец и участник тех или иных событий. Это придает его произведениям яркую убедительность и ту документальную достоверность, которые так привлекают читателя.

«Мне посчастливилось сблизиться с Иваном Сергеевичем в ранние годы его литературной работы, – вспоминал К. Федин. – Это было вскоре после Гражданской войны. На протяжении полувека он настолько посвящал меня в свою жизнь, что мне иногда кажется – она стала моей.

Он никогда не задавался целью написать подробно свою биографию. Но он из тех редких художников, жизнь которых как бы сложила собою все, что им написано».

Калерия Жехова

НА РОДНОЙ ЗЕМЛЕ

Восход солнца

Еще в раннем детстве доводилось мне любоваться восходом солнца. Весенним ранним утром, в праздничный день, мать иногда будила меня, на руках подносила к окну:

– Посмотри, как солнце играет!

За стволами старых лип огромный пылающий шар поднимался над проснувшейся землею. Казалось, он раздувался, сиял радостным светом, играл, улыбался. Детская душа моя ликовала. На всю жизнь запомнилось мне лицо матери, освещенное лучами восходящего солнца.

Светлой памяти Ивана Сергеевича Соколова-
Микитова посвящается

20 февраля 2015 года исполняется сорок лет, как нет с нами замечательного писателя, поистине певца природы и человека в ней - Ивана Сергеевича Соколова-Микитова. Его современник и коллега по писательскому цеху М. Пришвин утверждал, что кладовая солнца есть природа и человек в ней. И по прошествии многих лет мы с полным правом можем сказать, что и творчество Ивана Сергеевича - настоящая кладовая солнца, настолько наполнено оно любовью, теплом и уютом родной страны, родного края – малой и большой Родины.
Уроженец Калужской губернии, Иван Сергеевич вырос на Смоленщине, а вот преклонные его годы с 1952 года связаны были с нашим Конаковским районом, селом Карачарово, где он жил в отстроенном собственными руками домике.
Иван Сергеевич родился 17 (30) мая 1892 года в небольшом селе Осеки близ Калуги в семье Сергея Никитича Соколова, управлявшего лесным имением миллионера Коншина. Интересно, что вторую часть фамилии - Микитов - Иван Сергеевич сохранил от деда. В повести «Детство» он писал: «Микитовыми стали нас кликать по деду моему, дьякону щекинской церкви. О нем до старости в деревне говорили: «Ты, Никита, как ерш, покою тебе нету, все суетишься».
В автобиографических заметках Иван Сергеевич замечает: «Я родился и вырос в простой трудовой русской семье, среди лесных просторов Смоленщины, чудесной и очень женственной ее природы... Родной русской природе обязан я лирическим свойством моего таланта... От матери я заимствовал чутье к слову и беспокойство характера, от отца - любовь к природе, лирический склад души. Отец пробудил во мне и страсть к охоте».
В повести «На теплой земле» он пишет: «Еще в годы раннего детства хранил я тайную уверенность увидеть и обойти мир. С величайшим увлечением отдавался чтению книг... Я радостно жил, двигался в окружавшем меня солнечном радостном мире, был сам частицею этого счастливого мира...
Общаясь с людьми, я начал о многом задумываться. Остро запоминались слова, поражала талантливость простого народа, богатство, образность народного языка. С юношеской пылкостью, болезненно переживал несправедливость неравенства людей, ощущал остроту контрастов: бедности и богатства, голода и довольства. И все ближе узнавал и видел многообразную, очень сложную и многоликую жизнь...".
«Море покорило меня», - писал Иван Сергеевич. В 1913 году начались его морские скитания по всему свету в качестве матроса торгового флота, а позже они легли в основу его сборника «Морские рассказы». На собственном опыте испытал Иван Сергеевич мытарства на чужбине. Об этом он рассказал в повести «Чижикова лавра» (1925 г.). Чего стоят здесь такие вот признания: «В Германии, затем в Англии постиг я всю свою безнадежность... По России тосковал очень...". И далее - "я давно приметил, что многие русские, поживши в Америке, потаскавши американский хомут, как-то пустеют, точно уходит душа, и все-то у них ради денег...». Или вот: «На Босфоре все прекрасно, но я вспоминаю родную маленькую речку Гордоту, заросшую ивняком и ольховниками».
С молодых лет пришлось ему пройти суровую школу жизни, в том числе и окопы первой мировой войны. И уже в годы революции Соколов-Микитов становится писателем-путешественником, очеркистом. Он много ездит и ходит пешком по стране. Его перу принадлежит более двухсот литературных произведений. «Маленькие рассказы", «На речке Невестнице», - замечал Иван Сергеевич, - я писал в далекие двадцатые годы, живя в деревенской глуши. В одном из рассказов читаем: «Русские чудесные реки, как родные сестры: поэтому маленькая речка Невестница так похожа на соседнюю речку Гордоту, Гордота - на Угру, Угра - на Оку, Ока - на великую русскую реку-матушку Волгу. И не поэтому ли так по-родственному сходны между собою стоящие на этих реках города, маленькие и большие...».
Или вот его сборник «Рассказы охотника» (1935-1953 гг.). Это лирические зарисовки, поэтическое изображение природы. А рассказ «Звуки весны» из этого сборника, эта «прекрасная симфония» весеннего утра стала одним из образцов поэтической прозы русской литературы и вошла в сборник школьных диктантов и изложений.
«Живя в Карачарове, - скромно замечал Иван Сергеевич, - написал несколько небольших рассказов, в которых изображена близкая моему сердцу природа». Мы знаем, что здесь появились в свет повести «Детство» (1953 г.), «На теплой земле» (1954 г.), «Звуки земли» - (1962 г.), «Карачаровские записки» - (1968 г.)
