Никодим Павлович Кондаков: биография. Основные труды Н.П

Кожедуб Иван Никитович — трижды Герой Советского Союза сбил 64 самолета противника, в их числе реактивный истребитель МE-262. Он стал самым результативным летчиком-истребителем авиации союзников во Второй мировой войне.

Родился Иван Кожедуб 8 июня 1920 года в в селе Ображиевка Черниговской губернии в крестьянской семье церковного старосты.

В 1934 году, после окончания школы, Ваня поступил в химико-технологический техникум в городе Шостка. Там же стал заниматься в аэроклубе. Осенью 1940 года окончил Чугуевскую военно-авиационную школу летчиков, после чего в ней же и остался работать инструктором.

НЕУДАЧНОЕ НАЧАЛО

В самом начале Великой Отечественной войны Ивана Никитовича вместе с авиашколой эвакуировали в город Чимкент в Казахскую ССР. В 1942 году 23 февраля Ивану было присвоено звание старшего сержанта. В ноябре месяце того же года его откомандировали в 240-й истребительный авиаполк 302-й авиадивизии, в составе которой он в марте 1943-го вылетел на Воронежский фронт.

Несмотря на большой инструкторский опыт Ивана, его первый воздушный бой едва не стал и последним: сначала его ЛА-5 достала пушечная очередь с немецкого истребителя Ме 109 (спасла бронеспинка), а при возвращении «Лавочкин» был обстрелян своими же зенитками (попало два снаряда). В результате самолет оказался сильно поврежденным, и Кожедуб был вынужден летать на «остатках» (имеющихся в эскадрилье свободных самолетах).

СТАНОВЛЕНИЕ ГЕРОЯ

Первый вражеский самолет Иван сбил только в сороковом боевом вылете б июля 1943 года на Курской дуге, когда достаточно набрался фронтового опыта. Им оказался тихоходный «лаптежник» (немецкий пикирующий бомбардировщик Юнкере 87 с неубирающимися шасси). На следующий день он вогнал в советскую землю еще один Ju 87, а 9 июля за ними последовали сразу два истребителя Ме 109. Так Иван Никитович расплатился с «мессерами» за свою первую неудачную встречу с ними.

Кожедуб отлично пилотировал самолет (ему даже казалось, что он составляет с ним единое целое); метко стрелял (причем предпочитал открывать огонь на дистанции в 200-300 метров); был инициативен и смел (не боялся лобовых атак); нападал используя фактор внезапности; старался сбить или повредить самолет противника с первой же атаки; нападал, даже когда был один и силы противника во много раз превосходили его собственные. И это не могло не сказаться на результатах его боевой работы.

К 4-му февраля 1944 года на счету Ивана Кожедуба уже числилось 146 боевых вылетов и 20 лично сбитых самолетов противника, за что советское правительство наградило старшего лейтенанта И. Н. Кожедуба первой звездой Героя Советского Союза.

С мая 1944-го Иван Кожедуб воевал уже на улучшенном самолете ЛА-5ФН (бортовой № 14), который построили для советского летчика на средства колхозника-пчеловода из Сталинградской области В. В. Конева.

В августе 1944 года Иван Никитович стал капитаном и был назначен заместителем командира 17б-го гвардейского истребительного авиаполка. Летать он стал на новой модели истребителя конструктора Лавочкина — ЛА-7. 19 августа 1944 года за 256 боевых вылетов и 48 лично сбитых самолетов противника Иван Кожедуб был удостоен второй медали «Золотая Звезда».

ПРОТИВ «ЧУДО-ОРУЖИЯ» ЛЮФТВАФФЕ

19 февраля 1945 года в бою над Одером Кожедуб уничтожил новейший реактивный истребитель-бомбардировщик люфтваффе Ме 262. Вылетев в паре с летчиком Дмитрием Титоренко, Иван обнаружил на высоте более 3000 метров необычный самолет, который летел с очень большой скоростью. Кожедуб заметил, что самоуверенный немецкий пилот не контролировал пространство под собой, полагаясь на высокую скорость машины, и решил его наказать.

Но внезапного нападения не получилось. Первым огонь с дальней дистанции открыл Титоренко. Вот как этот бой описал сам Иван Кожедуб:

«В противника летят трассы (следы, которые остаются в воздухе от пуль): ясно — мой напарник все-таки поторопился! Про себя нещадно ругаю Старика (Титоренко); уверен, что план моих действий непоправимо нарушен. Но его трассы неожиданно мне помогли: немецкий самолет стал разворачиваться влево, в мою сторону. Дистанция резко сократилась, и я сблизился с врагом. С невольным волнением открываю огонь. И реактивный самолет, разваливаясь на части, падает».

В КОНЦЕ ВОЙНЫ

К концу войны гвардии майор Иван Кожедуб совершил 330 боевых вылетов и в 120 воздушных боях сбил лично 64 вражеских самолета, что подтверждено документально. Свой последний бой с противником в Великую Отечественную войну советский летчик совершил 17 апреля 1945 года. В этом бою в небе Берлина он сбил два истребителя Фокке-Вульф FW-190.

18 августа 1945 года страна отметила своего героя-летчика третьей звездой Героя Советского Союза.

Кроме немецких и румынских самолетов в конце войны советский ас сбил и пять американских самолетов. 22 апреля 1945 года он сбил два американских истребителя Р-51 «Мустанг» (документально подтверждено), которые атаковали его, видимо, приняв за немецкий истребитель. А за несколько дней до капитуляции фашистской — 3 американских бомбардировщика, которые в составе соединения из 20 самолетов пытались пробомбить территорию, уже занятую советскими войсками. Конечно, эти самолеты не были записаны в летную книжку нашего летчика, но сбил он их в честном бою, защищая свою жизнь и жизни советских солдат на земле.

ПОСЛЕ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ

По окончании Второй мировой войны Иван Никитович продолжил служить в ВВС.

В 1949 году он окончил Военно-воздушную академию. А в период Корейской войны генерал Кожедуб был послан в во главе 324-й истребительной авиационной дивизии. С апреля 1951 по январь 1952 года летчики его дивизии в боях в одержали 216 воздушных побед, потеряв при этом 27 своих машин и девять пилотов. В 1956 году Кожедуб окончил Военную академию Генерального штаба.

С 1971 года он работал в центральном аппарате ВВС. В 1985 году стал маршалом авиации. Скончался Иван Никитович Кожедуб 8 августа 1991 года. Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.


Личный счет вражеских самолетов летчика Ивана Кожедуба:

21 истребитель Фокке-Вульф FW-190;
18 бомбардировщиков Юнкере JU-87;
18 истребителей Мессершмитт МE-109;
3 штурмовика Хеншель НS-129;
2 двухмоторных бомбардировщика Хенкель Нe-111;
1 истребитель PZL Р-24 (румынский);
1 реактивный Мессершмитт МE-262.

В 1950-м году 15-го ноября поздно вечером у парадного входа военного санатория в Кисловодске остановился автомобиль «Победа». Из него вышли двое и направились в санаторий. Несмотря на вечернее время, около 23 часов, вахтёр беспрекословно пропустил этих 2-х офицеров в военной форме в синих фуражках, один из которых спросил: « В каком номере поселился лётчик Иван Никитович Кожедуб?» На стук в дверь открыл сам хозяин номера. Он был удивлён пришедшим к нему посетителям. Офицеры госбезопасности предъявили документы и сказали: « Товарищ Кожедуб Вам срочно придётся пройти с нами, у Вас 3 минуты на сборы. Мы подождём». Больше испугался не Иван Никитович Кожедуб, а его жена потому, что она знала, что значат такие поздние визиты! Так оказался под конвоем чекистов, Трижды Герой Советского Союза, один из лучших лётчиков Великой Отечественной войны. Когда Иван Никитович Кожедуб шёл по лестнице, он помнил, что уже находится под арестом, Дважды Герой маршал авиации Александр Александрович Новиков, недавно КАК « враги народа« расстреляны маршал Григорий Иванович Кулик, генерал Филипп Трофимович Рыбальченко, генерал Василий Николаевич Гордов. Когда Иван Никитович Кожедуб ехал под конвоем 2-х офицеров госбезопасности, он старался не показывать своего беспокойства. Он надеялся, что ему и на этот раз повезёт. Он вспоминал, что даже не сказал прощальных слов испуганной жене.

