Гадость Набокова — это не только "Лолита", хотя это та еще гадость, и фокусы с нимфеткой здесь вообще не при чем, роман отвратителен даже не столько своей мертвецкой бездушностью, сколько невыносимо жеманным самолюбованьем. Но я сейчас про другую гадость Набокова — про его лекцию о Достоевском. Это не первая лекция Набокова, ввергающая меня в шок своим откровенным непрофессионализмом, первой была его лекция про роман Льва Толстого "Анна Каренина". Однако лекция про Достоевского превзошла все мыслимые читательские пределы.
Про данное набоковское сочинение не раз уже высказывались и набоковеды, и достоевисты — недоумевали, искали корни, выявляли суть и т.д., всё это крайне интеллигентно, со множеством сносок и общим скорбным выводом: не понял, не оценил. Как по мне, так все это разнообразие исследований совершенно излишне, потому что и без исследований все ясно. Лекция Набокова о Достоевском — это обычная трепещущая ненависть и зависть по трем основным причинам:
1) потому что Достоевский в своих произведениях — настоящий мужик, а значит, отец и учитель, и люди-читатели это чувствуют, а потому и тянутся к нему, потому и идут к нему по его живой духовной тропинке;
2) потому что Достоевский любил Россию;
3) потому что Достоевский позволял себе любить Россию открыто — всюду и вслух.
И вот однажды В. Набокову ну очень сильно захотелось покидаться в Достоевского хоть чем-нибудь. В как писателя, разумеется. Хотя в как человека — тоже мало не показалось. Типа Достоевский не писатель. В том смысле, что "не великий, а довольно посредственный". Хотя при этом и "со вспышками непревзойденного юмора". С которыми тоже оказалось всё не слава богу — оказалось, что и эти похвальные вспышки таки "чередуются с длинными пустошами литературных банальностей".
Ну захотелось и захотелось, чего бы, казалось бы, проще. Ан нет. На пути этого страстного желания встал — только не смейтесь — рядовой читатель . Правда-правда, сама сначала глазам своим не поверила. Тот самый рядовой читатель, тупее которого уже не найти: до такой степени недостаточно просвещенный , что уже в принципе не способный отличить настоящую литературу от псевдолитературы , а потому привыкший читать всякую дребедень . Быдло, одним словом. Которое только и делает, что читает Достоевского. Кто не верит, то вот она, эта незабвенная цитата из лекции Набокова:
"Однако трудность моя состоит в том, что не все читатели , к которым я сейчас обращаюсь, достаточно просвещенные люди . Я бы сказал, что добрая треть из них не отличает настоящую литературу от псевдолитературы , и им-то Достоевский, конечно, покажется интереснее и художественнее, чем всякая дребедень вроде американских исторических романов или вещицы с непритязательным названием ≪Отныне и вовек≫ и тому подобный вздор. <…> Не скрою, мне страстно хочется Достоевского развенчать. Но я отдаю себе отчет в том, что рядовой читатель будет смущен приведенными доводами ".
Как говорится: аж до слез.
Как либералу всегда достается плохой русский народ, так и лектору Набокову — как только речь зашла о Достоевском, тут же достался плохой читатель, по скудости и неразвитости своей не способный согласиться с великими набоковскими доводами. Аж целая треть таких вот нерадивых читателей.
А чтобы две оставшиеся читательские трети им по наивности не уподобились и не сорвались с лекторского крючка, Набоков пускается на весьма неприличную уловку, для порядочного человека непозволительную и для звания большого писателя недостойную: он ставит свой пассаж про рядового быдлочитателя задолго впереди самих обещанных выводов, которые этому рядовому читателю все равно не понять и которые только попусту смутят этого рядового читателя — видимо, своей необыкновенной сложностью и глубиной. Таким образом, у оставшихся читателей выбор оказывается невелик: либо ты соглашается с выводами Набокова — и тогда ты умница и эрудит, либо ты продолжаешь любить Достоевского — и тогда ты быдло и редиска.
Каковы же эти набоковские выводы, долженствующие смутить недалеких любителей "всякой дребедени"? Если вкратце, то выводы прославленного лектора таковы:
1. Убийца Раскольников и проститутка Мармеладова у Достоевского заняты странным делом — они вместе читают библию. «Убийца и блудница за чтением Священного Писания — что за вздор!" Убийца и проститутка не могут читать библию, тем более вместе, так не бывает, "это низкопробный литературный трюк". Кто угодно может читать библию, тем более вместе, но не убийца и проститутка. Это "грубо" и "безвкусно".
2. Достоевский ничем не доказал нам, что Соня Мармеладова проститутка. Ни разу не показал нам ее за работой, ни разу не продемонстрировал читателю сам рабочий процесс — "мы ни разу не видим, как она занимается своим ремеслом". Так почему мы должны верить, что она проститутка? Где доказательства? Где свидетели? Где участники процесса? Ничего нет. Получается, что "мы должны поверить автору на слово, но настоящий художник не допустит, чтобы ему верили на слово" — настоящий художник обязательно покажет процесс и продемонстрирует клиентов.
3. В "Братьях Карамазовых", что вообще характерно для писателя, "отсутствуют описания природы". Вернее, они там присутствуют, да вот беда — не сами по себе, а все время с каким-то нравственным оттенком. Нет бы автор взял да написал эдак высокохудожественно, без смысла: лес, речка, дерево, облако, цветок — братья Карамазовы весело шли мимо этих предметов. Так нет же, Достоевский так и норовит придать случайной природе какой-то скучный нравственный оттенок, какой-то одушевленный смысл. Нафига?
3. Достоевскому плевать, как одеты его герои: "В его мире нет погоды, поэтому как люди одеты, не имеет особого значения". Нет, все-таки удивительная наблюдательность — эта самая набоковская наблюдательность ни о чем, чем, кстати сказать, под завязку заполнена "Лолита". Я бы сюда добавила преступное пренебрежение Достоевским педикюром и парикмахерским искусством.
4. Князь Мышкин — это "Иванушка-дурачок", "бессовестный, непоэтичный и непривлекательный тип <…> сын своего народа", а Рогожин — "жертва эротомании". Почему чрезмерно совестливый, даже себе во вред, Мышкин оказался вдруг у Набокова бессовестным — понятно: русские люди, судя по приведенной реплике лектора, вернее те их них, что живут в России или возвращаются в нее, они же все сплошь непривлекательные, непоэтичные, бессовестные дураки, читающие всякую дребедень типа Достоевского, вот и тишайший Мышкин такой же. Но почему Рогожин вдруг оказался эротоманом, вот это уже настоящая загадка. В каком месте Набоков вдруг обнаружил у Рогожина гиперсексуальность, как добровольный и строгий отказ Рогожина от полового насилия над Настасьей Филипповной вдруг превратился в уме Набокова в чрезмерную половую возбудимость — об этом лекция категорически умалчивает.
5. Что же касается самого Достоевского, то каторга, по мнению Набокова, Достоевского сломала — он вернулся с нее другим человеком: на каторге Достоевский, четыре года проживая среди убийц и насильников, не просто открыл в себе веру в Бога, а, по мнению Набокова, приобрел "болезненную форма христианства". Это первое.
Второе: вместо того, чтобы и дальше отрицать бога и призывать к свержению верховной российской власти, Достоевский внезапно пришел к выводу, что бог есть, а революции России вредны, и "теперь его политическое кредо звучало как ≪православие, самодержавие и народность≫ — три кита, на которых держалось реакционное славянофильство".
А то самое "западное вольнодумство" (нет, ну как звучит!), которым восхищается Набоков и которое как раз и призывало Россию взрывать и убивать, стало для Достоевского "воплощением западной заразы и дьявольским наваждением, призванным разрушить славянский и христианский мир".
Такой пересмотр своей позиции, такой думаный-передуманый за четыре года каторги отказ от свободолюбца и бунтаря в пользу патриотизма и признания доминанты общественной пользы над индивидуализмом (когда право жрать устрицы белон важнее существования самой России) Набоков называет личной трагедией Достоевского и утратой природной непосредственности :
"Страстная убежденность Достоевского в том, что физическое страдание и смирение исправляют человеческую природу, коренится в его личной трагедии: должно быть, он чувствовал, что живший в нем свободолюбец, бунтарь, индивидуалист изрядно стушевался за годы, проведенные в Сибири, утратил природную непосредственность, но упорно считал, что вернулся оттуда «исправленным».
Ну и третье: Достоевский навсегда потерял интерес к атеисту и революционеру Белинскому, проповедующему ненависть к России и распространяющему ложь о ней, типа такой, любимой Набоковым (из письма Белинского к Гоголю):
"Россия <…> представляет собою ужасное зрелище страны, где люди торгуют людьми, не имея на это и того оправдания, каким лукаво пользуются американские плантаторы, утверждая, что негр не человек; страны, где люди сами себя называют не именами, а кличками: Ваньками, Васьками, Стешками, Палашками; страны, где, наконец, нет не только никаких гарантий для личности, чести и собственности, но нет даже и полицейского порядка, а есть только огромные корпорации разных служебных воров и грабителей!".
Под самый же конец своей замечательной лекции Набоков отнял-таки у Достоевского то единственное, что позволил ему иметь в начале своего лекционного творчества — "непревзойденный юмор", завершив тем самым перечень своих доводов, которые, как мы помним и боимся, еще не каждому читателю дано восхищенно оценить: "Не обладая настоящим чувством юмора, Достоевский с трудом удерживается от самой обыкновенной пошлости, притом ужасно многословной". Вот так. А кто с Набоковым не согласен — тот, понятное дело, рядовой читатель, не способный отличить.
И напоследок хочется вспомнить расхожую набоковскую цитату из его лекции о Достоевском, которую очень любят некоторые наши литературные критики: "Литературу надо принимать мелкими дозами, раздробив, раскрошив, размолов, — тогда вы почувствуете ее сладостное благоухание в глубине ладоней; ее нужно разгрызать, с наслаждением перекатывая языком во рту — тогда и только тогда вы оцените по достоинству ее редкостный аромат, и раздробленные, размельченные частицы вновь соединятся воедино в вашем сознании и обретут красоту целого, к которому вы подмешали чуточку собственной крови".
Данная цитата — отличная дубинка для тех писателей, чьи произведения не издают сладостного благоухания и не вызывают наслаждения от перекатывания языком; чьи произведения — не игрушечные карамельки, не размельченные ароматные частицы с эротической капелькой крови от случайной прикушенности, а грубый духовный хлеб с насущным замесом на крови. Не пицца, а пища.
Но, видимо, это способны понять только очень рядовые читатели.

