Особый род эпических песен, именуемых былинами, - одна из наиболее ценных частей русского песенного наследия, дошедшего до нас из далекого прошлого. Эти песни о боевых подвигах и разных похождениях и приключениях богатырей и других героев отражают в героико-фантастических повествованиях историческую действительность раннефеодального времени.
В применении к такого рода песням термин «былина» укрепился в науке с середины XIX в., заменив более ранние наименования - «богатырские сказки», «поэмы» или «былевые песни». В обиходе крестьянства в XVIII-XIX вв. был распространен термин «старина», «старинка», однако было известно и обозначение этих песен словами «былина», «былина», «быль».
Историческое и социальное содержание былин привлекло внимание ученых с самого начала развития русской фольклористики и вызвало обширную научную литературу не только в России, но и на Западе. Эта часть русского эпоса неизменно приводила в восхищение всех ценителей народной словесности своим богатым содержанием, высокой идейностью, поэтическими достоинствами. Как художественное выражение народного самосознания, как живописание политической и общественной жизни русского народа в далеком прошлом, былины справедливо ставились в один ряд с величайшими эпическими творениями других народов - с «Илиадой» и «Одиссеей», с «Песней о Роланде», со скандинавскими сагами, рунами «Калевалы» и др. К былинам как к богатейшему творческому источнику постоянно обращались писатели, художники, композиторы - Н. А. Римский-"Корсаков, М. П. Мусоргский, А. С. Аренский, А. Т. Гречанинов, а в наше время Д. Д. Шостакович, Н. И. Пейко, Г. Г. Галынин и др.

Несмотря на большую исследовательскую литературу о былинах, многие из вопросов, поднятых в ней, не нашли своего окончательного решения. Это прежде всего относится к вопросам генезиса- времени формирования былинного эпоса, происхождения отдельных его сюжетов, характера связей его с исторической действительностью, а также жанрового состава былинного эпоса.
Внимательное изучение содержания былин привело к непреложному выводу, что основное ядро их должно было сложиться в период продолжительной и напряженной борьбы, которую русскому народу -пришлось вести еще на заре своей истории с иноземными завоевателями, посягавшими на свободу, целостность и независимость молодого русского государства.
Многие былины содержат впечатления от определенных исторических событий и лиц. Несомненные отзвуки первых же встреч с татарами (битва на Калке в 1225 г., татарские нашествия на Киев 1239-1240 гг. и др.) слышатся в былинах о Калине-царе, Батыге, Идолище - предводителях чужеземных ратей. Некоторые имена восходят к историческим. Так, имя Батыги бесспорно повторяет имя хана Батыя; имя Тугарина Змеевича, с которым борется богатырь Алеша Попович, восходит, очевидно, к имени половецкого хана Тугоркана, неоднократно нападавшего на Киевскую Русь; встречаются в былинах измененные имена и других половецких ханов - Кончака, Шарукана, Сугри (в былинах Коньшик, Кудреван и Шарк-великан, Скурла) и др. В образе былинного князя Владимира, с именем которого связано большинство событий, изображенных в былинах, бесспорно преломились воспоминания о выдающемся киевском князе конца X века Владимире Святославовиче, а иногда - это не исключено - и воспоминания о Владимире Мономахе, киевском князе XII века. С историческими лицами, возможно, связаны имена и некоторых былинных богатырей. Имя Добрыни Никитича, иногда представляемого в былинах племянником князя Владимира, могло быть навеяно воспоминаниями о ближайшем сподвижнике князя Владимира Святославовича - его дяде Добрыне, а в образе Алеши Поповича отразились воспоминания о ростовском «храбре» (т. е. воине-удальце) XIII в. Александре Поповиче, о котором не раз упоминают летописные заметки. В былинах мы зачастую встречаемся с запечатленными в них различными историческими явлениями общественного, материального и духовного быта русского общества эпохи раннего феодализма.

Все это вызвало попытки связать отдельные былинные Сюжеты с конкретными историческими событиями феодального времени1. Согласно концепции ряда ученых дошедшие до нас былины знаменуют собой уже отход от первоначальной, более ясной связи с вызвавшей их конкретной исторической действительностью, отход, обусловленный вековым бытованием песен в устной традиции. Однако внимательное проникновение в самый характер общественных явлений и образов, отраженных в былинах, как и изучение аналогичных творений других народов привело к иному пониманию отношения русского эпоса к изображенной в нем исторической действительности. Историзм былин был признан совершенно особым, отличающимся от исторических песен. Эти последние всегда основаны на конкретном историческом материале, в то время как былины дают отражение исторической действительности в широких художественных обобщениях, собирая и объединяя впечатления от многих событий, характерных для целой эпохи, определенного исторического периода, создавая, таким образом, общую их картину, не поддающуюся точной, конкретной хронологизации.
Также и образы персонажей, имена которых, быть может, и навеяны именами определенных деятелей, не восходят к последним, как к своим прототипам, а рисуют типические проявления различных человеческих свойств, представления о которых почерпнуты из исторического опыта народа. Положение о том, что историзм былин заключается не в воспроизведении отдельных конкретных событий, а в выражении народных идеалов, обусловленных определенной исторической эпохой, легло в основу капитального труда В. Я. Проппа «Русский героический эпос». В исследованиях Б. Н. Путилова мы также находим положение о том, что «эпос есть художественное обобщение (в определенных формах) исторического опыта народа целой эпохи. В этом обобщении на первом плане - «исторические идеалы народа»".

Изучение отраженных в былинах особенностей политической и общественной обстановки, обычаев, представлений и исторических реалий позволило уточнить время формирования эпоса, отнеся его к периоду раннего феодализма (примерно X-XVI века).
Кроме впечатлений от самой исторической действительности, источниками некоторых былин явились так называемые международные сюжеты, известные в ряде стран. Наличие в мировом фольклоре таких сюжетов обусловлено или сходными историческими судьбами народов, или культурными связями. Различные типы сюжетов - героические, бытовые, сказочные - использовались для создания песенных повествований о тех же персонажах, о которых уже были сложены былины, вызванные впечатлениями от исторических событий. Так, (например, международный сюжет о встрече в бою не знавших друг друга отца и сына лег в основу былины «Илья Муромец й сын», а «сюжет о муже, пришедшем на свадьбу своей жены, - в основу былины о неудавшейся женитьбе Алеши Поповича на жене Добрыни Никитича. Международными в русском эпосе являются также такие сюжетные ситуации, как борьба -героя с чудовищами (например, змеем), поездки героя со сватовством далеко за пределы родных мест. Сюжетные ситуации эти характерны для эпического творчества первобытнообщинного строя и, очевидно, унаследованы русским эпосом Киевского периода от народного искусства догосударственной эпохи.

В былинном эпосе обнаруживаются также отдельные мифологические представления. Это было использовано учеными так называемой «мифологической школы», ошибочно толковавшими ряд былинных образов как позднейшие переработки образов мифологических. На самом деле в былинном эпосе мы имеем дело лишь с отдельными устойчивыми пережиточными явлениями.
Таким образом, состав былинного эпоса по своему содержанию и происхождению сложен и разнообразен. Это предопределялось не только различием и разнообразием источников, но и длительным временем формирования и последующего бытовамия былин.
Отдельные песни, дошедшие в записях XVII века и представляющие уже совершенно устоявшуюся форму повествования, известную нам по записям более поздним, заставляют предполагать, что жанр былины определился уже в эпоху раннего средневековья1. Состав эпоса по историческому содержанию неоднороден. В нем можно отметить сюжеты и более ранние и более поздние; в процессе своего бытования былины вобрали впечатления народа от более поздних исторических военных и общественных событий, от всей исторической обстановки нового времени. Кроме того, совершенно ясно, что на содержание эпоса оказали влияние и местные условия.

Различия сюжетов и поэтических образов заставляет исследователей выделить в составе былинного эпоса несколько групп. Наиболее многочисленна и разнообразна героическая, составляющая основное ядро эпоса. Былины этой группы посвящены теме защиты родины и мирного населения. Некоторые из них повествуют о спасении богатырями стольного города Киева от нашествия врага. Это былины о нападении на Русь Калина, Батыги, Кудреванки-Скурлы, Мамая или просто «неверного царя» и «неверных орд». Героями-победителями здесь являются Илья Муромец, иногда вместе с Добрыней Никитичем и Алешей Поповичем или с труппой других богатырей, (предводительствуемых Самсоном - «крестным батюшкой» Ильи Муромца; Василий Игнатьевич, богатыри-малолетки Ермак и Михаил Данилович, Сухман. "Каждый отдельный сюжет на тему об отраженном вражеском нашествии отмечен своеобразными чертами. Вместе с тем имеется сходство в разработке темы этих былин, некоторая общность в построении, возникшая, очевидно, вследствие широкого художественного обобщения, типизации фактов исторической действительности.
Другая группа героических былин развивает тему освобождения стольного города Киева от захвативших его иноземных насильников. Таковы былины об Илье Муромце и Идолище, о победе Алеши Поповича над Тугаршюм Змеевичем.

Близкими по теме к указанным сюжетам являются былины о борьбе Добрый и Никитича со змеем, в которых использованы исторические события периода борьбы русского народа с кочевниками, а также древние сказочно-героические сюжеты о борьбе богатырей с чудищами.

К основному героическому циклу принадлежат также сюжеты о единоборстве русского богатыря, чаще всего Ильи Муромца, с иноземным «нахвалыциком». В некоторых из них побежденный враг оказывается сыном Ильи Муромца - древний международный мотив встречи в бою отца с незнаемым и неузнанным сыном.
Былины о Добрыне Никитиче и Василии Казимировнче, повествующие об освобождении киевского князи от «даней-пошлин», уплачиваемых татарам, былины о встречах в боевой обстановке с близкими родственниками, когда-то угнанными в плен (былины о Козарине и о королевичах из Крякова) также отражают тему борьбы с иноземными захватчиками.
В большинстве этих сказаний враги, с которыми борются русские богатыри, именуются татарами, хотя некоторые из сюжетов сложились, очевидно, раньше и отразили впечатления о столкновениях русского народа с печенегами и половцами.
Идею обороны родины воплощают и сюжеты о княжеских походах- Вольги-Волха на Индийское (или Турецкое) царство, Глеба Володьевича на Корсунь и князя Романа на ливиков (или литовских князей), предпринимаемые ими с целью предупредить задуманный набег на Русь (первый из названных сюжетов) или для расправы за совершенный разгром русских владений и для освобождения захваченных русских кораблей и русских людей (два других сюжета).
Кроме борьбы с внешним врагом, в героическом цикле отражена борьба с анархическими элементами внутри страны-с разбойниками (былины о Соловье-разбойнике и о встрече и расправе Ильи Муромца с разбойниками-станичниками). Они также основаны на впечатлениях от живой исторической действительности.

