Окончил театральный факультет Литовской академии музыки и театра.

Выпускник режиссерского факультета РАТИ – мастерская П. Фоменко, 2001 г.

За время учебы поставил «Русалку» А. Пушкина и «Гедду Габлер» Г. Ибсена.

Был приглашен режиссером-постановщиком в Театр п/р О. Табакова. На сцене Театра п/р О.Табакова поставил:

«Долгий рождественский обед» Т. Уайлдера (2001),

«Лицедей» Т. Бернхарда (2002),

«Синхрон» Т. Хюрлимана (2003),

«Когда я умирала» У. Фолкнера (2004),

«Дядя Ваня» А. Чехова (2004),

«Рассказ о семи повешенных» Л. Андреева (2005),

«ПОХОЖДЕНИЕ, составленное по поэме Н. В. Гоголя «Мертвые души» (2006),

«Рассказ о счастливой Москве» по А. Платонову (2007).

На сцене Московского художественного театра поставил спектакли «Старосветские помещики» Н. Гоголя (2001) и «Копенгаген» М. Фрейна (2003) , в Мастерской П. Фоменко - спектакль «Гедда Габлер» по Г. Ибсену (2005).

В Российском академическом молодежном театре идут его постановки «Ничья длится мгновенье» И. Мераса (2010) и «Будденброки» Т. Манна (2011).

С 20 мая 2011 г. согласно решению Департамента культуры города Москвы назначен художественным руководителем Московского академического театра имени Вл.Маяковского.

В Театре им. Маяковского поставил спектакли «Таланты и поклонники» А. Островского, «Господин Пунтила и его слуга Матти» Б. Брехта, «Плоды просвещения» Л. Толстого, «Кант», «Русский роман» и «Изгнание» М. Ивашкявичюса.

В 2017 году набрал курс на актерском факультете Российского института театрального искусства-ГИТИС.

В 2001 году стал лауреатом молодежной премии «Триумф», в 2004 - премии им. К. С. Станиславского (номинация «Работа режиссера»), в 2005 - национальной театральной премии «Золотая Маска» (номинации «Драма/Работа режиссера» и «Драматической спектакль малой формы», «Когда я умирала»).

Дважды лауреат премий «Хрустальная Турандот» («Когда я умирала», 2004; «Рассказ о семи повешенных», 2006).

Спектакль «Рассказ о семи повешенных» отмечен золотым дипломом Московского театрального фестиваля (номинация «Лучший спектакль», 2006) и национальной театральной премией «Золотая Маска» («Приз театральных журналистов и критиков», 2007).

В 2008 г. объявлен лауреатом национальной театральной премии «Золотая Маска» в номинации «Драма/Работа режиссера» за «Рассказ о счастливой Москве».

Спектакль «Будденброки» отмечен премией Станиславского как «событие сезона» (2011 г.)

Лауреат премии СТД РФ «Гвоздь сезона» за спектакли «Рассказ о семи повешенных» (2006), «Ничья длится мгновенье» (2010) и «Кант» (2014).

Получил «Звезду Театрала» в номинации «Лучший режиссер» за спектакль «Таланты и поклонники» (2012), а так же за постановку спектакля «Изгнание» (в номинации «Лучший спектакль малой формы») (2017)

Номинация «Лучшая работа режиссёра» Российской национальной театральной премии «Золотая маска», сезон 2015-2016 за постановку спектакля «Русский роман».

Лауреат Российской национальной театральной премии «Золотая маска» в номинации «Лучший спектакль большой формы» («Русский роман») сезон 2015-2016.

Mindaugas Karbauskis

Театральный режиссёр.

Родился 28 января 1972 года в Найсяй Шяуляйского района (Литва).
Окончил театральный факультет Литовской музыкальной академии.
В 2001 году окончил режиссерский факультет РАТИ (мастерская П. Фоменко).
За время учёбы поставил «Русалку» А.С.Пушкина и «Гедду Габлер» Г.Ибсена.

Работал в Театре-студии п/р Олега Табакова (2001-2007), в Российском академическом молодёжном театре (2009-2011). С 20 мая 2011 года - художественный руководитель Московского академического театра имени Маяковского.
Преподает в мастерской С.Женовача в РАТИ.