Иван Никитович Кожедуб родился 8-го июня 1920-го года на Украине в Черниговской губернии, сегодня это Сумская область, в селе Ображиевка. Первые 5 послевоенных лет Иван Никитович Кожедуб считал одними из самых удачных в своей жизни! Во-первых, он вернулся с войны без единого ранения. Во-вторых, окончил Военно-Воздушную Академию. В-третьих, его знала и почитала вся страна! Вообще в жизни Ивану Никитовичу Кожедубу много раз везло, начиная с детства. Например, как-то раз они с мальчишками поплыли кататься на лодке в половодье весной. Лодка перевернулась. Утонули все кроме него. Его спас брат, вытащив его уже почти со дна. На берегу его откачал! После этого случая в родной деревне, Кожедуба называли «заговорённый».

В 1941-м году Иван Никитович Кожедуб окончил Чугуевское авиационное училище. В училище он был одним из лучших курсантов! Таких всегда оставляют в училищах в качестве инструкторов, готовящих новое пополнение. Уже 2-й год шла Великая Отечественная война. Он, конечно, писал рапорты с просьбами отправить его на фронт, но все ответы на них состояли из одной фразы: « Вы классный инструктор! Как Вы думаете, кто должен готовить новых лётчиков?» Сначала Иван Никитович Кожедуб был лётным инструктором в Чугуевском училище в городе Чугуев, Харьковской области. Затем в городе Чимкенте на юге Казахстана, куда училище было перебазировано из-за наступления немцев.

В конце концов, Иван Никитович Кожедуб своего добился. В феврале 1943-го года его включили в состав боевой эскадрильи, причём он попал в самое пекло – на Курскую дугу. Тогда немцы ещё не сомневались в своей победе. В это время инициатива в боевых действиях ещё принадлежала немцам, но всё же, это уже был не июнь 1941-го года. К этому времени наши лётчики достаточно хорошо поняли стиль ведения воздушного боя и уловки немцев. На линию фронта вылетали по несколько раз в день и уже более смело вступали в бой! Помимо прямых воздушных поединков немцы старательно бомбили наши аэродромы.

Первый боевой вылет Иван Никитович Кожедуб совершил 26-го марта 1943-го года. Первым боевым заданием Кожедуба была защита взлётных полос нашего аэродрома от бомбёжки. Взлетели парой, Кожедуб ведомым, то есть он должен прикрывать самолёт ведущего. Ведомый должен защищать ведущего, если потребуется даже ценой своей жизни. Ведущий взлетел раньше, следом Кожедуб и вдруг ведущий исчез из виду. Сначала Иван Никитович Кожедуб несколько замешкался, но потом решил продолжить патрулирование. В этот момент он заметил со стороны солнца 6 немецких истребителей. Иван Никитович Кожедуб бросается на них в атаку ОДИН. Но ЧУДЕС НЕ БЫВАЕТ! Немцы открыли по нему прицельный огонь. И Кожедуб услышал треск ломающейся обшивки своего самолёта. Он остался в живых почти СЛУЧАЙНО!

Дело в том, что истребитель «Ла-5» (смотри статью «Семён Алексеевич Лавочкин») , на котором взлетел Кожедуб, был оснащён бронеспинкой встроенной в сиденье лётчика. В данном случае немецкие истребители стреляли НЕ бронебойными, а осколочно-фугасными снарядами, которые НЕ пробили бронеспинку! Иван Никитович Кожедуб повёл изрешечённый самолёт на посадку, но тут по нему по ошибке открыли огонь свои зенитчики. Ему всё-таки удалось посадить истребитель Ла-5. После посадки посчитали количество пробоин в самолёте – их оказалось более 50-ти штук. Никто искренне не мог понять – как самолёт вообще не развалился ещё в воздухе! А сам Иван Никитович Кожедуб не просто остался жив, а вообще не получил ни единой царапины!

Замполит решил перевести Кожедуба в наземную службу. Собственно логика такого решения была понятной. Во-первых, задача охраны аэродрома была не выполнена. Взлётные полосы разбомбили. Причём на аэродроме остались раненые. Во-вторых, Иван Никитович Кожедуб потерял своего ведущего. А это уже могло для лётчика обернуться трибуналом. Так что перевод в наземную службу был бы ещё мягким наказанием! Спас Кожедуба командир полка майор Солдатенков. Именно он, несмотря на первый проблемный воздушный бой Ивана Никитовича Кожедуба, разглядел в нём задатки хорошего лётчика! Ведь если разобраться без эмоций, самолёт в ТАКОМ СОСТОЯНИИ на БРЮХО смог бы посадить ЯВНО НЕ КАЖДЫЙ лётчик! Кожедуба оставили в полку, но летать ему оказалось не на чем. Тот подбитый самолёт, на котором он аварийно приземлился, был безнадёжно потерян, а когда будет новый не известно! Сослуживцы над ним подшучивали: « Теперь ты Иван безлошадный

Позор первого воздушного боя сильно задел самолюбие Ивана Никитовича Кожедуба и тогда он как правильный ученик начал разрабатывать СОБСТВЕННУЮ ТАКТИКУ воздушного боя! Он рассказывал, что он думал за машину, чувствовал себя слитно с ней! Вечером после полётов, когда многие шли отдыхать, он садился за стол и анализировал воздушный бой. Для него становились понятными принципы ведения воздушного боя!

В годы войны Сергей Крамаренко воевал в одном полку с Иваном Никитовичем Кожедубом, и ему даже довелось летать в паре с Кожедубом. Крамаренко вспоминал, что в то время когда другие лётчики играли в волейбол, Кожедуб часами рисовал и разбирался над схемами воздушного боя! Многие даже посмеивались над «уроками рисования» Ивана Никитовича Кожедуба. Однако когда счёт сбитых самолётов неумолимо пополз вверх, смешки как-то сами по себе прекратились! Вообще воздушный бой только со стороны, для неосведомлённых людей может показаться простым и лёгким. От желания до умения сбить самолёт необходимо пройти длинный путь! Чтобы победить врага, необходимо ЗНАТЬ его СИЛЬНЫЕ и СЛАБЫЕ стороны.

В ДНЕВНИКАХ Ивана Никитовича Кожедуба были расписаны и зарисованы технические возможности немецких самолётов. Эти свои дневники Кожедуб скрупулёзно вёл с первых своих воздушных боёв каждый день! В них была его собственная тактика воздушных боёв. Как показала жизнь, Иван Никитович Кожедуб в чём-то превзошёл многих результативных немецких ассов (смотри статью «Немецкие истребители Второй Мировой войны») . Например, самый знаменитый немецкий асс Эрих Хартман (352 победы!) был сбит 8 раз (по другим данным 14 раз), но остался в живых , а Иван Никитович Кожедуб НЕ был сбит, НИ РАЗУ! Здесь коротко коснёмся по поводу количества воздушных побед Хартмана. Дело в том, что система подсчёта сбитых самолётов у немцев СУЩЕСТВЕННО ОТЛИЧАЛАСЬ от нашей системы. Немцы записывали на счёт лётчика, в том числе и самолёты, уничтоженные на СТОЯНКЕ на аэродроме. Ведь, в конечном счёте, не важно, где и как был уничтожен самолёт, главное, что он УНИЧТОЖЕН!!! Так же в счёт немецкого лётчика включали количество уничтоженных ДВИГАТЕЛЕЙ на самолётах противника. Разумеется, это касалось только МНОГОМОТОРНЫХ самолётов (смотри статью «Немецкие истребители Второй Мировой войны»).

За всю войну Иван Никитович Кожедуб не получил ни единой царапины!!! Но он не хвастался своими успехами! Только когда на него сослуживцы сильно наседали и спрашивали в чём же секрет, он с неохотой отвечал: «Любой лётчик, сбивший как минимум 5 самолётов противника, уже везучий. Его никто не собьёт!»

Впервые со своей женой Иван Никитович Кожедуб встретился случайно. Это произошло в поезде, который следовал в Монино, где Иван Никитович Кожедуб учился в военно-воздушной академии. В тот момент она училась в 10-м классе школы. Сначала Иван сидел, ёрзал, потом неудачно попытался, что-то сказать, но потом осёкся и дальше просто, молча, на неё смотрел. Он не решился даже спросить у неё имя! Затем, она вышла на своей остановке, не сказав, ни прощай, ни до свиданья. Так и закончилась первая встреча!

Через несколько месяцев они увиделись второй раз. На этот раз Иван Никитович Кожедуб более смело сказал, что на этот раз он уже её не отпустит и что сегодня у них в Монино в Доме Офицеров танцы, и он её туда приглашает! Когда они вместе шли по гарнизону, ей сразу бросилось в глаза, что с ним все здороваются, все замечают! А когда в гардеробе Иван снял шинель и она увидела Три Звезды Героя, сначала она даже подумала убежать от страха! Иван заметил её беспокойство, мягко пожал ей руку и сказал: « Я Вас никуда не отпущу!» В результате Иван Никитович Кожедуб вышел из академии не только с дипломом, но и с женой Вероникой Николаевной! В 1946-м году 1-го января они расписались в поселковом совете Монино. Позже Иван Никитович Кожедуб говорил, что получил свою главную награду, четвёртую Звезду Героя — Веронику!