Читаю сборник лекций Набокова, написанных им для американских студентов. В аннотации сказано: "Обладая глубоко личным видением русской классики, В. Набоков по своему прочитывал известные произведения, трактуя их".
Очень по-своему! Например, Достоевского он терпеть не может, а у меня как раз был период сильного увлечения Достоевским, я и сейчас не соглашусь с оценкой Набокова, но он пишет так хорошо, что я с одинаковым интересом читала все его лекции, вне зависимости от того, совпадает или нет моё отношение к тому или иному писателю с отношением к нему Набокова.

Привожу отрывок из лекции о Достоевском, используя не кат, а спойлер, по-моему так лучше.

"Я порылся в медицинских справочниках и составил список психических заболеваний, которыми страдают герои Достоевского:

I Эпилепсия
Четыре явных случая: князь Мышкин в «Идиоте», Смердяков в «Братьях Карамазовых», Кириллов в «Бесах» и Нелли в «Униженных и оскорбленных».

1) Классический случай представляет собой князь Мышкин. Он часто впадает в экстатические состояния, склонен к мистицизму, наделен поразительной способностью к состраданию, что позволяет ему интуитивно угадывать намерения окружающих. Он педантично аккуратен, благодаря чему достиг невероятных успехов в каллиграфии. В детстве с ним часто случались припадки, и врачи пришли к заключению, что он неизлечимый «идиот»…

2) Смердяков, незаконнорожденный сын старика Карамазова от юродивой. Еще в детстве он выказывал чудовищную жестокость. Любил вешать кошек, потом хоронил их, совершая над ними богохульный обряд. Смолоду в нем развилось высокомерие, вплоть до мании величия… Он часто бился в припадках падучей… и т. д.