Во всех упомянутых былинах героического цикла преломились воспоминания о чрезвычайной напряженности военной борьбы, об огромной численности и силе врагов, о трудности победы. И если в обобщенных образах былин трудно, а часто и совершенно невозможно установить определенные следы отдельных исторических событий, то общий характер борьбы русского народа с врагами родины и мирного населения, вся военная обстановка русского раннего средневековья воспроизведены исторически правдиво. С исключительным мастерством и силой ярко воплощено крепнувшее в борьбе народное самосознание: борьба напряженна и трудна, но русский народ неизменно побеждает. В образах героев-богатырей воплощены народные идеалы подлинной доблести. В патриотической идее защиты отечества заключен основной пафос богатырского эпоса. Очень заметна и другая тенденция - отражение социальных настроений народа. Благородный образ богатыря часто выделен особо тем, что в былину включен мотив конфликта богатыря с князем и его боярами. Богатырь, оскорбленный несправедливым к нему отношением, уезжает из Киева, и князь оказывается беспомощным перед врагом. Но перед лицом грозящей опасности богатырь забывает все обиды и остается верным своему долгу. Таковы многие былины об Илье Муромце и Калине, о Василии Игнатьевиче и Батыге. Социальные мотивы также питались исторической действительностью, обобщая реальные факты народных возмущений, имевшие место уже в раннефеодальный период. Указанная тенденция эпоса, проявившаяся уже на начальном этапе его формирования, еще более обостряется в связи с дальнейшим ростом классовых противоречий.
Помимо темы военных подвигов, особое место в русском эпосе занимает тема героического труда. Она раскрывается в отдельных-былинах, попутно с основным повествованием о воинской деятельности богатыря: в былинах об Илье Муромце, в эпизоде применения им силы на тяжелой крестьянской работе - очистке от леса земли под пашню, а также в рассказе о дороге, прокладываемой им через непроходимые леса и топи. Воспеванию крестьянского труда всецело посвящена замечательная былина о Микуле Селяниновиче. В ней создан монументальный образ богатыря-крестьянина, художественно обобщивший могущество сил народа, порожденное прудом и проявляемое в труде.
Особняком, вне указанных групп, стоят былины о Святогоре, в центре которых находится образ богатыря огромной, чудовищной силы. Сила Свжтогора такова, что его едва держит земля. Он никогда не принимает участия в борьбе с иноземными врагами, не совершает никаких подвигов во имя родины. Сила его остается бесполезной и в конечном счете губит самого богатыря (былина «Святогор и тяга земная»). Происхождение этого образа не выяснено.
Существующие концепции противоречивы.

Многочисленны и разнообразны былины других групп: социально-бытовые, новеллистические и волшебно-сказочные. В них изображены.разные происшествия семейной и личной жизни богатырей, а также общественные отношения в больших древнерусских городах, соперничество, состязания в силе, ловкости или богатстве представителей разных общественных слоев.
Многие из упомянутых былин (как и большинство былин с военной тематикой) входят в «киевский», «Владимиров цикл». В них действуют те же богатыри - Илья Муромец (былина о трех его поездках), Добрыня Никитич и Алеша Попович (былины о женитьбе Добрыни, его отъезде и попытке Алеши Поповича завладеть его женой). Другие былины вводят новых героев, не известных воинскому циклу. В них выступают Дюк Степанович, Чурила Пленкович, Ставр Годинович, Иван-гостиный сын, Дунай Иванович, Иван Годинович, Поток (или Потык), Данила Ловчанин. Часть этих былин перекликается с воинскими как в отдельных эпизодах сюжета, так и по своей идейной направленности: былины о добывании невест в чужих землях для князя Владимира и для себя (о Дунае, о Потыке, об Иване Годиновиче); былины о соперничестве и состязании богатыря с князем Владимиром (о Дюке, об Иване-гостином сыне, о Ставре). В некоторых из них усилены социальные мотивы, ощутимые уже в воинских былинах (например, о самоуправстве Чурилы, которому потворствует князь Зладимир, и о Даниле Ловчанине).

От былин военной тематики резко обособлены - по общему своему характеру, по именам и образам героев, а также по сюжетному содержанию"-былины, в которых нашли отражение быт, нравы и социальные отношения старого Новгорода. Таковы повествования о Василии Буслаеве и о Садко. В них не выражены те две основные тенденции, которые характеризуют при всем сюжетном разнообразии киевский цикл в целом: нет темы борьбы с иноземными захватчиками и с разбойниками, нет противопоставления народного героя-богатыря, доблестного защитника родины, ничтожному беспомощному князю и боярам - предателям и интриганам. Идейный смысл былин о Садко и о Василии
Буслаеве -в изображении тех возможностей, которые открываются перед человеком благодаря личным его качествам-талантливости, смелости, силе.

Поэтические особенности былин определены их идейно-художественной целеустремленностью, их героической спецификой. Они должны были увлекать слушателей образами физической мощи, храбрости и удали героев, совершающих различные подвиги, ведущих борьбу с крагами родины и народа. Отсюда общий приподнятый и величавый строй былин.
С общим характером былин как произведений, воспевающих героев, связаны особенности их построения. В центре обычно находится одно лицо, действиям, судьбе и качествам которого посвящен рассказ. Былина в большинстве случаев сразу приступает к повествованию, начиная с непосредственной завязки действия. Сюжетная линия четко выделена, рассказ отличается ясностью, простотой и одновременно большой напряженностью. Чаще всего повествуется об одном событии (отражении вражеского нашествия, победе над чужеземным богатырем, состязании и т. п.). Если -же говорится о нескольких событиях, то они следуют в хронологической последовательности и объединяются фигурой героя. Такова, например, былина о женитьбе князя Владимира («Дунай»), В ней за событиями, связанными с добыванием Дунаем невесты для князя, следует рассказ о добывании героем невесты для себя. При усложнении былины вводимые побочные эпизоды всегда органично связаны с основным замыслом и тоже располагаются в хронологической последовательности. Классический пример -былина о Соловье-разбойнике. В ней до своего главного, основного подвига Илья Муромец совершает ряд других, и это усиливает общее впечатление от мощи и отваги героя.
Действие былины всегда развертывается в поступательном направлении. Даже там, где оно дается в двух планах, переход от одной линии повествования к другой обычно связан с движением вперед. Былина насыщена действием, почти не знает статических описаний. Известные, например, описания снаряжения богатыря на выезд или его единоборства с врагом складываются из перечисления последовательных действий героя, каждый раз вносящих какую-нибудь новую важную деталь.

Нет в былинах и описаний характеров персонажей. Характеры героев проявляются в их поступках. Для более яркого живописания героического облика богатыря вводятся некоторые специальные мотивы и эпизоды - недооценка героя окружающими или самим врагом, предварительное нарочитое умаление значительности героя, эпизод временного поражения вследствие какой-либо случайности или оплошности его самого. Патриотизм героя особенно выделяется благодаря включению в былину эпизода конфликта с князем (несмотря на нанесенное богатырю оскорбление, он остается верен долгу защитника Родины).
Некоторые особенности композиции связаны с осознанием былин как произведений, отражающих историческое прошлое, то, что действительно было. В былинах обычно даются конкретные географические указания (откуда и куда едет герой или где происходит действие), время, к которому приурочено действие (чаще всего это условное эпическое время - княжение Владимира). Былины нередко замыкаются особыми концовками, утверждающими значительность содержания произведения. Этими своими особенностями былина противостоит сказкам с их зачинами, отмеченными нарочитой географической и исторической неопределенностью («Жили-были», «В некотором царстве, в некотором государстве» и т. п.) и обычно шутливыми концовками, подчеркивающими вымышленность «сказки-складки».

Художественный язык былин, их. стиль и образы также обусловлены содержанием эпоса, его идейной направленностью.. Спецификой былинного стиля - стиля героической песни - является гипербола. Все в былинах изображено в преувеличенных размерах: сила самого богатыря, его оружие, свойства его коня. Гиперболизм в изображении героя имеет своим источником ощущение народом своих сил, художественным обобщением которых и явился образ богатыря. При этом богатырская мощь его сочетается с высокими нравственными качествами. Таков образ главного богатыря русского эпоса Ильи Муромца, воплотивший идеальное сочетание физической мощи и духовного величия. Гиперболическими чертами рисуется и враг, но его изображение носит гротескный характер (чудовищно страшный внешний вид, отвратительная жадность и т. п.) и сопровождается увеличительно-презрительными (наименованиями и сравнениями (идолище, татарище; ручища у него - «граблища», голова - «пивной котел»), в то время как герою-богатырю даются имена уменьшительные, имеющие ласкательный смысл (Илеюшка, Илейко, Добрынюшка, Алешенька).
Приемы гиперболизации усиливают представление о трудности борьбы (несметные силы вражеской рати, длительность сражения и т. п.). Гиперболой пользуются и новеллистические былины в изображении красоты, богатства, находчивости.
Из других художественных средств, характеризующих былинный стиль, особенно большую роль играют так называемые постоянные эпитеты, выделяющие не временные признаки, связанные с определенным моментом, а «идеальные», т. е. предполагаемые как наиболее типичные. Их широкое употребление в эпосе обусловлено тенденцией к обобщенному изображению и служит целям типизации. В связи с этим находятся случаи алогичного употребления постоянных эпитетов («поганый татарин» и «собака Калин-царь» в речах самих татар). С той же тенденцией к обобщению связаны и «общие места»-отстоявшиеся типовые формулы для определенных эпизодов (например, формулы пира, седлания коня, скачек богатыря, схваток с врагом), а также постоянство некоторых сравнений и параллелизмов. Из художественных средств былинного стиля выделяются также и различные "виды повторов, усиливающие значение ка(к отдельных слов, так и целых стихов.
Былинный стих-свободный тонический, т. е. основанный на особом распределении ударений, но не укладывающийся в рамки метрических форм литературных стопных размеров. Рифма в былинах чаще всего неточная, возникающая обычно на основе ритмико-синтаксического и морфологического параллелизма.

Самые ранние записи былин относятся к XVII-XVIII вв. Это, во-первых, записи, обнаруженные в старинной рукописной литературе в отдельных описках и в разных сборниках. Сделаны были эти записи, видимо, в целях занимательного чтения: в сборниках они помещались обычно наравне с повестями, сказками, описаниями путешествий и т. д. и сами носили названия «сказаний», «повестей», «гисторий» или «историй». Одни из них представляли несомненно записи устной былины, хотя переданные в виде прозаических произведений. Другие являются пересказами былинных сюжетов с сохранением общей их композиции и в какой-то степени фразировки и ритмического строя былин. Наконец, встречаются также тексты со следами явной литературной обработки. По мере своего обнаружения указанные записи публиковались и подвергались исследованию. В настоящее время все найденные тексты в количестве 45-ти объединены в одном сборнике «Былины в записях и пересказах XVII и XVIII веков».
Большинство этих текстов является копиями неизвестных и, вероятно, более древних рукописей. Таким образом, они предоставляют важный материал для изучения былинного эпоса по крайней мере XVI-XVII вв., т. е. того времени, когда заканчивался его творчески-продуктивный период и былина как жанр окончательно с формировалась.

К XVIII в. относятся и первые печатные тексты былин и их фрагментов в различных песенниках (например, М. Д. Чулкова, Н. И. Новикова, И. И. Дмитриева). XVIII в. отмечен „также и опытами использования былин в художественной литературе, что говорит о довольно значительном знакомстве русского общества XVIII в. с былевым эпосом и об интересе к нему. Наконец, к XVIII в. относится и первое крупное собрание былин, составленное в Западной Сибири и известное под названием «Сборника Кирши Данилова».
Значение этого сборника в истории собирания и изучения эпоса исключительно велико. С ним в научный оборот вошло сразу большое количество - а именно двадцать шесть - былинных сюжетов, При этом тексты, вошедшие в сборник, бесспорно, воспроизводят живую устную традицию, тогда как из отдельных записей в вышеупомянутых рукописных сборниках и списках лишь в отношении немногих можно предполагать точность передачи в том виде, в каком они бытовали. Важнейшей частью, сборника Кирши Данилова явились нотные строки напевов, предваряющие каждый из вошедших в него текстов.