театральные работы

Московский театр-студия под руководством Олега Табакова:

2001 - «Долгий рождественский обед» Уайлдера
2002 - «Лицедей» Бернхарда
2002 - «Синхрон» Хюрлимана
2004 - «Когда я умирала» Фолкнера
2004 - «Дядя Ваня» Чехова
2005 - «Рассказ о семи повешенных» Андреева
2006 - «Похождение, составленное по поэме Н.В.Гоголя „Мёртвые души“»
2007 - «Рассказ о счастливой Москве» Платонова

Московский Художественный театр имени А. П. Чехова:

2001 - «Старосветские помещики» Гоголя
2003 - «Копенгаген» Фрейна

Московский театр «Мастерская Петра Фоменко»:

2005 - «Гедда Габлер» Генрика Ибсена

Российский академический молодёжный театр:

2010 - «Ничья длится мгновение» Ицхокаса Мераса
2011 - «Будденброки» Томаса Манна

Московский академический театр имени Владимира Маяковского:

2012 - «Таланты и поклонники» А.Н.Островского
2012 - «Господин Пунтила и его слуга Матти» Б.Брехта

призы и награды

2001 - Лауреат молодежной премии «Триумф»
2004 - Лауреат премии им. К.С.Станиславского в номинации «Работа режиссёра»
2004 - Лауреат премии «Хрустальная Турандот» («Когда я умирала»)
2005 - Лауреат национальной театральной премии «Золотая Маска» в номинации «Драма/Работа режиссера» и «Драматический спектакль малой формы» («Когда я умирала»)
2006 - Лауреат премии «Хрустальная Турандот» («Рассказ о семи повешенных»)
Спектакль «Рассказ о семи повешенных» отмечен золотым дипломом Московского театрального фестиваля в номинации «Лучший спектакль» (2006) и национальной театральной премией «Золотая Маска» - «Приз театральных журналистов и критиков» (2007).
2008 - Лауреат Национальной театральной премии «Золотая маска» в номинации «Драма - работа режиссера» («Рассказ о счастливой Москве», Театр п/р О. Табакова)
2011 - Лауреат премии им. К. С. Станиславского в номинации «Событие сезона» («Будденброки», Российский Академический Молодежный театр).
2012 - Лауреат зрительской премии «ЖЖивой театр» в номинации «режиссер: новая волна» («Будденброки», РАМТ)
2013 - Лауреат зрительской премии «ЖЖивой театр» в номинации «режиссер года: новая волна» (спектакли «Таланты и поклонники» и «Господин Пунтила и его слуга Матти», Московский академический театр имени Владимира Маяковского)
2013 - Спектакль «Таланты и поклонники» награжден премией СТД РФ «Гвоздь сезона»

– В одной из рецензий на премьеру «Рассказа о семи повешенных» я прочла, что «Андреев, спору нет, писатель второстепенный...» и что «мужественный режиссер Карбаускис всегда заступается за нелюбимых».

– Действительно, есть в России группа людей, которая имеет к Андрееву отношение не очень благосклонное. Мне нравится чувствительность Андреева к окружающему миру. Мне кажется, это его фраза, что «есть одно понятие, которое не имеет отношения к смерти, – это человеческая глупость». Мне нравится, что он писал и плакал: две строчки напишет и заплачет. Я так не могу, поэтому мне это нравится. В рассказе он написал про семь человек, а в письмах писал, что если их тысяча семь, то это невыносимо. Я не отличаюсь такой сверхчувствительностью. Поэтому Андреева очень уважаю. Я вообще многое понял, когда увидел его фотографии – он фотографировал семью, себя, друзей... Как-то мне сразу стало понятно: лицо и человек – абсолютно современные. Кроме того, он долго жил в Прибалтике, он знал дни без солнца...

– Мне кажется все же, что такие вещи, как «Рассказ...», «Старосветские помещики», «Когда я умирала», может ставить только человек, в котором есть способность к состраданию.

– Что во мне есть, я узнаю только в конце работы над спектаклем. Если ты хочешь что-то делать, куда-то погрузиться, значит, тебе этого не хватает. У меня чаще бывает желание ничего не делать, чем что-то сделать. Потому что я, наверное, по природе – цельный человек, ощущаю себя таким – могу просто так лежать на диване... А что получилось – определяется постижением чего-то: того, что ты узнаешь за пять дней до премьеры, за три дня до премьеры. Вот эта вот череда открытий человеческих и профессиональных и есть основной момент при выборе материала.

