Готический роман

«Дра́кула» (Dracula) - роман ирландского писателя Брэма Стокера , впервые опубликованный в 1897 году. Главный герой - вампир-аристократ граф Дракула. По воспоминаниям сына Брэма Стокера, отец во сне видел встающего из гроба Короля Вампиров, который послужил идеей к началу написания романа. Л.Вольф выпустил огромный том иллюстрированного «Дракулы» с подробнейшими примечаниями.

Сюжет

Лондонский юрист Джонатан Харкер отправляется в замок Дракулы, чтобы оформить документы на собственность в Лондоне, но попадает в ловушку, и ему начинает казаться, что он сходит с ума, настолько ужасно всё происходящее. Позже стечения обстоятельств приводят к тому, что что-то странное происходит и с Люси Вестенра, и объяснить это берется лишь доктор Абрахам Ван Хельсинг, потому что причина всех событий одна - древний род нежити, вампиры, в которых, казалось бы, никто уже не верит. Несмотря на все усилия, Люси, увы, спасти не удается, погибает и сумасшедший Ренфилд, как-то связанный с Дракулой… И теперь трое мужчин, любивших Люси, её лучшая подруга Мина с мужем Джонатаном Харкером и Ван Хельсинг, питающий ко всем отцовские чувства, должны отправиться в опаснейший путь, чтобы избавить Землю от тяжкой печати рода Дракулы и спасти его про́клятую душу…

Герои романа

Абрахам Ван Хельсинг (в некоторых переводах известен также как Ван Гельсинг) - доктор, философ-метафизик, специалист по оккультной магии. Насколько можно судить по характеристике, данной ему его учеником Сьюардом, глубоко верующий человек.
Джонатан Харкер - юрист, специалист по стенографическому письму. Жених, впоследствии - муж Вильгельмины Харкер. В начале романа, Джонатан приезжает в Трансильванию с целью оформления покупки графом Дракулой аббатства Карфакс. Впоследствии был пленен Дракулой, но выбрался. После этого занялся уничтожением Дракулы.
Вильгельмина Харкер (в девичестве Мюррей). Сначала невеста, а потом жена Джонатана Харкера. Сирота. Из контекста следует, что она по профессии школьная учительница. Лучшая подруга Люси Вестенра.
Доктор Джон Сьюард - врач-психиатр.
Люси Вестенра - лучшая подруга Мины Харкер, очевидно из состоятельной семьи. Жертва Дракулы.
Квинси Моррис - богатый путешественник из США, поклонник Люси. После ее смерти поклялся найти убийцу и отомстить. Погибает от ран в конце романа.
Ренфилд - пациент лечебницы для душевнобольных, главой которой является Джон Сьюард. Поклоняется Дракуле. Чрезвычайно умён.
Мистер Хокинс - глава юридической компании, в которой работает Джонатан Харкер.
Артур Холмвуд (позже лорд Годалминг) - жених Люси Вестенра.
Граф Дракула - вампир.

Жанр и художественные особенности

Роман причисляли к самым различным жанровым разновидностям, чаще всего - к так называемой «литературе ужаса» и готическому роману. С композиционной точки зрения «Дракула» является эпистолярным романом: повествование складывается из писем и записей в дневниках.

Стокер изобразил вампиризм как заболевание (заразная демоническая одержимость), с оттенками секса, крови и смерти, задев чувствительные струнки в Викторианской Британии, где сифилис и туберкулёз были обычным явлением.

Успех

Хотя Стокер не был первым писателем, сделавшим вампира героем своего произведения, роман оказал исключительное влияние на складывание и популяризацию «вампирского мифа» и стал наиболее полным описанием вампира в популярной литературе до XX столетия. Огромное количество посвященных вампирам книг и фильмов, появившихся в XX и XXI веке, обязано своим существованием «Дракуле».

Работа над романом

Стокер начал работать над романом в начале весны 1890 года, уже тогда были созданы некоторые герои романа: оживающий старик, девушка, которая, обняв любимого, тянется к его горлу. В первоначальном замысле романа главный герой (Дракула) уже был графом, однако самого имени Дракула ещё нет. Действие романа развивалось не в Трансильвании, а в Штирии.

Создание Дракулы

Однако летом этого же года замысел романа меняется - Стокер отдыхал в небольшом городке Уайтби (этот же город можно встретить в романе, этот город стал местом высадки Дракулы в образе гигантского пса на английскую землю), в библиотеке города Стокер постоянно брал книги по истории и фольклору Трансильвании, одна из которых была книга английского консула Уилкинсона о правителях Молдавии и Валахии. Он выписывает все сведения, касающиеся рода валашского князя Влада Дракулы. Многие исследователи связывают перемену в замысле романа со встречей Стокера с венгерским учёным-ориенталистом, путешественником и краеведом Арминием Вамбери, который рассказывал Стокеру о различных эпизодах истории Подунавья. Сюжет романа имеет отсылку на имя этого учёного - профессор Ван Хельсинг постоянно ссылается на сведения, полученные им от близкого друга профессора Арминия из Будапешта.

Имя «Граф Дракула» было заимствованно у реально жившего человека - Влада Цепеша. Цепеш был печально известным румынским князем в XV веке. Он также был известен под именем Влад III Дракул (то есть сын дракона). Но в отличие от исторического персонажа, граф Дракула разместился в замке неподалёку от Прохода Борго в Трансильвании, и Стокер приписал этому месту сверхъестественную атмосферу, которая до сих пор сохранилась в современных историях.

Скорее всего, Стокер черпал вдохновение в ирландских мифах о кровососущих существах. На него также повлияло произведение того века «Кармилла » Шеридана ле Фаню. Ле Фаню был редактором Стокера, когда тот был театральным критиком в Дублине (Ирландия). Как и Ле Фаню, Стокер создал неотразимых женских персонажей-вампиров, например, Люси Вестенра и Невест Дракулы.

