Читать онлай мастер и маргарита. Опыт прочтения: «Мастер и Маргарита»

Михаил Булгаков

Мастер и Маргарита

Москва 1984

Текст печатается в последней прижизненной редакции (рукописи хранятся в рукописном отделе Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина), а также с исправлениями и дополнениями, сделанными под диктовку писателя его женой, Е. С. Булгаковой.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

…Так кто ж ты, наконец?
– Я – часть той силы,
что вечно хочет
зла и вечно совершает благо.

Гете. «Фауст»

Никогда не разговаривайте с неизвестными

Однажды весною, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина. Первый из них, одетый в летнюю серенькую пару, был маленького роста, упитан, лыс, свою приличную шляпу пирожком нес в руке, а на хорошо выбритом лице его помещались сверхъестественных размеров очки в черной роговой оправе. Второй – плечистый, рыжеватый, вихрастый молодой человек в заломленной на затылок клетчатой кепке – был в ковбойке, жеваных белых брюках и в черных тапочках.

Первый был не кто иной, как Михаил Александрович Берлиоз, председатель правления одной из крупнейших московских литературных ассоциаций, сокращенно именуемой МАССОЛИТ, и редактор толстого художественного журнала, а молодой спутник его – поэт Иван Николаевич Понырев, пишущий под псевдонимом Бездомный.

Попав в тень чуть зеленеющих лип, писатели первым долгом бросились к пестро раскрашенной будочке с надписью «Пиво и воды».

Да, следует отметить первую странность этого страшного майского вечера. Не только у будочки, но и во всей аллее, параллельной Малой Бронной улице, не оказалось ни одного человека. В тот час, когда уж, кажется, и сил не было дышать, когда солнце, раскалив Москву, в сухом тумане валилось куда-то за Садовое кольцо, – никто не пришел под липы, никто не сел на скамейку, пуста была аллея.

– Дайте нарзану, – попросил Берлиоз.

– Нарзану нету, – ответила женщина в будочке и почему-то обиделась.

– Пиво привезут к вечеру, – ответила женщина.

– А что есть? – спросил Берлиоз.

– Абрикосовая, только теплая, – сказала женщина.

– Ну, давайте, давайте, давайте!..

Абрикосовая дала обильную желтую пену, и в воздухе запахло парикмахерской. Напившись, литераторы немедленно начали икать, расплатились и уселись на скамейке лицом к пруду и спиной к Бронной.

Тут приключилась вторая странность, касающаяся одного Берлиоза. Он внезапно перестал икать, сердце его стукнуло и на мгновенье куда-то провалилось, потом вернулось, но с тупой иглой, засевшей в нем. Кроме того, Берлиоза охватил необоснованный, но столь сильный страх, что ему захотелось тотчас же бежать с Патриарших без оглядки. Берлиоз тоскливо оглянулся, не понимая, что его напугало. Он побледнел, вытер лоб платком, подумал: «Что это со мной? Этого никогда не было… сердце шалит… я переутомился. Пожалуй, пора бросить все к черту и в Кисловодск…»

И тут знойный воздух сгустился перед ним, и соткался из этого воздуха прозрачный гражданин престранного вида. На маленькой головке жокейский картузик, клетчатый кургузый воздушный же пиджачок… Гражданин ростом в сажень, но в плечах узок, худ неимоверно, и физиономия, прошу заметить, глумливая.

Жизнь Берлиоза складывалась так, что к необыкновенным явлениям он не привык. Еще более побледнев, он вытаращил глаза и в смятении подумал: «Этого не может быть!..»

Но это, увы, было, и длинный, сквозь которого видно, гражданин, не касаясь земли, качался перед ним и влево и вправо.

Тут ужас до того овладел Берлиозом, что он закрыл глаза. А когда он их открыл, увидел, что все кончилось, марево растворилось, клетчатый исчез, а заодно и тупая игла выскочила из сердца.

– Фу ты черт! – воскликнул редактор, – ты знаешь, Иван, у меня сейчас едва удар от жары не сделался! Даже что-то вроде галлюцинации было, – он попытался усмехнуться, но в глазах его еще прыгала тревога, и руки дрожали.

Однако постепенно он успокоился, обмахнулся платком и, произнеся довольно бодро: «Ну-с, итак…» – повел речь, прерванную питьем абрикосовой.

Речь эта, как впоследствии узнали, шла об Иисусе Христе. Дело в том, что редактор заказал поэту для очередной книжки журнала большую антирелигиозную поэму. Эту поэму Иван Николаевич сочинил, и в очень короткий срок, но, к сожалению, ею редактора нисколько не удовлетворил. Очертил Бездомный главное действующее лицо своей поэмы, то есть Иисуса, очень черными красками, и тем не менее всю поэму приходилось, по мнению редактора, писать заново. И вот теперь редактор читал поэту нечто вроде лекции об Иисусе, с тем чтобы подчеркнуть основную ошибку поэта. Трудно сказать, что именно подвело Ивана Николаевича – изобразительная ли сила его таланта или полное незнакомство с вопросом, по которому он собирался писать, – но Иисус в его изображении получился ну совершенно как живой, хотя и не привлекающий к себе персонаж. Берлиоз же хотел доказать поэту, что главное не в том, каков был Иисус, плох ли, хорош ли, а в том, что Иисуса-то этого, как личности, вовсе не существовало на свете и что все рассказы о нем – простые выдумки, самый обыкновенный миф.

Надо заметить, что редактор был человеком начитанным и очень умело указывал в своей речи на древних историков, например, на знаменитого Филона Александрийского, на блестяще образованного Иосифа Флавия, никогда ни словом не упоминавших о существовании Иисуса. Обнаруживая солидную эрудицию, Михаил Александрович сообщил поэту, между прочим, и о том, что то место в 15-й книге, в главе 44-й знаменитых Тацитовых «Анналов», где говорится о казни Иисуса, – есть не что иное, как позднейшая поддельная вставка.

Поэт, для которого все, сообщаемое редактором, являлось новостью, внимательно слушал Михаила Александровича, уставив на него свои бойкие зеленые глаза, и лишь изредка икал, шепотом ругая абрикосовую воду.

– Нет ни одной восточной религии, – говорил Берлиоз, – в которой, как правило непорочная дева не произвела бы на свет бога. И христиане, не выдумав ничего нового, точно так же создали своего Иисуса, которого на самом деле никогда не было в живых. Вот на это-то и нужно сделать главный упор…

Высокий тенор Берлиоза разносился в пустынной аллее, и по мере того, как Михаил Александрович забирался в дебри, в которые может забираться, не рискуя свернуть себе шею, лишь очень образованный человек, – поэт узнавал все больше и больше интересного и полезного и про египетского Озириса, благостного бога и сына Неба и Земли, и про финикийского бога Фаммуза, и про Мардука, и даже про менее известного грозного бога Вицлипуцли, которого весьма почитали некогда ацтеки в Мексике.

Часть первая

… так кто ж ты, наконец?

– Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо.