– Как вам живется на русской сцене с литовским менталитетом? Дмитрий Назаров рассказывал, что во время репетиций «Дяди Вани», не понимая, чего вы добиваетесь, задал вам вопрос: «На каком языке вы думаете?»

Думаю я на том языке, на котором говорю. Но мы же общаемся на языке разных школ. Обязательно надо переводить! Себе на пользу надо переводить – чтобы не замыкаться на том, что я знаю и в чем мне комфортно. А когда артист нервничает, скандалит, это – на пользу, значит, что-то происходит.

– На что вы ориентируетесь при выборе актеров?

– Я не очень дружу с артистами, и артисты, мягко сказать, не очень дружат со мной. При постановке Андреева такие отношения были бы невозможны – уже невозможно было бы не дружить, шла по-настоящему студийная, сознательная работа. А в остальных случаях – по-разному бывает. Артист для меня – иногда препятствие, иногда – помощь, иногда – просто артист. Я очень часто расстаюсь с артистами во время работы. Не из-за личной неприязни – когда летали скамейки в «Когда я умирала», я не менял артистов. Менял, когда понимал, что артист достиг максимального уровня компетентности и этот уровень – недостаточен. Я вообще люблю работать с артистом – как с профессионалом, а не с человеком. Ведь я работаю не с одним актером, а с пятнадцатью, с семнадцатью. А каждый из них воспринимает меня так, как будто я работаю только с ним…

Лучшие дня

– Вам интересно сформировать свою команду актеров?

– У меня есть своя команда! Приходите на «Рассказ о семи повешенных» – это моя команда. На сегодня...

– Вы помните тот момент, когда вы впервые ощутили власть над людьми, как режиссер...

– Первым человеком, кричащим на подчиненного, которого я увидел в жизни, был мой отец, председатель колхоза, ругавший комбайнеров. И в моих глазах это было не в пользу отца. Мне казалось – так нельзя! Но когда я сам впервые закричал на актера, то понял, что от этого никуда не деться, понял, почему отец кричал. Когда делаешь дело, либо ты идешь на какие-то эмоциональные потери, которые потом компенсируются результатом, либо ты не сделаешь дела. Все эмоции уходят в дело. Это зона, о которой потом хочется забыть – такая профессия. Эта власть не имеет никакой сладости, это такая горькая очень власть... Ты можешь обидеть человека, ты все время влияешь на другого – это только ответственность, ничего хорошего в этой власти нет. Поэтому, мне кажется, режиссерская профессия – не очень хорошая.

– Вы сравниваете себя с кем-нибудь из режиссеров? Кто для вас образец?

Уже не сравниваю – молодость прошла. Если раньше был, может быть, один образец, то сейчас их – шесть-семь-восемь. Если раньше все упиралось в одно лицо, то сегодня каждое свежее, точное находит во мне эмоциональный отклик.

– Это не мешает сохранять свой почерк?

– А в Москве кого смотрите? Скажем, Серебренникова...

– Если журналистам так нравится, я согласен быть вечным оппонентом этому человеку ради игры, ради спорта – кто кого опередит... Но на самом деле я оппонентом ему не являюсь. И очень хорошо к нему отношусь. У него не активность, а какая-то гиперактивность, и мне это очень нравится, я бы с удовольствием узнал, как это все образуется.

– Вы обсуждаете с кем-то свои мысли, связанные с работой, с мироощущением?..

– Я – человек сочиняющий. Что-нибудь сочиню, кому-нибудь расскажу, получу отклик...

– Что вы сочиняете?

– Я иногда не помню того, что прочитал, и я должен обязательно кое-что пересочинить...

– То есть «Мертвые души» вы собираетесь пересочинить...

– Дай бог прочесть.

– Скажете, кто будет играть в «Мертвых душах»?

– Не скажу!

– Ну хотя бы Чичикова...

– Чичиков – Безруков.

Сегодня во многих театральных гримерках до, после, да и во время спектакля будет стоять дым коромыслом - страна отмечает международный День театра. Мы решили провести ревизию среди наших актеров, молодых и красивых, кто помимо киноэкранов блещет еще и на театральной сцене? И кто из молодых режиссеров сегодня наиболее интересен? У кого сегодня главный праздник?