В сцене изнасилования в саду во время того, как Мина уводит Люси, на её белой рубашке можно хорошо разглядеть тень от кинокамеры.
В сцене наказания мистера Ренфилда можно заметить, что он болтается на верёвках.
В постельной сцене Мины и Дракулы сквозь ночную рубашку Мины просвечивают современные трусики.
Финальную песню фильма, «Love Song for a Vampire» написала и исполнила Энни Леннокс.
Идея сделать очередную экранизацию «Дракулы» пришла в голову актрисе Вайноне Райдер, которая и предложила этот проект Френсису Форду Копполе. И именно её пожелания оказали большое влияние на выбор основного актёрского состава фильма.
В качестве крови использовалось смородиновое желе.
Когда актеры, играющие главные роли, впервые встретились на репетиции, Коппола заставил их читать вслух роман Стокера целиком. Если верить Хопкинсу, это заняло два дня.
Сцену с обезглавливанием Дракулы Копполе предложил его друг Джордж Лукас.
Первоначально предполагалось, что фильм поставит классик американского кино Дэвид Лин («Мост через реку Квай», «Лоуренс Аравийский», «Доктор Живаго»). Однако он был занят разработкой проекта новой экранизации романа Джозефа Конрада «Ностромо», который так и остался неосуществленным после смерти режиссера в 1991 году.
Большая часть актерского состава была собрана, исходя из пожеланий Вайноны Райдер - включая Энтони Хопкинса, Гэри Олдмана, Киану Ривза и Ричарда Э. Гранта.
Среди тех, кто пробовался на роль Дракулы, были такие звезды, как Энди Гарсия (у которого, кстати, во время проб возникли проблемы с сексуальными эпизодами), Гэбриел Бирн, Арманд Ассанте и даже Антонио Бандерас, а также тогда еще малоизвестный актер Вигго Мортенсен.
Полный же список возможных исполнителей роли Дракулы, составленный Фрэнсисом Фордом Копполой, включал в себя имена таких актеров, как Дэниел Дэй-Льюис, Алек Болдуин, Джейсон Патрик, Эйдан Куинн, Кристиан Слейтер, Николас Кейдж, Майкл Нури, Дермот Малруни, Костас Мэндилор, Ник Кассаветес, Эдриан Пасдар, Хью Грант, Руперт Эверетт, Рэй Лиотта, Стинг, Кайл МакЛоклен, Алан Рикман, Колин Фёрт и Харт Бокнер.
Фрэнсиc Форд Коппола открыто критиковал свой собственный выбор Киану Ривза на роль Джонатана Харкера. Коппола признавал, что выбрал Ривза, потому что на эту роль нужен был молодой, но уже звездный актер, а главное - чтобы он был сексуальный и хорошо сочетался в кадре с красавицами-моделями Моникой Беллуччи, Михаэлой Берку и Флориной Кендрик.
Первоначально роль Р.-М. Ренфилда должен был играть Стив Бушеми, но в итоге ему предпочли легендарного актера и музыканта, «последнего битника Америки» Тома Уэйтса.
Кроме того, в качестве кандидата на роль Ренфилда также рассматривался также британский актер и рок-певец Иэн Дьюри.
Первым выбором на роль Люси Вестенра была известная актриса Джульетт Льюис.
Каштановые волосы Сэди Фрост были выкрашены в ярко-рыжий цвет, чтобы Люси в фильме внешне сильнее отличалась от Мины.
Во время предпроизводства фильма Фрэнсис Форд Коппола придумал концепцию того, что в присутствии такого потустороннего существа, как вампир, законы физики перестают работать корректно. Вот почему тени в фильме порой действуют независимо от того, кто или что их отбрасывает, крысы бегут вверх ногами, а жидкость капает вверх.
Для съемок фильма линия волос Гари Олдмана была отодвинута назад. Это было сделано для удобства наложения пластического грима, а также для придания большего сходства с изображениями валашского князя Влада Цепеша - реального прототипа Дракулы.
Для того чтобы записать нечеловеческий крик князя Влада в прологе, после того как он вонзает меч в крест и впервые испивает крови, был приглашен Люкс Интерьор - лидер-вокалист панк-группы «Крэмпс». Именно его голос (а не Гари Олдмана) мы слышим в фильме в этот момент.
Когда фильм вышел на экраны, одним из самых спорных аспектов сюжета для поклонников оригинального романа стала любовная линия Дракулы, полностью отсутствующая в книге Брэма Стокера. После этого режиссер решил обратиться к своему 29-летнему сыну Роману Копполе, который и стал супервайзером спецэффектов. Ему удалось воплотить на экране все необходимые эффекты, используя только различные кинематографические трюки и комбинированные съемки.
Когда Джонатан Харкер едет в поезде в Трансильванию, мы видим крупный план открытого дневника Харкера, прямо над которым проезжает поезд - при этом тень от поезда и дыма из трубы ложится на страницы. Этот эффект был достигнут при помощи приема искаженной перспективы: на самом деле были использованы огромный макет дневника и миниатюрная модель поезда. Далее в поезде Джонатан Харкер смотрит на карту Трансильвании - и мы видим ее «отражение» на его лице. Этот эффект был достигнут путем простого проецирования изображения карты при помощи эпидиаскопа на лицо Киану Ривза прямо во время съемок.
В том же эпизоде чуть позже Джонатан Харкер читает письмо графа Дракулы - и мы видим, как глаза Дракулы таинственно появляются в небе за окном поезда и следят за Джонатоном. Этот эффект был достигнут путем простого оптического комбинирования трех различных кадров. Сначала был отснят кадр с изображением глаз Гари Олдмана, причем актер был загримирован так, чтобы при проецировании этого кадра на задник с изображением карпатского неба были видны только глаза. Затем был отснят кадр, в котором изображение глаз Олдмана проецировалось на задник декорации Карпатских гор. И наконец, был заснят Киану Ривз, сидящий в поезде, за окном которого был расположен экран, на который проецировались отснятые ранее кадры с глазами Дракулы на фоне неба над Карпатами.
В Трансильвании Джонатана Харкера встречает экипаж Дракулы, и таинственный кучер в черном (по сюжету, это сам граф Дракула, и играл его Гари Олдман) протягивает руку, так что она как будто удлиняется и мистическим образом помещает Харкера в карету. Этот эффект был достигнут вживую с помощью двух обычных технических приспособлений: крана камеры, на котором сидел Гари Олдман, и небольшой подъемной платформы, на которой стоял Киану Ривз. Когда Олдман протянул руку, кран плавно сдвинулся вправо, приблизив его к Киану Ривзу, при этом снимающая камера синхронно также сдвинулась вправо, оставляя в кадре только руку Гэри. Когда рука Олдмана достигла плеча Ривза, подъемная платформа приподнялась и передвинула Киану к карете параллельно с обратным движением крана и камеры.
Когда экипаж приближается к замку Дракулы, есть кадр, в левой нижней части которого мы видим мчащийся по узкой горной дороге экипаж, а правой верхней - возвышающийся на скале на заднем плане замок Дракулы. Этот эффект был достигнут путем обычной перспективной дорисовки: замок был нарисован на куске стекла, который был помещен перед камерой во время съемки экипажа, катящегося по декорациям в павильоне.
Чтобы добиться более зловещего ощущения от эпизода, когда Джонатан Харкер входит в замок Дракулы, был применен классический прием «обратного реверса», то есть этот эпизод был снят «наоборот»: Киану Ривз выходил из замка, пятясь, а для фильма отснятые кадры «развернули».
В фильме есть эпизод, в котором Джонатан Харкер бреется, глядя в зеркало, а сзади к его плечу тянется рука Дракулы - и при этом ни рука, ни сам Дракула не отражаются в зеркале. Этот эффект был достигнут при помощи классического трюка, столь же старого, как само кино. Джонатан, которого мы видим со спины - это на самом деле не Киану Ривз, а дублер. А зеркало - на самом деле отверстие в стене, за которым стоит уже сам Ривз, все движения которого точно совпадают с движениями дублера. Таким образом, когда к плечу дублера тянется рука, никакого отражения за спиной Ривза нет - просто потому, что нет никакого зеркала. Аналогичный трюк был использован, например, Романом Полански в фильме «Бал вампиров» (1967).
Когда Джонатан Харкер исследует замок Дракулы, есть кадр, в котором Харкер спускается по лестнице на заднем плане, а на переднем плане в это же время три крысы пробегают по какой-то металлической балке вверх ногами. Это эффект был достигнут при помощи классического приема двойной экспозиции - то есть кадр был отснят дважды. Сначала были засняты бегущие по балке крысы - при этом камера была перевернута, и вся верхняя часть кадра была закрыта черной маской. Затем пленку отмотали на начало эпизода, камеру вернули в правильное положение, а черной маской закрыли теперь другую часть кадра (ту, куда уже были засняты крысы) - и досняли спускающегося по лестнице Киану Ривза на оставшуюся часть кадра. Такой прием раньше применялся, например, во всех случаях, когда требовалось раздвоить актера или актрису на экране.
Первые кадры появления Дракулы на улицах Лондона выглядят как кадры из очень старого фильма, хотя они и цветные. Это также не было достигнуто при помощи какой-либо компьютерной или иной обработки изображения. Эти кадры действительно были сняты настоящей старой ручной кинокамерой фирмы «Пате», что придало им характерную для очень старых фильмов убыстренность, на старую пленку из запасников фирмы «Кодак», что придало им характерную зернистость.
Далее есть момент, когда Мина Мюррей, выйдя из аптеки, сталкивается с Дракулой и роняет флакон. Камера опускается вниз, мы видим руку Дракулы, которая ловит флакон невысоко от земли. Затем камера поднимается вверх, и мы тут же видим флакон в руке Дракулы, который даже не наклонялся. Этот эффект был достигнут при помощи дублера и двух одинаковых флаконов: во время съемок этого эпизода Гэри Олдман просто стоял, заранее держа в правой руке второй флакон, а рука, ловящая первый флакон, была рукой дублера.
В эпизодах, показывающих глазами бегущего Дракулы-оборотня то, что он видит, Фрэнсис Форд Коппола хотел добиться чего-то необычного. В итоге было решено прибегнуть к так называемому эффекту стаккато. Эти кадры были созданы с использованием раритетного и крайне редко используемого ныне в кино прибора - интервалометра. При съемке 24-х кадров в секунду интервалометр в случайном порядке препятствует экспонированию некоторых кадров, а у некоторых кадров обрезает концы. В результате создается тот эффект «нервного» изображения, который мы видим в фильме. И снова: всё это было достигнуто непосредственно при съемке камерой - без какой-либо последующей компьютерной или иной обработки.
У Фрэнсиса Форда Копполы была идея назвать фильм просто одной буквой - «Д», с тем чтобы название отличалось от предыдущих киноадаптаций романа «Дракула».
Первоначально Фрэнсис Форд Коппола предполагал снимать натурные эпизоды фильма в местах действия романа - в Трансильвании и Лондоне. Однако боссы студии «Коламбия» из соображений экономии бюджета настояли на том, чтобы натура была найдена в Лос-Анджелесе.
Первоначально Фрэнсис Форд Коппола хотел снять фильм в импрессионистских декорациях, используя в основном только свет и тени при минимуме собственно декораций. Сэкономив таким образом бюджет, режиссер хотел потратить больше средств на создание костюмов. Однако продюсеры студии «Коламбия» воспротивились этому и приказали создать полноценные декорации.
В американской версии фильма отсутствует кадр, в котором одна из невест Дракулы облизывает, а затем кусает сосок Джонатана Харкера.
Всего до выхода фильма прокат было сделано 38 различных сокращений.
Фрэнсис Форд Коппола и Гари Олдман впоследствии признавались, что, создавая для фильма образ графа Дракулы, они вдохновлялись образом Ивана Грозного, созданного Николаем Черкасовым в классических фильмах великого Сергея Эйзенштейна «Иван Грозный» (1944) и "Иван Грозный. Сказ второй: Боярский заговор" (1945, выпуск 1958).
Сцена в экипаже перед прибытием Джонатана Харкера в замок Дракулы (включая замедленно снятое появление кареты Дракулы) целиком взята из знаменитого черно-белого хоррора Марио Бавы «Маска дьявола» (Италия, 1960), снятого по мотивам повести Н. В. Гоголя «Вий».
Голубое пламя, которое пересекает экипаж с Харкером по пути в замок Дракулы, упоминается в оригинальном романе Брэма Стокера. В романе объясняется, что каждый год в одну особенную ночь голубое пламя указывает места, где зарыты сокровища.
Портрет графа Дракулы, висящий на стене в обеденной зале замке, - не что иное, как известный «Автопортрет в меховом пальто» знаменитого немецкого художника Альбрехта Дюрера (1471 - 1528), снабженный лицом Гэри Олдмана.
Когда Мина вспоминает свою прошлую жизнь, в которой она была Элизабетой, она говорит, что помнит «страну, лежащую за великими лесами». «Страна (или земля), лежащая за великими лесами» - точный перевод названия Трансильвании.