Гете. «Фауст»

Глава 1
Никогда не разговаривайте с неизвестными

В час жаркого весеннего заката на Патриарших прудах появилось двое граждан. Первый из них – приблизительно сорокалетний, одетый в серенькую летнюю пару, – был маленького роста, темноволос, упитан, лыс, свою приличную шляпу пирожком нес в руке, а аккуратно выбритое лицо его украшали сверхъестественных размеров очки в черной роговой оправе. Второй – плечистый, рыжеватый, вихрастый молодой человек в заломленной на затылок клетчатой кепке – был в ковбойке, жеваных белых брюках и в черных тапочках.

Первый был не кто иной, как Михаил Александрович Берлиоз, редактор толстого художественного журнала и председатель правления одной из крупнейших московских литературных ассоциаций, сокращенно именуемой МАССОЛИТ, а молодой спутник его – поэт Иван Николаевич Понырев, пишущий под псевдонимом Бездомный.

– Дайте нарзану, – попросил Берлиоз.

– Нарзану нету, – ответила женщина в будочке и почему-то обиделась.

– Пиво привезут к вечеру, – ответила женщина.

– А что есть? – спросил Берлиоз.

– Абрикосовая, только теплая, – сказала женщина.

– Ну давайте, давайте, давайте!..

Тут приключилась вторая странность, касающаяся одного Берлиоза. Он внезапно перестал икать, сердце его стукнуло и на мгновенье куда-то провалилось, потом вернулось, но с тупой иглой, засевшей в нем. Кроме того, Берлиоза охватил необоснованный, но столь сильный страх, что ему захотелось тотчас же бежать с Патриарших без оглядки. Берлиоз тоскливо оглянулся, не понимая, что его напугало. Он побледнел, вытер лоб платком, подумал: «Что это со мной? Этого никогда не было… сердце шалит… я переутомился… Пожалуй, пора бросить все к черту и в Кисловодск…»

И тут знойный воздух сгустился над ним, и соткался из этого воздуха прозрачный гражданин престранного вида. На маленькой головке жокейский картузик, клетчатый кургузый воздушный же пиджачок… Гражданин ростом в сажень, но в плечах узок, худ неимоверно, и физиономия, прошу заметить, глумливая.

– Фу ты черт! – воскликнул редактор. – Ты знаешь, Иван, у меня сейчас едва удар от жары не сделался! Даже что-то вроде галлюцинации было… – он попытался усмехнуться, но в глазах его еще прыгала тревога, и руки дрожали.

Речь эта, как впоследствии узнали, шла об Иисусе Христе. Дело в том, что редактор заказал поэту для очередной книжки журнала большую антирелигиозную поэму. Эту поэму Иван Николаевич сочинил, и в очень короткий срок, но, к сожалению, ею редактора нисколько не удовлетворил. Очертил Бездомный главное действующее лицо своей поэмы, то есть Иисуса, очень черными красками, и тем не менее всю поэму приходилось, по мнению редактора, писать заново. И вот теперь редактор читал поэту нечто вроде лекции об Иисусе, с тем чтобы подчеркнуть основную ошибку поэта. Трудно сказать, что именно подвело Ивана Николаевича – изобразительная ли сила его таланта или полное незнакомство с вопросом, по которому он писал, – но Иисус у него получился, ну, совершенно живой, некогда существовавший Иисус, только, правда, снабженный всеми отрицательными чертами Иисуса. Берлиоз же хотел доказать поэту, что главное не в том, каков был Иисус, плох ли, хорош ли, а в том, что Иисуса-то этого, как личности, вовсе не существовало на свете и что все рассказы о нем – простые выдумки, самый обыкновенный миф.

Надо заметить, что редактор был человеком начитанным и очень умело указывал в своей речи на древних историков, например, на знаменитого Филона Александрийского, на блестяще образованного Иосифа Флавия, никогда ни словом не упоминавших о существовании Иисуса. Обнаруживая солидную эрудицию, Михаил Александрович сообщил поэту, между прочим, и о том, что то место в пятнадцатой книге, в главе 44-й знаменитых Тацитовых «Анналов», где говорится о казни Иисуса, – есть не что иное, как позднейшая поддельная вставка.

– Нет ни одной восточной религии, – говорил Берлиоз, – в которой, как правило, непорочная дева не произвела бы на свет бога. И христиане, не выдумав ничего нового, точно так же создали своего Иисуса, которого на самом деле никогда не было в живых. Вот на это-то и нужно сделать главный упор…

Высокий тенор Берлиоза разносился в пустынной аллее, и, по мере того как Михаил Александрович забирался в дебри, в которые может забираться, не рискуя свернуть себе шею, лишь очень образованный человек, – поэт узнавал все больше и больше интересного и полезного и про египетского Озириса, благостного бога и сына Неба и Земли, и про финикийского бога Фаммуза, и про Мардука, и даже про менее известного грозного бога Вицлипуцли, которого весьма почитали некогда ацтеки в Мексике.

И вот как раз в то время, когда Михаил Александрович рассказывал поэту о том, как ацтеки лепили из теста фигурку Вицлипуцли, в аллее показался первый человек.

Впоследствии, когда, откровенно говоря, было уже поздно, разные учреждения представили свои сводки с описанием этого человека. Сличение их не может не вызвать изумления. Так, в первой из них сказано, что человек этот был маленького роста, зубы имел золотые и хромал на правую ногу. Во второй – что человек был росту громадного, коронки имел платиновые, хромал на левую ногу. Третья лаконически сообщает, что особых примет у человека не было.

Приходится признать, что ни одна из этих сводок никуда не годится.

Раньше всего: ни на какую ногу описываемый не хромал, и росту был не маленького и не громадного, а просто высокого. Что касается зубов, то с левой стороны у него были платиновые коронки, а с правой – золотые. Он был в дорогом сером костюме, в заграничных, в цвет костюма, туфлях. Серый берет он лихо заломил на ухо, под мышкой нес трость с черным набалдашником в виде головы пуделя. По виду – лет сорока с лишним. Рот какой-то кривой. Выбрит гладко. Брюнет. Правый глаз черный, левый почему-то зеленый. Брови черные, но одна выше другой. Словом – иностранец.

Пройдя мимо скамьи, на которой помещались редактор и поэт, иностранец покосился на них, остановился и вдруг уселся на соседней скамейке, в двух шагах от приятелей.

«Немец», – подумал Берлиоз.

«Англичанин, – подумал Бездомный, – ишь, и не жарко ему в перчатках».

А иностранец окинул взглядом высокие дома, квадратом окаймлявшие пруд, причем заметно стало, что видит это место он впервые и что оно его заинтересовало.

Он остановил взор на верхних этажах, ослепительно отражающих в стеклах изломанное и навсегда уходящее от Михаила Александровича солнце, затем перевел его вниз, где стекла начали предвечерне темнеть, чему-то снисходительно усмехнулся, прищурился, руки положил на набалдашник, а подбородок на руки.

– Ты, Иван, – говорил Берлиоз, – очень хорошо и сатирически изобразил, например, рождение Иисуса, сына Божия, но соль-то в том, что еще до Иисуса родился целый ряд сынов Божиих, как, скажем, финикийский Адонис, фригийский Аттис, персидский Митра. Коротко же говоря, ни один из них не рождался и никого не было, в том числе и Иисуса, и необходимо, чтобы ты, вместо рождения или, предположим, прихода волхвов, изобразил нелепые слухи об этом приходе. А то выходит по твоему рассказу, что он действительно родился!..