В обширной литературе о Сборнике далеко не все поставленные вопросы разрешены полностью. Различно освещался вопрос о месте, где был составлен Сборник, не установлено, чем было вызвано его составление, кто был его составителем и собирателем материала. Наиболее убедительны предположения, что местом рождения Сборника явилась Западная Сибирь, Зауралье; что время его создания 40-60-е годы; что составителем был некий Кирша Данилов, имя которого, по свидетельству редактора первого (сокращенного) издания - А. Ф. Якубовича - стояло на начальном листе рукописи, впоследствии утерянном; что Кирша Данилов был, возможно, одним из участников певческой группы скоморохов, что эта группа являлась носительницей определенного репертуара. В самые последние годы обнаружены новые материалы, касающиеся происхождения рукописи Сборника, хранящейся в архиве ГПБ3.
Важным этапом в истории собирания былин явились годы между 1830 и 1860. К этому времени относится развертывание широкой собирательской работы по фольклору, которую возглавил П. В. Киреевский. В ней приняли участие многие крупные писатели и общественные деятели, в том числе А. С. Пушкин, братья Языковы, В. И. Даль, П. И. Якушкин, М. П. Погодин и другие, передававшие П. В. Киреевскому свои записи и записи своих корреспондентов. В эти же годы в разных периодических изданиях стали появляться отдельные тексты былин - записи других собирателей.

Задуманное Киреевским издание собранных материалов не было осуществлено при жизни организатора этого дела из-за сложности самого предприятия и цензурных условий. Киреевскому удалось опубликовать лишь некоторую часть духовных стихов и несколько былин. Остальные же собранные им и его корреспондентами былины вошли в первые пять томов десятитомного издания «Песни, собранные П. В. Киреевским», выпущенного в начале 60-х годов прошлого века под редакцией П. А. Бессонова. Последний, по-видимому, стремился в этих пяти томах собрать все, что уже было записано в области былинного эпоса, и включил в них не только записи из собрания Киреевского, но и публикации из песенников XVIII-XIX вв., периодических изданий первой половины XIX в., а также из Сборника Кирши Данилова.
Значение указанных томов для истории былин заключается главным образом в широком географическом охвате мест записи: в издании представлены Сибирь , Урал, Поволжье, некоторые районы средней и северной России. Для отдельных местностей (например, среднерусских) записи собрания Киреевского явились первым свидетельством наличия в них былинной традиции.
Но как и прежние публикации былин (за иключением Сборника Кирши Данилова), «Песни, собранные П. В. Киреевским» знакомили русское общество только лишь с текстами былин, оставляя в стороне их музыкальное воплощение. Исключение составляет публикация М. Стаховичем напева былины о Добрыне Никитиче.
В те же 60-е годы XIX в., когда печатались первые пять томов «Песен, собранных П. В. Киреевским», сосланный в "Петрозаводск П. Н. Рыбников обнаружил исключительно богатые источники апоса в Олонецком крае, в Прионежье. Собрание П. Н. Рыбникова, публиковавшееся одновременно с «Песнями» П. В. Киреевского, значительно превзошло это последнее издание по количеству текстов: оно содержало 165 собственно былин. Среди них оказались не только многие варианты сюжетов уже известных, представляющие часто более совершенные их образцы, но и целый ряд сюжетов новых, еще не известных. Таким образом, выход в свет собрания П. Н. Рыбникова явился огромным событием.

Важно также отметить, что в собирательской работе П. Н. Рыбникова выразился принципиально новый подход к фольклору, сложившийся под влиянием революционных: демократов. Само сказыванее былин воспринималось Рыбниковым как творческий акт воспроизведения сложившегося в прошлом народного искусства. В «Заметке собирателя», приложенной к третьему тому издания, он дал замечательные, проникнутые глубоким интересом и уважением к народу характеристики исполнителей, поделился своими наблюдениями над тем, как отразились в самом сказывании индивидуальные черты сказителей, рассказал о живом бытовании былин, в частности о напевном их исполнении.
Собранные материалы Рыбников предполагал издать, расположив их по районам бытования, а в пределах районов - по исполнителям. Такое расположение материала должно было выявить своеобразие жизни эпоса в народе и особенности художественного мастерства отдельных сказителей. Но редактор издания П. А. Бессонов расположил материал по сюжетам, как и в «Песнях» П. В. Киреевского, и так же, как в этом -издании, загромоздил «Песни, собранные П. Н Рыбниковым » своими комментариями, не имеющими "научного значения. Замысел П. Н. Рыбникова пытался осуществить А. Е. Грузинский во втором издании2, но, поскольку ему был еще не известен архив собирателя, в издание вкралось много ошибок и неточностей3. Ни в том, ни в другом издании еще не нашли места записанные по просьбе Рыбникова два былинных напева.

Работа по собиранию былин в Онежском крае была через 10 лет продолжена А. Ф. Гильфердингом. Этой поездке ученого-слависта летом 1871 г. предшествовало его путешествие в конце 1850-х гг. по южнославянским странам, связанное с его трудами по истории и этнографии славян. Заинтересованный результатами работы П. Н. Рыбникова, он хотел, по его собственным словам, «послушать хоть одного из тех замечательных рапсодов, каких здесь нашел П. Н. Рыбников». Ему удалась в течение 48 дней прослушать 70 сказителей и записать от них 322 текста эпических произведений.
Значение труда А. Ф. Гильфердинга чрезвычайно велико. Он выявил ряд ранее неизвестных исполнителей былин, записал новые варианты известных уже сюжетов, сделал повторные записи от сказителей, учтенных П. Н. Рыбниковым. Подготовляя материал к изданию, он распределил его по местностям и исполнителям, предпослав текстам заметки о каждом сказителе. В статье «Олонецкая губерния и ее народные рапсоды» он сообщил много наблюдений над жизнью эпоса на Севере, подметив некоторые характерные моменты его бытования, и выдвинул перед наукой новые проблемы изучения эпической поэзии.
Самый метод записи А. Ф. Гильфердинга представляет новый значительный шаг вперед и новое завоевание в области собирания былин. Он последовательно проводил принцип записи с пения и таким образом передавал былинные тексты в том -виде, в каком они бытовали, что далеко не всегда удавалось П. Н. Рыбникову, хотя последний и стремился проверять записанный со слов текст «по петому». К сборнику приложены два образца былинных напевов, из которых один (напев былины «Вольта и Микула» от Т. Г. Рябинина) записан, по-видимому, в Петербурге М. П. Мусоргским. Собранный А. Ф. Гильфердингом материал был издан в 1873 г. в одном томе и затем переиздавался несколько раз в трех томах (4-е издание в 1949-1951 гг.).
После работы П. Н. Рыбникова и А. Ф. Гильфердинга Прионежье становится местом, куда непрестанно устремляются фольклористы для изучения бытующей эпической традиции и записи былин5. Вместе с тем в середине, во второй половине XIX в. и в 900-х годах былины начинают собирать также и в других местах России -в разных частях Сибири, на русском Севере и в южных казачьих поселениях. В поле зрения ученых попадают новые районы, еще сохраняющие эпические традиции; все чаще вместе с текстами былин записываются и напевы.

Из наиболее крупных фактов собирания былин в эти годы отметим записи на Алтае барнаульского краеведа С. И. Гуляева, А. В. Маркова на Зимнем и Терском берегах Белого моря, А. Д. Григорьева в Поморье, на Пинеге, Кулое и Мезени, Н. Е. Ончукова на Печоре, А. М. Листопадов а на Дону.
Записи С. И. Гуляева, производившиеся им в течение ряда лет (начиная с 40-х годов и кончая началом 70-х прошлого века), печатались по частям в разных изданиях, В советское, время все эти распыленные записи вместе с сохраненными в архивах были собраны в единый сборник, изданный в 1939 г., затем вторично в 1952 г. Записями С. И. Гуляева был открыт крупный очаг эпической традиции в Южной Сибири. Собрания А. В. Маркова, А. Д. Григорьева и Н, Е. Ончукова ввели в научный обиход обильные материалы из районов, лежащих к северу и северо-востоку от прежде открытых северных очагов былинного эпоса1. Издания их собраний включают, кроме текстов, наблюдения над состоянием эпической традиции в обследованных местах и над особенностями живого бытования, а издания записей А. В. Маркова и А. Д. Григорьева также и образцы напевов. В этом отношении особенно богато издание записей А. Д. Григорьева, который впервые применил для фиксирования напевов былин фонографическую запись. Образцы былинных напевов представлены также в сборнике донских песен А. М. Листопадова и С. Я- Арефина. Записи на Дону знакомили с особым типом южных вариантов былин, распространенным преимущественно среди казаков. Кроме указанных крупных собраний былин, имеются более мелкие собрания и отдельные записи, произведенные в конце XIX и начале XX в. в разных местах Севера, Юга и Сибири2.
В советскую эпоху были организованы новые фольклорные экспедиции. Но целью их было не столько обследование новых районов, сколько повторные записи в прежних местах. Перед учеными встала задача проследить те изменения и сдвиги, которые могли произойти за десятилетия, отделяющие наше время от начального периода собирательской работы. Изучение этих изменений должно было помочь вскрыть законы развития эпоса.

Из крупнейших предприятий, поставивших указанные задачи, следует особенно выделить экспедицию 1926-1928 гг. Гос. Академии художественных наук в Москве (ГАХН), возглавленную братьями Ю. и Б. Соколовыми. Одновременно аналогичная работа произведена была А. М. Астаховой в комплексной экспедиции Крестьянской секции Гос. Ин-та истории искусств (ГИИИ) в 1926-1929г. в Заонежье , на Пинеге, Мезени и Печоре. В дальнейшем собирание былин и обследование эпической традиции на Севере были продолжены в 1931 -1935 гг. фольклорной комиссией Института этнографии АН СССР (впоследствии Сектор народного творчества Института русской литературы АН СССР) совместно с Карельским научно-исследовательским институтом культуры. Повторные работы производились в 30-е и 40-е гг. и другими учреждениями и отдельными собирателями в разных местах Севера - на Зимнем берегу Белого моря , в районе г. Онега, на Печоре. Обследовалась эпическая традиция также и в районах, не затронутых прежним собиранием. Между прочим, целый ряд записей был произведен в разных частях Восточной Сибири и Дальнего Востока.
В послевоенные ходы - в связи с остро поставленным вопросом о судьбах; фольклора вообще -усиливается интерес фольклористов к тщательным обследованиям тех районов, где долго сохранялась живая эпическая традиция. В 50-60-е гг. снова на Мезени , Печоре, на берегах Белого моря разыскиваются и записываются былины уже по следам не только ранних собирателей, но и позднейших. Планомерная работа была проведена в эти годы кафедрой фольклора Московского университета в Прионежье и Картопольщине6. Вся эта работа советских фольклористов дала огромный материал для изучения процессов, происходящих в былинном эпосе, и для освещения его судеб в позднейший период его бытования.

Былинный эпос дошел до нашего времени в двух основных формах - во-первых, в виде сюжет но развернутого повествования со специфической поэтикой и, во-вторых, в виде кратких эпических песен, либо передающих классический сюжет очень лапидарно, с выключением целого ряда деталей в его разработке, либо содержащих отдельные эпизоды и сцены из жизни богатырей. * Первый тип былины определился, очевидно, уже к концу продуктивного периода жизни эпоса, о чем заставляет предполагать дошедший до нас материал XVI-XVII вв. Тип этот, представляющий, таким образом, исконную форму, сохранен в записях, произведенных на Севере, в средней России и в разных районах Сибири. В большинство этих мест эпос был занесен в разное время колонизационными потоками, шедшими из древних Ростово-Суздальской, Новгородской и Московской земель, где было воспринято, а затем продолжало развиваться и обогащаться новыми сюжетами эпическое наследие Киевской Руси.
Судьбы этого наследия были различны в зависимости от времени, когда в то или иное место были занесены былины, и от тех условий бытования, которые создавались на местах. В одних районах оказался более богатый былинный репертуар - не только по количеству сохраненных древних сюжетов, но и по многообразию различных версий, редакций, вариантов. В других местах состав эпической традиции оказался беднее, многих древних сюжетов недоставало, сам жанр не был достаточно разработан и его бытование раньше стало склоняться к упадку.