Моему дорогому другу Хомми-Бегу

Последовательность, в которой представлены эти бумаги, станет понятна по мере их прочтения. Все ненужное опущено, чтобы эта история, сколь бы невероятной она ни казалась по современным меркам, выглядела как бесспорный факт. Здесь нет ни слова о прошлом, в отношении которого можно заблуждаться, но все отобранные свидетельства зафиксированы по горячим следам и отражают точку зрения и меру понимания участников событий.

«Дракула» Брэма Стокера

Роман «Дракула» Брэма Стокера никогда, за более чем столетнюю историю, не переставал печататься. Невероятная популярность, которую он обрел после первой же публикации в 1897 году и которая продолжает жить и эволюционировать с каждой новой версией, является вполне закономерным явлением. В основе романа лежат образы и идеи, которые делают его привлекательным и интригующим для читателей любой эпохи, и даже для нас, живущих спустя столетие после смерти автора.

Своим статусом культового жанрообразующего романа западноевропейской литературы «Дракула» обязан не только острым поворотам сюжета. Роман является глубоким погружением в темы, которые всегда будут волновать людей. В нем есть всё: стереотипы массовой культуры, Фрейд, Юнг, табуированные в Викторианскую эпоху темы женской сексуальности и гомосексуализма. Стокер исследует природу иррационального страха, заглядывает в лицо самому корню зла и видит в нем объект сочувствия. Он играет с читателем, уводя его все дальше и дальше в лабиринт голосов и воспоминаний, стирая границу между реальностью и городской легендой.