Евгений Цыганов, 29 лет. Ученик Петра Наумовича Фоменко, однокурсник Карбаускиса и Пеговой служит в Мастерской П. Фоменко и занят в спектакле МХТ им. Чехова "Преступление и наказание". Не признает поклонниц, которые стали вешаться ему на шею после фильма "Питер FM". В интервью немногословен, сдержан. Во время концерта своей группы порывист и чувствителен.

Миндаугас Карбаускис, 36-летний уроженец Литвы, чье имя и фамилию можно использовать в качестве скороговорки. До недавнего времени - режиссер театра-студии Олега Табакова и МХТ им. Чехова. Его постановки многих повергают в транс, но критики его обожают.

Чулпан Хаматова, 33-летняя легенда театра и кино. Актриса театра "Современник", но это не мешает играть ей и в других театрах. Учредитель фонда " ". Одна из тех, кто не интересен желтой прессе просто потому, что никакого "грязного белья" обнаружить у нее невозможно. Чулпан отрытый для общения человек, но в свою частную жизнь не пустит никого.

Артур Смольянинов, 25 лет. Объявлен секс-символом после фильма "9 рота". Актер театра "Современник". К своей "звездности" и тьме поклонниц относится трезво, потому что понимает: Фортуна переменчива, и завтра о нем могут забыть. О личной жизни говорить не любит, хотя известно, что раньше он встречался с Мариной Александровой, а сейчас поговаривают о его романе с Марией Шалаевой.

Ирина Пегова, 30 лет. Бывшая актриса "Мастерской Петра Фоменко", сейчас в штате МХТ им. Чехова. С ее фактурой и объемами даже при всем желании не поиграешь лирических героинь. Но, как известно, на сотню романтических красавиц приходится лишь одна характерная актриса.

Миндаугас Карбаускис

Миндаугас Карбаускис закончил театральный факультет музыкальной академии Литвы. В 2001 году окончил режиссёрский факультет РАТИ (мастерская Петра Фоменко). За время учебы Карбаускис поставил «Русалку» А. С. Пушкина и «Гедду Габлер» Г. Ибсена. Затем работал в театре-студии п/р Олега Табакова, в 2007 году ушёл оттуда. Работал в РАМТе и МХТ им. Чехова. затем стал художественны руководителем Театра им. Маяковского.

Постановки в Московском театре-студии п/р Олега Табакова: «Долгий рождественский обед», «Лицедей», «Синхрон», «Дядя Ваня», «Рассказ о семи повешенных», «Рассказ о счастливой Москве» и др.

Постановки в МХТ им. Чехова: «Старосветские помещики», «Копенгаген».

Постановки в РАМТ: «Ничья длится мгновение», «Будденброки».

Миндаугас Карбаускис - обладатель множества профессиональных наград, среди которых - премия «Триумф», премия им. К. С. Станиславского, «Хрустальная Турандот», «Золотая Маска».

Миндаугас Карбаускис: в поисках дома

Режиссерский портрет

Миндаугас Карбаускис - гражданин Литвы, который живет и работает в Москве, потому что считает, что у Литвы с Россией есть некие общие глубокие корни. Тем более, говорил он, в литовском театре работают актеры, которых можно смело отнести к русской театральной школе, в свое время они учились в ГИТИСе. Карбаускис тоже закончил ГИТИС (РАТИ), курс Петра Фоменко. Мастера он выбрал не случайно, а специально приехал поступать именно в тот год, когда режиссерский курс набирал Фоменко. Впрочем, с тех пор прошло больше десяти лет. За эти годы в судьбе режиссера Карбаускиса много чего произошло. Работа в студии Олега Табакова, в МХТ. Спектакли, которые получали разные престижные награды, о которых говорила Москва. Впрочем, Карбаускис - не столь громкое или, скажем точнее, громоподобное имя, которое обретают те, кто стремится распространить свое влияние как можно шире, мелькать в телевизионных репортажах и на страницах прессы, завоевывать статус и ореол новатора, пророка нового века.