События на Курской дуге развивались стремительно. Через 2 дня наступления немцев линия фронта превратилась в нагромождение разбитой техники, изрытой бомбами земли, разбитых блиндажей. ВВС Германии, «Люфтваффе» бросило в бой лучшие части своего 4-го Воздушного флота, в том числе знаменитую 52-ю истребительную эскадру. Она была из-под Берлина и это были действительно ассы! Они, не боясь, шли и в лобовую атаку, не сворачивая, и стреляли при минимальном ракурсе! Командиром 52-й эскадры являлся Гюнтер Ралль, на счету которого на тот момент уже числилось более 150-ти сбитых советских самолётов. Вместе с Эрихом Хартманом он являлся лучшим истребителем эскадры.

Иван Никитович Кожедуб получил новую машину Ла-5 с надписью на борту: « Эскадрилья имени Валерия Чкалова». Первый самолёт противника Кожедуб сбил 6-го июля 1943-го года. Ему тогда было 23 года. Истребитель Ла-5, конструктором которого являлся Семён Алексеевич Лавочкин (смотри статью «Семён Алексеевич Лавочкин») , был любимым типом истребителя Ивана Никитовича Кожедуба. Он нравился ему за его скорость и манёвренность! Все основные детали конструкции этого истребителя изготавливались из ДЕРЕВА – сосна, берёза. Обшивкой фюзеляжа за кабиной пилота служила ПОКРАШЕННАЯ ТКАНЬ . При попадании в такой самолёт пуль и снарядов противника он практически моментально загорался и сгорал. В кабине была почти нулевая вентиляция, поэтому кабина не редко наполнялась дымом и иногда нагревалась до температуры +65 градусов Цельсия! По этой причине лётчики, летавшие на Ла-5 , часто летали с ОТКРЫТОЙ КАБИНОЙ!

Гюнтер Ралль вернулся со своей группой на аэродром с большими потерями. Из 32-х самолётов было сбито 16! В тот день он записал в своём дневнике: «Русские стали летать агрессивнее. Ясно. Перед нами достойный противник Немцам не удалось сбросить на наши войска ни одной бомбы, а сбросили бомбы до пересечения линии фронта! Нашим лётчикам командующий прислал благодарность за прекрасно проведённый бой. К октябрю 1943-го года командир эскадрильи 240-го авиационного истребительного полка старший лейтенант Иван Никитович Кожедуб совершил 146 боевых вылетов и сбил лично 20 самолётов противника! На Днепре полк Кожедуба столкнулся с ассами Геренга из эскадры «Мёльдерс». В боях на Днепре, Иван Никитович за 10 дней сбил 11 фашистских самолётов!

В октябре 1943-го года Иван Никитович Кожедуб попал в неожиданную и непредсказуемую ситуацию. Эскадрилья Кожедуба принимала участие в атаке большой группы «Ю-87». Иван Никитович приблизился к одному из них на достаточно близкое расстояние и длинной очередью подбил его. Но в порыве погони оказался настолько близко к Ю-87, что сам от него загорелся. В шлемофоне услышал, как ведомый Вася Мухин сказал: « Батя, ты горишь!» Иван Никитович Кожедуб сначала подумал выпрыгнуть с парашютом, но потом вспомнил, что находится над позициями врага. Ведомый Василий Мухин находился всё это время рядом, но помочь ничем не мог. Тогда Кожедуб решается направить свой горящий самолёт на автоколонну фашистов! В этот момент Иван Никитович Кожедуб понял, что или он собьёт пламя или погибнет вместе с фашистами! Самолёт начал набирать скорость в пикировании и тут уже близко к земле ведомый Василий Мухин закричал по радио Кожедубу: « Пламени нет, живём Перед самой землёй Кожедуб вывел истребитель из пикирования! Как потом вспоминал сам Иван Никитович, земля словно оттолкнула его, подбросила в воздух! Впредь он больше никогда не испытывал ничего подобного!

Первую Звезду Героя Иван Никитович Кожедуб получил 4-го февраля 1944-го года. К этому времени он сбил более 30-ти фашистских самолётов. Во время войны звание Героя присваивали за 20 сбитых самолётов противника. У немцев нашему Званию Героя соответствовал Рыцарский Крест. Гитлер лично вручал Рыцарский Крест своим ассам в Берлине. Иван Никитович Кожедуб во время войны ни разу НЕ был в Кремле. Первую Звезду Героя ему вручили в расположении полка. Вручать её приехал командир авиакорпуса генерал Подгорный. Всего лишь через полгода Иван Никитович Кожедуб был награждён второй Звездой Героя! К этому времени он сбил почти 50 самолётов противника! Вторую Звезду Героя ему вручили, так же как и первую.

Вместе со второй Звездой Героя в мае 1944-го года Иван Никитович Кожедуб получил заветную мечту каждого советского лётчика ИМЕННОЙ самолёт, в данном случае «Ла-5 ФН». Во время получения самолёта появились СЛУХИ, что Кожедуб получил ещё и бочонок МЁДА. Эти слухи возникли не на пустом месте. Дело в том, что именной истребитель Ла-5 ФН с бортовым номером «14» был построен на личные деньги колхозника Василия Викторовича Конева, который являлся пасечником из Сталинградской области. Василий Конев решил сделать такой подарок в честь памяти своего, погибшего на войне, сына. На этой машине Иван Никитович Кожедуб сбил 8 самолётов и довёл общий счёт до 45-ти сбитых машин!

На самом деле подарок именной машины Ивану Никитовичу Кожедубу был не только особо почётным, но и создавал на войне дополнительную опасность её владельцу. Дело в том, что немцы, видя именную надпись на борту самолёта, понимали, что перед ними не новичок, а бывалый пилот АСС, опытный враг, которого надо уничтожить РАНЬШЕ других!

Лётчики вообще, а особенно титулованные любили рисовать на самолёте различные картинки. Например, рисовали пантеру, или русалку. Начальство конечно за это гоняло, а перед приездом больших начальников картинки вообще заставляли закрашивать.

Оставляли, конечно, только звёздочки, означавшие количество сбитых самолётов. Но Иван Никитович Кожедуб НЕ РИСОВАЛ и ИХ. Звёздочки появились на его самолёте уже только ПОСЛЕ Победы в мае 1945-го года – 62 штуки!!! В июле 1944-го года Кожедуба назначили заместителем командира 176-го Гвардейского истребительного авиаполка, который в августе первым перевооружили на истребители «Ла-7». На новом типе истребителя Ла-7, находясь уже в небе Польши, Кожедуб начинал так называемую «свободную охоту». На данном типе истребителя Иван Никитович сбил 17 крайних самолётов противника.

В сентябре 1944-го года по приказу командующего ВВС А.А.Новикова, Иван Никитович Кожедуб был направлен в Прибалтику для борьбы со «свободными охотниками» группы ассов майора Хельмута Вика, который имел на своём счету 130 побед. Так столкнулись 2-е школы «свободных охотников», советская и немецкая. Через несколько дней воздушных боёв наши лётчики сбили 12 самолётов противника, потеряв только 2 своих! Здесь Кожедуб записал на свой счёт 3 самолёта. Потерпев такое поражение, немецкие лётчики прекратили активные действия в данном месте фронта. В 1945-м году 18-го августа Иван Никитович Кожедуб был награждён третьей Звездой Героя СССР.

Наконец то, Иван Никитович Кожедуб получил письмо из дома! Он 3 года не знал, что с его родственниками, которые попали в зону оккупации на Украине. Он увидел знакомый почерк и узнал, что жив и отец! Он написал: « Дорогой сынок Ваня, что тебе написать? Григория угнали на работу в Германию, Яша с первых дней в боях, Сашко теперь на Урале, Мотя с ребёнком жива, а односельчан наших 13 человек убили!»

В родное село Ображиевка, Иван Никитович Кожедуб попал только в 1946-м году. Отца живым уже не застал, а как бы он был рад увидеть сына Трижды Героя! На тот момент Трижды Героев было только 3 человека – Г.К.Жуков, И.Н.Кожедуб и А.И.Покрышкин (смотри статью «Александр Иванович Покрышкин») . Дома Кожедуб не был 6 лет! Столы накрыли на улице под цветущими яблонями. Рядом с ним сидели счастливые земляки, но среди них не было его родственников. Отец скончался в мае 1945-го года. Брат Яков погиб под Сталинградом. На следующий день после застолья односельчане пошли смотреть самолёт Ивана Никитовича Кожедуба. Они удивлялись, как Ваня смог сбить столько фашистских самолётов!