Композиция и основные черты стиля былин первого типа охарактеризованы в разделе 3 нашей статьи.
Второй тип былин, резко отличный от первого, был обнаружен во второй половине XIX в. на юге, в казачьих поселениям на Дону, нижней Волге, по реке Уралу и на Кавказе по Тереку. Песни этого тина были вначале восприняты на фоне общерусской традиции как искаженные остатки, «жалкие отрывки» старых былин. Более пристальное изучение этих песен в последние годы привело к пересмотру их художественного качества. В песнях, сохранивших целостные сюжеты, раскрыты были своеобразные художественные достоинства -стройная композиция, динамичность ряда сцен, драматическая напряженность, сближающая их в какой-то мере с балладами, яркие образы, выразительные детали. Анализ песен, содержащих лишь отдельные эпизоды и сцены из жизни богатырей, показал, что их нельзя рассматривать как отрывки классических былин, -что это особые песенные сюжеты, рисующие богатырей в различных обстоятельствах, сцены, богатые изобразительными деталями и очень созвучные казачьему быту и мироощущению казаков. Эти произведении не следует смешивать с теми фрагментами классических былин, которые записывали в местах бытования былин первого типа и которые представляли собой результат процесса утери той или иной былины из памяти народа.
От былин первого типа их отличает не только особый характер текстов о былинных богатырях, но и иной характер исполнения. В большинстве своем они пелись и поются многоголосным хором подобно историческим песням, в то время как былины первого типа исполнялись обычно одним певцом на особые напевы декламационного стиля. Но более подробно об этом будет сказано в соответствующих музыковедческих статьях нашего издания.

Своеобразные особенности былин южного тина, и текстовые, и музыкальные, побудили А. М. Листопадова, известного собирателю и исследователя казачьей эпической традиции, применить к ним особое наименование («былинные песни». Формирование этого тина песен о богатырях относится, очевидно, к XVI-XVII вв. и вызвано исторически сложившимися бытовыми условиями жизни и деятельности казаков: их прочная военная организация, постоянные походы и передвижения в строю не создавали благоприятной обстановки для культивирования древнего неторопливого «сказывания» одиночки-сказителя и, с другой стороны, способствовали образованию хоровых, строевых, походных богатырских песен, подобных историческим и бытовым казачьим. В основном этот процесс был закончен к XVIII в., о чем свидетельствует наличие песен этого типа у возвратившихся на родину в XX в. казаков-некрасавцев , предки которых с XVIII в. находились, как известно, в добровольном изгнании в Турции, куда они и унесли уже сложившуюся к тому времени эпическую традицию.

К сказанному о территориальном распределении былин основных типов следует добавить, что былинный репертуар Поволжья и средней России отчасти имеет как бы «промежуточный» между Севером и Югом характер. Здесь встречаются и некоторые распространенные былины в классической форме развернутого повествования и довольно большое количество произведений типа «былинных песен». Это обусловлено характером заселения - в разные сроки и выходцами из разных мест России-интересующих нас районов.
Еще в конце XIX и начале XX в. собиратели высказывали предположения о скором затухании живой эпической традиции в местах, где они производили запись. Прогноз этот, однако, в полной мере не подтвердился. Повторные обследования состояния эпической традиции в 20-е и 30-е гг. показали, что если в одних местах действительно заметно начало процесса угасания, т. е. забывание отдельных сюжетов, оскудение былинного репертуара, исчезновение чувства былинного стиля, «прозаизация» и модернизация лексики и образов и т.п., то в других былина еще жила творческой жизнью. Собирателями 20-х - 30-х гг. были выявлены превосходные исполнители, знатоки былинного эпоса и многие факты живого бытования. Новые записи и наблюдения 40-х - 60-х гг., свидетельствуя уже о несомненном процессе угасания эпической традиции, убедительно показали всю его сложность и неравномерность. Картина состояния былинного эпоса в разных местах оказалась различной, в зависимости от местных условий и прочности традиции в прошлом - от полного прекращения жизни эпоса до некоторый проявлений живого бытования и наличия (хотя уже в незначительном числе) хороших мастеров, помнящих и культивирующих былину. В настоящее время процесс угасания былинного эпоса в живой традиции действительно близок к своему полному завершению.
Но и после своего окончательного исчезновения из живой традиций былинный эпос, будучи сохранен в записях и публикациях, останется в веках в сокровищнице народной поэтической культуры как непреходящая ее ценность.

Эпос практически всегда историчен. Русский героический эпос вобрал в себя мотивы и образы, сложившиеся еще в общеславянскую, праславянскую и даже дославянскую (общеиндоевропейскую) эпохи.

Вслушаемся и вдумаемся в само слово «богатырь». Имеет оно происхождении от слова «Бог», корни которого в индоарийских языках, в частности – в древнеиндийском и древнеперсидском, где оно означает «повелитель, счастье». Отсюда и «богатство», которое «от Бога», и «богатырь» – боец, воин «от Бога», защитник и добытчик счастья (вторая часть слова «тырь» имеет, скорее, тюркоязычное происхождение, отсюда и «батыр» – сильный человек, храбрец, и «тырить» – добывать).

Главные качества богатыря – воинская доблесть и старания его по защите родной земли. Это отражало действительность того времени. Достоинства богатыря проверяются в сражении, в неравном бою. С этим связана и композиция былины, кульминационным событием которой будет именно сражение, красочно насыщенное преувеличениями.

По мнению видного русского историка С.М. Соловьева, «история России, подобно истории других государств, начинается богатырским или героическим периодом... Старая русская песня очень хорошо определяет нам лучшего человека, богатыря или героя: “Сила-то по жилочкам так живчиком и переливается, грузно от силушки, как от тяжелого беремени...» Мужи, или богатыри, своими подвигами начинают историю; этими подвигами их народ становится известен у чужих народов; эти же подвиги у своего народа становятся предметом песен, первого материала исторического… Самый рассказ о подвигах богатыря-чародея приобретает чудодейственную силу, море утихает, когда раздается песня о богатыре: “Тут век про Добрыню старину скажут, синему морю на тишину, вам всем, добрым людям, на послушанье”. Это старинное форменное присловье показывает нам, что богатырские песни впервые раздавались на тех лодках, от которых Черное море прозвалось Русским. Племена исчезают в первый, богатырский, период; вместо них являются волости, княжения с именами, заимствованными не от племен, а от главных городов, от правительственных, стянувших к себе окружное народонаселение центров… Но перемены этим не ограничились: вследствие геройского, богатырского движения, далеких походов на Византию явилась и распространилась новая вера, христианство, явилась церковь, еще новая, особая часть народонаселения, духовенство; прежнему родоначальнику, старику, нанесен был новый, сильный удар: он потерял свое жреческое значение; подле него явился новый отец, духовный, священник христианский... Вообще движение русской истории с юго-запада на северо-восток было движением из стран лучших в худшие, в условия более неблагоприятные».

Пир богатырей у ласкового князя Владимира. Художник А.П. Рябушкин

Вот в этих-то условиях возник и расцвел на Руси богатырский эпос. Былинные герои живут в многослойном эпическом мире, вместившем в себя и реальные события, и личности из истории Руси, и еще более архаичные представления праславян, сохранившиеся только в устных преданиях старины глубокой.

Название «былины» установилось за русскими народными эпическими песнями и сказаниями о богатырях и добрых молодцах, в которых описываются их подвиги и деяния.

Каждая из этих песен и сказаний говорит обычно об одном эпизоде жизни одного богатыря, и, таким образом, получается ряд песен внешне отрывочного характера. Все былины, кроме единства описываемого предмета, характеризуются единством построения. Независимый дух былинного русского эпоса является отражением старой вечевой свободы, сохраненной богатырями, вольными казаками и свободными крестьянами, не захваченными крепостным правом. Дух общины, воплощенный в былинах, соединяет русский эпос и историю русского народа.

Следует обратить внимание на то, что все былины русского народа сохранились только у великорусов, а в Белоруссии и в Украине, которые были под властью западников – католического Польско-Литовского государства, не осталось своих былин.

Первые былины были сложены еще до Крещения Руси и носили черты очень древнего языческого эпоса, хотя в последующем все они в той или иной степени христианизировались. Из героев былин к дохристианскому циклу принадлежат Святогор, Микита Селянинович, Вольга... Порой языческое влияние чувствуется и в былинах более позднего происхождения (встреча Ильи Муромца со Святогором).

Святогор несравненно превосходит Илью Муромца по силе и духу. О нападении Муромца Святогор говорит: «Как русские мухи-то кусаются», – то есть ознаменовал он собой давнюю мощь языческого индоевропейского единения, а может быть, саму Природу. Целый ряд сравнений убеждает нас в том, насколько Илья Муромец меньше и слабее: и удары его легендарной палицы для Святогора – что мухи укус, и сам-то Илья со своим конем богатырским умещается в кармане (мешке) у Святогора. Напомним, что еще сильнее Святогора, по одной из былин, оказался крестьянин Микулушка Селянинович, который с собой в сумочке тяги земные носил.

Волга Всеславьевич. Художник А.П. Рябушкин

Для героических киевских былин периода христианства Святогор – глубокое прошлое. Он не совершает никаких подвигов, никуда не торопится. Ему никто не нужен. Святогор – воплощение замкнутой на себя первичной общины. В образе Святогора огромная мощь ведийской культуры языческой Руси. Наступила светлая эпоха христианства – Ночь Сварога, и перестала носить Святогора Мать Сыра Земля. Обратился Святогор в камень до часа назначенного, а силу свою Илье Муромцу, богатырю православному, передал. Передал, но не всю, а часть лишь малую. «А то и тебя Мать Сыра Земля носить не станет...», поскольку человек не может вместить всей силы природы, христианин не может вместить в себя языческую суть. Той же силе, что Илье досталась от Святогора, как гласит предание, «на бою смерть не писана», нельзя ее победить. Можно лишь самим распродать, разбазарить, пропить да прогулять по кабакам...

В древних сказаниях упоминается языческий богатырь Вольга Святославович (Волх Всеславич), с пяти годков обучавшийся хитростям-мудростям, знанию всяких языков разных (животных), умеющий оборачиваться, принимая облик различных зверей, птиц и рыб. Древен былинный образ Волха Всеславича. Он – волх, умеющий ворожить, он – витязь-волшебник, по преданию, родившийся от змеи, что являлось признаком мудрости, он – оборотень-волкодлак, обладаюший способностью оборачиваться в кречета (сокола), хорта (волка), тура, муравья.

В былине о Волхе Всеславьевиче, которая дошла до нас в ранней записи (середина XVIII в.), «оборотничество» героя изображено как вполне действительное явление:

Он обвернется ясным соколом,

Полетит он далече на сине море,

А бьет он гусей, белых лебедей...

Он обвернется ясным соколом,

Полетит он ко царству Индейскому.

И будет он во царстве Индейском,

И сел он на полаты царские,

Ко тому царю Индейскому,

И на то окошечко косящетое...

Сидючи на окошке косящетом,

Он те-та да речи повыслушал,

Он обвернулся горносталем,

Бегал по подвалам, по погребам,

По тем по высоким теремам,

У тугих луков тетивки накусывал,

У каленых стрел железцы повынимал...