Тут Бездомный сделал попытку прекратить замучившую его икоту, задержав дыхание, отчего икнул мучительнее и громче, и в этот же момент Берлиоз прервал свою речь, потому что иностранец вдруг поднялся и направился к писателям.

Те поглядели на него удивленно.

– Извините меня, пожалуйста, – заговорил подошедший с иностранным акцентом, но не коверкая слов, – что я, не будучи знаком, позволяю себе… но предмет вашей ученой беседы настолько интересен, что…

Тут он вежливо снял берет, и друзьям ничего не оставалось, как приподняться и раскланяться.

«Нет, скорее, француз…» – подумал Берлиоз.

«Поляк?..» – подумал Бездомный.

Необходимо добавить, что на поэта иностранец с первых же слов произвел отвратительное впечатление, а Берлиозу скорее понравился, то есть не то чтобы понравился, а… как бы выразиться… заинтересовал, что ли.

– Разрешите мне присесть? – вежливо попросил иностранец, и приятели как-то невольно раздвинулись; иностранец ловко уселся между ними и тотчас вступил в разговор.

– Если я не ослышался, вы изволили говорить, что Иисуса не было на свете? – спросил иностранец, обращая к Берлиозу свой левый зеленый глаз.

– Нет, вы не ослышались, – учтиво ответил Берлиоз, – именно это я и говорил.

– Ах, как интересно! – воскликнул иностранец.

«А какого черта ему надо?» – подумал Бездомный и нахмурился.

– А вы соглашались с вашим собеседником? – осведомился неизвестный, повернувшись вправо к Бездомному.

– На все сто! – подтвердил тот, любя выражаться вычурно и фигурально.

– Изумительно! – воскликнул непрошеный собеседник и, почему-то воровски оглянувшись и приглушив свой низкий голос, сказал: – Простите мою навязчивость, но я так понял, что вы, помимо всего прочего, еще и не верите в Бога? – Он сделал испуганные глаза и прибавил: – Клянусь, я никому не скажу.

– Да, мы не верим в Бога, – чуть улыбнувшись испугу интуриста, ответил Берлиоз, – но об этом можно говорить совершенно свободно.

Иностранец откинулся на спинку скамейки и спросил, даже привизгнув от любопытства:

– Вы – атеисты?!

– Да, мы – атеисты, – улыбаясь, ответил Берлиоз, а Бездомный подумал, рассердившись: «Вот прицепился, заграничный гусь!»

– Ох, какая прелесть! – вскричал удивительный иностранец и завертел головой, глядя то на одного, то на другого литератора.

– В нашей стране атеизм никого не удивляет, – дипломатически вежливо сказал Берлиоз, – большинство нашего населения сознательно и давно перестало верить сказкам о Боге.

Тут иностранец отколол такую штуку: встал и пожал изумленному редактору руку, произнеся при этом слова:

– Позвольте вас поблагодарить от всей души!

– За что это вы его благодарите? – заморгав, осведомился Бездомный.

– За очень важное сведение, которое мне, как путешественнику, чрезвычайно интересно, – многозначительно подняв палец, пояснил заграничный чудак.

Важное сведение, по-видимому, действительно произвело на путешественника сильное впечатление, потому что он испуганно обвел глазами дома, как бы опасаясь в каждом окне увидеть по атеисту.

«Нет, он не англичанин…» – подумал Берлиоз, а Бездомный подумал: «Где это он так наловчился говорить по-русски, вот что интересно!» – и опять нахмурился.

– Но, позвольте вас спросить, – после тревожного раздумья заговорил заграничный гость, – как же быть с доказательствами бытия Божия, коих, как известно, существует ровно пять?

– Увы! – с сожалением ответил Берлиоз. – Ни одно из этих доказательств ничего не стоит, и человечество давно сдало их в архив. Ведь согласитесь, что в области разума никакого доказательства существования Бога быть не может.

– Браво! – вскричал иностранец. – Браво! Вы полностью повторили мысль беспокойного старика Иммануила по этому поводу. Но вот курьез: он начисто разрушил все пять доказательств, а затем, как бы в насмешку над самим собою, соорудил собственное шестое доказательство!

– Доказательство Канта, – тонко улыбнувшись, возразил образованный редактор, – также неубедительно. И недаром Шиллер говорил, что кантовские рассуждения по этому вопросу могут удовлетворить только рабов, а Штраус просто смеялся над этим доказательством.

Берлиоз говорил, а сам в это время думал: «Но, все-таки, кто же он такой? И почему он так хорошо говорит по-русски?»

– Взять бы этого Канта, да за такие доказательства года на три в Соловки! – совершенно неожиданно бухнул Иван Николаевич.

– Иван! – сконфузившись, шепнул Берлиоз.

Но предложение отправить Канта в Соловки не только не поразило иностранца, но даже привело в восторг.

– Именно, именно, – закричал он, и левый зеленый глаз его, обращенный к Берлиозу, засверкал, – ему там самое место! Ведь говорил я ему тогда за завтраком: «Вы, профессор, воля ваша, что-то нескладное придумали! Оно, может, и умно, но больно непонятно. Над вами потешаться будут».

Берлиоз выпучил глаза. «За завтраком… Канту?.. Что это он плетет?» – подумал он.

– Но, – продолжал иноземец, не смущаясь изумлением Берлиоза и обращаясь к поэту, – отправить его в Соловки невозможно по той причине, что он уже с лишком сто лет пребывает в местах значительно более отдаленных, чем Соловки, и извлечь его оттуда никоим образом нельзя, уверяю вас!

– А жаль! – отозвался задира-поэт.

– И мне жаль! – подтвердил неизвестный, сверкая глазом, и продолжал: – Но вот какой вопрос меня беспокоит: ежели Бога нет, то, спрашивается, кто же управляет жизнью человеческой и всем вообще распорядком на земле?

– Сам человек и управляет, – поспешил сердито ответить Бездомный на этот, признаться, не очень ясный вопрос.

– Виноват, – мягко отозвался неизвестный, – для того, чтобы управлять, нужно, как-никак, иметь точный план на некоторый, хоть сколько-нибудь приличный срок. Позвольте же вас спросить, как же может управлять человек, если он не только лишен возможности составить какой-нибудь план хотя бы на смехотворно короткий срок, ну, лет, скажем, в тысячу, но не может ручаться даже за свой собственный завтрашний день? И в самом деле, – тут неизвестный повернулся к Берлиозу, – вообразите, что вы, например, начнете управлять, распоряжаться и другими и собою, вообще, так сказать, входить во вкус, и вдруг у вас… кхе… кхе… саркома легкого… – тут иностранец сладко усмехнулся, как будто мысль о саркоме легкого доставила ему удовольствие, – да, саркома, – жмурясь, как кот, повторил он звучное слово, – и вот ваше управление закончилось! Ничья судьба, кроме своей собственной, вас более не интересует. Родные вам начинают лгать, вы, чуя неладное, бросаетесь к ученым врачам, затем к шарлатанам, а бывает, и к гадалкам. Как первое и второе, так и третье – совершенно бессмысленно, вы сами понимаете. И все это кончается трагически: тот, кто еще недавно полагал, что он чем-то управляет, оказывается вдруг лежащим неподвижно в деревянном ящике, и окружающие, понимая, что толку от лежащего нет более никакого, сжигают его в печи. А бывает и еще хуже: только что человек соберется съездить в Кисловодск, – тут иностранец прищурился на Берлиоза, – пустяковое, казалось бы, дело, но и этого совершить не может, так как неизвестно почему вдруг возьмет – поскользнется и попадет под трамвай! Неужели вы скажете, что это он сам собою управлял так? Не правильнее ли думать, что управился с ним кто-то совсем другой? – и здесь незнакомец рассмеялся странным смешком.