3) Кириллов - этот козел отпущения в «Бесах» - страдает падучей в начальной стадии. Мягкий благородный умный человек и все же явный эпилептик. Он точно описывает первые признаки надвигающегося приступа. Его заболевание осложняется манией самоубийства.

4) Характер Нелли не столь интересен для понимания природы эпилепсии, он ничего не добавляет к тому, что раскрывают три предыдущих случая.

II Старческий маразм
У генерала Иволгина из «Идиота» старческий маразм, усугубленный алкоголизмом. Это жалкое, безответственное существо, вечно клянчащее деньги на выпивку: «Я отдам, ей-богу, отдам». Когда его уличают во лжи, он на минуту теряется, но тут же снова принимается за старое. Именно эта патологическая склонность к вранью лучше всего характеризует состояние его ума, алкоголизм немало способствует распаду личности.

III Истерия
1) Лиза Хохлакова в «Братьях Карамазовых», девочка 14 лет, частично парализованная, паралич скорее всего порожден истерией и может быть вылечен разве что чудом… Она не по летам развита, очень впечатлительна, кокетлива, взбалмошна, страдает ночной лихорадкой - все симптомы в точности соответствуют классическому случаю истерии. По ночам ей снятся черти. А днем она мечтает, как будет чинить зло и разрушение. Она охотно пускается в размышления о недавно случившемся отцеубийстве, в котором обвиняют Дмитрия Карамазова: «всем нравится, что он убил», и т. д.

2) Лиза Тушина в «Бесах» все время на грани истерии. Она невероятно нервна и беспокойна, надменна, но при этом проявляет чудеса великодушия. Она подвержена странным причудам и припадкам истерического смеха, завершающегося слезами. Кроме этих откровенно клинических случаев истерии у героев Достоевского наблюдаются разнообразные формы истерических наклонностей: Настасья Филипповна в «Идиоте», Катерина Ивановна в «Преступлении и наказании» страдают «нервами», большая часть женских персонажей отмечена склонностью к истерии.

IV Психопатия
Психопатов среди главных героев романов множество: Ставрогин - случай нравственной неполноценности, Рогожин - жертва эротомании, Раскольников - случай временного помутнения рассудка, Иван Карамазов - еще один ненормальный. Все это случаи, свидетельствующие о распаде личности. И есть еще множество других примеров, включая нескольких совершенно безумных персонажей.

Сомнительно, можно ли всерьез говорить о «реализме» или «человеческом опыте» писателя, создавшего целую галерею неврастеников и душевнобольных."

Только что нашла оригинальную трактовку этой набоковской статьи: дескать, Набоков любит Достоевского, а всё это написал нарочно: "Набоков так хорошо видел, понимал и ценил приемы Достоевского-мастера, что использовал эти приемы при написании своей лекции о Достоевском, тем самым «закодировав» этот текст, как шахматную партию, сыгранную наоборот".

Иронии и судьбы героев Достоевского

Текст: Наталья Лебедева
Фото: памятник Достоевскому, скульптор А. Рукавишников, установленный у здания Российской государственной библиотеки к 850-ю города/moscow.drugiegoroda.ru

11 ноября мы будем отмечать 195-летний юбилей Федора Михайловича Достоевского. Его произведения, ставшие классикой , продолжают будоражить умы и в XXI веке. Экранизацией классических романов мало кого удивишь, но когда их более 11 — это заставляет задуматься. А о чем свидетельствует появление и клоунады-нуар «Идиот»? Достоевский не писал ни пьес, ни киносценариев, но всегда был востребован и в театре, и в кино. Первый немой фильм по Достоевскому был снят еще до революции, в 1910 году, а первый спектакль был поставлен еще при жизни писателя.

Не затихает дискуссии о том, что должны читать дети в школе, какие произведении и авторы должны входить в школьную программу, а какие нет. Отсюда вопрос — нужно ли изучать Федора Достоевского в школе? Какие произведения, на Ваш взгляд, должны обязательно быть в школьной программе?

Ирина Мурзак: Обсуждать — дело неблагодарное. Каждый, кто предлагает изменения, по-своему прав. Я считаю, что классика должна быть материалом, на котором формируется читательская компетенция и воспитывается человек.

Говорить о Достоевском со школьниками трудно, но нужно, и это задача учителя.

«Литература не должна никого воспитывать и ничего навязывать. Литература — это, прежде всего, факт эстетики. Главное в ней — оригинальность приемов и их игра» , — писал Владимир Набоков. Но если мы уйдем только в поле «оригинальных приемов и игры» , мы потеряем «лелеющую душу гуманность» классики, будем жить в мире прагматики.

Не секрет, что современные школьники не горят желанием читать объемные произведения, и с большим удовольствием заменяют оригинальный текст фильмом или театральной постановкой. Достоевскому в этом плане очень повезло — выбор просто огромный. За что его так любят режиссеры?

Ирина Мурзак:

Ничего страшного в том нет, что школьник сначала посмотрит фильм или спектакль, а потом обратится к тексту.

Конечно, лучше было бы наоборот. Современный театр — это диалог со зрителем. Именно по этой причине так востребован на сцене и экране Достоевский. Его произведения — «поле битвы» за сердца людей. Каждый режиссер, когда ставит или «Преступление и наказание», использует классику не как удачный сюжет с детективной интригой, а как тему для дискуссии, это поиск вместе со зрителем ответов на проклятые вопросы, которые задает миру Федор Михайлович Достоевский.

Режиссер Юрий Мороз, экранизировавший «Братьев Карамазовых», говорил в интервью: «Когда ты читаешь в «Идиоте» у Достоевского, что Настасья Филипповна бегает от Рогожина к , на уровне идеи — между адом и раем она мечется, это я понимаю. Но на уровне кино, когда есть конкретная женщина, она бежит от одного конкретного мужчины к другому конкретному мужчине. Это объяснить идеей очень сложно. Это очень грубая вещь». В какой степени удается режиссерам показать эти идеи на сцене или экране, да и возможно ли?