Илья Муромец. Художник А.П. Рябушкин

Гробница Ильи «из города Мурома» в Киево-Печерской лавре

А вот князь Игорь в «Слове» бежит из плена:

Игорь князь поскочи горностаем к тростию,

И белым гоголем на воду,

Возвержеся на борз комонь,

И скочи с него босым волком,

И потече к лугу Донца,

И полете соколом под мглами,

Избивая гуси и лебеди...

Наряду с Вольгом упоминается легендарный Всеволод Полоцкий, о нем в Лаврентьевской летописи говорится: «его же роди мать от волхованья…», упоминается как волкодлак (оборотень) он и в «Слове о полку Игореве» (во второй половине ХI века). Главными действующими лицами киевских былин являются богатыри-воины, защищающие Русь от посягательств иноверцев и иноземцев.

Илья Муромец стал центральной фигурой киевского богатырского цикла да и всего русского эпоса. Мало кто воспринимает этого богатыря как реальное историческое лицо, человека, жившего приблизительно в XI – XII веке, причисленного Православной церковью к лику святых. Первоначально Илью захоронили в богатырском приделе Софийского собора. В свое время подробное описание разрушенной гробницы воина составил посланник австрийского императора Эрих Ляссота. Причем его гробница располагалась в одном храме с Ярославом Мудрым и княгиней Ольгой, что само по себе говорит о многом. В дальнейшем его мощи «перекочевали» в Киево-Печерскую лавру, где почивают нетленно в пещере. Первые исторические свидетельства почитания преподобного Илии Муромца относятся к концу XVI века.

По результатам современной экспертизы останков богатыря, умер он в возрасте 40 – 55 лет. С причиной смерти специалисты согласны безоговорочно – обширная рана в области груди. В данном случае можно смело утверждать, что былинный герой погиб в бою.

Родившись в селе Карачарове близ Мурома (или Муровска, расположенного между Киевом и Черниговом на реке Десне) «без рук, без ног», он сидел «сиднем» на печи «тридцать лет и три года», пока его не исцелили калики перехожие. Калики предостерегали Муромца от поединков с древним, изначальным богатырем Святогором, с родом Микуловым и самим Микулой Селяниновичем, со змеиным сыном Вольгой Сеславичем (Волхом или Змеем Огненным Волком, который дал свое имя реке Волхов, протекающей через Новгород). Исцеленный от немощи Илья выкорчевал вековые дубы и построил крепкую ограду, а затем собрался в Киев, ко двору князя Владимира. Наставляя сына в дорогу, мать наказала ему не проливать кровь. По дороге Муромец все же преступает материнский завет, уничтожая врагов, обижающих землю Русскую. Нарушение родительского наказа лишает богатыря возможности вернуться под отчий кров. Взамен он приобретает иную мать – «сыру землю» (Святую Русь).

В Смутное время прославился один из тогдашних самозванцев – Илейка Муромец, возглавлявший в 1605 году отряды донских и волжских казаков и обещавший «свободы» простому люду. «Сплетение» героя древнего эпоса и казачьего предводителя, скорее всего, и породило представление об Илье как о муромском уроженце и «старом казаке».

Богатырь Илья в народном восприятии слился с образом Ильи-пророка. Народная вера также связывает Илью-пророка с матерью сырой землей и ее плодородием. После Ильина дня начиналась жатва. Крестьяне в Ильин день не работали на поле и в саду из страха, что разгневанный святой, которому люди своей работой помешали очистить землю от скверны, может напустить на землю за грехи людские засуху и пожары. Пророк-громовержец, по народным поверьям, сойдет с Небес на землю в конце времен:

Как сойдет с неба Илья-пророк,

Загорится матушка сыра земля,

С востока загорится до запада,

С полуден загорится до ночи,

И выгорят горы с раздольями,

И выгорят лесы темные,

И сошлет Господь потопие,

И вымоет матушку сыру землю,

Аки харатью белую,

Аки скорлупу яичную,

Аки девицу непорочную.

Три богатыря. Художник В.М. Васнецов

Вокруг Муромца, если рассматривать былинный эпос в целом, выстраивается система образов, связанных с народными судьбами: Святогор и Микула Селянинович (троичное единство).

Число «три» со времен глубокой древности имеет особое, магическое значение. В сказке всегда действует закон троичности: в семье три брата, три сестры, герой трижды наносит удар по врагу, у Змея три головы (или число, кратное трем). Все важные события случаются три раза, герой получает три задания.

Так, почти за каждым шагом былинного героя стоит сакральная символика древнего воинского культа. Три старца ведуна поднимают на ноги немощного Илью Муромца с помощью ковша ключевой воды. «Классических» богатырей тоже трое. Крестьянин Илья Муромец по возрасту, происхождению и поведению противопоставлен Алеше Поповичу, а единство богатырского воинства зиждется на едином центре притяжения (Святая Русь – Киев – князь Владимир) и на миротворческом посредничестве Добрыни Никитича – представителя княжеской власти.

Илья Муромец и Соловей-разбойник. Лубок

Главнейшие сюжеты былин об Илье Муромце следующие:

1. Илья получает богатырскую силу.

Просидев сиднем долгие годы, немощный на ноги Илья получает силушку богатырскую чудесным образом от калики перехожего – божьего странника, фигуры, столь хорошо на Руси известной и столь любимой русским народом. В Толковом словаре Владимира Даля «калика» определяется как «паломник, странник, богатырь во смирении, в убожестве, в богоугодных делах... Калика перехожий – странствующий, нищенствующий духовный богатырь». В те давние времена по весям России бродили и скоморохи-язычники, и торговцы-офени, калики перехожие, монахи, юродивые и просто нищие. Все они и составляли Русь бродячую, которая издревле Руси оседлой, хозяйственной приносила новости и знания.

Черты странничества есть и в поведении самого Ильи. У него нет ни постоянного дома, ни хозяйства, он не связывает себя никакими житейскими попечениями и заботами, презирая богатство и славу, отказываясь от чинов и наград.

Говорят ему калики перехожия:

Ростени теперь росправь свои-ти ножки резвыя,

Ты сойди теперь со печки, они понесут тебя,

Понесут тебя, удержат ножки резвыя...

2. Былина об Илье и Святогоре (Смерть Святогора).

3. Поездка Ильи Муромца в Киев.

Отправляясь из родных краев на службу ко двору князя Владимира, он подъезжает к Чернигову и снимает осаду «силушки черным-черно», получив от мужичков черниговских благоговейное величание: «Ай, ты славный богатырь да святорусский». Затем по дороге в Киев он побеждает Соловья-разбойника, Одихмантьева сына (имеющего легко узнаваемое половецкое происхождение). «Соловьями» на Руси называли в то время разбойников вообще, потому что отряды грабителей общались в лесу друг с другом с помощью пересвиста. Пение соловьев в лесу не сулило проезжим купцам ничего хорошего. Судя по всему, именно Илья Муромец руководил карательной операцией по очистке Черниговской дороги от «соловьев». Это принесло ему популярность среди киевских и черниговских купцов.

По другой версии, Илья усмирил непокорное селение язычников, живших в районе современного Вышгорода под Киевом, по дороге на Чернигов. Еще в начале века крестьяне уверенно показывали курган, где был похоронен князь этого племени Соловей.

Победив его и приторочив к стремени, Илья приезжает в Киев, где Владимир-князь только что «вышел со Божьей церкви». Поначалу князь не верит Илье Муромцу, что смог тот с Соловьем-разбойником совладать, обзывая Илью уничижительно: «Мужичище-деревенщина». Пришлось заставить Соловья свистнуть. После того как способности разбойника подтвердились и князь «испужался», Илья во чистом поле срубил Соловью буйну голову, тем самым совладав с угрозой со стороны кочевых племен.

4. Илья Муромец и Калин-царь.

Этот сюжет еще можно назвать «Ссора Ильи с князем». Князь прогневался на Илью и посадил старого казака в погреб холодный (казаком Илья стал в период Смутного времени, так что это свидетельствует о поздней редакции былины). Былина не сомневается в правомочности княжеского поступка (уже формируется взгляд на божественное происхождение самодержавной власти), но осуждает его неразумность и поспешность. Но тут «собака Калин-царь» идет на Киев. Расплакавшись, раскаивается князь, что сгубил Илью. Но, оказывается, Илья жив – предусмотрительная дочь князя Опракса велела его в темнице холить и кормить. Илья обиды не помнит и обещает спасти православных от поганых. Когда Илья увидел, что силе поганой конца-краю нет, он решил обратиться за помощью к сотоварищам по служению – к святорусским богатырям. Он приезжает к ним на заставу и просит помощи. Этот сюжет интересен тем, что доказывает существование целого сословия богатырей-защитников и распространенность державного богатырского послушания. Сперва богатыри помогать князю отказываются. При этом старший из них, Самсон Самойлович, крестный батюшка самого Ильи Муромца, объясняет это так: «У него ведь есте много да князей-бояр, кормит их, да поит, да и жалует. Ничего нам нет от князя от Владимира». Но обида богатырей держится недолго, и, когда Илья, изнемогая в бою, вновь просит помощи, они вступают в битву и плененного «собаку Калина-царя» ведут по совету Ильи в Киев к Владимиру-князю.

То есть богатыри русские – не служки князя, в былинах всячески подчеркивается их независимость. Они готовы сражаться с врагом, но только – в чистом поле (эпический символ свободы) и не ради князя, а ради сохранения земли русской.

5. Илья Муромец на заставе богатырской.

Заставы богатырские, как и дорожки прямоезжие, – отражение вполне реальной исторической действительности. Именно такие заставы ограждали Русь от набегов со стороны Дикого поля. И так было не только во времена Киевской и докиевской Руси, но и в более отдаленные времена, когда в Приднепровье проходили оборонительные линии против набегов степняков.

Между тремя богатырями на заставе была установлена казачья субординация:

Под славным городом под Киевом,

На тех на степях Цицарских,

Стояла застава богатырская,

На заставе атаман был Илья Муромец,

Податаманье был Добрыня Никитич млад,

Есаул Алеша – поповский сын.

В этих былинах метафорично описываются битвы воеводы Ильи со степняками. Если провести исторические параллели, то четко прослеживаются войны Владимира Мономаха с половцами. В 1096 г. войска Владимира и Святополка сняли осаду с Переяслава; в 1103 г. половцам было нанесено поражение на реке Молочной; в 1107 г. под Лубнами были разгромлены войска хана Боняка; в 1111 г. половцы потерпели поражение на реке Сальнице. Наконец, в 1117 г. они признали себя младшими партнерами киевского князя.

6. Бой Ильи Муромца с заезжим богатырем-похвальщиком.

Былина описывает битву Ильи с Великим Жидовином, заканчивающуюся победой русского богатыря.

Выехал в поле Илья, вызвал Жидовина на бой. Долго борются противники, один другого одолеть не могут.

Вдруг у Ильи «левая ноженька ускользнулася». Он упал, Жидовин – на него! Хочет пороть ему белую грудь. Вспоминает Илья:

Написано было у святых отцов,

Удумано у апостолов:

Не бывать Илье в чистом поле убитому.

И – втрое у него силы прибыло!

Придала Илье силы уверенность,

Что ему не положено умереть в бою.

Пособрался он, понатужился,

Вскинул Жидовина на воздух,

Ударил оземь, потом отрубил ему голову,

Вздел ее на копье свое булатное…

Существуют достоверные исторические события, которые могли послужить отправной точкой для сюжета. Одно из них – разгром Хазарского каганата в 965 г., верхушка которого, как известно, исповедовала иудаизм.