Роман «Дракула», как и сам граф, таит в себе множество секретов и скрытых смыслов. Для того чтобы понять секрет его нестареющей популярности, нужно заглянуть в его истоки.

Стокер собирал материалы и писал «Дракулу» в течение семи лет, о чем свидетельствуют его дневники. Однако некоторые исследователи творчества знаменитого ирландца находят предпосылки к написанию «Дракулы» еще в раннем детстве писателя.

Рожденный в 1847 году в Дублине в семье государственного служащего и писательницы, Абрахам «Брэм» Стокер рос болезненным ребенком. Его мать много времени проводила у его постели, развлекая мальчика кельтскими легендами о кровожадных божествах и духах потустороннего мира. Эти рассказы впервые зародили в юном писателе мысль о том, что в современном мире есть место необъяснимому потустороннему злу. Хотя в ирландских мифах нет вампиров, ими изобиловало бульварное чтиво того времени. Так называемые «копеечные ужасы» – дешевые издания, полные крови, живых мертвецов и испуганных юных девиц, были весьма популярны в то время. Начавшаяся в 1870 году реформа образования способствовала повсеместному повышению уровня грамотности в Британии, однако никак не прививала массам вкус к высокой литературе. Даже если Стокер и не читал сами брошюры, он, безусловно, был знаком с их первоисточниками – готическими романами начала ХIX века.

Став взрослым, Стокер увлекся литературой и театром, чему сильно способствовала его близкая дружба с Оскаром Уайльдом и женитьба на молодой актрисе, легендарной дублинской красавице Флоренс Балкомб. Через пять дней после свадьбы, в 1878 году, Стокер переезжает в Лондон и становится управляющим театром «Лайсиум», звездой которого является еще один его близкий друг – актер Генри Ирвинг. Ирвинг – фигура таинственная и неоднозначная. Современники говорили о нем, что актер одним только взглядом мог зомбировать целый зал зрителей. Ирвинг прославился благодаря ролям Мефистофеля и Ричарда III. Он был высоким и субтильным, с пронзительным взглядом и седыми висками, чем сильно напоминал описание самого графа, которое Стокер дает в «лондонских» главах романа, после преображения Дракулы из безобразного старика в мрачного обитателя Лондона.

Тем временем тема жестокого и сверхъестественного набирает все большую популярность в массовой культуре. Один за другим в свет выходят «Странная история Доктора Джекила и Мистера Хайда» Роберта Льюиса Стивенсона и «Портрет Дориана Грея» Оскара Уайльда. Пускай ни один из этих сюжетов не связан напрямую с вампиризмом, оба романа пронизаны идеей персонифицированного зла и урбанистической готикой. В 1888 году на улицах Лондона начинает орудовать Джек Потрошитель.

Несмотря на большую занятость на своей работе в театре и семейную жизнь, Стокер всегда находил время, чтобы писать. «Дракула» – его пятый роман. Ни один из предыдущих не имели ни успеха, ни признания у критиков, но писатель не сдавался. Он посвятил «Дракулу» своему другу и редактору, модному викторианскому писателю Холлу Кейну.

Стокер подошел к сбору материала очень серьезно. «Дракула» написан в очень модном в Викторианскую эпоху эпистолярном жанре. Эту повествовательную модель он выбрал неслучайно. Она позволила автору слой за слоем раскрывать свой замысел, она дала роману заговорить голосами всех главных персонажей, кроме самого Дракулы, тем самым сделав его еще более загадочным.

В 1890 году Стокер с семьей проводит отпуск в приморской деревушке Уитби в графстве Северный Йоркшир. Именно там, в местной библиотеке, он натыкается на пересказ биографии своего будущего героя. Стокер прославил эту деревню, сделав ее местом первой высадки Дракулы на берега Англии в виде огромного пса. В найденной им статье рассказывалось про Влада II по прозвищу Дракон и его сына Влада III, сына Дракона, получившего в народе прозвище Цепеш за свою невероятную жестокость. Слово «дракон» на древнерумынском языке звучало как «дракул».

Первоначально главного героя романа звали граф Вамир. Стокер переименовал его в последний момент. Кто знает, было ли это случайностью или внезапным озарением, но само слово «дракула», такое непривычное, незнакомое, экзотическое для англоязычного читателя, на много столетий вперед стало синонимом ужаса.

Стоит заметить, что в исторических источниках нет никаких записей о том, что граф действительно пил человеческую кровь. Да и рассказы о его невероятной жестокости, вполне возможно, были преувеличены летописцами в силу политической ситуации в Восточной Европе того времени. Однако источники неоднократно упоминают о пристрастии Влада III к пыткам и наказаниям. В частности, к «очищению» согрешивших до свадьбы девиц с помощью каленого железа и поеданию предателями собственных детей в наказание за государственную измену. Да и чего еще ожидать от политического лидера Средних веков, чей век почти всегда был кровавым и коротким, а главным оружием был страх.

Дракула Стокера – сборный портрет. От Влада-старшего он взял прошлое великого воина-полководца, а от младшего – непреступную крепость и кровавый след в истории. Однако Стокер сделал то, что до него не делал никто из авторов викторианских ужасов, – он сделал своего героя реальным. Именно то, что граф Дракула действительно жил, дышал и наверняка убивал, делает его таким страшным, волнующим и многогранным и отличает от любого мифа.

Вампиры до «Дракулы» – это разлагающиеся ходячие мертвецы, терроризирующие далекие аббатства и не имеющие ничего общего с тем привлекательным гламурным образом, ставшим стереотипом в наши дни. Именно Стокер избавил вампиров от когтей и лишних волос, научил их говорить и очаровывать, дал им власть над умами и длинный черный плащ с алой подкладкой. Он же научил мир, как справиться с вампиром. В одной из глав романа доктор Ван Хелсинг подробно описывает необходимые атрибуты охотника: святая вода, распятие, чеснок, серебро. Целиться обязательно в сердце, а потом отрубить голову.

Когда роман вышел в свет, вот что написали о нем в «Манчестер Гардиан»: «Человечество больше не страшится монстров и сверхъестественного. Хоть мистер Стокер и подошел к теме с большим энтузиазмом и мастерством, роман производит впечатление скорее пародии и гротеска, чем ужаса… Целый роман о средневековых страшилках – большая ошибка с точки зрения художественного замысла».