Берлиоз с великим вниманием слушал неприятный рассказ про саркому и трамвай, и какие-то тревожные мысли начали мучить его. «Он не иностранец… он не иностранец… – думал он, – он престранный субъект… но позвольте, кто же он такой?..»

– Вы хотите курить, как я вижу? – неожиданно обратился к Бездомному неизвестный. – Вы какие предпочитаете?

– А у вас разные, что ли, есть? – мрачно спросил поэт, у которого папиросы кончились.

– Какие предпочитаете? – повторил неизвестный.

– Ну, «Нашу марку», – злобно ответил Бездомный.

Незнакомец немедленно вытащил из кармана портсигар и предложил его Бездомному:

– «Наша марка».

И редактора и поэта не столько поразило то, что нашлась в портсигаре именно «Наша марка», сколько сам портсигар. Он был громадных размеров, червонного золота и на крышке его при открывании сверкнул синим и белым огнем бриллиантовый треугольник.

Тут литераторы подумали разное. Берлиоз: «Нет, иностранец!», а Бездомный: «Вот черт его возьми, а!..»

Поэт и владелец портсигара закурили, а некурящий Берлиоз отказался.

«Надо будет ему возразить так, – решил Берлиоз, – да, человек смертен, никто против этого и не спорит. Но дело в том, что…»

Однако он не успел выговорить этих слов, как заговорил иностранец:

– Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус! И вообще не может сказать, что он будет делать в сегодняшний вечер.

«Какая-то нелепая постановка вопроса…» – помыслил Берлиоз и возразил:

– Ну, здесь уж есть преувеличение. Сегодняшний вечер мне известен более или менее точно. Само собою разумеется, что, если на Бронной мне свалится на голову кирпич…

– Кирпич ни с того ни с сего, – внушительно перебил неизвестный, – никому и никогда на голову не свалится. В частности же, уверяю вас, вам он ни в каком случае не угрожает. Вы умрете другою смертью.

– Может быть, вы знаете, какой именно, – с совершенно естественной иронией осведомился Берлиоз, вовлекаясь в какой-то действительно нелепый разговор, – и скажете мне?

– Охотно, – отозвался незнакомец. Он смерил Берлиоза взглядом, как будто собирался сшить ему костюм, сквозь зубы пробормотал что-то вроде: «Раз, два… Меркурий во втором доме… луна ушла… шесть – несчастье… вечер – семь…» – и громко и радостно объявил: – Вам отрежут голову!

Бездомный дико и злобно вытаращил глаза на развязного неизвестного, а Берлиоз спросил, криво усмехнувшись:

– А кто именно? Враги? Интервенты?

– Нет, – ответил собеседник, – русская женщина, комсомолка.

– Гм… – промычал раздраженный шуточкой неизвестного Берлиоз, – ну, это, извините, маловероятно.

– Прошу и меня извинить, – ответил иностранец, – но это так. Да, мне хотелось бы спросить вас, что вы будете делать сегодня вечером, если это не секрет?

– Секрета нет. Сейчас я зайду к себе на Садовую, а потом в десять часов вечера в МАССОЛИТе состоится заседание, и я буду на нем председательствовать.

– Нет, этого быть никак не может, – твердо возразил иностранец.

– Это почему?

– Потому, – ответил иностранец и прищуренными глазами поглядел в небо, где, предчувствуя вечернюю прохладу, бесшумно чертили черные птицы, – что Аннушка уже купила подсолнечное масло, и не только купила, но даже и разлила. Так что заседание не состоится.

Тут, как вполне понятно, под липами наступило молчание.

– Простите, – после паузы заговорил Берлиоз, поглядывая на мелющего чепуху иностранца, – при чем здесь подсолнечное масло… и какая Аннушка?

– Подсолнечное масло здесь вот при чем, – вдруг заговорил Бездомный, очевидно, решив объявить незваному собеседнику войну, – вам не приходилось, гражданин, бывать когда-нибудь в лечебнице для душевнобольных?

– Иван!.. – тихо воскликнул Михаил Александрович.

Но иностранец ничуть не обиделся и превесело рассмеялся.

– Бывал, бывал, и не раз! – вскричал он, смеясь, но не сводя несмеющегося глаза с поэта. – Где я только не бывал! Жаль только, что я не удосужился спросить у профессора, что такое шизофрения. Так что вы уж сами узнайте это у него, Иван Николаевич!

– Откуда вы знаете, как меня зовут?

– Помилуйте, Иван Николаевич, кто же вас не знает? – здесь иностранец вытащил из кармана вчерашний номер «Литературной газеты», и Иван Николаевич увидел на первой же странице свое изображение, а под ним свои собственные стихи. Но вчера еще радовавшее доказательство славы и популярности на этот раз ничуть не обрадовало поэта.

– Я извиняюсь, – сказал он, и лицо его потемнело, – вы не можете подождать минутку? Я хочу товарищу пару слов сказать.

– О, с удовольствием! – воскликнул неизвестный. – Здесь так хорошо под липами, а я, кстати, никуда и не спешу.

– Вот что, Миша, – зашептал поэт, оттащив Берлиоза в сторону, – он никакой не интурист, а шпион. Это русский эмигрант, перебравшийся к нам. Спрашивай у него документы, а то уйдет…

– Ты думаешь? – встревоженно шепнул Берлиоз, а сам подумал: «А ведь он прав…»

– Уж ты мне верь, – засипел ему в ухо поэт, – он дурачком прикидывается, чтобы выспросить кое-что. Ты слышишь, как он по-русски говорит, – поэт говорил и косился, следя, чтобы неизвестный не удрал, – идем, задержим его, а то уйдет…

И поэт за руку потянул Берлиоза к скамейке.

Незнакомец не сидел, а стоял возле нее, держа в руках какую-то книжечку в темно-сером переплете, плотный конверт хорошей бумаги и визитную карточку.

– Извините меня, что я в пылу нашего спора забыл представить себя вам. Вот моя карточка, паспорт и приглашение приехать в Москву для консультации, – веско проговорил неизвестный, проницательно глядя на обоих литераторов.

Те сконфузились. «Черт, слышал все…» – подумал Берлиоз и вежливым жестом показал, что в предъявлении документов нет надобности. Пока иностранец совал их редактору, поэт успел разглядеть на карточке напечатанное иностранными буквами слово «профессор» и начальную букву фамилии – двойное «В».

– Очень приятно, – тем временем смущенно бормотал редактор, и иностранец спрятал документы в карман.

Отношения таким образом были восстановлены, и все трое вновь сели на скамью.

– Вы в качестве консультанта приглашены к нам, профессор? – спросил Берлиоз.

– Да, консультантом.

– Вы – немец? – осведомился Бездомный.