Ирина Мурзак: В нашей культуре есть немало прекрасных режиссеров, которые представили свое прочтение наследия Достоевского очень бережно и сохранили главное, о чем говорил писатель: «человек есть тайна. Ее надо разгадать, и ежели будешь ее разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время; я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком» . Даже и клоунада-нуар «Идиот» — это театральный разговор со зрителем о добре и зле, о любви и ненависти, о вечном с болью, переживаниями, сомнениями и поисками истины.

Достоевский не писал ни пьес, ни киносценариев, но всегда был востребован и в театре, и в кино.

Ведь первый немой фильм по Достоевскому был снят еще до революции, в 1910 году, а первый спектакль был поставлен еще при жизни писателя.

Памятник В. В. Набокову работы Александра и Филиппа Рукавишниковых в Монтрё, Idtqwfhbz/ru.wikipedia.ru

Его романы необыкновенно сценичны, хотя Достоевский никогда не писал пьес. Все его романы состоят из диалогов, именно поэтому Леонид Гроссман называл из «романами-трагедиями». Известен факт, что через несколько лет после того, как был напечатан роман Достоевского «Преступление и наказание», к автору обратилась Варвара Дмитриевна Оболенская, сотрудник одного из литературных журналов, с просьбой сделать инсценировку на это произведение. Федор Достоевский в своем письме к ней ответил так: «конечно, я вполне согласен, да и за правило взял никогда таким попыткам не мешать; но не могу не заметить Вам, что почти всегда подобные попытки не удавались, по крайней мере вполне.

Есть какая-то тайна искусства, по которой эпическая форма никогда не найдет себе соответствия в драматической.

Я даже верю, что для разных форм искусства существуют и соответственные им ряды поэтических мыслей, так что одна мысль не может никогда быть выражена в другой, не соответствующей ей форме ». Сейчас творчество Достоевского интерпретировано всеми видами искусства: театр, кино, опера, балет. И это еще одно свидетельство, что писатель интересен нам, его произведения читают, над его образами размышляют, его идеи обсуждают. И публике в театре выбирать — каким будет мир без идеи Бога? Что станет с человеческой душой, если лишить ее вечности?

Достоевский оказал огромное влияние на всю последующую литературу. Булгаков писал: «Все мы были отмечены Достоевским». Но при этом Владимир Набоков, автор не только гениальных романов, но и «Лекций по русской литературе», недолюбливал Достоевского и так характеризовал его творчество: «дешевое красноречие», «галерея неврастеников», «посредственник, не заслуживающий возведения в классики». Что же так раздражало Набокова в Достоевском?

Па́мятник Фёдору Михайловичу Достоевскому работы скульптора Александра Рукавишникова. Установлен у здания Российской государственной библиотеки/ ru.wikipedia.ru

Ирина Мурзак: Для Набокова, как и для Достоевского, искусство есть творческое пересоздание реальности (а отнюдь не отображение ее), цель которого - проникновение за видимую поверхность жизни в некую идеальную сущность вещей. Федор Достоевский - пророк века двадцатого. В своем творчестве он предсказал нравственно-психологический лик человека грядущего столетия, самый тип его мирочувствования: трагические «надрывы» философских исканий, падения и высшие прозрения. В этом смысле его литературная традиция всеобъемлюща. Достоевский предвосхитил сам тип художественного мышления ХХ в. И это все понимал и принимал . Одно то, что в курс «Лекций по русской литературе» он включил Достоевского и оставил его на «небосклоне русской классики» и есть свидетельство приятия гения. А раздражало по большей части то, что американские критики видели в Набокове лишь последователя Достоевского. Этого принять Набоков не мог.

говорил о том, что Набоков «открыто пользуется приёмами Достоевского, но при этом осмеивает их прямо по ходу повествования, превращая в набор обветшалых и неминуемых штампов». Получается какое-то противоречие: с одной стороны, в творчестве Набокова много парафраз и реминисценций из Достоевского и влияние Достоевского очевидно, но тогда откуда эта желание его развенчать?

Ирина Мурзак: А Набоков не развенчивал, он показывал, насколько они разные писатели. Вот, например, в «Отчаянии» главные герои совершают преступление, но Раскольникова , доля же Германа - отчаяние. Нет спасения для души, утратившей веру в себя и мир.

Среди поклонников Достоевского и Набокова тоже существует некое недопонимание, или в умах потомков оба писателя нашли путь к примирению?

Ирина Мурзак: Очень хорошо, что этот спор продолжается. Читатели находят свои объяснения миру героев двух великих писателей. Главное — эти книги читать, думать и переживать. К чему и призывал в «Лекциях по русской литературе В. Набоков: «…книги, которые вы любите, нужно читать, вздрагивая и задыхаясь от восторга. Позвольте мне дать вам один практический совет. Литературу, настоящую литературу, не стоит глотать залпом, как снадобье, полезное для сердца или ума…

Литературу надо принимать мелкими дозами,

раздробив, осознать — тогда и только тогда вы оцените по достоинству ее редкостный аромат, и раздробленные, размельченные частицы вновь соединятся воедино в вашем сознании и обретут красоту целого, к которому вы подмешали чуточку собственной крови».

А примирил двух гениев скульптор Александр Рукавишников

(это памятник Достоевскому в Москве и Набокову в Мотре), по иронии судьбы он изваял писателей в одинаковых позах, они страдают и мечтают преобразовать мир. Ответить на вечный вопрос: почему в человеке есть «идеал Мадонны и идеал Содомский» , а поле битвы — сердца людей.

Annotation Тем не менее, я в своем курсе собираюсь подробно разбирать произведения действительно великих писателей - а именно на таком высоком уровне и должна вестись критика Достоевского. Во мне слишком мало от академического профессора, чтобы преподавать то, что мне не нравится. Не скрою, мне страстно хочется Достоевского развенчать. Но я отдаю себе отчет в том, что рядовой читатель будет смущен приведенными доводами. ...

Набоков Владимир

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке ModernLib.Ru

Эта же книга в других форматах

Приятного чтения!