В другом варианте Илья встречается в бою со своим «неузнанным» сыном Сокольником, которого сверстники дразнили, как внебрачного, Сколотным, а, как известно, сколоты (скифы-земледельцы) были одними из предков славян. Здесь могут сказываться мотивы междоусобицы на Руси.

7. Илья Муромец и Идолище поганое.

В этом былинном сюжете описываются реальные исторические события: хождение русских богатырей и калик в Царьград, падение столицы Византийской империи, а также борьба с язычниками (людьми, придерживающимися дохристианской веры предков) в землях новгородских и победа над ними.

8. К XVII в. относят появление одной из последних былин о Муромце – «Илья и голи кабацкие». Здесь описывается конфликт между богатырем – «деревенщиной» и Владимиром Красное Солнышко. Богатырь стал неугоден двору князя, который не пригласил Илью на пир. Муромец в отместку посшибал с церквей золотые кресты и маковки, снес их в кабак и пропил вместе с голью кабацкой. Эта былина была сложена по свежим воспоминаниям о недостойном поведении русской «верхушки» и части духовенства в Смутное время, когда народ осознавал себя единственным защитником веры христианской и церквей Божьих на Руси.

Алеша Попович. Художник А.П. Рябушкин

Народный сказитель, использующий сюжет былины, безусловно, привносит и собственное понимание происходящего, отражая все-таки действительность. Достоверно известно, что, например, за легендарной личностью Алеши Поповича стоят сразу два реальных исторических лица – Ольбег Ратиборич и Александр Попович. Это установлено благодаря сопоставлению эпической событийности с реальными историческими фактами. Опознан и противоборец Алеши, былинный Змей Тугарин – это половецкий хан Тугоркан.

Былина «Алеша Попович и Тугарин» начинается с того, что Алеша со товарищи собираются в Киев «добрым молодцам на выхвальбу». Войдя в княжеские палаты, они не только «крест кладут по-писаному, поклон ведут по-ученому», как делал в иных былинах представитель княжеского сословия Добрыня (и не делал представитель народа Илья Муромец), но и «молитву творят, да все Исусову». Владимир пригласил Алешу на почетное место, но молодой богатырь заявил, что сам выберет, куда сесть, и... полез на печку под трубное окно, как и подобает народному богатырю. Тем временем в княжескую палату явился Тугарин, который «Богу собака не молитче, да князю со княгиной он не кланетче, князьям и боярам он челом не бьет». Алеша не стерпел и стал с печки осуждать поведение незваного гостя.

Говорит-то собака нынь Тугарин-от:

«Да што у тя на запечье за смерд сидит,

За смерд-от сидит, да за засельщина?»

Говорит-то Владимир стольнокиевской:

«Не смерд-от сидит, да не засельщина,

Сидит руськей могучей да богатырь,

А по имени Олешинькя Попович-от».

Добрыня Никитич. Художник С. Москвитин

Тугарин метнул в Алешу свой нож, но его перехватил названый брат Алеши Еким. Тогда Тугарин вызвал Алешу на бой. Алеша согласился и попросил у другого названого брата Гурия, клыки кабан-зверя, шелом с греческою землею и девяностопудовый посох. Тугарин сел на коня с бумажными крыльями, а Алеша стал молиться Спасу Вседержителю и Богородице. «Олешина мольба Богу доходна была», и пошел дождь, который размочил конские крылья. Опустился Тугаринов конь на землю, тут Алеша выскочил из-под гривы, ударил врага посохом и отрубил ему голову.

Алеша Попович фигурирует в былинах реже Ильи Муромца и Добрыни Никитича. Зато Алексию, человеку Божию, посвящено множество духовных стихов, а пророку Илие – очень немного.

Добрыня Никитич – связующее звено троицы защитников, второй по старшинству и силе богатырь, племянник князя Владимира, олицетворяющий княжескую власть и государственность. Прообразом этого персонажа послужил известный по Повести временных лет Добрыня, дядя и преданный воин равноапостольного Владимира Святославича, которому князь отдал Новгород. Согласно новгородской Иоакимовской летописи, в 991 г. прп. Иоаким Корсунский при помощи Добрыни и воеводы Путяты окрестил новгородцев. Если верить летописи, новгородские язычники взбунтовались, и тогда «Путята крести их мечом, а Добрыня огнем». Крещение Новгорода легло в основу сюжета «Добрыня Никитич и Змей», где богатырь побеждает Змея и освобождает любимую племянницу князя Владимира Забаву Путятишну.

Наиболее искусным в борьбе, как это видно из многих былин, был Добрыня Никитич: «Изучал Добрынюшка боротися. Изучился он с крутой, с носка спущать... Прошла про него слава великая, Мастер был Добрынюшка боротися, Сшиб осударя Илью Муромца на сыру землю...»

В былинах образ Добрыни облагородился и стал являть собой образ воина, в котором сочетаются сила, храбрость, воинское умение, благородство, образованность. Он умел петь, играть на гуслях, был искусен в шахматах, обладал незаурядными дипломатическими способностями, т.е. Добрыня стал идеалом воина-рыцаря эпохи Киевской Руси, не забывая иногда обводить вокруг пальца слишком простецкого и мужиковатого Илью Муромца.

Помимо Киевского цикла выделяют еще Новгородский цикл, состоящий преимущественно из былин о Садко и Ваське Буслаеве.

Много для почитания Ильи Муромца сделала церковь, которой необходим был православный богатырь, могущий сразить и Чудо-юдо, и Идолище поганое.

В народе же вместе с почитанием преподобного Илии существовало и определенное шутливо-ироническое отношение к его подвигам. Это отношение вообще-то характерно для всего, что навязывалось официальной моралью. В землях новгородских долго еще крепились языческие корни дохристианской Руси. Именно богатырь Василий Буслаев частенько пародирует Илью Муромца в его подвигах.

Из монографии Б.Н. Путилова «Фольклор и народная культура»:

«Пародийное начало заложено в былинах о новгородце Василии Буслаеве. Образ этот поражает своей парадоксальностью: в густом слое богатырских красок, наложенных на него, непросто отделить подлинные от мнимых, непросто понять, когда он “истинный” богатырь, а когда – антибогатырь, богатырь “навыворот”... Былины о Василии демонстрируют отрицание канонов киевского былинного мира, предлагая иной эпический мир. Противопоставление идет, в частности, через подключение пародийного начала. Оно не всегда открывается прямо. Так, детство Василия описывается в духе былинной традиции, с оглядкой на былины о Вольге и Добрыне. Подобно второму Василий – сын «честной вдовы» – рано обнаруживает недюжинную силу и испытывает ее на своих сверстниках. Подобно Вольге он проявляет склонность к учению. Но в то время как для Добрыни ребяческое озорство сменяется серьезными богатырскими подвигами, а для Вольги учение – это путь к овладению опытом вождя и волшебника, Василий свою “науку” употребляет на антибогатырские дела и до конца жизни остается озорником».

Тур. Немецкая гравюра XVI в.

Откровенно пародийный характер носит весь эпизод подбора Василием дружины. В нем ощутимы отголоски разных описаний дружин в киевских былинах, но все здесь предстает в вывернутом виде: и идея соответствия дружинников атаману, и ориентация на тех, кто способен выпить ведро вина и выдержать удар палицы, и социально-профессиональный отбор дружинников...

Подобно Илье Муромцу Василий в самый важный момент заточен в погреб, но только всей ситуации придан комический оттенок – его запирает в погребе мать, применяя иногда собственную силу («Хватила Васильюшку под пазуху»). В гротесковой манере описано, как мать выводит его из побоища: она вскакивает сзади ему «на могучие плечи» и заставляет его успокоиться.

Рядом с пародийным выворачиванием классической эпической традиции прослеживается стремление к изображению Василия Буслаева как героя нового типа, выросшего и действовавшего в уникальной обстановке Великого Новгорода, который, как известно, являлся северным оппонентом Киеву.

Из наследия старины необходимо упомянуть и о любимом дружинниками жанре – «Туры златорогие», песнях балладного характера, когда-то зачин былины. Туры – древние быки (позже вымерли), объект княжеской охоты в Киевской Руси и символ мужества. В эпосе получили значение вещих зверей, наделенных чудесными свойствами и фантастическим обличьем.

Турьи рога – ритоны были обязательной принадлежностью торжественных ритуальных пиров и являлись обязательным атрибутом богов, как символ благоденствия («рог изобилия»). Существовало большое количество сакральных рогов разных эпох, начиная с каменных стел на путях праславянской хлебной торговли VI – V вв. до н.э.

В славянских быличках и мифах поединки и битвы – характерная черта поведения мифологических персонажей. В их числе наиболее известные поединки между мифологическими персонажами, ведающими атмосферными явлениями (тучами, градом, ветрами), и колдунами типа облакопрогонников, которые борются с ними.

Одним из ярчайших и убедительнейших подтверждений «объединяющей международности» русского эпоса является тот факт, что Русь, а подчас даже и сами герои ее эпоса вошли в эпосы других народов Евразии. Так, объединяющий герой русского эпоса князь Владимир является (под именем Вальдемар) героем исландского эпоса, прежде всего «Саги об Олафе Трюггвассоне», записанной в ХII в., но в устной традиции возникшей, несомненно, раньше (норвежский король Олаф был современником Владимира).

Гусляр поющий. Художник А.П. Рябушкин

В норвежской «Саге о Тидреке Бернском» Владимир (Вальдемар) выступает уже рядом с Ильей (Илиас), который представлен здесь как побочный брат Владимира. Действие саги развертывается непосредственно на Русской земле (Ruszialand), упоминаются Новгород (Holmgard), Смоленск (Smaliski), Полоцк (Palltaeskiu) и т.п. Сага была записана в 1250 году, но западные исследователи относят ее возникновение ко времени не позже Х века. Наконец, Илья Русский (Ilias von Riuzen) – герой ряда произведений германского эпоса, прежде всего поэмы «Ортнит», записанной в 1220 – 1240 годах, но сложившейся намного ранее.

Русь заняла выдающееся место в эпосе Юго-Востока – в поэме Низами Ганджеви «Искендер-наме», созданной в конце XII века, а точнее, в первой книге этого произведения – «Шараф-наме» («Книга о славе»), где описываются подвиги великого Искендера (то есть Александра Македонского). Шестая часть «Шараф-наме» (более 2000 строк) посвящена изображению его битв с русским войском, которое во главе с Кинтал-Русом вторглось в Закавказье. Речь идет о действительно имевших место нескольких походах Руси в города восточной части Закавказья, совершившихся в IX и Х вв. Русские воины предстают настоящими богатырями, и лишь в седьмом по счету сражении Искендер побеждает Кинтала, а затем заключает с ним почетный мир.

Очерченные выше проявления русского героического эпоса на огромном пространстве от Норвегии до Византии и от германских земель до границы Ирана дают представление об энергии и активности исторического бытия Руси в героическую эпоху ее юности, что и отражено в народных сказаниях.

Что касается отсутствия такого жанра, как «эпопея», на Руси, то В.Я. Пропп убедительно показал, что «эпос любого народа всегда состоит только из разрозненных, отдельных песен. Эти песни обладают внутренней цельностью и до некоторой степени внешней объединяемостью... эпос обладает не внешней целостностью, а внутренним единством, единством образов героев, одинаковых для всех песен, единством стиля и, главное, единством национально-идейного содержания... Подлинный эпос всегда состоит из разрозненных песен, которые народом не объединяются, но представляют собой цельность. Эпопея же внешне едина, но внутренне мозаична... Эпос, как мы видели, целостен по существу и разрознен по форме своего выражения».