Сам Иван Сергеевич в предисловии к книге «На теплой земле» (Госиздат 1954 г. М.) пишет: «Общая тема произведений - от повести «Детство» до рассказов о путешествиях по родной стране - определяется названием книги». И мы, действительно, здесь видим, с каким сердечным трепетом автор передает теплоту родной земли - будь то топкие берега Невестницы или высокий берег Волги, жаркие астраханские и каспийские плавни, неприступные горы Кавказа, тундра Таймыра или ледяные поля Северной Земли, где бывал он и по заданию редакций центральных газет, и по зову сердца.
Вчитываясь и вдумываясь в его произведения, невозможно не заметить, что их основным фоном является простор - будь то морские дали или небольшая лесная поляна с тетеревиным или глухариным токовищем, или маленькое болотце, заросшее изумрудным мхом.
С полным правом в одном из своих произведений «Весна в Чуне» он восклицает: «Родина! Особенно звучит для меня это слово, полное глубокого смысла. Я вижу необъятные ее поля, волнующиеся урожаем. Теплый ветер пролетает над ними, поднимая цветочную пыль. Обширна и многообразна родившая нас страна. Неиссякаемы и полноводны реки, пересекающие пространства ее. Обширны, зелены леса, высоки горы, блистающие вечными ледниками. Свет яркого солнца отражается в их снеговых вершинах. Широки знойные степи, непроходима глухая сибирская тайга, раскинувшаяся океаном. Многолюдны, многочисленны города, разбросанные в нашей стране. На многих языках говорят люди, населившие величественную эту страну. Просторны синие дали, звонки и чудесны песни живущего в ней народа».
Все виденное и пережитое, понимание родной земли, труда людей, всей полноты жизни Иван Сергеевич передал своим читателям. Он видел, говоря его же словами, как «старая деревенская Русь ушла, понесла свое горе в котомке, на вечные времена, теперь уже не вернется!». Как хочется этому верить. Дай-то Бог.
Иван Сергеевич делится с нами самым сокровенным: «С малых лет неудержимо привлекали меня простые, близкие природе люди. В далеких и долгих скитаниях по радостно принимавшей меня земле я встречался и счастливо сходился с такими людьми, наполнявшими мое сердце сочувствием и любовью.» В повести «Свидание с детством» читаем: «Я чувствовал неразрывную связь с живой Россией, видел доброе и злое... Я знал и видел Россию кровью моего сердца. Жестокие трагические недостатки, пороки, которыми болел народ, я чувствовал в самом себе... Россия была для меня тем самым миром, в котором я жил, двигался, которым дышал... Я сам был Россия, человеком с печальной нерадостной судьбой».
Все это позволило ему так точно сказать о русской натуре: «...говорить бог знает что, но быть твердым на деле. Ведь каждый из нас способен тысячу раз отказываться на словах от дела, ругать дело и проклинать всех и вся, но в то же время вести его до конца неуступчиво, несмотря на беды и несчастья» (рассказ «Здесь и там»).
В короткой газетной статье трудно, конечно, передать всю гамму чувств, мыслей, которые возникают при чтении произведений И.С.Соколова-Микитова. Наглядно это можно передать, проиллюстрировать картинами замечательного русского живописца Аркадия Александровича Рылова (1870-1939 г.) «Речка Субботиха», «Зеленый шум», «В голубом просторе», «Цветистый луг», «Полевая рябинка» и др. Вглядитесь в эти картины, и вы проникнетесь тем, что было близко и дорого Ивану Сергеевичу как писателю, Аркадию Александровичу - как художнику, а значит - и, без сомнения, их соотечественникам.
В карачаровский период жизни Соколов-Микитов обращается и к мемуарному жанру. Здесь им были написаны «Автобиографические заметки» (1954 г.), «Свидание с детством» и книга воспоминаний «Давние встречи», над которой автор работал до последних своих дней. Книга «Давние встречи» содержит портретные очерки писателей, с которыми Ивану Сергеевичу приходилось общаться, М. Горького, И. Бунина, А. Куприна, М. Пришвина, К. Федина, А. Грина, А. Твардовского, О. Форш, В. Шишкова, полярного исследователя П. Свирненко, художника и ученого Н. Пинегина.
Умер Иван Сергеевич 20 февраля 1975 года в Москве. Урна с его прахом захоронена на семейном кладбище в Гатчине. (Иван Сергеевич с семьей с 1929 по 1967 год жил в Гатчине и Ленинграде, Карачарове, затем - в Москве и Карачарове).
Каждое новое поколение людей стоит перед вопросом: как воспитать у молодежи, подростков любовь к Родине, своему Отечеству? По этому вопросу Иван Сергеевич замечает: «В судьбе, вкусах, характере каждого человека огромное значение имеют его детство, среда, в которой он жил, воспитывался и вырастал. Слова, которые мы слышим от наших матерей, цвет впервые увиденного неба, убегающая вдаль дорога, заросший берег реки, кудрявая береза под окном родного дома навеки остаются в памяти нашей...».
И здесь на правах автора этой небольшой статьи хочу добавить, что один из моментов, одна из граней воспитания - это чтение, знакомство с окружающим миром через образцы русской словесности. Прочтите сами, вникните в философию произведений Соколова-Микитова, дайте почитать детям его произведения. А это целый блок произведений, доступных для детского восприятия. Например, сборники «В лесу» и «Кузовок», другие рассказы и сказки для детей. Благо, что всем этим располагает наша городская библиотека, посетите домик-музей Соколова-Микитова в Карачарове и экспозицию, ему посвященную, в нашем городском краеведческом музее. Это даст возможность вам и вашим детям, внукам соприкоснуться душой и сердцем с художественным, жизненным наследием одного из настоящих мастеров русской литературы.
Я уверен: пройдут годы и десятилетия, но творчество Ивана Сергеевича будет привлекать и волновать все новых и новых читателей, сохраняя тем самым память об одном из патриотов земли российской, владевшим даром литературного слога.
Ю. МАКАРОВ. Конаково, 2015 г.