Набоков Владимир

Федор Достоевский

Владимир Набоков

Лекции по русской литературе

Федор Достоевский

(перевод А. Курт)

Белинский в "Письме к Гоголю" (1847) писал: "...Вы не заметили, что Россия видит свое спасение не в мистицизме, не в аскетизме, не в пиэтизме, а в успехах цивилизации, просвещения, гуманности. Ей нужны не проповеди (довольно она слышала их!), не молитвы (довольно она твердила их!), а пробуждение в народе чувства человеческого достоинства, столько веков потерянного в грязи и навозе, - права и законы, сообразные не с учением церкви, а с здравым смыслом и справедливостью, и строгое по возможности их выполнение. А вместо этого она представляет собою ужасное зрелище страны, где люди торгуют людьми, не имея на это и того оправдания, каким лукаво пользуются американские плантаторы, утверждая, что негр не человек; страны, где люди сами себя называют не именами, а кличками: Ваньками, Васьками, Стешками, Палашками; страны, где, наконец, нет не только никаких гарантий для личности, чести и собственности, но нет даже и полицейского порядка, а есть только огромные корпорации разных служебных воров и грабителей! Самые живые, современные национальные вопросы в России теперь: уничтожение крепостного права, отменение телесного наказания, введение по возможности строгого выполнения хотя тех законов, которые уже есть. Это чувствует даже само правительство (которое хорошо знает, что делают помещики со своими крестьянами и сколько последние ежегодно режут первых), что доказывается его робкими и бесплодными полумерами в пользу белых негров..."

Я испытываю чувство некоторой неловкости, говоря о Достоевском. В своих лекциях я обычно смотрю на литературу под единственным интересным мне углом, то есть как на явление мирового искусства и проявление личного таланта. С этой точки зрения Достоевский писатель не великий, а довольно посредственный, со вспышками непревзойденного юмора, которые, увы, чередуются с длинными пустошами литературных банальностей. В "Преступлении и наказании" Раскольников неизвестно почему убивает старуху-процентщицу и ее сестру. Справедливость в образе неумолимого следователя медленно подбирается к нему и в конце концов заставляет его публично сознаться в содеянном, а потом любовь благородной проститутки приводит его к духовному возрождению, что в 1866 г., когда книга была написана, не казалось столь невероятно пошлым, как теперь, когда просвещенный читатель не склонен обольщаться относительно благородных проституток. Однако трудность моя состоит в том, что не все читатели, к которым я сейчас обращаюсь, достаточно просвещенные люди. Я бы сказал, что добрая треть из них не отличает настоящую литературу от псевдолитературы, и им-то Достоевский, конечно, покажется интереснее и художественнее, чем всякая дребедень вроде американских исторических романов или вещицы с непритязательным названием "Отныне и вовек" и тому подобный вздор.

Тем не менее, я в своем курсе собираюсь подробно разбирать произведения действительно великих писателей - а именно на таком высоком уровне и должна вестись критика Достоевского. Во мне слишком мало от академического профессора, чтобы преподавать то, что мне не нравится. Не скрою, мне страстно хочется Достоевского развенчать. Но я отдаю себе отчет в том, что рядовой читатель будет смущен приведенными доводами.

Федор Михайлович Достоевский родился в 1821 г. в довольно бедной семье. Его отец служил лекарем в одной из московских больниц для бедных, а положение лекаря в России было тогда весьма скромным, и семья Достоевских жила в довольно убогом квартале и в условиях, чрезвычайно далеких от роскоши. Его отец являл собою домашнего тирана и был убит при невыясненных обстоятельствах. Критики фрейдистского толка склонны усматривать автобиографический момент в отношении Ивана Карамазова к убийству отца хотя Иван и не был настоящим отцеубийцей, но, зная о готовящемся преступлении и не предотвратив его, стал соучастником. По мнению этих критиков, Достоевский, собственный отец которого был убит кучером, всю жизнь мучился похожим комплексом вины. Как бы то ни было, Достоевский несомненно страдал неврастенией и с детства был подвержен таинственному недугу эпилепсии. Несчастья, выпавшие на его долю позже, усугубили болезненное состояние его духа и обострили недуг.

Сначала Достоевский учился в московском пансионе, а затем в Военно-инженерном училище в Петербурге. Он был равнодушен к военному делу, но отец мечтал о военной карьере для сына. Но и в училище он отдавал большую часть времени изучению литературы. После окончания, как все выпускники этого учебного заведения, он отслужил сколько полагалось в департаменте. В 1844 г. он оставил службу и целиком посвятил себя литературе. Его первая книга "Бедные люди" (1846) поразила и критиков, и читателей. Существует множество легенд о том, как она была встречена. Друг Достоевского, писатель Дмитрий Григорович, уговорил его показать рукопись Некрасову, в то время издававшему наиболее влиятельный литературный журнал "Современник". Некрасов и его приятельница Авдотья Панаева устроили в редакции журнала литературный салон, куда были вхожи все литературные знаменитости того времени. Тургенев, а вслед за ним и Толстой входили в число его постоянных гостей вместе с критиками левого направления Чернышевским и Добролюбовым. Напечататься в "Современнике" было достаточно, чтобы составить себе имя. Достоевский отдал роман Некрасову, а ночью в постели не мог отделаться от дурных предчувствий: "Они будут смеяться над моими "Бедными людьми"", - твердил он про себя. Но в четыре часа утра его разбудили Некрасов и Григорович. Они ворвались к нему в комнату, задушили сочными российскими поцелуями, рассказали, что сели читать рукопись вечером и не могли оторваться, пока не прочли ее до конца. От избытка чувств они решили разбудить автора и не медля ни секунды сообщить ему о своем впечатлении. "Ну и что же, что он спит, это поважнее сна", решили они.

Некрасов отдал рукопись Белинскому, объявив при этом, что родился новый Гоголь. "Гоголи у вас растут, как грибы", - сухо заметил Белинский. Но прочитав "Бедных людей", пришел в такой же восторг, тотчас потребовал, чтобы его представили новому автору, и сам обрушил на него поток комплиментов. Достоевский прослезился от радости; "Бедные люди" были напечатаны в некрасовском "Современнике". Успех был огромен, но, к сожалению, непродолжителен. Его вторая повесть "Двойник" (1846) - лучшая и, конечно, значительно более совершенная, чем "Бедные люди", - была принята довольно холодно. Но Достоевский уже успел возомнить о себе невесть что и, наивный, неотесанный, плохо воспитанный, не раз умудрился поставить себя в глупое положение и перессорился со своими новыми друзьями и поклонниками. Тургенев прозвал его прыщом на носу русской литературы.