Крайние самолёты были сбиты в последние дни войны. Крайний воздушный бой Иван Никитович Кожедуб провёл в небе над Берлином. Он вылетел парой с Дмитрием Титаренко на свободную охоту и встретил 40 самолётов противника. Силы были слишком не равны, соответственно надо было попробовать обмануть противника. Атаку провели сзади сверху. Один немецкий самолёт был сбит. В это же время от группы отделился одиночный самолёт противника. Кожедуб решает его не упускать и сбивает и его. Так на счету Ивана Никитовича Кожедуба появляется 62-й сбитый фашистский самолёт! Иван Никитович Кожедуб провёл на фронте 800 дней. За это время он совершил 330 боевых вылетов, 120 воздушных боёв, сбил 62 самолёта и ни одного случая, чтобы не посадил хотя бы подбитый самолёт!!!

В октябре 1950-го года Иван Никитович Кожедуб под конвоем ехал в автомобиле госбезопасности. Машина остановилась возле кисловодского горкома партии. Там его провели в кабинет 1-го секретаря, который передал Кожедубу телефонную трубку. В трубке послышался голос Василия Иосифовича Сталина, который на тот момент являлся командующим ВВС Московского округа. Василий Сталин произнёс длинную матерную фразу и приказал немедленно выезжать в Москву. Тут же после телефонного разговора Ивана Никитовича Кожедуба опять посадили в машину и повезли на аэродром. Перед самым вылетом он успел черкнуть несколько строк жене: « Не волнуйся всё в порядке! Срочно вызывают в Москву. Тебе всё расскажут потом». Записка попала в руки Вероники утром. Она пыталась что-нибудь выяснить у посыльного про мужа, но тот ответил только короткую фразу: « Не волнуйтесь, приказано только передать, что Иван Никитович Кожедуб отбыл в ответственную командировку». Эта ночь ожидания до прояснения ситуации для Вероники не прошла бесследно – у неё 20-тилетней девушки появились седые волосы!

Иван Никитович Кожедуб прибыл на подмосковный аэродром Кубинка. Там находилась 324-я авиадивизия. На Кубинке полным ходом шла подготовка к секретной командировке. Многое было странным… У лётчиков отобрали паспорта, вместо военной формы выдали гражданскую одежду. Затем скоро всё прояснилось. Всех собрали в актовом зале. Там офицер из политуправления зачитал приказ. Ивана Никитовича Кожедуба и других лётчиков отправляли на войну – в Корею.

Дело в том, что во время Второй Мировой войны Япония захватила Корейский полуостров. После того как, в ходе Второй Мировой войны Япония была побеждена, страны победители разделили Корею на Северную и Южную. Южная стала проамериканской с главой правительства Ли Син Маном, а Северная просоветской с главой правительства Ким Ир Сеном. У правительства Северной Кореи возникло стремление подчинить себе всю Корею! В результате началась Корейская Гражданская война. Северную Корею поддерживали Китай и СССР, а Южную США и их союзники.

Командиром специальной истребительной авиадивизии, которой предстояло воевать в Корее, был назначен полковник Иван Никитович Кожедуб. Вероника отправила письмо мужу с такими словами: «Бедный мой мальчик, для тебя вернулись денёчки 44-го 45-го годов! Мой ты родной, всё это ужасно, да, да ужасно! И меня это сводит с ума! Ты любимый в опасности! Пишешь, что вернёшься прокопчённым и пахнущим порохом, постаревшим. Да, я ещё больше буду любить тебя такого вот, прокопченного! Любящая тебя Вероника!»

Воинский литерный поезд подъезжал к границе Китая. Иван Никитович Кожедуб и другие лётчики пока не знали, что их аэродром будет расположен на территории Китая, недалеко от корейской границы в районе города Ань Дунь. Когда приехали в Китай, переоделись в КИТАЙСКУЮ военную ФОРМУ цвета хаки с надписью Китайская Народная Армия и стали «китайцами». Так же получили ещё хромовые сапоги КРАСНОГО цвета! Потом сами подшучивали – пролетарский цвет! Иван Никитович Кожедуб записал в дневнике: « Мне было приказано защищать стратегические объекты Северной Кореи. В голову пришла неприятная мысль. Воевать придётся не только против Южнокорейцев, но и возможно против вчерашних СОЮЗНИКОВ, американцев! Вчера были друзьями, а сегодня враги! Вот так

Здесь на всякий случай можно упомянуть такое происшествие, которое случилось ещё в небе над Берлином. В апреле 1945-го года 2 американских истребителя «Мустанг» залетели в зону, где воевали советские войска и сбили 2 советских истребителя. После этого подняли в воздух эскадрилью Ивана Никитовича Кожедуба. Он первый догнал американцев. Бой был скоротечен. Оба американских истребителя были сбиты. Вообще любой воздушный бой СКОРОТЕЧЕН. На сленге самих лётчиков воздушный бой называется «СОБАЧЬЯ СВАЛКА». Только, что летела, например целая армада самолётов, а всего лишь через 3-4 минуты НИКОГО вокруг НЕТ! Экипаж одного американского истребителя погиб в воздухе, а экипаж второго спасся на парашютах. Приземлившийся на парашютах экипаж был допрошен. У него спросили: « Кто вас сбил?» Американцы сказали: «Фокке-Вульф» с красным носом!» Наши дознаватели даже перекрестились от того, что американцы не поняли – кто их сбил! Сбитые 2 американских истребителя «Мустанг» НЕ были включены в число побед Ивана Никитовича Кожедуба. Это не дал сделать командир полка Павел Чупиков. Он ПОШУТИЛ: « Их припишут в первый же день следующей войны!» Шутка, к сожалению, оказалась пророческой.

Бывшие союзники скрестили оружие! Целью 40-ка американских бомбардировщиков стал стратегический железнодорожный мост на реке Ялуцзян. Бомбардировщиков сопровождали около 100 истребителей. Командир дивизии Иван Никитович Кожедуб мог противопоставить американцам только 50 истребителей МиГ-15. Кожедуб решает поднять в воздух все истребители, имеющиеся в наличии – по принципу, всё или ничего! У американцев было сбито 12 бомбардировщиков и 5 истребителей. Около 120-ти американских лётчиков, выпрыгнувших с парашютом, были взяты в плен китайцами и корейцами.

Сам Иван Никитович Кожедуб в этом воздушном бою не участвовал потому, что советское командование обложило его запретами на участие в боевых полётах. Запрещал тогдашний министр обороны Василевский, командир корпуса Белов, потом Лобов. Запретил ещё до отъезда в Корею Василий Сталин, который сказал: « Хорош воевать своими методами». Что за методы имел в виду Василий Сталин, Иван Никитович Кожедуб так и не понял! Возможно, Василий Сталин мечтал, чтобы американцев сбивали, с весельем и без потерь, но в реальности такого НЕ БЫВАЕТ! Подчинённые Кожедуба считали правильным запрет участвовать ему в боевых полётах.

Однако Иван Никитович Кожедуб был не просто азартным человеком, а азартным лётчиком! Однажды это чуть не привело к грандиозному международному скандалу. Дело в том, что если бы Кожедуба сбили, то американцы сказали бы, что Трижды Герой СССР воюет против своих вчерашних союзников. Открыто Ивану Никитовичу Кожедубу было запрещено летать на боевые полёты, но учитывая его характер можно предположить, что он всё-таки записал на свой счёт несколько американских истребителей «Сейбров». Сослуживцы утверждают, что это так.

Первый воздушный бой показал, что Миг-15 практически на равных противостоит Сейбру! До железнодорожного моста добрались только 3 американских бомбардировщика. Они сбросили 3, шести тонных бомбы, и повредили одну из опор моста. Через несколько дней мост был восстановлен и снабжение северокорейской армии и так называемых китайских «добровольцев» возобновилось. Все самолёты дивизии Ивана Никитовича Кожедуба вернулись на аэродром. Некоторые из них получили повреждения, но НЕ смертельные. Вообще надо заметить, что вооружение Сэйбра в НАЧАЛЕ корейской войны было слабоватым. В первоначальном варианте он был оснащён 6-ю пулемётами калибром 12,7 мм. Бывало, получалось так, что МиГ-15 получал несколько пробоин в крыльях и, не влияющих на полёт местах фюзеляжа, но в таком состоянии возвращался на свой аэродром! Позже на Сэйбре пулемёты заменили на пушки, калибром 20 мм.