Карбаускис не пророк и не завоеватель, ему не свойственны экспансия и агрессия как способы самоутверждения. Напротив, он долгие годы сидел в театре-студии Табакова как будто бы в укрытии. Вежливо в разных интервью благодарил Табакова за доверие, и казалось, что имя Карбаускиса навсегда срослось с именем этого знаменитого актера, продюсера и покровителя театрального искусства, умеющего привлекать и в свою студию, и на сцену крупнейшего национального театра страны, которым стал руководить, яркие молодые таланты. Так прошло несколько лет. Карбаускис выпускал свои спектакли, поражавшие не громкостью, но глубиной и сосредоточенностью на тех внутренних темах и проблемах, которые и волновали его как художника. Так он, очевидно, накапливал силы для чего-то другого, что ему самому еще было не до конца ясно. И потом вдруг, что называется, на ровном месте совершил странный и как будто неосторожный поступок - ушел из Табакерки. Объяснил это коротко, со свойственным ему немногословием: "надоело работать по найму".

Этот поступок обнаружил в нем бесстрашие, которым обладают люди внутренне независимые и свободные. Хотя, возможно, он повредил его репутации, вывел из тесного круга благополучия и стабильности, поставил на распутье. Что дальше? Он и сам этого не знал.

Но именно в этот момент, совпавший с нашей случайной встречей, когда я пришла брать у него интервью, он стал говорить о том, о чем режиссеры его возраста сегодня не говорят. Потому что успешно встроились в непростые рыночные условия работы, привыкли бегать по театрам, репетировать с разными актерами, везде удивлять и обращать на себя внимание, ибо это и есть способ получить следующую постановку. Карбаускис стал говорить о театре - доме, об этике, о единомышленниках.

Мне и прежде казалось, что этот наш пресловутый рынок, к которому мы с такой охотой и с такими надеждами дружно перешли, таит в себе многие неизведанные прежде опасности. Чего мог опасаться молодой режиссер, у которого не было своего театра, в 70-80-е годы? Он мог опасаться того, что ему не дадут постановку в тех успешных и стабильных цитаделях, которые были созданы ведущими режиссерами предыдущего поколения: Ефремовым, Товстоноговым, Любимовым и т.д. В слаженные и хорошо укомплектованные штатными артистами труппы тогда пускали с большой неохотой. Руководители крупных театров очень старательно охраняли свои коллективы от возможных чуждых влияний.

Сегодня - пожалуйста. Марк Захаров приглашает в Ленком, Галина Волчек - в "Современник", Константин Райкин - в "Сатирикон", уже не говоря об Олеге Табакове, который окружил себя таким количеством приглашенных режиссеров, что стало рябить в глазах, их фамилии сменяются на мхатовской афише как поезда в расписании вокзала.

Парадокс, но именно сегодня режиссер, у которого нет своего театра, чувствует себя предельно одиноким. Одиноким чувствует себя даже тот, кто охотно отзывается на множество предложений и заполняет своими постановками сцены сразу нескольких столичных театров, кто умеет вписаться и побеждать, за кем тянется шлейф пересудов, восторгов и хулы.

Одиночество Миндаугаса Карбаускиса - вещь в наше время скорей всего закономерная. Потому что он относится к тому типу художников, который не гонится за множеством, а предпочитает что-нибудь одно. У которого есть внутренняя потребность в глубоких интимных отношениях с глазу на глаз, от души - к душе. Кто нуждается во взаимопонимании и в том, что он называет любовью. Театр, построенный на любви, - это то, к чему он и стремится. Обретет ли он такой театр?

О жизни и смерти

Карбаускис - немножко поэт. Кажется, что его не интересует то, что внутри человека. То есть он не занимается анализом психологии и мышления, не пытается постичь, что же заставило героя поступить так или иначе, каков его душевный багаж. В общем, все то, что так интересует его учителя Петра Фоменко, для которого человек - мера всех вещей, начало и конец мира, то, ради чего нужно строить театр. Карбаускис в каком-то смысле кинематографичен, то есть он погружает героя в некую среду, и эта среда его - то и интересует более всего. Среда эта никакого отношения не имеет к обычной реальной среде действительности. Она всегда как-то "передернута", наводнена чуть ли не мистикой (хотя мистику он как будто не любит, как признавался в своем интервью), во всяком случае, - чем-то запредельным, когда жизнь разворачивается в присутствии смерти. Когда совмещаются два мира, мир живых людей и мир умершей героини (спектакль "Когда я умирала") или неким абсурдом, звенящим и зыбким половодьем человеческой порочности ("Похождение"). В каком-то смысле "Похождение" - это попытка заглянуть по ту сторону вещей, войти в область небытия, смерти. Смерти человеческой души, которая и приводит к этому зыбкому полумистическому существованию, в котором хаос и неразбериха, отсутствие причин и следствий, морок существования.