Юношеские политические симпатии Достоевского были на стороне радикалов и отчасти западников. Он также примыкал к тайному обществу молодых людей, последователей Сен-Симона и Фурье, не являясь, однако, его фактическим членом. Эти молодые люди собирались в доме служащего государственного департамента Михаила Петрашевского, где зачитывали вслух и обсуждали сочинения Фурье, беседовали о социализме и критиковали правительство. После волны революций, захлестнувшей Европу в 1848 г, в России началась реакция, правительство было встревожено и обрушилось на всех инакомыслящих. Петрашевцы были арестованы, в том числе и Достоевский. Его обвинили в участии в заговоре, распространении "Письма Белинского к Гоголю", полного оскорбительных выражений в адрес православной церкви и царской власти, и в попытке распространения антиправительственных сочинений с помощью частной типографии. Во время предварительного следствия он находился в Петропавловской крепости, где начальником был генерал Набоков, мой предок. (Переписка между генералом Набоковым и Николаем I об этом заключенном довольно забавна.) Приговор оказался суровым - восемь лет каторги в Сибири (этот срок позднее был наполовину уменьшен). Перед тем как приговоренным зачитали окончательное решение суда, с ними разыграли до предела жестокий фарс: объявили, что их ждет смертная казнь, привели на плац, раздели до белья и первую партию узников привязали к столбам. И лишь затем зачитали настоящий приговор. Один из приговоренных сошел с ума. Переживания этого дня оставили глубокий след в душе Достоевского и никогда не изгладились из памяти.

Набоков о Достоевском

Когда-то, лет десять назад, читал извлечения из набоковской лекции о Достоевском. Расстроился и озлился. Неделю назад купил набоковские лекции по русской литературе. Неделю откладывал прочтение. Ходил как кот вокруг горячей каши: опять боялся расстроиться. Наконец вчера прочел. Конечно, расстроился, но больше всего из-за самого Набокова.

Набоков для меня (как, наверное, и для всего нашего поколения) любовь поздняя, но - любовь.

1. Если б не знал, что это Набоков, ни за что бы не поверил. Имею в виду мысли. По стилю можно еще угадать.

2. Поражает минимум информированности самого Набокова и минимум информации, которую он сообщает американским студентам.

3. Общее неприятие Достоевского как художника. Ничего оригинального. Все это было - и посильнее - у Тургенева, Толстого…

4. Надо прежде всего понять:

а) на чем, на каких фактах основана его предвзятость;

б) почему такая личная неприязнь?

Да, надо понять, прежде чем оценивать.

Все отрицательное о Достоевском - в его оценках, повторяю, - неоригинально.

Учесть, что это лекция. Лекция студентам, лекция американским студентам. Прагматическое просветительство, так сказать. И все-таки это не на уровне самого Набокова. Ну а теперь конкретнее. Перечитаем с самыми первыми комментариями.

«Я испытываю чувство некоторой неловкости, говоря о Достоевском.

В своих лекциях я обычно смотрю на литературу под единственным интересным мне углом, то есть как на явление мирового искусства и проявление личного таланта. С этой точки зрения Достоевский писатель не великий, а довольно посредственный, со вспышками непревзойденного юмора, которые, увы, чередуются с длинными пустошами литературных банальностей. В «Преступлении и наказании» Раскольников неизвестно почему убивает старуху-процентщицу и ее сестру» (с. 176).

Неизвестно почему?! Ответ - и в романе, и в черновиках, которых он явно не знает (и знать не хочет).

«Не скрою, мне страшно хочется Достоевского развенчать. Но я отдаю себе отчет в том, что рядовой читатель будет смущен приведенными доводами» (с. 176).

А нерядовой?! От Розанова, Шестова, Бердяева, Мережковского… до Гроссмана, Долинина, Бахтина? Всякое бывало между Достоевским - Белинским, Некрасовым, Тургеневым, Толстым… Но зато какие влюбленности, какие проникновения - именно в силу любви.

Достоевский «с детства был подвержен таинственному недугу - эпилепсии» (с. 177 ).

«Его вторая повесть “Двойник” (1846) - лучшая и, конечно, значительно более совершенная, чем “Бедные люди”, - была принята довольно холодно» (с. 178).

«Лучшим, что он написал, мне кажется „Двойник“ (с. 183).

А тут - редкое понимание.

«Все самые известные сочинения: “Преступление и наказание”(1866), “Игрок” (1867), “Идиот” (1868), “Бесы” (1872), “Братья Карамазовы”) и др. - создавались в условиях вечной спешки: он не всегда имел возможность даже перечитать написанное, вернее - продиктованное стенографисткам» (с. 180).

Стенографисткам? Одно из двух: либо открытие, либо неряшливость. Стенографка была одна-единственная…

А вместо этого насмешливого замечания стоило бы увлечься мыслью: диктовка, как ничто, лучше отвечала именно художественным особенностям - апокалипсически лихорадочному стилю Достоевского.

«“Бесы” имели огромный успех. Вскоре после их появления ему предложили печататься в консервативном журнале “Гражданин”, который издавал князь Мещерский. Перед смертью он работал над вторым томом “Братья Карамазовы”» (с. 181) .

Во-первых, «Бесы», к сожалению, не имели огромного успеха.

Во-вторых, «ему предложили» не печататься в «Гражданине», а заменить там Мещерского.

В-третьих, если бы «работал над вторым томом»! Не успел! В черновиках: nihil.

Досадные огрехи предвзятого человека (потому и огрехи).

Еще один:

«Читая Речь (о Пушкине. - Ю.К .) сегодня, трудно понять причину ее оглушительного успеха» (с. 181).

«Влияние западной литературы во французских и русских переводах, сентиментальных и готических романов Ричардсона (1689–1761), Анны Радклифф (1764–1823), Диккенса (1812–1870), Руссо (1712–1778) и Эжена Сю (1804–1857) сочетается в произведениях Достоевского с религиозной экзальтацией, переходящей в мелодраматическую сентиментальность» (с. 181). «Достоевский так и не смог избавиться от влияния сентиментальных романов и западных детективов» (с. 182).