После побоища Игоря. Художник В.М. Васнецов

Русские былины, ждавшие своей записи несколько столетий, не объединились в эпопею, как это сделали поздние «усовершенствователи» на Западе («Песня о Нибелунгах», «Песня о Роланде»). Передача эпоса в устной традиции имела свои недостатки (поэтические искажения), но есть и преимущество перед теми или иными записями, ибо в определенных отношениях она вернее сохраняла изначальную природу эпоса.

Исполнителями, а очень часто и слагателями песен и былин были замечательные древнерусские хранители традиций, артисты, музыканты и поэты, известные под именем баянов, гусляров, скоморохов. Недаром в самих былинах они выводятся исполнителями былин, истинными артистами, от «умильной игры которых все князи и бояре те, и все эти русские богатыри, все же за столом призадумались, все же призаслухались».

Единый некогда массив мифологии распался со временем, породив два направления: воинские обряды и богатырские сказки, былины и предания.

Богатыри являются главными персонажами былин. Они воплощают идеал мужественного, преданного родине и народу человека. Герой-богатырь сражается в одиночку против полчищ вражеских сил. Среди былин выделяется группа наиболее древних. Это так называемые былины о «старших» богатырях , связанные с мифологией. Герои этих произведений являются олицетворением непознанных сил природы, связанные с мифологией. Таковы Святогор и Волхв Всеславьевич, Дунай и Михайло Потык. Во второй период своей истории на смену древнейшим богатырям пришли герои нового времени – Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович. Это богатыри так называемого киевского цикла былин . Под циклизацией понимается объединение былинных образов и сюжетов вокруг отдельных персонажей и мест действия. Так сложился киевский цикл былин, связанный с городом Киевом.

В большинстве былин изображен мир Киевской Руси. В Киев едут богатыри на службу князю Владимиру, его же защищают они от вражеских полчищ. Содержание этих былин носит преимущественно героический, воинский характер.

Другим крупным центром древнерусского государства был Новгород. Былины новгородского цикла – бытовые, новеллистические. Героями этих былин были купцы, князья, крестьяне, гусляры (Садко, Вольга, Микула, Василий Буслаев, Блуд Хотенович).

Мир, изображенный в былинах, это вся Русская земля. Так, Илья Муромец с заставы богатырской видит высокие горы, луга зеленые, леса темные. Былинный мир «светел» и «солнечен», но ему угрожают вражеские силы: надвигаются темные тучи, туман, гроза, меркнут солнце и звезды от несметных вражеских полчищ. Это мир противопоставления добра и зла, светлых и темных сил. В нем борются богатыри с проявлением зла, насилия. Без этой борьбы невозможен былинный мир.

Каждому богатырю присуща определенная, доминирующая черта характера. Илья Муромец олицетворяет силу, это самый мощный русский богатырь после Святогора. Добрыня тоже сильный и храбрый воин, змееборец, но еще и богатырь-дипломат. Его князь Владимир отправляет с особыми дипломатическими поручениями. Алеша Попович олицетворяет смекалку и хитрость. «Не силой возьмет, так хитростью» – говорится про него в былинах.

.

Монументальные образы богатырей и грандиозные свершения – плод художественного обобщения, воплощение в одном человеке способностей и силы народа или социальной группы, преувеличение реально существующего, т. е. гиперболизация и идеализация. Поэтический язык былин торжественно-напевный и ритмически организованный. Его особые художественные средства – сравнения, метафоры, эпитеты – воспроизводят картины и образы эпически возвышенные, грандиозные, а при изображении врагов – страшные, безобразные.

В былинах совершаются сказочные чудеса: перевоплощение персонажей, оживление мертвых, оборотничество. В них присутствуют мифологические образы врагов и фантастические элементы, но фантастика былин иная, чем в сказках. Она основана на народно-исторических представлениях.

Известный фольклорист XIX века А.Ф. Гильфердинг писал:
«Когда человек усомнится, чтобы богатырь мог носить палицу в сорок пуд или один положить на месте целое войско, эпическая поэзия в нем убита. А множество признаков убедили меня, что северно-русский крестьянин, поющий былины, и огромное большинство тех, которые его слушают, – безусловно верят в истину чудес, какие в былине изображаются. Былина сохраняла историческую память и воспринимались как история в жизни народа».

В былинах много исторически достоверных примет: описание деталей, старинного вооружения воинов (меч, щит, копье, шлем, кольчуга). В них воспевается Киев-град, Чернигов, Муром, Галич. Называются другие древнерусские города. События разворачиваются и в Древнем Новгороде.

В былинах много фантастики, вымысла. Но вымысел является поэтической правдой. В былинах отразились исторические условия жизни славянского народа: завоевательные походы печенегов и половцев на Русь, разорение селений, поло́н женщин и детей, разграбление богатств. Позднее, в XIII–XIV веках, Русь находилась под игом монголо-татар, что тоже отражено в былинах. В годы народных испытаний они вселяли любовь к родной земле. Не случайно былина – это героическая народная песня о подвиге защитников Русской земли.

Однако былины рисуют не только героические подвиги богатырей, вражеские нашествия, битвы, но и повседневную человеческую жизнь в ее социально-бытовых проявлениях и исторических условиях.

Былины про Садко и Василия Буслаева включают не просто новые оригинальные темы и сюжеты, но и новые эпические образы, новые типы героев, которые не знают другие былинные циклы. Новгородские богатыри, в отличие от богатырей героического цикла, не совершают ратных подвигов. Объясняется это тем, что Новгород избежал ордынского нашествия, полчища Батыя не дошли до города. Однако новгородцы могли не только бунтовать (В. Буслаев) и играть на гуслях (Садко), но и сражаться и одерживать блистательные победы над завоевателями с Запада. Новгородским богатырем предстает Василий Буслаев. Ему посвящены две былины. В одной из них говорится о политической борьбе в Новгороде, в которой он принимает участие. Васька Буслаев бунтует против посадского люда, приходит на пиры и затевает ссоры с «купцами богатыми», «мужиками (мужами) новгородскими», вступает в поединок со «старцем» Пилигримом – представителем церкви. Со своей дружиной он «дерется-бьется день до вечера». Посадские мужики «покорилися и помирилися» и обязались платить «на всякий год по три тысячи». Таким образом, в былине изображено столкновение между богатым новгородским посадом, именитыми мужиками и теми горожанами, которые отстаивали самостоятельность, независимость города.

Одной из самых поэтических и сказочных былин новгородского цикла является былина «Садко». Садко – бедный гусляр, разбогатевший благодаря искусной игре на гуслях и покровительству Морского царя. Как герой он выражает собой бесконечную силу и бесконечную удаль. Садко любит свою землю, свой город, семью. Поэтому он отказывается от несметных богатств, предложенных ему, и возвращается домой.

1. Общее определение эпоса

<...> Эпос не определяется каким-нибудь одним признаком, сразу устанавливающим его сущность. Он обладает целым рядом признаков, и только совокупность их дает правильное и полное представление о том, что такое эпос. Наиболее важным, решающим признаком эпоса является героический характер его содержания. Эпос показывает, кого народ считает героем и за какие заслуги. Определение, изучение характера, внутреннего содержания героичности и составляет главную задачу науки по отношению к эпосу. Это содержание перед нами раскроется постепенно, пока же достаточно будет указать, что содержанием эпоса всегда является борьба и победа. Во имя чего ведется борьба, это и должно быть определено наукой. Мы увидим, что в разные исторические эпохи содержание борьбы было различно. Но есть одно, что объединяет характер борьбы на всех ступенях развития эпоса: борьба ведется не за узкие, мелкие цели, не за личную судьбу, не за частное благополучие героя, а за самые высокие идеалы народа в данную эпоху. Борьба эта всегда очень трудна, требует напряжения всех сил героя, требует способности пожертвовать собой, но зато она в эпосе всегда приводит к победе. Борьба носит не личный, а общенародный и общегосударственный, а в более поздние исторические эпохи и ярко выраженный классовый характер. Однако этого главного и решающего признака еще недостаточно, чтобы отнести то или иное произведение к области эпоса.

Героическим содержанием обладает, например, «Слово о полку Игореве», им обладают летописные рассказы о Куликовской битве, о татарских нашествиях на Москву и другие. Героическим содержанием обладают «Полтава» Пушкина, «Война и мир» Толстого и многие из произведений современной советской литературы, посвященных борьбе и героическим делам советских людей. Следовательно, признак героического содержания является решающим только в соединении с другими признаками эпоса. Один из главнейших признаков русского эпоса, отличающий его от других произведений героического содержания, состоит в том, что он слагается из песен, которые назначены не для чтения, а для музыкального исполнения. От романов, героических поэм, легендарных сказаний и пр. эпос отличается иной жанровой принадлежностью и иными формами исполнения. Признак музыкального песенного исполнения настолько существен, что произведения, которые не поются, ни в каком случае не могут быть отнесены к эпосу. Музыкальное исполнение былин и их содержание не могут быть разъединены, они имеют самую непосредственную связь.

Музыкальное исполнение свидетельствует о глубокой личной взволнованности, затронутости событиями песен, выражает состояние вдохновения, выражает чувства народа, возбуждаемые героями и повествованием песни. Отнять от былины ее напев, исполнить ее в форме прозаического рассказа означает перевести ее в совершенно иную плоскость художественного творчества. <...>

Другим важнейшим признаком эпоса служит стихотворная форма песен, тесно связанная с напевом. Как мы увидим ниже, стихотворная форма создалась не сразу, а возникла из прозаической формы и развивалась веками. <...>

Однако хотя былинный стих - один из признаков русского героического эпоса, он не специфичен для него, не является исключительным достоянием одних только былин. Былинный стих настолько прочно вошел в народный обиход, что он стал применяться в народной среде и более широко, стал прилагаться к произведениям, которые не могут быть отнесены к эпосу.

В дореволюционной науке признак стихосложения считался одним из главнейших: в сборники былин помещалось все, что пелось на былинный стих, безотносительно к содержанию песен. Ясно, что такой принцип определения неприемлем.

Былинный стих - явление более широкого порядка, чем героический эпос. Героический эпос всегда состоит из песен былинного стихотворного размера, но обратное утверждение не всегда будет правильным: не всякая песня в форме былинного стиха может быть отнесена к эпосу. Так, форму былинного стиха могут иметь эпические духовные стихи. Большинство собирателей отличало духовные стихи от былин, но все же в сборниках былин иногда можно найти такие песни, как, например, стих о Голубиной книге, об Анике Воине и другие, не относящиеся к былинам. Духовные стихи не могут быть отнесены к эпосу, так как они призывают не к борьбе, а к смирению и покорности.

Не отнесем мы к эпосу также и песни балладного характера, как бы хороши и интересны они ни были, и хотя бы такие песни помещались в сборниках былин и исполнялись былинным стихом. Так, в песне «Василий и Софьюшка» повествуется о том, как двое любящих, вместо того чтобы ходить в церковь, видятся тайком друг с другом. Злая мать подносит им зелье, и они умирают. Из их могилы вырастают деревья, которые своими верхушками склоняются друг к другу. Перед нами типичная баллада. Здесь нет активной борьбы, есть трогательная гибель двух невинно преследуемых людей. <…>

Наконец, есть еще одна область, смежная с областью героической песни, это - область исторической песни. Вопрос об отношении былины к исторической песне сложнее, чем вопрос об отношении ее к духовному стиху и к балладе. Былина весьма близка к исторической песне, но тем не менее между ними имеется глубокая и принципиальная разница, которая станет вполне ясной только тогда, когда мы детально ознакомимся с эпосом. Мнение некоторых ученых, утверждавших, что эпос возникает первоначально как историческая песня, которая с веками забывается и искажается, постепенно превращаясь в былину, должно быть совершенно оставлено. Как мы увидим, былина древнее исторической песни. Былина и историческая песня выражают сознание народа на разных ступенях его исторического развития в разных формах. Эпос рисует идеальную действительность и идеальных героев. В эпосе огромный исторический опыт народа обобщается в художественных образах необычной силы, и это обобщение - один из самых существенных признаков эпоса. Эпосу всегда присуща некоторая величавость, монументальность, которая в лучших образцах народного искусства сочетается с простотой и естественностью. Героические песни обычно основаны на художественном вымысле, в котором только исследователь может обнаружить их историческую почву. В исторических песнях сюжет, фабула черпаются непосредственно из действительности. События, переданные в исторической песне, не вымышлены (песни о взятии Казани и многие другие), фантастически обработаны лишь детали.