А "Когда я умирала" - попытка постичь тайны жизни. Самой большой ее тайной является смерть. Что там, за ее порогом? Карбаускис отвечает на этот вопрос. За ее порогом - бытие, существование столь же реальное и плотное, как существование жизни. И эта -то его плотность, его настоящесть и существенность и должны были бы как-то эту жизнь оттенить, выпрямить, умилосердить. Короче, жизнь рядом со смертью должна приобретать некое разумное, осознанное качество. Она должна напрячься, возможно, встать во весь рост, приободриться. Но жизнь ничего не знает о смерти, и знать не хочет. Ее, жизни, протяженность и существование наполнены массой случайных и мелких стихий и конфликтов. Жизнь рядом со смертью, жизнь на фоне смерти не представляет собой ничего интересного. Она слепа и бессмысленна. Вот вывод, к которому как будто приходит режиссер в этом спектакле. Нет, он не осуждает это простое человеческое существование с его бытовыми мелочами и массой невразумительных человеческих заблуждений. Он просто говорит: так есть. Мы живем, не зная смерти и не заглядывая в ее зияющую глубину.

Действие спектакля распадается на два плана. В одном - существование умершей героини. Она ходит, смотрит, присутствует. Даже на что-то реагирует. В другом - эта невразумительная простая трудовая жизнь американского юга. Кстати, колорит тут очень важен. Это жизнь простого народа, который считает копейку, живет заблуждениями, предрассудками, ханжеством как героиня П.Медведевой, которая к месту и не к месту поминает Бога. Ее нравоучительные, рассудительные, морализаторские речи - тщетная попытка прикоснуться к таинству божественной реальности, которая остается от нее наглухо закрытой.

Тут нет сюжета, историй, это просто некие зарисовки, разговоры, ссоры, препирательства или душеспасительные беседы - они тянутся как бесконечный фон, как неразъятая материя бытовой реальности, в которой нет ни света, ни надежды, ни любви. Ухватить эту материю, передать ее бестолковое, но естественное и неустанное течение и есть заслуга режиссера.

Актриса Германова, исполняющая роль умершей матери, с набеленным неживым лицом, но очень выразительными. говорящими глазами - центр и главная точка притяжения этого спектакля. . Маленькая. Тщедушная. И ее дети, муж, - почти неразличимая масса живущих обыденностью людей.

Тема смерти вообще привлекает Карбаускиса. И в "Старосветских помещиках" та же тема.

Почем нынче мертвые души?

"Похождение" - какой-то странный спектакль как морок, будто что-то вьется, завивается, некая песчаная буря (где ж можно увидеть такую?) и втягивает вас. Втягивает в какой-то однообразный и страшный водоворот. Вот-вот поглотит. И попадаете вы в этот страшненький мир Чичикова (предпринимателя, как назвал он сам себя, обрадовавшись счастливой догадке), в котором торгуют черт его знает чем. Как будто бы воздухом, черпая его огромными ковшами, а он все не вычерпывается. Впрочем, не воздухом. А вполне конкретным товаром. Мертвыми душами. То есть мертвецами. Вот гоголевская метафора, на которой режиссер построил свое "Похождение".

И идет эта торговля в неком, выражаясь современным языком, виртуальном мире. В некоем царстве - государстве, в головушке несчастного проходимца, в его бюрократически - криминализированном сознании.

Действие наворачивается как снежный ком.. Какие-то рожи проплывают перед вами. Тут и приторный до отвращения Манилов (Алексей Усольцев) со своей сладкой женушкой, оба целуются до одурения, присасываются друг другу так, что не отодрать.

И похожий на крота, роющего бесконечный ход в кромешной темноте своей жизни, Собакевич (Борис Плотников) .

И шушураобразный Плюшкин (Олег Табаков), в своих лохмотьях как в шкуре фантастического животного, скряга, возведенный в степень, не жалкий скряга, а словно победительный, этакий мажорный скряга, с характерным табаковским смешком и гримасой удовольствия.

И невероятно энергичный Ноздрев (Дмитрий Куличков). Прохвост и картежник, в котором только брезжит разум. Он очень серьезно решает вопрос с его, так сказать, экономической, деловой стороны, а зачем это Чичикову мертвые души? Но догадаться все же не может.