Его имя незаслуженно подзабыто. В школьных программах (даже для внеклассного чтения) по литературе имя Ивана Сергеевича Соколова-Микитова , к сожалению, не упоминается. А между тем его многочисленные рассказы и повести, пронизанные любовью к Родине, к её природе и людям, содержат в себе такие уроки нравственно-эстетического и патриотического воспитания, что знакомство с ними не может не обогатить душу человеческую. Отправной точкой для нового знакомства с личностью и творчеством этого писателя может послужить публикуемый ниже материал.

В полутора километрах от села Андреевского, что под Калугой, было некогда урочище Осеки: просторный жилой дом, контора управления хозяйством известного калужского и смоленского лесопромышленника миллионера Н. Коншина да несколько подсобных помещений.

Осеки - малая родина русского писателя ХХ века Ивана Сергеевича Соколова-Микитова (1892-1975). Здесь 17(30) мая 1892 года он родился и получил первые впечатления об окружающем мире, о сельской жизни, которую с такой любовью будет описывать потом в своих произведениях. Позднее он назовет детские годы самыми счастливыми в своей долгой и многотрудной жизни, а их влияние на собственное творчество определит следующим образом: «Деревенскому усадебному миру, окружавшим меня простым людям, русской природе обязан я лирическим свойством моего таланта».

Рос и воспитывался будущий писатель в крепкой хозяйственной семье, где царили совет да любовь. Его отец, Сергей Никитич Соколов, служил управляющим коншинскими лесами. Мать, Мария Ивановна Новикова, - калужская крестьянка из деревни Хвалово Бабынинского уезда. Как и ее муж, Мария Ивановна любили природу, сельский быт и труд, была незаурядной рассказчицей. Много лет спустя Иван Сергеевич напишет в автобиографических заметках: «От матери, калужской потомственной крестьянки, я заимствовал чутье к слову, беспокойство характера, от отца - любовь к природе, лирический склад души».

Другим важнейшим источником постижения национальной жизни, красоты и богатства родного слова стала для будущего писателя художественная литература. Чтение книг с шестилетнего возраста было одним из любимых его занятий, произведения Пушкина, С.Аксакова, Тургенева, Толстого, Гоголя стали настольными книгами. В очерке «Книга в моей жизни» (1972) Соколов-Микитов писал: «С Пушкина началась моя привязанность, пробудилась неусыпная страсть к чтению <...> И сегодня я не представляю себе жизни без книги. В постигшей меня слепоте радуюсь каждой прочитанной мне вслух странице».

В 1895 году семья Соколовых (Микитовыми их называли по имени деда со стороны отца, отсюда и псевдоним писателя, ставший второй частью фамилии) переехала на жительство на родину Сергея Никитича, в село Кислово Дорогобужского уезда Смоленской губернии. Но свою малую родину И. С. Соколов-Микитов не забывал до конца дней. В отроческие годы он не раз вместе с родителями навещал бабынинских родственников и друзей отца в Андреевском и Калуге, а в 1930-50-е гг. неоднократно приезжал в Оптину пустынь, где работал над своими произведениями. Не раз бывал писатель в Тарусе у К. Паустовского, с которым у него сложились дружеские отношения.

Но не только с калужским и смоленским краями было связано становление и развитие Соколова-Микитова как писателя и гражданина. Его жизнь изобилует поездками, путешествиями, знакомствами, дружескими связями с десятками интересных людей, общение с которыми обогащало внутренний мир художника слова. И.С. Соколов-Микитов не принадлежал к типу кабинетных писателей. Его творческое развитие было обусловлено глубоким знанием жизни, множества людских характеров и судеб.

В 1910 году Соколов-Микитов приезжает на учебу в Петербург. Встреча с известным к тому временем прозаиком А.М. Ремизовым, горячо одобрившим его литературный дебют - сказку для детей «Соль земли» (1911), а затем знакомство с А.Куприным, И.Буниным, М.Пришвиным, В.Шишковым помогли окончательно определить дальнейший жизненный путь - художественное творчество. С конца 1912 года Соколов-Микитов по приглашению владельца «Ревельского листка» начинает сотрудничать в этой газете, публикуя репортажи, заметки, рассказы, фельетоны, стихи.

Жажда познания мира заставляет его поступить на службу матросом торгового флота, которая обогатила начинающего писателя знаниями о странах Европы и Ближнего Востока, а общение с насельниками Старого Афона, где в 1914 Соколов-Микитов прожил несколько недель, приблизило к Православию. С 1916 года и вплоть до февральской революции писатель находился в действующей армии, сначала в качестве санитара, а затем мотористом одного из первых русских самолетов под командованием прославленного летчика Глеба Алехновича.