– Я-то?.. – переспросил профессор и вдруг задумался. – Да, пожалуй, немец… – сказал он.

– Вы по-русски здорово говорите, – заметил Бездомный.

– О, я вообще полиглот и знаю очень большое количество языков, – ответил профессор.

– А у вас какая специальность? – осведомился Берлиоз.

– Я – специалист по черной магии.

«На тебе!..» – стукнуло в голове у Михаила Александровича.

– И… и вас по этой специальности пригласили к нам? – заикнувшись, спросил он.

– Да, по этой пригласили, – подтвердил профессор и пояснил: – Тут в государственной библиотеке обнаружены подлинные рукописи чернокнижника Герберта Аврилакского, десятого века. Так вот требуется, чтобы я их разобрал. Я – единственный в мире специалист.

– А-а! Вы историк? – с большим облегчением и уважением спросил Берлиоз.

И опять крайне удивились и редактор и поэт, а профессор поманил обоих к себе и, когда они наклонились к нему, прошептал:

– Имейте в виду, что Иисус существовал.

– Видите ли, профессор, – принужденно улыбнувшись, отозвался Берлиоз, – мы уважаем ваши большие знания, но сами по этому вопросу придерживаемся другой точки зрения.

– А не надо никаких точек зрения, – ответил странный профессор. – Просто он существовал, и больше ничего.

– Но требуется же какое-нибудь доказательство… – начал Берлиоз.

– И доказательств никаких не требуется, – ответил профессор и заговорил негромко, причем его акцент почему-то пропал: – Все просто: в белом плаще…

Глава 1. Никогда не разговаривайте с неизвестными

В Москве на Патриарших прудах прогуливаются поэт Иван Бездомный и председатель литературной организации МАССОЛИТ Михаил Берлиоз. Они обсуждают поэму Бездомного об Иисусе Христе. Берлиоз пытается доказать, что Христа не было.

В беседу вмешивается прохожий. Он представляется иностранным профессором черной магии, который приехал в Москву на гастроли. Незнакомец интересуется, если Бога нет, то кто тогда управляет судьбой человека? Литераторы утверждают, что сам человек. Иностранец возражает: человек смертен и даже не знает дату своей кончины. По поводу судьбы Берлиоза профессор сообщает, что тому скоро отрежут голову, ведь Аннушка уже разлила масло.

Незнакомец утверждает, что Иисус существовал. Он начинает рассказ о Понтии Пилате.

Глава 2. Понтий Пилат

Прокуратор Иудеи Понтий Пилат мучается от сильной головной боли, но не все дела на сегодня закончены. Легионеры приводят нового обвиняемого – бедно одетого человека по имени Иешуа Га-Ноцри. Он, по мнению многих горожан, хотел разрушить Ершалаимский храм.

Арестованный свою вину отрицает. Во всем виноват Левий Матвей, который ходит за Иешуа и неверно записывает его слова. Га-Ноцри произносит странные, но удивительно разумные речи, замечает, что прокуратор страдает от головной боли и легко снимает ее.

Понтий Пилат решает отменить смертную казнь бродячему философу, но выясняется, что на Иешуа поступил донос от Иуды из Кириафа. Тот утверждает, что Га-Ноцри выступал против власти кесаря.

Теперь прокуратор не может отменить казнь, но надеется уговорить Синедрион о помиловании. Этот совет иудейских первосвященников имеет право в честь праздника Пасхи отпустить на волю одного из осужденных. Но Синедрион дарует свою милость убийце Варравану.

Глава 3. Седьмое доказательство

Рассказ иностранца прерывает Берлиоз, который замечает, что никто не может подтвердить реальность тех событий. Профессор, в свою очередь, признается, что присутствовал там лично.

Литераторы отходят в сторону, чтобы посоветоваться. Они решают, что незнакомец сошел с ума, следует сообщить об этом в бюро иностранцев. Бездомный остается с приезжим, а Берлиоз направляется к ближайшему телефону. В спешке он перебегает трамвайные пути, поскальзывается на масле, и трамвай отрезает ему голову.

Глава 4. Погоня

Иван Бездомный потрясен увиденным. Вокруг погибшего Берлиоза собираются зеваки, которые обсуждают трагедию. Оказывается, масло разлила Аннушка с Садовой. Иван, который только что слышал предсказание от иностранца, бросается к нему за объяснениями.

Но профессор черной магии делает вид, что не понимает по-русски и уходит в сопровождении странного субъекта в клетчатом пиджаке и огромного черного кота. Бездомный пытается их догнать, но тщетно.

Глава 5. Было дело в Грибоедове

Литераторы МАССОЛИТа облюбовали для своих заседаний «дом Грибоедова». На первом этаже этого особняка располагается лучший в Москве ресторан. Двенадцать тружеников пера ожидают своего председателя Берлиоза, который опаздывает на заседание.

Внезапно появляется Бездомный. Он ведет себя очень странно: заглядывает под столики в поисках огромного черного кота, который ходит на задних лапах. Поэт утверждает, что Берлиоза убил иностранец-профессор вместе с неприятным гражданином в клетчатом пиджаке и разбитом пенсне. Посчитав Ивана сумасшедшим, его отвозят в психлечебницу.

Глава 6. Шизофрения, как и было сказано

Бездомный пытается объяснить медикам, какую опасность представляет профессор и его компания, но никто не хочет воспринимать слова поэта серьезно.

Иван буянит и требует позвонить в милицию. Чтобы его успокоить, врач разрешает сделать звонок. Бездомный требует выделить мотоциклистов с пулеметами для захвата шпиона и преступника – профессора черной магии. В милиции бросают трубку. Тогда Иван пытается сбежать через окно, но после укола затихает. Ему ставят диагноз – шизофрения.

Глава 7. Нехорошая квартирка

Директор театра Варьете Степан Лиходеев занимает одну квартиру с покойным Берлиозом. Утром он обнаруживает в доме незнакомца, который представляется профессором черной магии по имени Воланд. Кроме иностранца в квартире оказывается странный господин в разбитом пенсне и огромный говорящий кот. Из зеркала появляется рыжий и клыкастый Азазелло. Он заявляет, что Степан в квартире лишний, его нужно вышвырнуть из Москвы.

В следующую минуту Лиходеев оказывается на берегу моря в Ялте.

Глава 8. Поединок между профессором и поэтом

Бездомный просыпается в больнице. Он понимает, что буянить и рассказывать о своих подозрениях бесполезно. Поэтому Иван решает молчать, тогда его сочтут нормальным и выпустят. Но врач ловко выспрашивает Бездомного обо всем, начиная с рождения. Профессор-психиатр объясняет: Ивана выпустят, но он опять попадет в «психушку», если начнет искать говорящих котов и черных магов. Доктор предлагает Бездомному успокоиться и описать все, что с ним произошло. А тогда они подумают вместе, что можно сделать.

Глава 9. Коровьевские штуки

Председателя жилищного товарищества Никанора Ивановича Босого, после трагической кончины Берлиоза, замучили претенденты на освободившуюся жилплощадь. Он решает сбежать от просителей и взглянуть на квартиру № 50 лично.