И глупейшая Коробочка, которая как бабочка на свет летит на авантюру (почем сегодня мертвые души? - вопрос одновременно и простодушный и серьезный), а, может, так жизнь повернулась, что сегодня уже мертвыми торгуют, и мы не знаем, чем будут торговать завтра. И это желание тянуться, цепляться за прогресс и есть внутреннее врожденное свойство этой недалекой и скудоумной старухи.

Проплывают они все, нет, не типы, жирно и смачно сыгранные, а словно какие-то мороки в движущейся графической картине бесконечной человеческой подлости, глупости и азарта. Это некий мистический символизм. Если такого нет, то стоит выдумать. Мистика этого мира, его кружащаяся и двоящаяся, троящаяся и все время увеличивающаяся и нарастающая абсурдность выражена более определенно в финале. Где собираются и все те, кто принимал участие в этих эпохальных торгах, и те, кто не принимал. Но что-то о них слышал. И вот они выясняют, а почему, собственно, мертвые души? Но вопрос так и повисает в воздухе. Потому что ответить на него невозможно. Возможны только какие-то слухи, догадки, полудомыслы, полувымысли. В общем, опять нарастающий как снежный ком кошмар и конца этому не видно.

Так было и в "Старосветских помещиках". Там тоже игра со смертью, которая как кошка вдруг прошмыгнет и исчезнет, оставив тревожное чувство. Карбаускиса очевидно тянет в этот гоголевский мир-омут, где всего много, нет только ясности и кротости божьего дня, а есть кошмар ночных видений, мороков и абсурда.

Опять о смерти

Миндаугас Карбаускис, конечно, один из лучших режиссеров нового поколения. Нет в нем того агрессивного напора, который есть у Серебренникова. Карбаускис выглядит более сосредоточенным на тех внутренних мотивах, которые его должно быть волнуют лично. Нет в нем и ничего похожего на нарочитое, публичное выворачивания наизнанку больных, шокирующих вещей. Но есть приверженность одной постоянной теме.

"Рассказ о семи повешенных" - снова об этом. Каждый персонаж, начиная от министра, на которого готовилось покушение, включая пятерых террористов, которых за попытку покушения приговорили к казни, и еще двух случайных преступников - эстонца, молчуна, который ни с того ни сего порезал своего хозяина и пытался изнасиловать его жену, и разбойника, - перед лицом внезапной смерти.. Каждый реагирует на смерть по-своему. В зависимости от типа личности, семейного воспитания. Впрочем, не смотря на всю разность этих реакций, все они в чем-то одном схожи. Они подводят черту того, что именуется жизнью. Вот ощущение этой черты и важно режиссеру. Он показывает экстремальную ситуацию.

Министр (Павел Ильин) задумался. Все, что я обычно делаю по утрам, встаю, пью кофе, читаю газету, может оказаться бессмысленным, если меня настигнет взрыв. Это человек, который боится смерти.

А Сергей Головин (Александр Скотников) в тюремной камере занимается физкультурой, чтобы прогнать тяжелые мысли, не думать о страшном, держать себя в руках. .К нему пришли родители - интеллигенты, мать, которую отец уговаривал не реветь и держаться спокойно, чтоб облегчить сыну последний день жизни, а мать еле сдерживается, и когда сын стал благодарить их за понимание, сорвалась. Схватила сына, обняла руками и повисла, не оторвать.

Василий Каширин, к которому пришла мать-старуха боится смерти, . Замотался в одеяло и сник, готов рыдать, может сойти сума. Мать прекрасно сыграна Яной Сексте. Когда ушла из тюрьмы, заплутала, заблудилась в городе, в котором родилась, выросла и состарилась, пока ее не подобрал случайный прохожий. Ее плач и причитания и невозможность понять, что происходит, и ее галлюцинации, когда ей кажется, что она женит сына, что ее ожидает радость, вызывают глубокое сострадание. И если интеллигенты ведут себя тактично и не дают ни намека на вину сына, чтобы не уронить его достоинство в эту страшную минуту, то эта простая женщина, не наученная держаться в рамках, со слов отца простоволосо обвиняет сына: если бы ты не сделал этого, то тебя и и не казнили бы. Ее простота ранит сына, расстраивает.