В годы гражданской войны судьба забрасывает И. Соколова-Микитова в Крым, где он знакомится с писателем И. Шмелевым, переживавшим в Алуште страшные месяцы голода, разрухи, террора, а затем - за рубеж, в Англию, потом в Берлин, где его тепло принимают русские писатели-эмигранты, в том числе Горький, Бунин, А. Толстой. После возвращения на родину Соколов-Микитов работал учителем на Смоленщине, потом в составе антарктической экспедиции он побывал на Новой Земле и Земле Франца Иосифа, принимал участие в работах по спасению знаменитого ледокола «Малыгин», потерпевшего аварию у берегов Шпицбергена.

Не раз бывал Соколов-Микитов на Урале, в Карелии, на Каспии, в Крыму и на Кавказе, несколько лет жил на Волге, в пос.Карачарово Тверской области и в Ленинграде. Он плавал на знаменитых ледоколах «Красин» и «Георгий Седов», а на далекой Новой Земле в память о нем названа одна из бухт. Завершил писатель свои земные труды и дни в Москве 20 февраля 1975 года.

Судьба отнюдь не баловала Ивана Сергеевича. В разное время он похоронил всех своих трех горячо любимых дочерей: Лиду (1928-1931), Ирину (1924-1940) и Елену (1926-1951). В последние годы жизни писатель полностью ослеп, и свои новые произведения был вынужден диктовать.

Но при всем том он никогда не впадал в отчаяние, и до конца дней оставался человеком светлой души, чутким и внимательным к людям. Все, кто его знал, а он находился в дружеских взаимоотношениях с десятками людей, отвечали ему тем же. Проникновенные воспоминания о нем оставили А. Твардовский, А. Ремизов, К. Федин, С.Воронин, П.Дудочкин, Г.Горышин, М.Дудин, Ф.Абрамов, В.Солоухин, его творческий дар высоко ценили Бунин, Куприн, Шишков, Пришвин, Паустовский, В. Бианки, А. Грин и другие писатели и деятели культуры.

Творчество Соколова-Микитова - весьма заметное явление в русской литературе 1910-1970-х годов. Уже первые произведения прозаика были восприняты как многообещающее явление в отечественной словесности. Вот лишь одно из авторитетных мнений: «Очень ценю Ваш писательский дар за яркую изобразительность, истинное знание народной жизни, за краткий, живой и правдивый язык. Более же всего мне нравится, что Вы нашли свой собственный, исключительно Ваш стиль, «свою форму»; и то и другое не позволяют смешать Вас с кем-нибудь, а это самое дорогое», - так писал Соколову-Микитову из Парижа в июне 1921 года А.И.Куприн. Куприн не ошибся в своей оценке творчества Соколова-Микитова. Отмеченные им особенности произведений писателя - «яркая изобразительность», «живой и правдивый язык», «истинное знание народной жизни», «собственный стиль» - стали устойчивыми отличительными чертами поэтики Соколова-Микитова.

Прекрасный знаток народного быта и русской природы, Соколов-Микитов вдоль и поперек изъездил необъятные просторы России и с большой художественной проникновенностью запечатлел в своих произведениях облик родной земли.

Творчество И.С. Соколова-Микитова тематически весьма многообразно. Он - автор рассказов о Первой мировой войне. Критика тех лет отмечала, что такие его произведения, как «Вперед», «С носилками», «Жуть», «Затишье перед бурей» и др. созданы писателем, который «равнялся на лучшую художественную прозу Л.Н. Толстого». Впечатления от встреч с Г. Алехновичем и от полетов на самолете «Илья Муромец» дали писателю материал для художественных очерков «Глебушка», «Птичье счастье», «Новый корабль», «На Илье Муромце», которые явились одними из первых в русской литературе произведений на авиационную тему.

Пребывание Соколова-Микитова в эмиграции обусловило появление повести «Чижикова лавра» (1926) - трепетного повествования о страданиях и силе духа русских людей, отрезанных от своей родины. Написанное от лица прапорщика русской армии, повесть эта представляет собою исповедь человека, прошедшего горнило войны, германский плен и последующие мытарства в чужой и чуждой Англии. Вместе с повестями и рассказами Куприна, Шмелева, Бальмонта и других писателей это произведение открывает собою обширный список произведений о горестной судьбе русских эмигрантов, выброшенных смерчем мировой войны и октябрьской революции из любимой Родины.

Очевиден вклад писателя в отечественную маринистику: его произведения «Морские рассказы», «Дальние берега», «Путь корабля», «Спасание корабля» читаются с живейшим интересом. Столь же интересны и живописны его многочисленные охотничьи рассказы («Лето в лесу», «Зеленый край», «По охотничьим тропам», «Первая охота», «Летят лебеди») и произведения о жизни, повадках, зоопсихологии лесных зверей и домашних животных («Найденов луг», «Фурсик», цикл «Лесные картинки» и многие другие).

Немало сил и времени отдал Соколов-Микитов созданию рассказов и сказок для детей, составивших сборники «Кузовок», «Лисьи увертки», «Дружба зверей», в которых он знакомил юных читателей с миром живой природы. Одно из центральных мест в его творчестве занимает тема деревни, изображение русской природы, жизни и судеб крестьянства. Таковы его повести «Елень», циклы рассказов и художественных очерков «На теплой земле», «На речке Невестнице», «На своей земле» и особенно повесть «Детство».