Первое письмо от Ивана Никитовича Кожедуба, Вероника получила через порученца Василия Сталина, который вручил письмо ей лично на квартире на Чистых прудах. Для того, чтобы СКРЫТЬ что советские лётчики воюют в Корее, им было запрещено писать в письмах про войну. Никто не должен был знать место их нахождения. Теперь ей стало ясно, почему от мужа долго не было никаких вестей. Для Вероники, жены комдива Кожедуба по личному распоряжению Василия Сталина было сделано исключение. Ей сказали, что Иван Никитович Кожедуб находится в Северной Корее. На каждом из писем стоял штамп «просмотрено военной цензурой». Все советские лётчики, воевавшие в Корее, носили псевдонимы. Иван Никитович Кожедуб был под фамилией Крылов. В письме он написал: « За меня сильно не беспокойся. Твой Ванюхастик здоров! Работы много. Бытовые условия плохие. Недавно взвесился, 85 кг это в кальсонах и носках. Мне принесли 2 гири по 32 кг. А как ты любимка? Занимаешься утренней зарядкой? Тебя, моя любимая ласкаю и целую во все местечки! Тебя вечно любящий Ваня!»

Впереди у Ивана Никитовича Кожедуба было ещё 10 месяцев секретной войны. ООН объявила Северную Корею АГРЕССОРОМ. Соответственно любая военная помощь режиму Ким Ир Сена была запрещена международными договорами. Если участие советских военнослужащих в войне в Корее будет ПОДТВЕРЖДЕНО, то вооружённые силы ООН с ПОЛНЫМ ПРАВОМ могут начать войну и против СССР. Участник корейской войны лётчик-истребитель Герой Советского Союза, Сергей Макарович Крамаренко , сослуживец Ивана Никитовича Кожедуба по 2-м войнам рассказывал: « Нас учили говорить по-корейски, изображать в воздухе из себя корейцев. Но когда дело доходило до боя, тут уж было не до корейского языка и тут уж «рубили» чисто по-русски!»

Американцы записывали, радио переговоры наших лётчиков. Затем, когда их прослушивали, поняли, с кем имеют дело, но на весь мир об этом НЕ сказали. Дело в том, что для обвинения СССР в НЕЗАКОННОМ участии в войне в Корее необходимы были более существенные доказательства. В районах расположения советских аэродромов начала активно работать южнокорейская разведка. Ей поставили задачу ЗАХВАТИТЬ кого-либо из советских военнослужащих, неважно лётчика или авиатехника. Так однажды пропал советский авиатехник. После долгого поиска его всё-таки нашли, на берегу реки в кустах – СВЯЗАННЫМ. Позже его собирались ночью переправить на другой берег реки и отдать американцам. Соответственно его хотели сделать живым свидетельством участия СССР в корейской войне. Вот почему Ивану Никитовичу Кожедубу запрещали летать на боевые задания! Невозможно себе представить какой был бы международный скандал, если бы в плен к американцам попал Трижды Герой СССР Иван Никитович Кожедуб. Но однажды это чуть не случилось!

Кожедуб всё-таки совершил несколько вылетов в Корее НОЧЬЮ. Он делал их тайком от замполита Петухова. Когда Петухов уезжал, например, в Пекин, Кожедуб давал команду подготовить самолёт и вылетал на перехват разведчиков. Это произошло в одном из таких ночных полётов в небе Кореи, когда Иван Никитович Кожедуб был сбит. Он катапультировался и приземлился на нейтральной полосе. Южнокорейцы сразу попытались его захватить в плен. Но китайцы сначала остановили их плотным огнём, а потом в рукопашном бою буквально вырвали Кожедуба из рук южнокорейцев!

Впервые эту историю рассказали СЫНУ Ивана Никитовича Кожедуба, Никите, китайские лётчики ветераны в 1991-м году. Они попросили Никиту только об одном – никогда никому не рассказывать эту историю. Никита выполнил их просьбу. По рассказам тех же китайских лётчиков, в Корее, Иван Никитович Кожедуб лично сбил 17 самолётов противника! Естественно ни в каких документах это НЕ зафиксировано, тем более, что участие советских лётчиков в корейской войне ТЩАТЕЛЬНО СКРЫВАЛИ.

Основным соперником советского МиГ-15 в Корее был американский «Сэйбр» (прямой перевод «Сабля»). МиГ-15 имел вес на 2,5 тонны меньше, поэтому быстрее набирал высоту и скорость. Однако при пикировании это преимущество превращалось в недостаток! Сэйбр пикировал быстрее, и к тому же был существенно манёвреннее МиГа (смотри статью «Артём Иванович Микоян»). На Сэйбре оружие было пристрелено до дистанции 400 метров, а на МиГ-15, до 800 метров и больше. Счёт побед в корейской войне шёл с перевесом в пользу МиГов!

Неожиданно из Москвы в расположение дивизии Ивана Никитовича Кожедуба приехал высокий начальник. Он донёс приказ – ПОСАДИТЬ американский истребитель Сэйбр, с минимальными повреждениями, на нашей территории. Затем отправить его в Москву на изучение. Сначала миссия показалась НЕВЫПОЛНИМОЙ. Но потом командир полка Евгений Пепеляев умудрился нанести Сэйбру ДЕЛИКАТНЫЕ повреждения! Сэйбр не загорелся и не разбился, и совершил вынужденную посадку. Данный тип американского истребителя являлся НОВЕЙШИМ типом истребителя. К моменту его захвата он появился на фронте всего полгода назад! Из расположения дивизии Ивана Никитовича Кожедуба захваченный самолёт переправили в Москву.

ИМЕННО в результате КОРЕЙСКОЙ войны и ЗАХВАЧЕННОМУ в Корее американскому истребителю Сэйбр, советские авиаконструкторы ПЕРЕНЯЛИ у американцев РАДИОДАЛЬНОМЕР, на основе которого усовершенствовали собственный прицел, ПРОТИВОПЕРЕГРУЗОЧНЫЙ костюм, а затем и ВЫСОТНЫЙ костюм, которые просто СКОПИРОВАЛИ.

Жили лётчики дивизии Ивана Никитовича Кожедуба в Корее в наспех сколоченных из досок деревянных ВРЕМЯНКАХ рядом с аэродромом! В них не было ни водопровода, ни канализации. Отапливали эти времянки самодельными печками «буржуйками», а морозы зимой доходили до -40-ка градусов Цельсия! Летом шли проливные дожди, причем такие, что, иногда на аэродром приходилось плыть на лодках! В письме жене Иван Никитович Кожедуб писал: « У нас уже второю неделю идёт дождь. Прямо под окнами образовалось озеро! Такие чудеса бывают лишь здесь! И когда только мы вырвемся из этой клетки?! Я припоминаю кинокартину «Подвиг разведчика» и слова Кадочникова: « Терпение, терпение мой милейший друг Так вот терпи родная и я терплю и думаю, что вытерпим!» В ответном письме Вероника писала: « Наконец то, дождалась от тебя письмеца, любимый! Всё-таки у нашего поколения нервы и сердце ни к чёрту – война сказалась! Сколько же ещё будет продолжаться эта, как ты пишешь «потасовка»?!»

Она хорошо знала — что скрывается за простым словом «потасовка». Бывало, как ей звонили жёны лётчиков друзей Ивана Никитовича Кожедуба, плача делились роковыми вестями! Они получали похоронки с такими словами: « Ваш муж умер от сердечного приступа или скончался от кишечного отравления». Сама Вероника знала, что мужья подруг погибли в воздушных боях, но не имела права им об этом сказать. По причине ЗАСЕКРЕЧИВАНИЯ войны в Корее, МО СССР не говорило правду о том, как на самом деле, погибли советские лётчики. После гибели и прощания, тела погибших отвозили в китайский город Порт-Артур и там хоронили на воинском кладбище под ВЫМЫШЛЕННЫМИ ИМЕНАМИ.

В канун Нового 1952-го года лётчики Ивана Никитовича Кожедуба поехали домой. Сообщать семьям о возвращении запретили. Домой поехали в гражданской одежде как будто обычные гражданские люди, едущие из командировки из братского Китая. Советские лётчики сбили 215 американских самолётов, 20 из них бомбардировщиков «летающая крепость». Потери дивизии Ивана Никитовича Кожедуба, 23 самолёта и 10 лётчиков. Кожедуб вернулся домой так же неожиданно, как и уехал. Если Вероника спрашивала его о войне в Корее, он замолкал и долго с улыбкой смотрел на жену. «Вероничка, зачем тебе это? Не спрашивай. Всё равно не расскажу, пока не разрешат». Таков был ответ.