Abraham Stoker
08.11.1847 - 20.04.1912

Глава первая

Выехал из Мюнхена 1 мая в 8 часов 35 минут вечера и прибыл в Вену рано утром на следующий день; должен был приехать в 6 часов 46 минут, но поезд опоздал на час. Будапешт, кажется, удивительно красивый город; по крайней мере, такое впечатление произвело на меня то, что я мельком видел из окна вагона, и небольшая прогулка по улицам. Я боялся отдаляться от вокзала. У меня было такое чувство, точно мы покинули запад и оказались на востоке, а самый западный из великолепных мостов через Дунай, который достигает здесь громадной ширины и глубины, напомнил мне о том, что мы находимся недалеко от Турции. Выехали мы своевременно и прибыли в Клаузенберг после полуночи. Я остановился на ночь в гостинице «Руаяль». К обеду или, вернее, к ужину подали цыпленка, приготовленного каким-то оригинальным способом с красным перцем - прекрасное оригинальное блюдо, но сильно возбуждающее жажду.

(Примечание: надо взять рецепт для Мины.)

Я пришел к заключению, что, как ни скудны мои познания в немецком языке, все же они оказали мне большую услугу. Право, не знаю, как бы я обошелся без них. Во время моего последнего пребывания в Лондоне я воспользовался свободным временем, чтобы посетить Британский музей, где рылся в книгах и атласах книжного отдела Трансильвании; мне казалось, что впоследствии, при моем сношении с магнатами этой страны, всякая мелочь может пригодиться. Я выяснил, что интересовавшая меня область лежит на крайнем востоке страны, как раз на границах трех областей: Трансильвании, Молдавии и Буковины, посреди Карпатских гор; я убедился, что это одна из самых диких и малоизвестных частей Европы и никакие географические карты и другие источники не могли мне помочь определить местоположение «Замка Дракулы», так как до сих пор нет подробной географической карты этой области. Но все же мне удалось узнать, что почтовый город Быстриц - упомянутый графом Дракулой - существует на самом деле. Здесь я внесу кое-какие примечания, дабы впоследствии, когда буду рассказывать Мине о своем путешествии и пребывании в этих краях, восстановить в памяти все виденное мною. Трансильвания населена четырьмя различными народностями: саксонцами - на севере, валахами - на юге, мадьярами - на западе и секлерами - на востоке и северо-востоке. Я нахожусь среди последних. Они утверждают, что происходят от Аттилы и гуннов. Возможно, что так оно и есть поскольку в XI веке, когда мадьяры завоевали страну, она была сплошь заселена гуннами.

Я где-то вычитал, что в недрах Карпатских гор зародились суеверные предания и легенды всего мира, как будто в них находится центр водоворота фантазии; если это так на самом деле, то мое пребывание здесь обещает быть очень интересным.

(Примечание: надо спросить об этом у графа.)

Я плохо спал, хотя кровать моя была довольно удобна; мне снились какие-то страшные сны. Какая-то собака всю ночь завывала под моим окном, что может быть и повлияло на эти сны, а может быть, «паприка» всему виною, так как, хотя я выпил весь графин воды, все же не мог утолить жажды. Под утро я, по-видимому, крепко заснул, так как, чтобы добудиться меня, пришлось с полчаса неистово стучать в дверь. К завтраку подали опять «паприку», затем особую похлебку из кукурузной муки, так называемую мамалыгу, и яйцеобразные питательные плоды - Демьянку, начиненные мелко нарубленным мясом - превосходное блюдо; называется оно «имплетата».

(Примечание: необходимо раздобыть этот рецепт тоже.)

Мне пришлось поторопиться с завтраком, так как поезд отходил за несколько минут до 8-ми; вернее, он должен был отойти в это время, но когда я, примчавшись на станцию в 7 часов 30 минут, сел в вагон, выяснилось, что ранее половины девятого поезд и не подумал трогаться. Мне кажется, чем дальше к Востоку, тем менее точны поезда. Что же делается в таком случае в Китае? Воображаю…

В продолжение всего следующего дня мы любовались мелькавшими перед нами картинами, полными разнообразной красоты. Мимо проносились то маленькие города или замки на вершинах крутых холмов, похожие на те, которые встречаются на гравюрах в старинных книгах Св. Писания; то бурные потоки и реки, окаймленные белыми каменными берегами. На каждой станции толпилась масса людей в разнообразнейших нарядах.

К вечеру мы добрались, наконец, до Быстрица, оказавшегося очень интересным старинным уголком.

Граф Дракула в своих письмах рекомендовал мне гостиницу «Золотая Корона», которая оказалась, к моему большому восторгу, выдержанной в старинном стиле; моим самым пламенным желанием было видеть все то, что могло бы дать мне верное представление о стране. По-видимому, меня здесь ожидали, так как в дверях мне встретилась веселая на вид, пожилая женщина, одетая в обычный национальный крестьянский костюм: в белую юбку с двойным длинным передником из цветной шерстяной материи. Когда я подошел, она поклонилась и спросила: «Господин англичанин?» «Да, - ответил я, - Джонатан Харкер». Она улыбнулась и что-то сказала человеку в жилете, стоявшему за ней тоже в дверях; он вышел и сейчас же вернулся с письмом в руках, которое передал мне.

...

Мой друг, приветствую Вас в Карпатах! С нетерпением ожидаю Вас. Спите спокойно в эту ночь. Завтра в 3 часа дилижанс отправится в Буковину; одно место оставлено для Вас. В ущелье Борго Вас будет ожидать коляска, которая и доставит Вас в замок.
Я надеюсь, что Вы благополучно приехали из Лондона и что Вам доставит удовольствие пребывание в нашей великолепной стране.

* * *

Английская готика

«Читал две ночи и боялся отчаянно. А потом понял еще и глубину этой замечательной вещи» – так Александр Блок отозвался в письме к другу о романе Брэма Стокера «Дракула», увидевшем свет в 1897 году.

Этот роман причисляли к самым различным жанрам – то к «литературе ужасов», то к готическому роману, но в действительности он представляет собой уникальный образец «романа в письмах и дневниках», в котором автору удалось придать повествованию захватывающее правдоподобие, динамичность и остроту.

Стокер не был первым писателем, сделавшим вампира героем своего произведения, однако «Дракула» оказал небывалое влияние на формирование мифа о вампирах в XX столетии. После «Дракулы» появилось огромное количество книг, фильмов, аниме, комиксов и компьютерных игр, посвященных вампирам, а текст самого романа знатоки считают самым полным и детальным описанием вампира в популярной литературе. Писатель изобразил вампиризм как заболевание – заразную демоническую одержимость, и сделал это с такой убедительностью, что его роман и сегодня читается на одном дыхании.

Брэм Стокер (1847–1912) – литературное имя. На самом деле этого ирландца, уроженца Дублина, звали Абрахам Стокер. В детстве он много болел, до семи лет не мог вставать и ходить, и вынужденная неподвижность способствовала развитию его воображения. Тем не менее Стокеру удалось преодолеть болезнь, и уже во время учебы в Дублинском университете он считался одним из лучших футболистов и легкоатлетов.