Автобиографическая повесть «Детство» (1931) аккумулировала многолетние художественные искания писателя, его стремление осмыслить причины и истоки становления нравственного и духовного мира личности. Она вобрала в себя многие проблемы, волновавшие Соколова-Микитова на протяжении всей его творческой деятельности: проблемы родовой и исторической памяти, любви и смерти, прошлого, настоящего и будущего России, взаимоотношений человека и природы, особенностей быта и характера жителей русской деревни и другие. В этом смысле «Детство» вплотную примыкает к таким выдающимся произведениям русской автобиографической прозы о детстве, становлении личности, как трилогии Л.Толстого и Горького, «Детские годы Багрова-внука» С.Т.Аксакова, «Жизнь Арсеньева» Бунина, «Детство Никиты» А.Толстого, «Лето Господне» И.Шмелева, «Путешествие Глеба» Б.Зайцева.

И.С. Соколову-Микитову суждено было стать автором одного из последних в истории русской литературы произведений о жизни русской предреволюционной деревни.

Повесть «Детство» охватывает период времени примерно в десять лет жизни ее главного героя - маленького Вани. Однако по существу хронологические рамки произведения значительно шире. Их раздвигают экскурсы в историю.

Подобно тому, как герой романа И.Бунина «Жизнь Арсеньева» по праву гордится своей дворянской родословной, автобиографический герой Соколова-Микитова с нескрываемой симпатией повествует о родословной крестьянской семьи. Повесть «Детство» - это первое в нашей литературе произведение, где поэтизируется именно крестьянская династия, подчеркивается роль в отечественной истории, в жизни России «крестьянских гнезд», утверждается мысль о взаимосвязи поколений в простой мужицкой среде.

Автобиографический герой произведения по праву гордится своими предками. Семьи Соколовых и Новиковых - это трудолюбивые, хозяйственные, крепкие крестьянские семьи, кровными узами связанные с жизнью деревни корневой, глубинной России. Прадед его был пономарь, ходивший, как и многие деревенские мужики, в лаптях, «ковырял сохою землицу», дед - дьякон заштатской церкви, кормившийся «как Адам, на земле: пчелами и садом» и ухитрившийся «выходить, вырастить» всех своих девятерых детей. Здесь все истово трудились, свято чтили традиции и обряды, «в большие двунадесятые праздники, еще до еды, молились обычно в большой дедушкиной комнате всею семьею... Дедушка читал молитву вслух, сурово хмуря брови и шевеля медовой своей бородою». Эти благородные традиции передавались из поколения в поколение: от дедов - к отцам, от отцов - к детям и далее по ступеням памяти.

Семья автобиографического героя повести - средоточие созидательных дел, привычек и нравственных правил, которые благодатно входят в сознание и душу мальчика. С любовью рисует писатель образ матери, «редкой русской женщины», умевшей «до последнего дня своей жизни отдавать людям остатки своих сил». Она приобщила мальчика к чудесному миру сказок, научила его чувствовать красоту и звучность русского слова.

Почти в каждой главе повести присутствует образ отца, и чем взрослее становится Ваня, тем ближе и дороже ему отец. Он открыл для мальчика неисчерпаемый мир родной природы, ее неброскую, но полную неизъяснимого смысла красоту: «...Отец брал меня на руки, и с высоты его роста я видел поля, знакомую речку, опушку зеленого леса, радостно прижимался к груди... Глазами отца я видел раскрывшийся передо мною величественный мир родной русской природы... Теперь, когда вспоминаю отца, его простую ясную душу, по-прежнему со всею силою чувствую, как значителен был нас связавший нерушимый и светлый мир взаимной нашей любви».

«Детство» - это не только щемяще-светлое, пронизанное теплом авторской любви и памяти повествование о семье, родственниках автобиографического героя. В поле писательского зрения попадают и другие деревенские жители, опоэтизированные автором: честный и добродушный силач Панкрат, деревенский юродивый Оброська, смышленый Пронька-пастух... Народ для писателя - не темная, невежественная, угнетенная масса. Это труженик, созидатель, носитель глубинной, почвенной культуры, верный хранитель из века в век переходящих духовно-нравственных традиций, обрядов, обычаев. Изображенные авторов представители деревенской Руси строго индивидуализированы - со своими судьбами, привязанностями, характерами. Но всех их объединяют общие черты: трудолюбие, уважение к старшим, глубинная, непоказная любовь к родной земле. В общении с ними, в тесном единении с природой, описания которой щедро рассыпаны на страницах всех без исключения произведений писателя, формируются мировоззрение и нравственные идеалы автобиографического героя: «В раннем детстве я не знал и не видел тяжелых обид, ожесточающих человеческое сердце. Ласковые руки поддерживали меня и берегли. И я благодарю судьбу, наградившую меня светлыми днями детства - теми счастливыми днями, когда в нетронутых сердцах людей прокладываются родники любви».

Есть в произведениях Соколова-Микитова и отрицательные персонажи из числа простого народа. Таковы бездеятельный, безземельный крестьянин Оброська и его беспутный сын, пьяница Борис из рассказа «Сын», напоминающие Дениску Серого и Егора из бунинских повестей «Деревня» и «Веселый двор». Таковы так же изображенные в одной из зарисовок писателя, сыновья старика Егора, до смерти забившие родного отца, требуя семейного раздела.