Историческая песня - продукт более поздней эпохи и иных форм осознания действительности, чем былина. Исторические песни не могут быть отнесены к героическому эпосу; они не былины, и не только потому, что они поются не былинным стихом (хотя песни о Грозном еще очень близки к былинному стиху), а потому, что в них иное отношение к действительности, чем в былине.<...>

Эпос характеризуется не только приведенными признаками, но всей совокупностью его многогранного содержания, миром созданных им художественных образов, героев, предметом его повествований. Он определяется также всей системой свойственных ему поэтических приемов, характерным для него стилем. <…>

2. Некоторые вопросы методологии

Попытки исторического изучения народной поэзии делались и до революции. Об этих попытках мы должны знать, чтобы предохранить себя от ошибок, которые были сделаны буржуазной наукой. В русской академической науке XIX-XX веков имелось несколько направлений. Представители мифологической школы (Буслаев, Афанасьев, Орест Миллер и другие) полагали, что эпические песни возникали первоначально как мифы о божествах. В этом, по их мнению, состояла связь эпоса с историей. Песни рассматривались как живые памятники глубокого доисторического прошлого, и этим ограничивалось их научное значение. Но так как о подлинных мифах первобытных народов в то время ничего известно не было, эти мифы искусственно реконструировались из самих же былин и сказок. В реконструкции мифа из эпоса и состоял метод изучения былин. В результате такой реконструкции оказывалось, например, что Владимир, прозванный в эпосе красным солнышком, якобы древнее божество солнца, что Илья Муромец будто бы бог-громовержец и т. д. Герои народной поэзии неизменно оказывались поблекшими божествами ветра, грозы, солнца, бури. <...>

В совершенно ином направлении вели изучение компаративисты. По их мнению, эпос вообще внеисторичен. Он якобы совершенно фантастичен. Согласно этому учению, эпос не развивается. Песни создаются в определенном месте и в определенное время, а затем сюжеты начинают странствовать от народа к народу, мигрировать; история этих «странствий», «заимствований» и составляет будто бы историю эпоса. Изучая русский эпос, компаративисты возводили его то к эпосу восточных, азиатских народов (Потанин), то к заимствованиям из Византии или из Западной Европы (Веселовский и его последователи). <...>

Не решен вопрос о взаимоотношении эпоса и истории также в работах так называемой исторической школы, возглавлявшейся Всеволодом Миллером. Взаимоотношения между эпосом и историей сторонники этого направления представляли себе чрезвычайно просто. Песни отражают, регистрируют события той эпохи, в которую они создавались. Эпос рассматривается как своего рода устная историческая хроника, подобная письменной хронике - летописи. Но летопись - хроника более или менее надежная, былина же - хроника ненадежная. Отсюда метод этой школы, сводящийся к поверке былины через летопись или другие исторические документы. На первый взгляд может казаться, что во всей этой системе есть рациональное зерно. Сверяя былину с летописью, историческая школа как будто возводила искусство к действительности.<...>

И тем не менее идейные предпосылки и методы этой школы, которая не заслуживает названия исторической, столь же несостоятельны, как и принципы школы мифологической или компаративистской. Дело не только в том, что художественная сторона эпоса полностью игнорировалась. По учению Всеволода Миллера, героические песни первоначально будто бы складывались во славу князей, руководивших военными походами времен феодальных распрей. Таким образом, они созданы будто бы не народом, а господствующими классами, военной феодальной верхушкой. «Опустившись» в народ, эти «исторические» песни путем последовательного искажения в невежественной крестьянской среде превратились в былины. Так будто бы возникает эпос. В советской науке на методологическую несостоятельность этого направления впервые указал проф. А. П. Скафтымов. <...>

Историческое изучение эпоса должно состоять в том, чтобы раскрыть связь развития эпоса с ходом развития русской истории и установить характер этой связи. <...> Народная идея всегда выражает идеалы эпохи, в которую эти идеи создавались и были действенны. Идея есть решающий критерий для отнесения песни к той или иной эпохе. Художественный анализ неразрывно связан с историческим. <...>

<...> Былины отражают не единичные события истории, они выражают вековые идеалы народа. То, что старая наука представляла себе как однократный акт создания, мы представляем себе как длительный процесс. Любая былина относится не к одному году и не к одному десятилетию, а ко всем тем столетиям, в течение которых она создавалась, жила, шлифовалась, совершенствовалась или отмирала, вплоть до наших дней. Поэтому всякая песнь носит на себе печать пройденных столетий. Приведем конкретный пример: былина о Дюке Степановиче в некоторых своих частях содержит элементы чрезвычайно глубокой, еще языческой древности (застава из змей и чудовищных птиц, готовых растерзать пришельца). Она, далее, отражает Киевскую Русь (двор Владимира). В описании деталей построек и картины города она отражает Московскую Русь XVI- XVII веков. И, наконец, по своей основной идее (высмеивание богатого боярства) она отражает классовую борьбу времен позднего феодализма. Сила, яркость художественной сатиры, направленность ее против исконных врагов трудовых масс обеспечивают этой былине актуальность и популярность в течение последующих веков, когда классовая борьба, принимая новые формы, разгоралась все сильнее. Таким образом, былина, шлифуясь и совершенствуясь столетиями, содержит отложения всех пройденных ею веков. Решающее значение для отнесения к той или иной эпохе будет иметь выраженная в ней основная идея. Так, в данном случае решающим историческим признаком былины будет борьба с боярством в тех именно формах, в каких она имела место в XVI-XVII веках. Поэтому, несмотря на наличие в ней более ранних и более поздних элементов, она в основном может быть отнесена к эпохе позднего феодализма.

Из этого следует, что вопрос о том, возникла ли та или иная былина в XII, XIII или любом другом веке, по существу, как указывалось, может оказаться неправильно поставленным; если изучать былину по ее отдельным слагаемым, то может получиться произвольное количество решений, так как отдельные слагаемые могут относиться к разным эпохам. Этим объясняется разноголосица в отнесении былин к тем или иным столетиям в буржуазной науке. Если же изучать былину не по механически выделенным слагаемым, а по ее замыслу, по ее идее, то окажется, что былина всегда выражает вековые идеалы и стремления народа, относящиеся не к одному столетию, а к эпохам, длившимся несколько столетий, и к этим эпохам былины могут быть отнесены с некоторой степенью уверенности и достоверности.

Это наблюдение приводит нас к вопросу о взаимоотношении эпоса и истории. Наблюдая историческое развитие эпоса, мы должны иметь четкое представление о том, как эпос относится к истории. Одна из аксиом старой исторической школы состояла в том, что эпос пассивно отражает историю. С нашей современной точки зрения народ не просто участвующая, а ведущая сила истории, и в своей поэзии он не воспроизводит историю как бесстрастный регистратор, а выражает в ней свою историческую волю, свои вековые стремления и идеалы.

Русский героический эпос (былины) - замечательное наследие прошлого, свидетельство древней культуры и искусства народа. Он сохранился в живом устном бытовании, возможно, в первоначальном виде сюжетного содержания и главных принципов формы. Свое название былина получила от близкого по смыслу слова «быль». Это означает, что былина рассказывает о том, что некогда происходило на самом деле, хотя и не все в былине правда. Былины записаны от сказителей (часто неграмотных), воспринявших их по традиции от прежних поколений. Зафиксированы былины только на территории России, главным образом на Севере и в Сибири.

В южных областях - в Поволжье и на Дону - они оказались в сильно измененном и полуразрушенном виде. А между тем, следует предположить, что основное количество сюжетов было создано в пределах Киевского государства, т. е. в тех местах, какие в них изображаются. Но на территории

Украины былины не обнаружены. Нет в их языке и украинизмов. Источником каждой героической песни был какой-то исторический факт. В былине, как и в народной сказке, много выдумки. Богатыри - люди необыкновенной силы, они скачут на могучих конях через реки и леса, поднимают на плечи тяжести, которые не под силу ни одному человеку. Например, так описывается богатырь

Сятогор в былине «Святогор - богатырь», изложенной Л. Н. Толстым:

… Выезжал ли Святогор гулять в чисто поле,

Никого-то Святогор он не нахаживал,

С кем бы силой богатырскою помериться;

А сам чует в себе силу он великую,

Чует - живчиком по жилкам разливается..

Вот как описывает Н. М. Карамзин богатыря Илью Муромца:

…Он подобен мирту нежному:

Тонок, прям и величав собой.

Взор его быстрей орлиного,

И светлее ясна месяца.

Кто сей рыцарь? - Илья Муромец.

Былина - старая песня, и не все в ней бывает понятно, рассказывается она неторопливым, торжественным тоном. Многие русские былины говорят о героических подвигах народных богатырей. Например, былины о Вольге Буслаевиче, победителе царя Салтана Бекетовича; о герое Сухмане, победившем врагов - кочевников; о Добрыне Никитиче. Русские богатыри никогда не лгут. Готовые умереть, но не сойти с родной земли, они почитают службу отечеству своим первым и святым долгом, хотя их нередко и обижают не доверяющие им князья. Рассказанные детям былины учат их уважать труд человека и любить свою родину. В них объединился гений народа.

Однако не всегда былины рассказывают о богатырях. Очень интересна былина «Об Авдотье Рязаночке», не побоявшейся самого хана Золотой Орды и вызволившей из плена не только своих родных - мужа, сына и брата, но и весь рязанский полон.

Своих любимых богатыри не уподобляли ни Венерам, ни Дианам, которых они никогда не видели. Сравнения они черпали из природы видимых ими вещей.

Например, когда хотели похвалить ту, которая им нравится, то говорили, что у ней:

Очи соколиные,

Брови соболиные,

Походка павлиная;

По двору идет,

Как лебедь плывет.

Отдельным жанром фольклора являются исторические песни. Их художественное своеобразие остается недостаточно изученным. В дореволюционной науке их нередко признавали деградацией героического эпоса, сколком с былин и в этой связи их достоинством считали общие с былинами мотивы, образы и стилевые приемы (как бы остаточные явления).3

«Песнь о вещем Олеге», «Песни о Степане Разине» можно поставить сегодня в одном ряду с «капитанской дочкой», «историей Пугачева» и другими историческими произведениями. Они также представляют собой огромную художественную ценность. Это выражение исторического самопознания народа.

Русский народ в своих исторических песнях осознал свое историческое значение. Сохранение исторически ценного в эпосе (будь то имена, события, отношения) есть результат сознательного, исторического отношения народа к содержанию эпоса. Народ в своем творчестве исходит из довольно четких исторических представлений о времени. Сознание исторической ценности передаваемого и своеобразные представления народа, а не только механическое запоминание, обуславливают устойчивость исторического содержания песен.

Былины хоть и огромны по своему объёму и сразу дети не смогут овладеть этим ёмким материалом, всё же этот жанр имеет значение для развития детей.