Окончив с отличием математический факультет, Стокер несколько лет провел на государственной службе, одновременно публикуя на страницах дублинской газеты «Ивнинг мэйл» очерки и критические обозрения театральной жизни. Будущую литературную знаменитость связывала тесная дружба с английским актером Генри Ирвингом, и в 1878 г. Ирвинг предложил Стокеру стать директором-распорядителем лондонского театра «Лицеум». Стокер переехал в Лондон и занимал эту должность на протяжении более четверти века.

Благодаря дружбе с Ирвингом Стокер был принят в высшем обществе Лондона, завязал близкое знакомство с Артуром Конан Дойлом и выдающимся живописцем Джеймсом Уистлером, а его женой стала Флоренс Бэлкам, в которую был влюблен Оскар Уайльд.

Замысел «Дракулы», как вспоминал позже сын писателя, явился Стокеру во сне – ему привиделся встающий из гроба Король Вампиров. Это случилось в начале 1890 г., но работа над романом продолжалась около восьми лет. Писатель собирал европейский фольклор и литературные легенды о вампирах, изучал ирландские мифы о таинственных кровососущих существах, а также историю правителей Валахии и Трансильвании. Его внимание привлекла фигура валашского князя Влада Цепеша, правившего в XV в.

Этот властитель отличался невероятной жестокостью, коварством и кровожадностью и в летописях упоминается как Влад III Дракул (то есть «сын дракона»). Он-то и стал прототипом «литературного вампира», однако писатель, в отличие от исторического персонажа, наделил его всевозможными сверхъестественными свойствами.

Публикация романа принесла Брэму Стокеру поистине оглушительный успех – «Дракула» был мгновенно признан самым выдающимся романом ужасов в мировой литературе. Он выдержал бесчисленное количество переизданий, переведен чуть ли не на все языки мира, послужил основой для театральных постановок и экранизаций, за которые брались такие великие мастера кино, как Фридрих Мурнау, Тод Браунинг, Теренс Фишер и Фрэнсис Форд Коппола. В ХХ в. появилось множество продолжений романа, созданных другими авторами, и «параллельных» версий «Дракулы».

Впоследствии Стокер опубликовал еще ряд романов, среди которых «Тайна моря» (1902), «Сокровище Семи Звезд» (1907), «Дама в саване» (1909), «Логово Белого Червя» (1911), а также сборник рассказов «Гость Дракулы и другие странные рассказы», но ни одна из этих книг не смогла даже приблизиться к шедевру писателя ни по своим литературным достоинствам, ни по популярности у читателей.

Глава 1

Дневник Джонатана Харкера

Выехал из Мюнхена два дня назад в восемь вечера и прибыл в Вену рано утром на следующий день; поезд опоздал на час. Дальше – Будапешт, удивительно красивый город. В Клуже я был после полуночи и остановился на ночь в гостинице «Ройял». В гостиничном ресторанчике подали цыпленка с красным перцем – вкусное блюдо, но слишком возбуждающее жажду, поэтому я выпил графин воды и полночи не мог уснуть, хотя постель моя была удобной. Под окном выл пес, я ворочался с боку на бок, но под утро провалился в глухой сон. Когда я, боясь опоздать, примчался на вокзал за несколько минут до восьми и сел в вагон, выяснилось, что ранее половины девятого поезд и не собирается трогаться. Здесь вообще не придерживаются точного расписания, в отличие от Англии…

В Лондоне перед отъездом я посетил Британский музей, где рылся в книгах и атласах; всякая мелочь могла пригодиться в общении с нашими клиентами, как и мое скромное знание немецкого языка. Я выяснил, что интересующая меня местность лежит на востоке страны на границе трех регионов: Трансильвании, Молдавии и Буковины, в сердце Карпатских гор. Однако ни географические карты, ни другие источники не помогли мне определить местоположение «Замка Дракулы», укрепив меня в мысли: это одна из самых диких и малоизвестных частей Европы. Но я узнал, что упомянутый графом город Бистрица, с почтовым отделением, реально существует. Книги позволили составить представление не только о народах Трансильвании – саксонцах, валахах, мадьярах и секеях, но и о том, что в тех краях до сих пор бытуют фантастические предания и древние легенды. Если это действительно так, то моя поездка обещает быть очень интересной.

В течение дня я любовался мелькавшими за окном пейзажами. Мимо проносились небольшие селения и одинокие замки на крутых холмах, змеились бурные реки, сжатые высокими каменными берегами; на каждой станции толпились жители в пестрых нарядах. К вечеру я наконец добрался до Бистрицы. Граф в своем письме хвалил гостиницу «Золотая корона», и она действительно будто сошла со старинной гравюры.

По-видимому, меня здесь ждали: в дверях я увидел направившуюся ко мне с улыбкой средних лет женщину в национальном костюме – белой юбке с двойным длинным передником из цветной шерстяной материи. Она учтиво поклонилась:

– Господин прибыл из Англии?

– Да, – ответил я, – Джонатан Харкер.

Женщина подала знак слуге, и тот протянул мне запечатанный конверт. Я вскрыл его и прочел: «Друг мой, с приездом! С нетерпением ожидаю Вас. Эту ночь отдыхайте, а завтра в три часа в Буковину отправляется почтовая карета, или дилижанс, как у Вас говорят. Одно место зарезервировано за Вами. В ущелье Борго Вас будет ждать коляска, далее – в замок. Надеюсь, что после шумного Лондона Вас не разочарует пребывание в нашей чудесной стране. Искренне Ваш, граф Дракула».

Серое утро сменилось ярким солнцем, высоко поднявшимся над зубчатым горизонтом. Не знаю, деревья или холмы придают ему такую форму – вдали все очертания сливаются. Спать не хочется, ко мне никто не постучится, пока я сам не выйду; буду писать в дневник…

Здесь происходит бездна странных явлений, сходных с галлюцинациями, – мне куда проще описать свой вчерашний обед. Основное местное блюдо зовется «разбойничье жаркое». Состоит оно из крупных кусков мяса и сала с луком, приправленных все той же паприкой, – блюдо готовится прямо на угольях. К жаркому было подано вино «Золотой медок», странно пощипывающее язык, но, в общем, приятное; я одолел всего пару бокалов.

В гостинице получили указание от графа оставить для меня место в дилижансе, однако на все расспросы не отвечали, делая вид, что не понимают моего немецкого. Это явная отговорка. Хозяин и его жена испуганно переглядывались, наконец хозяин пробормотал, что деньги за мое пребывание уплачены и больше ему ничего не известно. Когда я спросил, знает ли он графа Дракулу и не может ли что-нибудь рассказать о его замке, то оба просто-напросто замолчали. Эта таинственность отнюдь не ободрила меня.

Перед самым отъездом ко мне вошла хозяйка и взволнованно спросила:

– Вам непременно нужно ехать сегодня, господин?