Однако неизмеримо больше в рассказах Соколова-Микитова таких образов крестьян, которые овеяны нескрываемой авторской симпатией. Он повествует о людях совестливых, талантливых, влюбленных в родную землю, живущих тяжелой, но нравственно осмысленной, честной трудовой жизнью. Симпатией автора пронизан, например, рассказ о слепых, зарабатывающих на кусок хлеба пением по ярмаркам и базарам («Слепцы»). В рассказе «Дударь» в образе старика Семена, певца и музыканта-самоучки, опоэтизирован «талант, живущий в русском простом человеке». Подобные примеры можно легко умножить.

Немало у Соколова-Микитова произведений о жизни послереволюционной деревни. Однако не социальные контрасты привлекают его внимание, а прежде всего быт и нравы, глубинная душевная щедрость русского крестьянина, широта его души, непоказное внутреннее благородство и понимание прекрасного. В рассказе «Цыган», например, взбешенные кражей лошади мужики готовы вначале убить молодого конокрада. Но завороженные его виртуозной игрой на гармони, не только отпускают его, но и щедро угощают: «Эх, за такую игру и двух коней позабыть не жаль!».

С сочувствием относятся деревенские мужики к молодому Алмазову, сыну помещика из соседнего имения, потерявшему в годы революции все: достаток, спокойную, налаженную жизнь, счастье (рассказ «Пыль»).

С просветленной грустью повествует писатель в рассказе «Медовое сено» о последних днях молодой крестьянской девушки Тоньки, надорвавшейся на тяжелой работе и теперь медленно уходящей из жизни. Последнее желание этой смирной, работящей красавицы, - чтобы на погост гроб с ее телом несли любимые подруги. Желание это свято исполняется. Похороны Тоньки писатель рисует на фоне солнечного весеннего пейзажа, символизирующего торжество жизни над смертью.

Писатель отчетливо осознавал, какая угроза таится в проводимой в стране политике насильственного раскрестьянивания деревни. Глухой намек на эти губительные процессы сквозит в его рассказах «На пнях», «Камчатка», в фрагментах незавершенного романа «Кочаны-Петербург». Однако вера писателя в позитивные начала, заложенные в русском мужике, неизменно одерживала верх в его прогнозах относительно будущего России. Эта надежда на неуничтожимость национальных, почвенных корней русского народа содержится и в его художественных произведениях, и в письмах. «Тут у нас, - писал он, например, поэтессе М.Шкапской 18 февраля 1924 года, - попадаются славные люди, - на России такие люди, как свечи, над которыми прошла буря и не задула...».

Анализ творчества Соколова-Микитова предполагает и постановку вопроса о его отношении к религии. В его «Записях давних лет» содержится немало заметок о жизни сельского духовенства в суровые 1920-е годы. «Как-то случилось, что из всех падений, которые претерпели бывшие правящие сословия, самым глубоким оказалось сельское духовенство», - считает писатель, явно не договаривая, по цензурным соображениям, что это падение явилось следствием жесточайших гонений революционных властей на Церковь.

Соколов-Микитов не был воцерковленным человеком. Однако роль и значение Церкви в бытии русского народа он, несомненно, понимал хорошо. Весьма красноречивое свидетельство на этот счет оставил писатель Вадим Чернышев: «... Общая знакомая, рассказывая оживленно о своей поездке, назвала какую-то церквушку «паршивой» в том смысле, что она была маленькой и не представляла какой-либо исторической или архитектурной ценности. Молча слушавший ее Иван Сергеевич тут же перебил, осердясь:

Нельзя так говорить. «Паршивых церквушек» не бывает.

Возникло замешательство. И Иван Сергеевич в молчании еще раз повторил сухо и твердо:

Церквушка не может быть «паршивой».

Не раз с болью он отмечал, как разрушаются храмы, зарастают лопухами и крапивой могилы в церковных оградах. Поэтому, был убежден Соколов-Микитов, «писателю-художнику нужно сказать свое слово о российском народе, о родной земле - о наших полях и лесах, о больших и малых реках, о милой поэтической их красоте. Следует помнить живущих на русской земле дедов и отцов наших».

Россия - исходная точка масштабного пейзажного мышления Соколова-Микитова. Писателя не зря называют певцом русской природы. Он, действительно, был одним из выдающихся мастеров-пейзажистов. Удивительно живописны, точны и пластичны картины природы в его произведениях. «Выезжаем из города на рассвете. Внизу, над рекою, стелется молочно-белый туман. Из серебристого моря тумана, точно ведение поднимаются стены городского собора, темнеют крыши домов. Далеко-далеко за рекою, из тумана - как в стародавние времена, - слышится рожок пастуха <...>

Тишина, утро, простор. Мы выезжаем на большак - широкую бойкую дорогу, обсаженную старыми развесистыми березами, покрытыми потрескавшейся корою. Мало осталось этих древних берез, - они дряхлы, дуплисты и, кажется, спят непробудным сном, до самой земли опустив свои плакучие ветви» (I, 302-303). Так начинается рассказ «Дороги», и эта пейзажная увертюра задает тональность всему повествованию, продуманную сюжетную устремленность произведению. Она - в установке на лирическое, ничем не стесненное восприятие окружающего мира, на меланхолически-умиротворенное созерцание, на вольный бег ассоциаций, вызываемых сменой дорожных впечатлений.

Описания природы у Соколова-Микитова нередко пространны, и, на первый взгляд, чересчур обстоятельны. Но при внимательном их прочтении неизменно обнаруживается, что они продуманно и точно «взвешены», что каждое слово в них строго выверено и чутко соотнесено с основной мыслью произведения. Во всем этом проявляется большой талант и безупречный эстетический вкус мастера слова.