После войны в Корее, Иван Никитович Кожедуб продолжил летать, работал испытателем в Ленинградском военном округе. Должность занимал существенно ниже своих заслуг – заместитель командира дивизии. Спустя только 15 лет стал начальником боевой подготовки ВВС. Позже ему дали о себе знать профессиональные болезни. Начали болеть ноги, потом случился инсульт. Отнялась речь, болезнь приковала к постели, но родных он узнавал.

Из детей у него были дочь Наташа и сын Никита. Его выходила и буквально подняла жена Вероника. Она подключила, каких только могла врачей. Он заново учился писать и можно сказать заново родился. Дочь Наташа стала пианисткой, а сын Никита выбрал профессию подводника. В 1985-м году Иван Никитович Кожедуб получил звание Маршала авиации.

У Ивана Никитовича Кожедуба было много друзей – это были писатели, художники, космонавты, музыканты. Друзья это часто застолье. Вероника Николаевна, зная здоровье Ивана Никитовича, жёстко оберегала его от спиртного. Кожедуб в таких случаях отшучивался: «Вероничка ну, что это такое. Подумаешь это вот три танкиста выпили по триста, а бравый сокол выпил девятьсот!» Иван Никитович Кожедуб прожил с Вероникой Николаевной почти 50 лет! Ивана Никитовича Кожедуба не стало 8-го августа 1991-го года, на своей даче в Монино. Иван Никитович Кожедуб умер в СЛАВЕ и УВАЖЕНИИ! Через полгода ИСЧЕЗЛА СТРАНА, за которую Иван Никитович Кожедуб ВОЕВАЛ целых 2-е ВОЙНЫ!

Кожедуб Иван Никитович - самый результативный военный летчик времен Великой Отечественной войны. В последствии - маршал авиации, трижды Герой Советского Союза, награжден 14 советскими и 6 иностранными орденами, советскими и иностранными медалями. В годы Великой Отечественной войны совершил 330 боевых вылетов, провел 120 воздушных боев, лично сбил 62 самолета противника. Согласно официальным данным И.Н. Кожедуб - наиболее результативный советский летчик-истребитель.

Будущий летчик родился 6 июля 1922 г. в деревне Ображеевка Сумской области, став пятым ребенком в бедной крестьянской семье. Окончил рабфак Шостинского химико-технологического техникума. В 1938 г. пришел в аэроклуб, где в апреле 1939 г. совершил свой первый полет. Затем, в начале 1940 г. поступил в Чугуевское военное авиационное училище, после окончания которого остался там работать инструктором. С начала войны И.Н. Кожедуб неоднократно писал рапорты об отправке на фронт, но его просьбы были удовлетворены только осенью 1942 г., когда И.Н. Кожедуб направлен в Москву, а затем в 240 истребительный авиаполк, имевший на вооружении новейшие истребители Ла-5.

В начале военной карьеры Ивана Никитовича преследовали неудачи, летчика чуть было не перевели на пост оповещения. Только заступничество командира полка майора И. Солдатенко помогло ему остаться в полку.

Свою первую победу летчик одержал в ходе 40 боевого вылета, сбив немецкий пикирующий бомбардировщик. В дальнейшем И.Н. Кожедуб проявил себя отважным и умелым летчиком, в котором дерзость сочеталась с расчетливостью, инициатива с исполнительностью. Кожедуб относился к своей боевой машине подчас как к живому существу, для него самолет был другом, и истребитель отвечал ему тем же: за годы войны летчику ни разу не пришлось прыгать с парашютом.

В сентябре 1944 г. Кожедуба переводят в 176-й «маршальский» гвардейский истребительный авиаполк, где были собраны многие знаменитые военные летчики. В составе этого полка он и окончил войну. На счету Ивана Никитовича среди многих типов немецких самолетов числится и реактивный истребитель Ме-262, сбитый им 19 апреля 1945 г. над Одером.

После войны И.Н. Кожедуб окончил Военно-воздушную академию и был назначен командовать 326-й истребительной авиадивизией. В ходе войны в Корее с марта 1951 по февраль 1952 гг. дивизия Кожедуба одержала 215 побед, потеряв 52 самолета и 10 летчиков. Правда, сам Кожедуб в боевых вылетах не участвовал из-за строго запрета командования. По возвращении на родину Кожедуб окончил академию Генштаба, занимал ряд высоких командных должностей в ВВС, в том числе командовал авиацией Московского военного округа. В 1985 г. Н.И. Кожедубу было присвоено звание маршала авиации.

Иностранные награды
В отставке

Ива́н Ники́тович Кожеду́б (укр. Іван Микитович Кожедуб ; 8 июня , Ображиевка , Глуховский уезд, Черниговская губерния , УССР - 8 августа , Москва , СССР) - советский военный деятель , лётчик-ас времён Великой Отечественной войны , наиболее результативный лётчик-истребитель в авиации союзников (64 победы). Трижды Герой Советского Союза . Маршал авиации (6 мая ).

Биография

Иван Кожедуб родился в селе Ображиевка Глуховского уезда Черниговской губернии (ныне Шосткинского района Сумской области Украины) в семье крестьянина - церковного старосты . Принадлежал ко второму поколению [ ] советских пилотов-истребителей, принявших участие в Великой Отечественной войне.

Первые шаги в авиации сделал, занимаясь в Шосткинском аэроклубе . В начале 1940 года - поступил на службу в ряды Красной Армии и осенью того же года окончил Чугуевскую военную авиационную школу лётчиков, после чего продолжил в ней службу в должности инструктора.

Первый воздушный бой закончился для Кожедуба неудачей и едва не стал последним - его Ла-5 был повреждён пушечной очередью Мессершмитта-109 , бронеспинка спасла его от зажигательного снаряда, а при возвращении самолёт был обстрелян советскими зенитчиками, в него попало 2 зенитных снаряда. Несмотря на то что Кожедубу удалось посадить самолёт, полному восстановлению он не подлежал, и лётчику пришлось летать на «остатках» - имеющихся в эскадрилье свободных самолётах. Вскоре его хотели забрать на пост оповещения, но командир полка заступился за него. В начале лета 1943 года Кожедубу было присвоено звание младшего лейтенанта, затем он был назначен на должность заместителя командира эскадрильи. Вскоре после этого, 6 июля 1943 года на Курской дуге , во время сорокового боевого вылета, Кожедуб сбил свой первый немецкий самолёт-бомбардировщик Юнкерс Ю-87 . Уже на следующий день сбил второй, а 9 июля сбил сразу 2 истребителя Bf-109 . Первое звание Героя Советского Союза Кожедубу (уже старшему лейтенанту) было присвоено 4 февраля 1944 года за 146 боевых вылетов и 20 сбитых самолётов противника.

Последний бой в Великую Отечественную, в котором он сбил 2 FW-190 , Кожедуб провёл 17 апреля 1945 года в небе над Берлином . Третью медаль «Золотая Звезда» Кожедуб получил 18 августа 1945 года за высокое воинское мастерство, личное мужество и отвагу, проявленную на фронтах войны. Он был отличным стрелком и предпочитал открывать огонь на дистанции 200-300 метров, крайне редко сближаясь на меньшую дистанцию.

И. Н. Кожедуб ни разу не был сбит во время Великой Отечественной войны, и хотя его подбивали, он всегда сажал свой самолёт. На счету Кожедуба также есть и первый в мире реактивный истребитель, немецкий Ме-262, который он сбил 19 февраля 1945 года, однако он не был первым, кому это удалось сделать - ещё 28 августа 1944 года один сбитый Me-262 был записан на счёт американских пилотов М. Кроя и Дж. Майерса, а всего до февраля 1945 года американским лётчикам было официально засчитано около 20 сбитых самолётов этого типа .

По окончании войны Кожедуб продолжил службу в ВВС. В 1949 году окончил Краснознамённую Военно-воздушную академию . В это же время он оставался действующим пилотом-истребителем, освоив в 1948 году реактивный МиГ-15 . В 1956 году окончил Военную академию Генерального штаба . Во время войны в Корее командовал 324-й истребительной авиационной дивизией (324-й иад) в составе 64-го истребительного авиационного корпуса . С апреля по январь 1952 года лётчики дивизии одержали 216 воздушных побед, потеряв всего 27 машин (9 пилотов погибло).

Внешние изображения
.

Список воздушных побед

В официальной советской историографии итог боевой деятельности Кожедуба выглядит как 62 самолёта противника, сбитые лично. Однако недавние архивные исследования показали, что эта цифра немного занижена - в наградных документах (откуда она, собственно, и была взята) по неизвестным причинам отсутствуют две воздушные победы (8 июня 1944 - Ме-109 и 11 апреля 1944 - ПЗЛ-24 ), между тем как они были подтверждены и официально занесены на личный счёт лётчика .