Я утвердительно кивнул. Она была очень возбуждена, ужасно коверкала немецкие слова, и смысл ее речей я улавливал с большим трудом. Когда я повторил, что отправляюсь по важному делу, женщина спросила:

– Знаете ли вы, какой день сегодня?

Я ответил:

– Четвертое мая…

– Верно, – сказала она. – А известно ли вам, что это канун Дня святого Георгия? И что именно сегодня, едва пробьет полночь, до самого восхода нечистая сила властвует на земле? Вы не имеете представления о том, куда направляетесь… Послушайте нас, переждите пару дней или… или вообще уезжайте отсюда…

Все это выглядело довольно глупо, я не мог допустить, чтобы на мое решение влияли какие-то суеверия. Поэтому я как мог успокоил хозяйку и твердо заявил, что поездку отложить не могу. Тогда она неожиданно сняла со своей шеи крестик и протянула мне. Я не знал, как поступить, поскольку принадлежу к англиканской церкви и с детства приучен относиться к подобным символам иначе. Но мне было неловко оскорбить чувства пожилой доброй дамы; она же, видя мои колебания, сама надела мне крест на шею…

Пишу в ожидании почтовой кареты, которая, конечно же, запаздывает. Виной ли крестик, непонятное мне поведение хозяйки гостиницы или рассказы о нечистой силе – не знаю. Однако я не чувствую себя спокойно и непринужденно.

А вот и карета!

Когда я устроился в дилижансе, кучер еще не занял своего места; я видел, как он беседует с хозяевами гостиницы. Наверное, разговор шел обо мне – в мою сторону то и дело поглядывали. А вскоре и остальные пассажиры стали на меня коситься и, как мне показалось, не без сочувствия. При этом они негромко и быстро переговаривались на совершенно незнакомом мне языке, в котором я не разбирал ни слова, кроме единственного: pokol – «ад».

Едва был подан сигнал к отправлению, у дилижанса собралась небольшая толпа горожан. Все они тотчас осенили себя крестным знамением; с большим трудом, лишь узнав, что я англичанин, мой сосед объяснил, что это служило как бы защитой от дурного глаза.

Такое начало путешествия мне не очень понравилось, но позже я был тронут искренним вниманием ко мне моих спутников. Покрыв широким холстом сиденье, наш кучер ударил длинным бичом по четверке лошадей, и мы отправились в путь.

Вскоре я обо всем позабыл, залюбовавшись красотой этих мест. Изумрудные леса и дубравы перемежались зелеными холмами или хуторами, остроконечные кровли которых были видны с дороги. Часто встречались цветущие фруктовые деревья – груши, яблони, сливы, вишни, шелковистая трава под которыми была сплошь усеяна опавшими лепестками.

Наша дорога то извивалась ужом среди холмов, то свободно устремлялась вперед между сосновых лесов, но мы неслись с невероятной скоростью. Я не понимал причины такой спешки; по-видимому, кучеру было велено не терять времени и поспеть к определенному часу в ущелье Борго, по обе стороны которого высятся могучие цепи Карпатских гор. Мы мчались без остановок, а солнце за нашими спинами опускалось все ниже и ниже. Вечерние тени ползли по пятам за нами. Местами подъемы на холмы оказывались до того круты, что, несмотря на все старания кучера, лошади с трудом их одолевали. Я собирался, как это принято в моей стране, сойти и помочь животным, но возница слышать об этом не хотел.

– Нет-нет, – твердил он, – никто не должен покидать карету, здесь бродят свирепые звери…

Сам он только раз придержал коней, и то лишь затем, чтобы зажечь фонари.

Когда стемнело, пассажиры забеспокоились и стали просить кучера ехать быстрее. Ударами длинного бича и дикими криками он заставил лошадей буквально лететь. Затем сквозь сумрак я увидел какой-то сероватый просвет – словно бы расщелину в холмах. Волнение среди пассажиров нарастало; наш шаткий дилижанс подскакивал на рессорах и раскачивался во все стороны. Мне приходилось крепко держаться. Затем дорога выровнялась, горы приблизились вплотную, и дилижанс въехал в ущелье Борго. Все крестились так же, как в Бистрице.

Мы помчались дальше, кучер наклонился вперед, а пассажиры нетерпеливо всматривались в окружающий мрак. Это состояние всеобщего волнения продолжалось еще некоторое время, пока наконец не показался выход из ущелья. Было по-прежнему темно, душный воздух предвещал грозу. Я пристально смотрел на дорогу, надеясь увидеть экипаж, который доставит меня к графу, но безрезультатно. В мутных лучах фонарей дилижанса виднелся лишь пар от спин наших наполовину загнанных лошадей да песчаные колеи. На всем протяжении нашего пути нам не встретилось ни одной повозки.

Пассажиры вскоре успокоились и, казалось, потеряли ко мне интерес. Я раздумывал над тем, что предпринять, когда рядом кто-то тихо произнес:

– Видно, он опоздал…

Вдруг кучер круто обернулся ко мне и выкрикнул на отвратительном немецком:

– Нет здесь никакой коляски. Ясно, что господина не ждут. Пусть он едет сейчас с нами в Буковину, а завтра вернется обратно, а лучше – на следующий день…

Пока он говорил, лошади остановились, будто споткнувшись о невидимый барьер, начали ржать, фыркать и бить копытами. Чтобы удержать их, кучеру пришлось напрячь все силы.

Поднялся невообразимый шум, кто-то взвизгнул, пассажиры снова начали креститься. Я оглянулся – позади возникла запряженная четверкой лошадей коляска. Догнав дилижанс, она поравнялась с нами. Когда свет фонарей упал на нее, я увидел великолепных породистых вороных, на козлах восседал бородатый возница в широкополой черной шляпе, скрывавшей его лицо. Я смог разглядеть только блеск глаз, показавшихся мне красноватыми, когда он обернулся к нам.

Мужчина усмехнулся:

– Ты что-то рановато сегодня, дружище…

Кучер, заикаясь, пробормотал:

– Англичанин очень торопил!

– Потому-то ты и посоветовал ему ехать в Буковину? Меня не проведешь, лошади у нас быстрые… Подай-ка сюда багаж господина…

В луче фонаря мелькнула жестокая ухмылка незнакомца, его яркие губы и зубы, белые, как слоновая кость.

С необычайным проворством мои вещи были извлечены из дилижанса и переложены в коляску. Затем я вышел, возница помог мне взобраться, подхватив меня под локоть стальной рукой, – сила в ней чувствовалась необычайная. Не говоря ни слова, он дернул вожжами, лошади повернули, и мы помчали по ущелью в кромешной тьме. Оглянувшись, я успел увидеть, как наш дилижанс тронулся по дороге. Едва он исчез во мраке, как меня охватило чувство одиночества и странный озноб – и тут же мне на плечи был наброшен теплый плащ, колени укрыты пледом, и мой спутник проговорил на чистом немецком:

– Ночь холодна, сударь, а мой господин просил окружить вас заботой. Под сиденьем вас дожидается фляжка сливовицы – нашей фруктовой водки.