Глаз художника внимателен и точен, а ухо предельно чутко. Казалось бы, какую жизнь можно увидеть и услышать ночью в зимнем лесу. Но писатель без труда, просто и убедительно, с грацией, присущей истинному таланту, показывает, что и в морозные зимние ночи продолжается жизнь в лесу. Вот хрустнула и сломалась мерзлая ветка - это пробежал под деревьями, мягко подпрыгивая, заяц-беляк. Вот «что-то ухнуло и страшно вдруг захохотало: это где-то прокричал филин. Завыли и замолчали волки.

По алмазной скатерти снегов, оставляя узоры следов, пробегают легкие ласки, охотятся за мышами хорьки, бесшумно пролетают над снежными сугробами совы. Как сказочный часовой уселся на голом суку головастый серый совенок. В ночной темноте он один слышит и видит, как идет в зимнем лесу скрытая от людей жизнь.».

Проза Соколова-Микитова очень музыкальна, тяготеет к поэзии. Многие его микроновеллы можно без преувеличения назвать стихотворениями в прозе: «Над рекой и лугом повис текущий белый туман. Зазолотились макуши, - сильный и веселый кто-то по лесу вскрикнул - и поднялось над землею ослепительное солнце.

Смеется солнце, играет лучами. Нет сил, глядя на него, сдержаться.

Солнце! Солнце! Солнце! - поют птицы.

Солнце! Солнце! Солнце! - цветы распускаются».

Соколов-Микитов обладал великолепным даром слышать и изображать музыку тишины и завораживать этим чувством читателя. В не меньшей мере важно и то, что пейзажные картины живут во многих произведениях писателя не обособленно, а прочно слиты с жизнью и внутренним миром человека. Воссозданный щедрой и точной рукой влюбленного в звуки, краски и запахи окружающего мира художника, картины природы наполнены лирико-философским и нравственно-этическим смыслом. Русская природа предстает под пером Соколова-Микитова как субстанция национального бытия. За внешне простыми пейзажными зарисовками встает дума о Родине, о силе и неувядаемости жизни, о ее сложных путях и перепутьях. Вот заметка из записной книжки Соколова-Микитова от 10 июня 1967 года: «... Вчера вышел по дороге на поле. Остановился потрясенный. Близко услышал знакомый, влажный, такой бодрый, радостный звук: кричал дергач. Что-то далекое и невозвратимое хлынуло мне в душу. Я стоял, слушал и плакал, текли слезы. И вновь почувствовал себя по ту сторону жизни. Так же радостно кричали дергачи и тысячу и десять тысяч лет назад, когда еще не было на земле мерзких, вонючих и шумных человеческих городов. Не было войн, и не было рабов и жестоких насилий. Я стоял, слушал дергача, и текли по щекам слезы».

В этой небольшой психологически емкой зарисовке воплотилась целая философия бытия, взгляд художника на взаимосвязь времен, дольнего и горнего миров.

В картинах природы писателя не случайно часто повторяется один и тот же, естественный и органичный для его образной системы эпитет «теплый» . «На теплой земле», - таково название одного из циклов его рассказов. И это название весьма симптоматично и символично. Целительная, врачующая душу человека теплота - один из важнейших лейтмотивных образов в творчестве Микитова. «Свет, тепло, одеваются березы», «тепла родимая земля», «теплым дыханием дышала земля», «хотелось прижаться к родной теплой земле», - таков образ родной природы в его произведениях. Изображенная в расцвете ли или в увядании, она неизменно излучает необходимые человеку животворные токи. Осознание высокого единства природы и человека, сопряженность всего живого в тварном мире являются у писателя одним из существеннейших признаков подлинной человечности. Природа в произведениях Соколова-Микитова - активный катализатор лучших нравственных качеств человека. Именно в естественном общении с нею, в душевной раскованности и осознании своей причастности к ее судьбе, к ее мудрой силе и красоте лирический герой произведений писателя обретает полноту бытия.

Тема человека и природы была воспринята и воссоздана Соколовым-Микитовым как естественное продолжение и развитие одной из основных тем русской классической литературы. По своему мировидению, тематике, жанровым особенностям, по манере художественного письма творчество И.С. Соколова-Микитова органично вписано в русскую литературу XIX-XX веков, наследует многие традиции С.Аксакова, И.Тургенева, Л.Толстого, А.Куприна, И.Бунина, И.Шмелева. Вот характерный пример. В 1964 году в мемуарном очерке «Бунин» И.Соколов-Микитов привел строчки из письма к нему В.Н. Муромцевой-Буниной: «Иван Алексеевич всегда отзывался о Вас хорошо и как о человеке, и как о писателе». Это по-бунински сдержанная похвала была очень дорога Соколову-Микитову. Данное обстоятельство никак нельзя обходить при исследовании художественного своеобразия творчества писателя, который не без оснований считал себя учеником Бунина. Дело здесь вовсе не в подражании Бунину, хотя проблемно-тематические и жанрово-стилевые уроки Нобелевского лауреата ощутимы в цикле путевых очерков и рассказов Соколова-Микитова «Морские рассказы», в повестях «Детство» и «Чижикова лавра», в рассказах «Сын», «Ава», «Слепцы», «Дударь», «Пыль» и других.