В опечатанной комнате Босой с удивлением обнаруживает гражданина в клетчатом пиджаке. Тот представляется Коровьевым, работает переводчиком при иностранном профессоре. Его патрон приехал на гастроли в театр Варьете и, по приглашению Лиходеева, временно проживает в квартире № 50.

Коровьев предлагает Никанору Ивановичу оформить контракт на съем всей квартиры. Босой соглашается. Кроме суммы по контракту, он получает от переводчика внушительную пачку новых купюр. Как только за Никанором Ивановичем закрывается дверь, Коровьев сообщает по телефону в милицию, что председатель жилищного товарищества спекулирует валютой. Через пять минут Босого арестовывают.

Глава 10. Вести из Ялты

Финансовый директор театра Варьете Римский и администратор Варенуха не могут понять: куда девался Лиходеев. Из Ялты приходят телеграммы с просьбой подтвердить личность Степана. Римский и Варенуха решают, что это розыгрыш пьяного Лиходеева.

Разозленный директор велит Варенухе отнести телеграмму в милицию. По дороге на администратора нападает рыжий клыкастый гражданин и, похожий на кота, толстяк. Они доставляют Варенуху в квартиру Лиходеева.

Глава 11. Раздвоение Ивана

Бездомный пытается описать происшествие на Патриарших прудах, но у него ничего не получается. Иван начинает жалеть, что не дослушал историю о Понтии Пилате. Внезапно на балконе палаты появляется незнакомец, который прикладывает палец к губам, призывая Ивана молчать.

Глава 12. Черная магия и ее разоблачение

В театре Варьете начинается представление «Сеанс магии с последующим разоблачением». Воланд усаживается в кресло на сцене и с любопытством разглядывает московскую публику. Он приходит к выводу, что люди остались прежними, но их испортил квартирный вопрос.

Коровьев стреляет из пистолета вверх, и с потолка в зрительный зал сыплются деньги. Публика бросается за купюрами, в зале начинается суматоха. Конферансье Бенгальский пытается разрядить обстановку, заверяя, что это массовый гипноз. Но переводчик заявляет, что деньги настоящие. Кто-то из публики советует оторвать Бенгальскому голову, что тотчас исполняет огромный черный кот. Одна женщина просит Воланда сжалиться над конферансье, и Бенгальскому возвращают голову.

Коровьев объявляет об открытии на сцене дамского магазина парижской моды. В нем последние новинки сезона можно бесплатно обменять на старую одежду. Женщины бросаются на сцену, чтобы переодеться с парижским шиком.

Глава 13. Явление героя

Незнакомец входит в палату Бездомного через балконную дверь. Это пациент из соседней палаты, который представляется мастером. Выясняется, что оба попали в психлечебницу из-за Понтия Пилата. Гость Бездомного написал о нем роман.

Мастером незнакомца назвала возлюбленная, которая была в восторге от его произведения. Но в печать роман не приняли, только опубликовали небольшой отрывок в журнале. Критики тут же набросились на мастера, особенно свирепствовал некто Латунский. Отчаявшись, автор сжег свои рукописи. Возлюбленной удалось выхватить из огня лишь несколько страниц. Мастера выселили из квартиры, а затем он попал в лечебницу.

Глава 14. Слава петуху!

После выступления профессора начинается полная неразбериха. Парижские наряды дам внезапно исчезают, и полуголые женщины спешат укрыться от позора.

Римский решает как-то разобраться с этой чертовщиной. Но в это время раздается телефонный звонок, и ему советуют никуда не ходить и ничего не предпринимать. Финдиректор в страхе спешит покинуть театр, но в кабинет входит Варенуха и запирает дверь. В окне появляется нагая девица, которая протягивает руки к Римскому. Она разбивает стекло и едва не дотрагивается до финансиста, но тут трижды кричит петух. Женщина и Варенуха исчезают, а поседевший от ужаса Римский срочно уезжает в Ленинград.

Глава 15. Сон Никанора Ивановича

Арестованный за спекуляцию валютой Босой тоже попадает в психиатрическую клинику, поскольку на допросе несет околесицу. В лечебнице ему снится сон: Никанор Иванович сидит в зале театра, а на сцене артист предлагает сдать валюту. Никто из зрителей не горит таким желанием.

На сцену приглашают мужчину по фамилии Дунгиль. Он и его жена утверждают, что всю валюту сдали. Тогда выходит девушка с подносом, на котором лежит бриллиантовое колье и пачка денег. Это любовница Дунгиля, у нее и хранилась валюта. Конферансье объявляет, что наказанием для лгуна будет гнев его жены.

Один за другим на сцену поднимаются мужчины и сдают деньги. Когда очередь доходит до Босого, он с ужасным криком просыпается.

Глава 16. Казнь

Приговоренных к смертной казни привозят на гору. Прокуратор выставляет оцепление, опасаясь народных волнений. Но немногочисленные зрители вскоре расходятся, чтобы спрятаться от невыносимой жары. Остается только Левий Матвей. По дороге к месту казни он пытался избавить Иешуа от мучительной смерти и для этого похитил в хлебной лавке нож. Но осуществить свой план Левию не удалось. Теперь он умоляет Бога подарить учителю быструю смерть, но мучения на солнцепеке продолжаются. Тогда Левий проклинает Бога. Словно в ответ собирается гроза. По приказу прокуратора распятых убивают ударом копья. Начинается страшный ливень, холм пустеет. Бывший сборщик податей снимает со столбов трупы и уносит тело Га-Ноцри.

Глава 17. Беспокойный день

С самого утра у театра Варьете толпится народ, ожидая открытия касс. Но все руководство театра исчезло. Приходится вызывать милицию. Стражи порядка с розыскной собакой мало что могут объяснить. Пропали афиши о представлении, а также договор с иностранным магом. Поэтому следующий сеанс отменяют.

Бухгалтер Ласточкин едет сдавать выручку, но в канцелярии происходит невероятное: на месте председателя сидит его костюм и разговаривает. В филиале объявился специалист по хоровому пению в клетчатом пиджаке, после чего всех служащих увезли в психлечебницу.

Ласточкин пытается сдать выручку, но оказывается, что рубли превратились в валюту, и бухгалтера тотчас арестовывают.

Глава 18. Неудачливые визитеры

Дядя покойного Берлиоза Поплавский получает телеграмму от племянника с вызовом на собственные похороны. Он имеет виды на жилплощадь Берлиоза, и поэтому срочно выезжает.

В квартире племянника изумленный родственник встречает Коровьева, который с рыданиями рассказывает о нелепой смерти Михаила. На вопрос, кто отправил телеграмму, ему указывают на кота. Изучив паспорт Поплавского, кот объявляет, что дяде на похоронах и в квартире не место. Поплавского выталкивают за дверь.

На лестничной площадке дядя встречает буфетчика Варьете, который приходит к Воланду с жалобой на то, что все деньги в кассе превратились в этикетки.

Часть вторая

Глава 19. Маргарита

Возлюбленная мастера Маргарита тоскует в богатой квартире мужа. Ей приснился любимый, которого женщина давно и безуспешно ищет.

Прогуливаясь по Москве, Маргарита видит похороны Берлиоза. К ней подходит Азазелло и рассказывает о похищенной голове покойника. Он приглашает женщину в гости к одному иностранцу, у которого она сможет узнать о возлюбленном. Маргарита соглашается. Рыжий мужчина дает ей волшебный крем с инструкцией по его применению.