«…не смог избавиться…» Давным-давно доказано, он их - «снял» (в гегелевском смысле).

«Безвкусица Достоевского, его бесконечное копание в душах людей с префрейдовскими комплексами, упоение трагедией растоптанного человеческого достоинства - всем этим восхищаться нелегко.

Мне претит, как его герои “через грех” приходят ко Христу, или, по выражению Бунина, эта манера Достоевского “совать Христа где надо и не надо” (найти! - Ю.К .). Точно так же, как меня оставляет равнодушным музыка, к моему сожалению, я равнодушен к Достоевскому-пророку» (с. 183).

Очень важная проговорка (может быть, от такого же равнодушия не услышал музыкальности эпилога «Преступлении и наказания»).

Об «отсутствии описания природы», как и вообще обо всем, что относится к чувственному восприятию.

«Если он и описывает пейзаж, то это пейзаж идейный, нравственный. В его мире нет погоды, поэтому как люди одеты не имеет особого значения… Описав однажды наружность героя, он по старинке уже не возвращается к его внешнему облику. Так не поступает большой художник, скажем Толстой…» (с. 183).

Ну, все это исследовано-переисследовано.

Зато - опять попадание:

«но есть в Достоевском нечто еще более необыкновенное. Казалось, самой судьбой ему было уготовано стать величайшим русским драматургом, но он не нашел своего пути и стал романистом» (с. 183).

Моя старая любимая мысль, может быть, не так резко выраженная, не в таком абсолютном противопоставлении: не нашел своего пути. Может быть, не нашел себя как драматурга? Да и то: эта «ненайденность» невероятно обогатила его «найденность» как романиста (Л. Гроссман и др. об этом). Не случайно начинал он с трех ненайденных драм (а сколько было планов драматургических уже и в зрелом возрасте). А еще: может быть, одной из причин «сведения счетов» с Белинским был для Достоевского категорический совет-запрет последнего - не заниматься драматургией.

«…обращаясь к художественному произведению, нельзя забывать, что искусство - божественная игра. Эти два элемента - божественность и игра - равноценны. Оно божественно, ибо именно оно приближает человека к Богу, делая из него истинного полноправного творца. При всем том искусство - игра, поскольку оно остается искусством лишь до тех пор, пока мы помним, что в конце концов это всего лишь вымысел, что актеров на сцене не убивают, иными словами, пока ужас или отвращение не мешают нам верить, что мы, читатели или зрители, участвуем в искусной захватывающей игре; как только равновесие нарушается, мы видим, что на сцене начинает разворачиваться нелепая мелодрама, а в книге - леденящее душу убийство, которому место скорее в газете. И тогда нас покидает чувство наслаждения, удовольствия и душевного трепета - сложное ощущение, которое вызывает у нас истинное произведение искусства. Нам ведь не внушают ни отвращения, ни ужаса кровавые финальные сцены трех величайших на свете пьес: смерть Корделии, убийство Гамлета и самоубийство Отелло. Мы содрогаемся, но в этой дрожи есть естественное наслаждение» (с. 185).

Весь этот действительно замечательный, глубокий пассаж направлен против Достоевского.

«Просто» у Достоевского свое понимание, что «искусство - божественная игра».

«Я порылся в медицинских справочниках и составил список психических заболеваний, которыми страдают герои Достоевского: I. Эпилепсия II. Старческий маразм III. Истерия. IV. Психопатия » (с. 186–188).

«Медицинские справочники» - ключ к пониманию художественного мира Достоевского! А это не безвкусица?

Повторение, повторение! Все того же Страхова, Тургенева, Михайловского… Не видит, не слышит Набоков, что Достоевский предусмотрел все эти выпады.

Как не понять, что не душевнобольные, а духовнобольные, - вот его герои, вот их сущность.

Вот известная сцена из «Преступления и наказания»: «Огарок уже давно погасал в кривом подсвечнике, тускло освещая в этой нищенской комнате убийцу и блудницу, странно сошедшихся за чтением вечной книги».

И вот комментарий Набокова:

« фраза, не имеющая себе равных по глупости во всей мировой литературе “Убийца и блудница” и “вечная книга” - какой треугольник! Это ключевая фраза романа и типично Достоевский риторический выверт. Отчего она так режет слух? Отчего она так груба и безвкусна?» (с. 189)

«Убийца и блудница за чтением Священного Писания - что за вздор!

Здесь нет никакой художественно оправданной связи. Есть лишь случайная связь, как в романах ужасов и в сентиментальных романах. Это низкопробный литературный трюк, а не шедевр высокой патетики и набожности. Более того, посмотрите на отсутствие художественной соразмерности. Преступление Раскольникова описано во всех гнусных подробностях, и автор приводит с десяток различных его объяснений. Что же касается Сони, мы ни разу не видим, как она занимается своим ремеслом. Перед нами типичный штамп. Мы должны поверить автору на слово, но настоящий художник не допустит, чтобы ему верили на слово» (с. 190).

Начало, первоначало этой «грубости», этой «безвкусицы», этого «риторического выверта», этого «вздора», «штампа» - Новый Завет, Христос… Христос и Магдалина… Христос и разбойник на кресте…

Что, для «соразмерности» надо было показать, «как она занимается своим ремеслом»?

«Мы должны поверить автору на слово…» Но Набоков не расслышал художественного слова Достоевского: они, Раскольников и Соня, только что, только что совершили свое преступление (почти в одно и то же время) - одна вышла на панель буквальную, а другой - на свою. Одна спасает родных блудом, другой - убийством. И именно потому, что они не закоренели еще, «свежи» в своем преступлении, еще мучаются им, они могли так «странно сойтись». А тут еще Катерина Ивановна…

А раньше, еще раньше, за этим же чтением сошлись Соня с Лизаветой (и обменялись крестиками)… И читают-то они Евангелие, принадлежавшее Лизавете… А позже Катерина Ивановна умирает на той самой кровати в каморке Сони, куда она Соню-то и уложила…

И это все риторика? «Пошлость»! Да, у Достоевского «пошлостей» - хоть отбавляй, но разогнаны они до космических, апокалипсических скоростей.