Еще небольшой пример: в автобиографии Соколов-Микитов пишет, что в 1922 году судьба забросила его в голодную, полуразрушенную Алушту, где он «познакомился и тесно сошелся с И.С. Шмелевым». Близко сошлись эти писатели потому, что ощутили друг в друге родственность человеческих и творческих черт. Их творческая близость улавливается, в частности, при сопоставлении повести Шмелева «Росстани» (1913) и рассказа Соколова-Микитова «Медовое сено» (1928), в которых речь идет о мудром и естественном приятии их главными героями смерти. Безукоризненно точно передали оба писателя психологическое состояние двух людей - глубокого старика и юной девушки, честно прошедших свои земные пути. Вот как изображают писатели похороны этих персонажей: «Было солнечно, жарко, тихо. Пели все, и молитва сбивалась бабьими голосами на песню. И было похоже в солнечной роще, что это не последние похороны, а праздничный гомон деревенского крестного хода» («Росстани»). «Утро было золотое, как бескрайнее синее море дымилась и просыпалась земля... и точно для того, чтобы выразить всю силу этого блистающего, просторного и навеки нерушимого мира, всю дорогу заливались над девками жаворонки, невидимые в высоком небе» («Медовое сено»). Приведенные цитаты свидетельствуют об общности мировидения обоих художников слова. В частности, в их подходе к проблеме смерти, которая лишена в их произведениях мистического ореола и роковой тайны. Она закономерна и необходима в общем круговороте бытия. Над смертью неизмеримо торжествует жизнь - таков взгляд писателей на эту проблему, их эсхатологический оптимизм.

То же самое можно сказать и о перекличках Соколова-Микитова с творческой практикой Аксакова, Тургенева, Пришвина и некоторых других художников слова. Речь идет не об эпигонстве, а о творческой школе, т.е. о богатейших традициях отечественной литературы, многократно преломленных в произведениях Соколова-Микитова, традициях, которым он сознательно следовал с первых до последних шагов своего творческого пути. Об этом хорошо сказал в 1959 году А.Твардовский в предисловии к двухтомнику избранных произведений писателя: «Характером своего письма - неторопливого без топтания на месте, обстоятельного без мелочных излишеств детализации, певучего без нарочитой ритмической «озвученности» - более всего он обязан классической русской традиции - С.Т.Аксакову с его «Семейной хроникой», И.С.Тургеневу с «Записками охотника», И.А.Бунину...».

Во многих произведениях Соколова-Микитова ярко проявилось его художественное мастерство, творческая самобытность. В подавляющем большинстве его повестей, рассказов, микроновелл, зарисовок повествуется о событиях и фактах, взятых непосредственно из жизни, нередко пережитых лично. Писать о жизни в формах самой жизни - таков был важнейший эстетический принцип писателя. Сюжет, язык, образы, архитектоника его рассказов и повестей - это как бы художественный аналог самой действительности. В верности реальной жизни он видел основу эмоциональной действенности художественных произведений, средство преодоления разрыва между авторским и читательским мирочувствованием. В статье «Чистое слово», посвященной творчеству С.Аксакова, одного из любимых своих авторов, Соколов-Микитов писал: «Глубоко правдивый писатель, С.Т. Аксаков не умел и целомудренно стыдился «выдумывать», «сочинять», никогда не становился в словесно-красивые и эффектные позы, привлекающие пустых зевак. Он не прибегал к словесным выкрутасам, подменяющим выразительную особенность авторского языка дурною и надуманною словесностью, а подлинную ясную авторскую мудрость - лукавым и пошлым мудрствованием». Этими словами можно в полной мере охарактеризовать творческие принципы самого Соколова-Микитова.

Незатейливые по фабуле его произведения выразительны по языку, пластичны и ясны по воплощению авторского взгляда на мир и человека. В лучших рассказах и повестях Соколова-Микитова соединилось самое трудное - простота повествования, точность и поэтичность художественного слова, глубина и неповторимость авторского взгляда - взгляда писателя-гражданина, страстно влюбленного в Россию и в свой народ.

О чем бы ни рассказывал И.С. Соколов-Микитов - о жизни калужской и смоленской деревни или о Заполярье, о русских людях, страдающих в ночлежках Лондона, или о повадках лесных зверей и птиц, об экзотических странах Ближнего Востока, или о неброской красоте природы средней полосы России - в его произведениях неизменно присутствует образ Родины. «Я знал и видел Россию кровью моего сердца, - писал Соколов-Микитов, - жестокие трагические недостатки, пороки, которыми болел народ, я чувствовал в самом себе. Но, как, быть может, у многих русских, не утративших способности отдавать свое сердце любви, Россия была для меня тем самым миром, в котором я жил, двигался, которым я дышал. Я не замечал этой среды, России, как рыба не замечает воды, в которой живет. Я сам был Россия, человеком с печальной, нерадостно судьбой».

«Я сам был Россия», - сказать так о себе имеют право очень немногие люди. Соколов-Микитов это право выстрадал сполна. Ему не нужно было искать «путей к народу», к Родине. Он органически ощущал себя их неотъемлемой частью: «Когда рассказываю о жизни и судьбе мальчика с открытою светловолосою головою, образ этот сливается с представлением о моей родине и природе», - напишет он о себе в рассказе «Свидание с детством».

«Чувство родины» было самым важным, что поддерживало его в тяжелые моменты жизни, когда одна за другой умирали его дочери, когда слепота заставила его перейти от жизни, полной движения, к неподвижности и жестокой темноте. Не случайно один из ближайших друзей писателя, А.Твардовский, называл его «настоящим человеческим человеком», а К.Федин, друживший с ним с конца 20-х годов, в одном из писем признавался: «Позавидовал тебе: какой ты, старик, русский , как ты умеешь хорошо жить».