Вернер (Алексей Комашко) играет в воображаемые шахматы. Сдержан. Он обладает самым большим чувством собственного достоинством.

Муся (Яна Сексте) не боится смерти, маленькая с двумя косичками, ребенок, чистая душа. Муся не верит, что со смертью все кончается. У нее христианский чистый взгляд.

Таня Ковальчук (Ирина Денисова) переживает за своих друзей. Она не привыкла думать о себе.

Здесь не обсуждается вопрос вины террористов. Для них теракт - условие, в результате которого они встают у черты жизни, перед лицом смерти.

Карбаускис в ряде постановок заявил себя как экзистенциальный мыслитель.

Он ставил и "Дядю Ваню" в МХТ, и "Счастливую Москву" в Табакерке. Но в какой-то момент покинул укромное насиженное место и ушел в никуда. Ушел для того, чтобы дождаться своего собственного дома.

Ждать пришлось несколько лет. И вот этот дом как будто появился. Им стал театр им. Маяковского. Крупный, успешный организм, со своими традициями. С актерами-звездами. Со своим зрителем. Организм очень не простой. Ориентированный на зрительский успех, которого можно добиться определенным способом. Занять в спектакле этих самых звезд. В крупных, лучше классических ролях. И доставить публике удовольствие. Это непременно. Это категорическое условие.

"Таланты и поклонники"

Карбаускис для своей первой постановки в новом театре выбрал пьесу А.Островского "Таланты и поклонники". Это был правильный выбор с точки зрения публики. Островский всегда нравится, на него активно ходят. Три ведущие роли режиссер предложил старожилам этого театра - И.Костолевскому (князь Дулебов), Филиппову (Великатов). И С.Немоляевой (Домна Пантелеевна). Центральную женскую роль режиссер отдал молодой известной актрисе, с которой работал раньше и в Табакерке и в МХТ - И.Пеговой (Саша Негина).

Но надо сразу сказать, что театр Маяковского оказался той громадой, которая едва-едва не придавила нового режиссера, забывшего и про свои постоянные темы и пожелавшего органично встроиться в новые для себя условия работы. Карбаускис не скрывал, что поставил свой спектакль исключительно на потребу публики. Текст Островского из пьесы, где говорится об угождении этой самой публике, режиссер подал крупно - на зал. Как некое новое для себя кредо.

Когда вышел на сцену уже немолодой, но по-прежнему обаятельный И.Костолевский, зал разразился аплодисментами. Костолевский по негласным законам игры на публику даже чуть-чуть замер на месте, чтобы переждать шквал оваций и дать себя получше рассмотреть.

Подобные же овации сопровождали и выход М. Филиппова. Одетый вполне современно, в джинсы и кепочку, Великатов М. Филиппова своей подчеркнутой небрежностью и властностью дал понять, что он тут главное лицо.

Все это в общем не очень противоречило пьесе. Но это был не тот театр, который прежде связывали с именем Карбаускиса. Это театр был лучше, чем у предшественника Карбаускса на посту художественного руководителя Арцибашева, не слишком тонкого режиссера, любящего грубое и сильное морализаторство. Театр Карбуаскиса выглядел конечно изящнее, обладал более утонченным вкусом. И все же это был не Карбаускис, каким мы его знали прежде, а некий новый подневольный Карбаускис, который явно прогнулся под махиной театра Маяковского, диктовавшего ему условия игры.

Правда нельзя сказать. что "Таланты и поклонники" - плохой спектакль. Нет, . смотрится он с интересом. В нем прекрасно играет С.Немоляева - мать Саши Домну Пантелеевну, этакую обходительную и лукавую мещаночку, не склонную предаваться иллюзиям о святом искусстве. Сама Саша Негина в исполнении И.Пеговой тоже выглядела не плохо. Но чуда не произошло. История о том, как молодая актриса продалась богатому барину была сыграна довольно холодно. Так что зрителю оставалось довольствоваться небрежным обаянием старого любимца И.Костолевского, ажурной игрой С..Немоляевой и властной уверенностью М. Филиппова.

А я подумала, что хороший молодой режиссер нынче лицо обреченное. Построить свой дом на законах любви в наш бульварный, безвкусный театральный век вряд ли возможно.

Какова будет дальнейшая судьба талантливого режиссера, пока не ясно. Но ходят слухи, что из театра им. Маяковского он собирается уходить.