Глава 20. Крем Азазелло

Обнаженная Маргарита в указанное время намазывается кремом и превращается в красивую ведьму. Она пишет прощальную записку мужу, отдает свои наряды домработнице Наташе, садится на половую щетку и вылетает в окно, как советовал Азазелло.

Глава 21. Полет

Пролетая мимо дома, где живет критик Латунский, Маргарита устраивает погром в его квартире. Вскоре женщину догоняет Наташа на толстом борове. Она признается, что намазалась оставшимся кремом. Боров – это их сосед Николай Иванович, который увидел девушку и стал соблазнять ее деньгами. Расшалившаяся Наташа мазнула кремом и его.

Вскоре Маргарита прилетает на шабаш, где ее встречают с огромным почтением. За женщиной присылают машину, которая по воздуху переносит новоявленную ведьму в Москву.

Глава 22. При свечах

Коровьев проводит гостью в «нехорошую квартиру» и рассказывает, что каждый год сатана устраивает бал в одной из столиц. В этом году торжество пройдет в Москве, и Маргарита будет здесь хозяйкой. Внутри квартиры разворачиваются огромные бальные залы.

Воланд в спальне играет с котом Бегемотом в шахматы. Женщина знакомится с Коровьевым и ведьмой Геллой, помогает натереть мазью больное колено Воланда.

Глава 23. Великий бал у сатаны

Маргариту купают в крови, а затем в розовом масле. Нагая, в тяжелых драгоценностях она встречает гостей. Через камин в зал вваливаются скелеты, которые превращаются в блестящих дам и кавалеров. Гости поочередно целуют колено Маргариты, и вскоре оно распухает, принося невыносимую боль. Но королева бала продолжает мило улыбаться.

Внимание Маргариты привлекает гостья с грустными глазами. Бегемот объясняет, что женщину зовут Фрида. Ее соблазнил хозяин, и она родила ребенка. Но затем удушила младенца платком. Теперь каждое утро Фриде подают этот платок.

Бал продолжается, Маргарита уделяет внимание гостям. Затем в зале появляется Воланд с головой Берлиоза, которая превращается в чашу.

Появляется служащий Зрелищной комиссии барон Майгель, шпион и наушник. Он сам напросился к Воланду в гости, чтобы разнюхать все о загадочном иностранце. Майгеля убивает Азазелло выстрелом в сердце, а Воланд наполняет кровью чашу и пьет. Наступает полночь, гости расходятся.

Глава 24. Извлечение мастера

В спальне квартиры № 50 накрыт ужин. Маргарита, Воланд и его свита отдыхают после утомительного бала. Воланд обещает исполнить одно желание Маргариты в награду за роль королевы бала. Женщина просит, чтобы Фриде больше не подавали платок. Ее желание исполняется, но Воланд предлагает попросить что-нибудь для себя. И Маргарита просит вернуть ей любимого.

Мастер тотчас появляется в комнате. Из подвальчика, где он раньше жил, изгоняется Алоизий Могарыч, который донес о сумасшествии бывшего жильца, чтобы занять его жилплощадь. Воланд возвращает сгоревшую рукопись мастера, отпускает Варенуху, которому не понравилось быть вампиром, и оставляет Наташу ведьмой по ее просьбе.

Вскоре мастер спит в своем подвальчике, а Маргарита перечитывает восстановленную рукопись.

Глава 25. Как прокуратор пытался спасти Иуду

К Понтию Пилату приходит начальник тайной службы Афраний и докладывает, что казнь свершилась. Прокуратор приказывает срочно и в тайне похоронить казненных, а также позаботиться о безопасности Иуды из Кириафа, которого ночью могут зарезать. Так Понтий Пилат намекает, что хотел бы видеть доносчика мертвым.

Глава 26. Погребение

Афраний исполняет распоряжение прокуратора и докладывает о гибели Иуды. Находят Левия Матвея с телом Иешуа, и хоронят всех казненных.

Понтий Пилат горько сожалеет, что не смог спасти Га-Ноцри. Ему снится сон, в котором Иешуа не умер. Прокуратор хочет увидеть Левия Матвея. Он предлагает бывшему сборщику налогов место своего библиотекаря, но тот отказывается.

Глава 27. Конец квартиры № 50

Следствие по делу Воланда ведется весьма активно. Допрошено множество свидетелей, в том числе Варенуха и Лиходеев. В клинике Стравинского обнаружены конферансье Бенгальский, Босой и Бездомный.

Решено брать шайку, засевшую в квартире № 50. Сотрудников милиции некоторое время дурачит Бегемот, затем он поджигает квартиру. В дыму люди видят три мужских и один женский силуэт, которые вылетают из окна.

Часть I

Глава 1

Никогда не разговаривайте с неизвестными

Однажды весной в Москве стояла небывалая жара. Двое прогуливались на Патриарших прудах. Один из них – председатель МАССОЛИТа (одного из крупнейших московских литературных ассоциаций) и редактор толстого художественного журнала, Берлиоз Михаил Александрович . А другой – молодой поэт Иван Николаевич Понырев, писавший под псевдонимом Бездомный .

Заметив будку «Пиво и воды», они бросились к ней утолить жажду. На удивление аллея была пуста, и они решили присесть на скамейку. Внезапно у Берлиоза сильно стукнуло сердце, а вслух сказал, что пора бы съездить в отпуск в Кисловодск. Затем перед ним предстал какой-то странный прозрачный гражданин в клетчатом пиджачке, худощавый и с глумливой физиономией. Берлиоз от страха зажмурился, а когда открыл глаза, то незнакомца уже не было.

Придя в себя, он продолжал беседовать с Бездомным. Речь шла об антирелигиозной поэме последнего, которую ему недавно заказала редакция. В ней он обрисовал Иисуса в нелицеприятных красках и тот получился совсем как живой. Но Берлиоза волновало не это. Он хотел доказать, что Иисуса на свете вообще не существовало. Пока они беседовали, в аллее появился незнакомец, которого впоследствии никто не мог точно описать.

На самом деле это был гладковыбритый брюнет лет сорока в дорогом костюме, с глазами разного цвета и кривым ртом. На вид точно иностранец. Он сидел на соседней скамье и слушал их разговор, затем сам к ним присоединился. Он открыто восхищался тем, что его собеседники атеисты, но его интересовал один вопрос: если Бога нет, тогда кто управляет человеческими жизнями.

Затем он, прищурившись, посмотрел на Берлиоза и сказал: Вот, например, собрался человек ехать в Кисловодск, а тут вдруг поскользнулся и под трамвай попал! Разве непонятно, что это не сам человек, а кто-то другой управлял им? Берлиоз поначалу хотел возразить, но иностранец сказал, что никто не знает, что с ним произойдет вечером. К тому же Аннушка уже не только купила, но и разлила подсолнечное масло.