Всего воздушных побед: 64+0
боевых вылетов - 330
воздушных боёв - 120

1 Ныне живущий. 2 Впоследствии получил звание Главного маршала артиллерии. 3 Лишён звания в 1952 году, восстановлен в 1953. 4 Разжалован до звания генерал-майор артиллерии в 1963 году. 5 Главный маршал артиллерии, ранее имел звание генерала армии.

Отрывок, характеризующий Кожедуб, Иван Никитович

Х
Письмо это еще не было подано государю, когда Барклай за обедом передал Болконскому, что государю лично угодно видеть князя Андрея, для того чтобы расспросить его о Турции, и что князь Андрей имеет явиться в квартиру Бенигсена в шесть часов вечера.
В этот же день в квартире государя было получено известие о новом движении Наполеона, могущем быть опасным для армии, – известие, впоследствии оказавшееся несправедливым. И в это же утро полковник Мишо, объезжая с государем дрисские укрепления, доказывал государю, что укрепленный лагерь этот, устроенный Пфулем и считавшийся до сих пор chef d"?uvr"ом тактики, долженствующим погубить Наполеона, – что лагерь этот есть бессмыслица и погибель русской армии.
Князь Андрей приехал в квартиру генерала Бенигсена, занимавшего небольшой помещичий дом на самом берегу реки. Ни Бенигсена, ни государя не было там, но Чернышев, флигель адъютант государя, принял Болконского и объявил ему, что государь поехал с генералом Бенигсеном и с маркизом Паулучи другой раз в нынешний день для объезда укреплений Дрисского лагеря, в удобности которого начинали сильно сомневаться.
Чернышев сидел с книгой французского романа у окна первой комнаты. Комната эта, вероятно, была прежде залой; в ней еще стоял орган, на который навалены были какие то ковры, и в одном углу стояла складная кровать адъютанта Бенигсена. Этот адъютант был тут. Он, видно, замученный пирушкой или делом, сидел на свернутой постеле и дремал. Из залы вели две двери: одна прямо в бывшую гостиную, другая направо в кабинет. Из первой двери слышались голоса разговаривающих по немецки и изредка по французски. Там, в бывшей гостиной, были собраны, по желанию государя, не военный совет (государь любил неопределенность), но некоторые лица, которых мнение о предстоящих затруднениях он желал знать. Это не был военный совет, но как бы совет избранных для уяснения некоторых вопросов лично для государя. На этот полусовет были приглашены: шведский генерал Армфельд, генерал адъютант Вольцоген, Винцингероде, которого Наполеон называл беглым французским подданным, Мишо, Толь, вовсе не военный человек – граф Штейн и, наконец, сам Пфуль, который, как слышал князь Андрей, был la cheville ouvriere [основою] всего дела. Князь Андрей имел случай хорошо рассмотреть его, так как Пфуль вскоре после него приехал и прошел в гостиную, остановившись на минуту поговорить с Чернышевым.
Пфуль с первого взгляда, в своем русском генеральском дурно сшитом мундире, который нескладно, как на наряженном, сидел на нем, показался князю Андрею как будто знакомым, хотя он никогда не видал его. В нем был и Вейротер, и Мак, и Шмидт, и много других немецких теоретиков генералов, которых князю Андрею удалось видеть в 1805 м году; но он был типичнее всех их. Такого немца теоретика, соединявшего в себе все, что было в тех немцах, еще никогда не видал князь Андрей.
Пфуль был невысок ростом, очень худ, но ширококост, грубого, здорового сложения, с широким тазом и костлявыми лопатками. Лицо у него было очень морщинисто, с глубоко вставленными глазами. Волоса его спереди у висков, очевидно, торопливо были приглажены щеткой, сзади наивно торчали кисточками. Он, беспокойно и сердито оглядываясь, вошел в комнату, как будто он всего боялся в большой комнате, куда он вошел. Он, неловким движением придерживая шпагу, обратился к Чернышеву, спрашивая по немецки, где государь. Ему, видно, как можно скорее хотелось пройти комнаты, окончить поклоны и приветствия и сесть за дело перед картой, где он чувствовал себя на месте. Он поспешно кивал головой на слова Чернышева и иронически улыбался, слушая его слова о том, что государь осматривает укрепления, которые он, сам Пфуль, заложил по своей теории. Он что то басисто и круто, как говорят самоуверенные немцы, проворчал про себя: Dummkopf… или: zu Grunde die ganze Geschichte… или: s"wird was gescheites d"raus werden… [глупости… к черту все дело… (нем.) ] Князь Андрей не расслышал и хотел пройти, но Чернышев познакомил князя Андрея с Пфулем, заметив, что князь Андрей приехал из Турции, где так счастливо кончена война. Пфуль чуть взглянул не столько на князя Андрея, сколько через него, и проговорил смеясь: «Da muss ein schoner taktischcr Krieg gewesen sein». [«То то, должно быть, правильно тактическая была война.» (нем.) ] – И, засмеявшись презрительно, прошел в комнату, из которой слышались голоса.
Видно, Пфуль, уже всегда готовый на ироническое раздражение, нынче был особенно возбужден тем, что осмелились без него осматривать его лагерь и судить о нем. Князь Андрей по одному короткому этому свиданию с Пфулем благодаря своим аустерлицким воспоминаниям составил себе ясную характеристику этого человека. Пфуль был один из тех безнадежно, неизменно, до мученичества самоуверенных людей, которыми только бывают немцы, и именно потому, что только немцы бывают самоуверенными на основании отвлеченной идеи – науки, то есть мнимого знания совершенной истины. Француз бывает самоуверен потому, что он почитает себя лично, как умом, так и телом, непреодолимо обворожительным как для мужчин, так и для женщин. Англичанин самоуверен на том основании, что он есть гражданин благоустроеннейшего в мире государства, и потому, как англичанин, знает всегда, что ему делать нужно, и знает, что все, что он делает как англичанин, несомненно хорошо. Итальянец самоуверен потому, что он взволнован и забывает легко и себя и других. Русский самоуверен именно потому, что он ничего не знает и знать не хочет, потому что не верит, чтобы можно было вполне знать что нибудь. Немец самоуверен хуже всех, и тверже всех, и противнее всех, потому что он воображает, что знает истину, науку, которую он сам выдумал, но которая для него есть абсолютная истина. Таков, очевидно, был Пфуль. У него была наука – теория облического движения, выведенная им из истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей военной истории, казалось ему бессмыслицей, варварством, безобразным столкновением, в котором с обеих сторон было сделано столько ошибок, что войны эти не могли быть названы войнами: они не подходили под теорию и не могли служить предметом науки.
В 1806 м году Пфуль был одним из составителей плана войны, кончившейся Иеной и Ауерштетом; но в исходе этой войны он не видел ни малейшего доказательства неправильности своей теории. Напротив, сделанные отступления от его теории, по его понятиям, были единственной причиной всей неудачи, и он с свойственной ему радостной иронией говорил: «Ich sagte ja, daji die ganze Geschichte zum Teufel gehen wird». [Ведь я же говорил, что все дело пойдет к черту (нем.) ] Пфуль был один из тех теоретиков, которые так любят свою теорию, что забывают цель теории – приложение ее к практике; он в любви к теории ненавидел всякую практику и знать ее не хотел. Он даже радовался неуспеху, потому что неуспех, происходивший от отступления в практике от теории, доказывал ему только справедливость его теории.
Он сказал несколько слов с князем Андреем и Чернышевым о настоящей войне с выражением человека, который знает вперед, что все будет скверно и что даже не недоволен этим. Торчавшие на затылке непричесанные кисточки волос и торопливо прилизанные височки особенно красноречиво подтверждали это.
Он прошел в другую комнату, и оттуда тотчас же послышались басистые и ворчливые звуки его голоса.