Набоков: «Кроме всего прочего, у героев Достоевского есть еще одна удивительная черта: на протяжении всей книги они не меняются единственное, что развивается в книге, находится в движении, внезапно сворачивает, отклоняется в сторону, захватывая в свой водоворот все новых героев и новые обстоятельства, - это интрига» (с. 188).

Раскольников не меняется?.. Степан Трофимович? (Речь на Празднике и речь перед смертью…) Аркадий Долгорукий? Смешной?..

«Раз и навсегда условимся, что Достоевский - прежде всего автор детективных романов, где каждый персонаж, представший перед нами, остается тем же самым до конца, со своими сложившимися привычками и черточками; все герои в том или ином романе действуют как опытные шахматисты в сложной шахматной партии. Мастер хорошо закрученного сюжета, Достоевский прекрасно умеет завладеть вниманием читателя, умело подводит его к развязкам и с завидным искусством держит читателя в напряжении. Но если вы перечитали книгу, которую уже прочли однажды и знаете все замысловатые неожиданности сюжета, вы почувствуете, что не испытываете прежнего напряжения» (с. 188–189).

Воля ваша, читатель, - перечитывать и не испытывать прежнего напряжения… Воля ваша - соглашаться или не соглашаться с Набоковым.

Я - не могу. Что я? Не мог Розанов, не могли Гроссман, Долинин, Бахтин…

Я (еще) не знаю, не видел черновиков Набокова (да и есть ли они?), но знаю, видел черновики Достоевского, лет 20 работал над ними, жил в них. И вот мне кажется (рискну об заклад биться), что черновики Набокова - каллиграфичны, Достоевского - хаос.

«Почему Раскольников убивает? Причина чрезвычайно запутанна. Незаметно происходит скачок от честолюбивого благодетеля человечества к честолюбивому тирану-властолюбцу. Перемена, достойная более тщательного психологического анализа, чем мог предпринять вечно торопившийся Достоевский» (с. 191).

Спокойней, спокойней, а то и взбеситься можно… А почему «вечно торопившийся Достоевский» вдруг на много месяцев задерживает сдачу романа? Мало того: сжигает несколько листов и начинает все заново. Да именно потому, что проделывает тщательный психологический анализ.

И вдруг у Набокова очень хорошо и к месту приведена цитата из Кропоткина - о Раскольникове: «Такие люди не убивают»(с. 190–191).

«Записки из подполья».

«Описание клинического случая с явными и разнообразными симптомами мании преследования» (с. 193). «Это квинтэссенция достоевщины» (с. 194). Дальше страниц десять цитирования.

«“Бесы” - роман о русских террористах, замышляющих и фактически убивающих одного из своих товарищей» (с. 209). И это - дефиниция «Бесов»?

«Достоевский, как известно, - великий правдоискатель, гениальный исследователь больной человеческой души, но при этом не великий художник в том смысле, в каком Толстой, Пушкин и Чехов - великие художники». (с. 211).

А в другом смысле - нельзя? Да, «великий правдоискатель», но - «художественными средствами». Да, «гениальный исследователь человеческой души», но - гениальный художник-исследователь.

«…В каком-то смысле Достоевский слишком рационалистичен в своих топорных методах» (с. 212).

Ср. Пушкин «Вдохновение». Ср. Достоевский о «Поэте» и «Художнике», о «плане». А по-моему, каллиграф Набоков несравненно более рационалистичен в своих - не топорных, а скальпельных - методах.

Набоков предлагает «исключить» «без всякого ущерба для сюжета вялую историю старца Зосимы, историю Илюшечки» (с. 217).

«Братья Карамазовы» - без Алеши (т. е. и без Зосимы), «Братья Карамазовы» - без Зосимы (т. е. и без Алеши), без мальчиков, без последней сцены у Илюшиного камня? Вспомнил вдруг: Анна Андреевна считала чужеродной для «Преступления и наказания» всю историю Мармеладовых… А откуда тогда взялись бы Соня, Поленька? Какой бы это был Раскольников без сцен в трактире, на поминках, Раскольников без Сони?

Конечно, гениям в каком-то смысле все позволено: Толстому, Вольтеру - ставить крест на Шекспире…

И вдруг опять точно:

Каждый из четырех братьев «мог быть убийцей» (с. 215).

Сорок четыре страницы лекции Набокова о Достоевском после Розанова, Мережковского, Бердяева, Долинина, Гроссмана, Бахтина…

Вот что нелюбовь делает с читателем, даже с таким… Тут и ненависти нет. Есть какое-то предвзятое равнодушие. Однако в искренности-то чувств и слов Набокова разве усомнишься? Значит, как чувствует, так и пишет. Какая-то несовместимость. Объяснить бы ее. Нельзя путать непонимание с неприятием.

Противоречия, противоположность, антитеза, контрапункт, диалог… между «художественностью» и «публицистикой» (прежде всего в отношении писателей, поэтов, художников слова…).

Что такое одно и что такое другое? По-моему, «публицистика» - это Слово прямое. А Слово художественное - оно обиняком. Первое - одномерность, законченность («монологичность» - ММБ.) Второе - многомерность, многовариантность, незаконченность, принципиальная незаконченность.

Ср. как Достоевский - и его Версилов, его Подросток - боялись высказаться до конца. Я подбираюсь к Набокову. «Публицистика» Набокова - парадокс! - «публицистика» Набокова как прозаика меньше всего в его лекциях, статьях, интервью. А больше всего? А больше всего - в… его поэзии. Тут он более всего закончен, одномерен, невариантен.

Ну и уж, конечно, об апокалипсическом художественном видении, слышании, изображении Достоевского у Набокова - ни слова, ни намека.

Набоков против Достоевского-пророка .

Достоевский не раз говорил, не без гордости, что приводилось и «предсказывать будущее».

Набоков эстетически посмеивается: у Достоевского, дескать, детектив и уголовщина. Не понял: Достоевский открыл, что век Апокалипсиса и будет детективно-уголовным. Он и стал таким!

Набокову - убежать хочется?! Куда? От уголовщины века - в стилистику?

«Стилистика» на самом-то деле - это стилистика не спасения себя и людей, а стилистика самоспасения - чисто эстетический самообман , если уж очень хочется, то пожалуйста - гениально-эстетический самообман .