Бездомный возмутило поведение незнакомца, и он назвал его шизофреником. А тот в ответ рекомендовал спросить в свое время у профессора, что это за болезнь. Вконец озадаченные литераторы решили попросить у незнакомца документы. Оказалось, что он профессор черной магии и историк по фамилии Воланд . Бездомному он тихонько шепнул, что Иисус все-таки существовал и доказательств на то не стоит искать. Все просто, в белом плаще…

Глава 2

Понтий Пилат

В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой во дворце ирода великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат . В тот день у него сильно болела голова, но он ожидал обвиняемого. Вскоре двое легионеров привели к нему человека лет двадцати семи в стареньком хитоне. Прокуратор поинтересовался у него кто он такой и не он ли собирался разрушить Ершалаимский храм.

Оказалось, звали молодого человека Иешуа Га-Ноцри. Был он родом из Гамалы, родителей своих не помнил, но отец был сирийцем, постоянного жилища не имел, знал грамоту. Рушить храм он не призывал, просто некто за ним все неверно записывает, что создало путаницу на долгие века. Этим некто оказался бывший сборщик податей Левий Матвей. Встретив Иешуа, он теперь повсюду следовал за ним.

Обвиняемый также признался, что на рынке говорил про то, что вскоре разрушится храм старой веры и создастся новый храм истины. Тогда Понтий Пилат поинтересовался в чем, собственно, истина. На это обвиняемый сказал, что истина в том, что у прокуратора сейчас неимоверно болит голова. Однако не стоит переживать, боль сейчас пройдет.

Убедившись в необычайных способностях арестанта, прокуратор решил помиловать его. Однако, прочитав следующий пергамент, он был потрясен. Оказывается, арестант говорил что-то и о великом кесаре, а этого он допустить не мог. Иешуа честно признался, что какой-то добрый человек по имени Иуда пригласил его к себе и расспрашивал о взглядах на существующую власть.

После этого прокуратор утвердил ему смертный приговор, что было сразу же записано секретарем. В связи с тем, что Синедрион имел право пощадить только одного из двух обвиняемых, было решено пощадить Вар-раввана, чье преступление было намного тяжелее.

Глава 3

Седьмое доказательство

Было около десять часов утра, когда профессор начал свой рассказ, а теперь уже смеркалось. Рассказ был довольно интересным, но не совпадал с евангельским. К тому же профессор утверждал, что сам лично при этом присутствовал. Затем он подозвал к себе двух своих приятелей и сказал, что они все могут подтвердить.

Литераторы, испугались, что имеют дело с сумасшедшим и решили позвонить куда следует. Когда они стали искать телефонный аппарат, на прощание иностранец сказал, что дьявол все же существует и на то есть седьмое доказательство. Берлиоз фальшиво согласился, а сам ринулся к телефону на углу Бронной. Профессор крикнул ему вслед, что может уже сейчас дать телеграмму его дяде в Киев.

По пути Берлиозу встретился тот самый прозрачный гражданин, которого он видел ещё утром. Он вежливо направил Берлиоза к турникету, за который тот схватился и шагнул вперед. Загорелась надпись «Берегись трамвая!» Он хоть и стоял безопасно, сделав шаг назад, потерял равновесие. Рука соскользнула, а ногу понесло как по льду по откосу. Берлиоза выбросило на рельсы, а трамвай уже надвигался. Тут у него в голове пронеслось «Неужели?». В одно мгновение из под трамвая выскочило что-то круглое и запрыгало вниз по Бронной. То была голова литератора.

Глава 4

Погоня

Бездомный был свидетелем всего произошедшего и пребывал в состоянии недоумения. Когда утихли крики, вопли свистки полицейских и унесли останки Берлиоза, он сел на скамью и ничего уже не слышал. Мимо проходили две женщины, беседуя между собой. Они говорили о какой-то Аннушке, проносившей здесь сегодня литровую бутылку подсолнечного масла, которая потом разбилась.

Тогда в голове Ивана стали всплывать слова иностранного профессора. Он решил разобраться, откуда тот знал. Профессор притворился, что не понимает русского языка. А его друг в клетчатом просил не беспокоить интуриста. Затем они ушли, а Иван так и не смог их догнать.

После всех этих странностей Иван направился к Москве-реке. Там он, отчего то, решил полностью раздеться и окунуться в ледяную воду. Когда он выбрался на берег, его одежды не было, как и удостоверения МАССОЛИТа. Тогда он переулками стал красться к Дому Грибоедова в надежде, что профессор точно направился туда.

Глава 5

Было дело в Грибоедове

Дом Грибоедова располагался на Бульварном кольце и представлял собой двухэтажный особняк. С известным писателем дом ничего общего не имел, а для заседаний МАССОЛИТа он идеально подходил. На первом этаже располагался лучший ресторан Москвы. Заведение славилось своими отварными судачками на обед, филейчиками из дроздов, трюфелями и т.д.

В тот вечер, когда не стало Берлиоза, на втором этаже его дожидались двенадцать литераторов. Они уже нервничали и поминали его недобрым словом. Заместителя Берлиоза, Желдыбина, вызвали в морг, решать вопрос как поступить с отрезанной головой. Вскоре к веранде стал приближаться огонек, все подумали, что это председатель, а это был всего лишь Бездомный с зажженной свечкой и иконкой.

Он пришел искать в «Грибоедове» иностранного консультанта. Никто не мог понять, что с ним. Он заглядывал под столики, говорил, что какой-то иностранный профессор на Патриарших убил Берлиоза. Фамилии иностранца Иван и вспомнить не мог, а когда стал описывать «клетчатого» в разбитом пенсне и огромного кота, ходящего на задних лапах, его просто спеленали как куклу, вынесли и отвезли в психушку.

Глава 6

Шизофрения, как и было сказано

В больнице с ним был поэт Рюхин. Придя в себя, Иван обозвал Рюхина замаскированным пролетарием и стал снова рассказывать события на Патриарших. Затем рассказал о том, как у него одежду украли и о загадочном профессоре, который все знал наперед. А когда он упомянул, что профессор знал самого Понтия Пилата, ему сделали успокоительный укол. Рюхину доктор сказал, что у товарища возможно шизофрения.

По дороге обратно в «Грибоедов» незадачливый поэт думал о своей участи. Он понимал, что Бездомный прав, поэт из него никудышный и стихи все какие-то вздорные. В «Грибоедове» его встретил приветливый хозяин ресторана Арчибальд Арчибальдович. Затем Рюхин принялся пить водку, понимая, что в этой жизни уже ничего не исправить.

Глава 7

Нехорошая квартира

Роман М. А. Булгакова является шедевром мировой и отечественной литературы. Данное произведение осталось незаконченным, что дает возможность каждому читателю придумать свой финал, в какой-то мере почувствовав себя настоящим писателем.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1 глава. Никогда не разговаривайте с неизвестными

Очередной темой разговора между Иваном Бездомным и Михаилом Берлиозом стал Иисус Христос. Они горячо спорили, чем привлекли внимание незнакомца, решившего иметь наглость вмешаться в их диалог. Мужчина напоминал иностранца и видом и речью.

Произведение Ивана было антирелигиозной поэмой. Воланд (имя незнакомца, являющегося по совместительству самим дьяволом) попытался доказать им обратное, уверяя, что Христос существует, но мужчины оставались непреклонны в своих убеждениях.

Тогда иностранец в качестве доказательства предупреждает Берлиоза, что его ждет смерть от разлитого на трамвайных рельсах подсолнечного масла. За рулем трамвая будет девушка в красной косынке. Она и отрежет ему голову, не успев затормозить.