Я не прикоснулся к напитку, но приятно было сознавать, что фляга под рукой. Чувствовал я себя несколько странно, однако беспокойства не ощущал; хотя, честно признаться, предпочел бы поскорее закончить это ночное путешествие.

Наконец коляска повернула на какую-то извилистую тропу, тянувшуюся довольно долго, потом мы круто вильнули и опять попали на прямую дорогу. Казалось, мы кружим на одном месте. Желая проверить свою догадку, я приметил ориентир – особой формы дерево – и вскоре убедился, что это именно так. На языке у меня вертелся вопрос, что это означает, но я опасался задать его вознице, ибо в моем положении протестовать не имело смысла, тем более если все это делалось умышленно. Спустя некоторое время я чиркнул спичкой и при ее вспышке взглянул на часы; была полночь без нескольких минут. Почему-то это неприятно поразило меня.

Внезапно откуда-то издалека донесся собачий вой – жалобный, тягучий, полный ужаса. Его подхватили еще с полдюжины псов – и эти дикие звуки заполнили всю округу. Лошади начали дрожать, метаться, и кончилось тем, что они встали на дыбы, но возница ласково заговорил с ними, и животные немного успокоились. Но тут раздался еще более пронзительный вой – на этот раз уже волчий. Мне нестерпимо захотелось выпрыгнуть из коляски и бежать куда глаза глядят, но кони снова вздыбились и слепо рванулись вперед. Кучеру пришлось употребить всю свою громадную силу, чтобы сдержать их. Я в отчаянии закрыл глаза, а когда открыл, коляска стояла, возница успокаивал лошадей, что-то шепча им на неведомом наречии. Наконец он снова уселся на козлы и, взяв вожжи, пустил свою четверку вороных крупной рысью.

Оставив далеко позади ущелье, мы неожиданно свернули на узкую, стиснутую с двух сторон деревьями колею, которая напоминала туннель, прорезавший мрачные утесы. Бешеный ветер свистел и стонал, резко похолодало, повалил снег, вскоре покрывший все вокруг белой пеленой. Вой собак стал глуше, но зато волчий вой окружал нашу коляску со всех сторон и продолжал приближаться. Ужас ледяной рукой коснулся моей души, четверка лошадей вновь забеспокоилась, однако возница и бровью не вел. Он как ни в чем не бывало продолжал путь, зорко всматриваясь в темноту. Я устало откинулся на сиденье и погрузился в мучительную полудремоту.

Открыть глаза меня вынудил тревожный свет огромной луны, которую поминутно застилали рваные облака. Повозка вновь стояла как вкопанная, возница исчез, а я был окружен кольцом волчьих пастей. Волки, покрытые щетинистой шерстью, стояли молча, не сводя с меня горящих злобой глаз. От страха я не мог пошевелиться. Вдруг звери пронзительно завыли, будто луна заставила их очнуться, но с места не сдвинулись. Удивительным было то, что лошади лишь мелко дрожали и фыркали; но когда вой стал уж совсем нестерпимым, я отчаянно, изо всех сил, закричал… Неизвестно откуда появился возница; я услышал его повелительный голос. Он протянул длинные мускулистые руки, словно отстраняя неосязаемое препятствие, и волки начали отступать. Когда луна снова ненадолго выглянула, кучер уже спокойно взбирался на сиденье, а зверей и след простыл.

Я боялся произнести хоть слово; время тянулось мучительно долго, и дальнейшее путешествие мы продолжали уже в кромешной тьме, так как облака окончательно закрыли луну. Мы поднимались все время в гору; не помню, сколько это продолжалось…

Наконец я почувствовал, что повозка остановилась – мы находились на подворье обширного древнего, полуразрушенного замка. Высокие окна были темны и мрачны, а осыпающиеся зубчатые стены образовывали странные зигзаги. В сумраке двор замка казался необъятным, от его середины дорожки вели к большим круглым аркам. Возница соскочил и протянул мне руку, чтобы помочь сойти, и я опять невольно обратил внимание на его нечеловеческую силу – его пальцы сжали мое запястье, словно стальные клещи. Затем он бросил мой багаж на камни двора.

На мощенную неотесанными камнями площадку выходила громадная дверь, обитая ржавыми железными гвоздями. Даже при тусклом свете я отметил, что камни истерты временем и непогодой. Пока я стоял, возница снова взобрался на козлы, лошади рванулись и скрылись с экипажем под одним из темных сводов. Я остался в полном одиночестве и не знал, что предпринять. У дверей не было и намека на звонок или молоток; не было надежды и на то, что мой голос проникнет сквозь мрачные стены.

Где я и в какую историю впутался? Что судьба готовит мне, обычному лондонскому стряпчему, отправившемуся к богатому иностранному клиенту, купившему в Лондоне недвижимость? Что здесь делает обыкновенный помощник адвоката, а ныне, после недавней успешной сдачи экзаменов, полноправный адвокат?.. Я начал щипать себя, чтобы убедиться, что все это не сон: кошмары, звери, замок, перед которым я стою. Увы, это была реальность, а я находился в Карпатах. Мне оставалось только запастись терпением и ждать наступления утра…

Едва придя к этому заключению, я услышал в доме приближающиеся грузные шаги; в щели входной двери показалась полоска света. Затем раздался скрежет цепей, грохот отодвигаемых массивных засовов. На пороге возник высокий господин с чисто выбритым подбородком и длинными седыми усами, с первого взгляда показавшийся мне стариком; одет он был с головы до ног во все черное. В левой руке он держал старинную серебряную лампу, в которой не было лампового стекла, и пламя горящего фитиля отбрасывало длинные трепещущие тени. Господин произнес по-английски с едва заметным акцентом:

– Добро пожаловать! Входите смело и по доброй воле.

Он не двинулся ко мне навстречу, а стоял неподвижно, как статуя. Но не успел я переступить порог, как хозяин дома, протянув руку, сжал мою с такой силой, что заставил меня вздрогнуть: его пальцы были холодны как лед. Мощь его руки оказалась настолько схожей с той, что я заметил у возницы, что у меня возникло сомнение: не одно ли и то же лицо – кучер и господин? Я растерянно спросил:

– Граф Дракула?

– Именно. Приветствую вас, мистер Харкер, в моем родовом замке. Входите же, ночи нынче холодные, а вы, надо полагать, нуждаетесь в еде и отдыхе!

Произнеся это, граф повесил лампу на крюк в стене и, шагнув вперед, подхватил мой багаж настолько расторопно, что я лишь неловко попытался воспротивиться подобной учтивости.

– Нет, сударь, вы гость. Теперь поздно, поэтому на моих людей рассчитывать не приходится. Позвольте мне самому позаботиться о вас…