Не успел князь Андрей проводить глазами Пфуля, как в комнату поспешно вошел граф Бенигсен и, кивнув головой Болконскому, не останавливаясь, прошел в кабинет, отдавая какие то приказания своему адъютанту. Государь ехал за ним, и Бенигсен поспешил вперед, чтобы приготовить кое что и успеть встретить государя. Чернышев и князь Андрей вышли на крыльцо. Государь с усталым видом слезал с лошади. Маркиз Паулучи что то говорил государю. Государь, склонив голову налево, с недовольным видом слушал Паулучи, говорившего с особенным жаром. Государь тронулся вперед, видимо, желая окончить разговор, но раскрасневшийся, взволнованный итальянец, забывая приличия, шел за ним, продолжая говорить:
– Quant a celui qui a conseille ce camp, le camp de Drissa, [Что же касается того, кто присоветовал Дрисский лагерь,] – говорил Паулучи, в то время как государь, входя на ступеньки и заметив князя Андрея, вглядывался в незнакомое ему лицо.
– Quant a celui. Sire, – продолжал Паулучи с отчаянностью, как будто не в силах удержаться, – qui a conseille le camp de Drissa, je ne vois pas d"autre alternative que la maison jaune ou le gibet. [Что же касается, государь, до того человека, который присоветовал лагерь при Дрисее, то для него, по моему мнению, есть только два места: желтый дом или виселица.] – Не дослушав и как будто не слыхав слов итальянца, государь, узнав Болконского, милостиво обратился к нему:
– Очень рад тебя видеть, пройди туда, где они собрались, и подожди меня. – Государь прошел в кабинет. За ним прошел князь Петр Михайлович Волконский, барон Штейн, и за ними затворились двери. Князь Андрей, пользуясь разрешением государя, прошел с Паулучи, которого он знал еще в Турции, в гостиную, где собрался совет.
Князь Петр Михайлович Волконский занимал должность как бы начальника штаба государя. Волконский вышел из кабинета и, принеся в гостиную карты и разложив их на столе, передал вопросы, на которые он желал слышать мнение собранных господ. Дело было в том, что в ночь было получено известие (впоследствии оказавшееся ложным) о движении французов в обход Дрисского лагеря.
Первый начал говорить генерал Армфельд, неожиданно, во избежание представившегося затруднения, предложив совершенно новую, ничем (кроме как желанием показать, что он тоже может иметь мнение) не объяснимую позицию в стороне от Петербургской и Московской дорог, на которой, по его мнению, армия должна была, соединившись, ожидать неприятеля. Видно было, что этот план давно был составлен Армфельдом и что он теперь изложил его не столько с целью отвечать на предлагаемые вопросы, на которые план этот не отвечал, сколько с целью воспользоваться случаем высказать его. Это было одно из миллионов предположений, которые так же основательно, как и другие, можно было делать, не имея понятия о том, какой характер примет война. Некоторые оспаривали его мнение, некоторые защищали его. Молодой полковник Толь горячее других оспаривал мнение шведского генерала и во время спора достал из бокового кармана исписанную тетрадь, которую он попросил позволения прочесть. В пространно составленной записке Толь предлагал другой – совершенно противный и плану Армфельда и плану Пфуля – план кампании. Паулучи, возражая Толю, предложил план движения вперед и атаки, которая одна, по его словам, могла вывести нас из неизвестности и западни, как он называл Дрисский лагерь, в которой мы находились. Пфуль во время этих споров и его переводчик Вольцоген (его мост в придворном отношении) молчали. Пфуль только презрительно фыркал и отворачивался, показывая, что он никогда не унизится до возражения против того вздора, который он теперь слышит. Но когда князь Волконский, руководивший прениями, вызвал его на изложение своего мнения, он только сказал:
– Что же меня спрашивать? Генерал Армфельд предложил прекрасную позицию с открытым тылом. Или атаку von diesem italienischen Herrn, sehr schon! [этого итальянского господина, очень хорошо! (нем.) ] Или отступление. Auch gut. [Тоже хорошо (нем.) ] Что ж меня спрашивать? – сказал он. – Ведь вы сами знаете все лучше меня. – Но когда Волконский, нахмурившись, сказал, что он спрашивает его мнение от имени государя, то Пфуль встал и, вдруг одушевившись, начал говорить:
– Все испортили, все спутали, все хотели знать лучше меня, а теперь пришли ко мне: как поправить? Нечего поправлять. Надо исполнять все в точности по основаниям, изложенным мною, – говорил он, стуча костлявыми пальцами по столу. – В чем затруднение? Вздор, Kinder spiel. [детские игрушки (нем.) ] – Он подошел к карте и стал быстро говорить, тыкая сухим пальцем по карте и доказывая, что никакая случайность не может изменить целесообразности Дрисского лагеря, что все предвидено и что ежели неприятель действительно пойдет в обход, то неприятель должен быть неминуемо уничтожен.
Паулучи, не знавший по немецки, стал спрашивать его по французски. Вольцоген подошел на помощь своему принципалу, плохо говорившему по французски, и стал переводить его слова, едва поспевая за Пфулем, который быстро доказывал, что все, все, не только то, что случилось, но все, что только могло случиться, все было предвидено в его плане, и что ежели теперь были затруднения, то вся вина была только в том, что не в точности все исполнено. Он беспрестанно иронически смеялся, доказывал и, наконец, презрительно бросил доказывать, как бросает математик поверять различными способами раз доказанную верность задачи. Вольцоген заменил его, продолжая излагать по французски его мысли и изредка говоря Пфулю: «Nicht wahr, Exellenz?» [Не правда ли, ваше превосходительство? (нем.) ] Пфуль, как в бою разгоряченный человек бьет по своим, сердито кричал на Вольцогена:
– Nun ja, was soll denn da noch expliziert werden? [Ну да, что еще тут толковать? (нем.) ] – Паулучи и Мишо в два голоса нападали на Вольцогена по французски. Армфельд по немецки обращался к Пфулю. Толь по русски объяснял князю Волконскому. Князь Андрей молча слушал и наблюдал.
Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.
Прения продолжались долго, и чем дольше они продолжались, тем больше разгорались споры, доходившие до криков и личностей, и тем менее было возможно вывести какое нибудь общее заключение из всего сказанного. Князь Андрей, слушая этот разноязычный говор и эти предположения, планы и опровержения и крики, только удивлялся тому, что они все говорили. Те, давно и часто приходившие ему во время его военной деятельности, мысли, что нет и не может быть никакой военной науки и поэтому не может быть никакого так называемого военного гения, теперь получили для него совершенную очевидность истины. «Какая же могла быть теория и наука в деле, которого условия и обстоятельства неизвестны и не могут быть определены, в котором сила деятелей войны еще менее может быть определена? Никто не мог и не может знать, в каком будет положении наша и неприятельская армия через день, и никто не может знать, какая сила этого или того отряда. Иногда, когда нет труса впереди, который закричит: „Мы отрезаны! – и побежит, а есть веселый, смелый человек впереди, который крикнет: «Ура! – отряд в пять тысяч стоит тридцати тысяч, как под Шепграбеном, а иногда пятьдесят тысяч бегут перед восемью, как под Аустерлицем. Какая же может быть наука в таком деле, в котором, как во всяком практическом деле, ничто не может быть определено и все зависит от бесчисленных условий, значение которых определяется в одну минуту, про которую никто не знает, когда она наступит. Армфельд говорит, что наша армия отрезана, а Паулучи говорит, что мы поставили французскую армию между двух огней; Мишо говорит, что негодность Дрисского лагеря состоит в том, что река позади, а Пфуль говорит, что в этом его сила. Толь предлагает один план, Армфельд предлагает другой; и все хороши, и все дурны, и выгоды всякого положения могут быть очевидны только в тот момент, когда совершится событие. И отчего все говорят: гений военный? Разве гений тот человек, который вовремя успеет велеть подвезти сухари и идти тому направо, тому налево? Оттого только, что военные люди облечены блеском и властью и массы подлецов льстят власти, придавая ей несвойственные качества гения, их называют гениями. Напротив, лучшие генералы, которых я знал, – глупые или рассеянные люди. Лучший Багратион, – сам Наполеон признал это. А сам Бонапарте! Я помню самодовольное и ограниченное его лицо на Аустерлицком поле. Не только гения и каких нибудь качеств особенных не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему нужно отсутствие самых лучших высших, человеческих качеств – любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения. Он должен быть ограничен, твердо уверен в том, что то, что он делает, очень важно (иначе у него недостанет терпения), и тогда только он будет храбрый полководец. Избави бог, коли он человек, полюбит кого нибудь, пожалеет, подумает о том, что справедливо и что нет. Понятно, что исстари еще для них подделали теорию гениев, потому что они – власть. Заслуга в успехе военного дела зависит не от них, а от того человека, который в рядах закричит: пропали, или закричит: ура! И только в этих рядах можно служить с уверенностью, что ты полезен!“
Так думал князь Андрей, слушая толки, и очнулся только тогда, когда Паулучи позвал его и все уже расходились.
На другой день на смотру государь спросил у князя Андрея, где он желает служить, и князь Андрей навеки потерял себя в придворном мире, не попросив остаться при особе государя, а попросив позволения служить в армии.

Ростов перед открытием кампании получил письмо от родителей, в котором, кратко извещая его о болезни Наташи и о разрыве с князем Андреем (разрыв этот объясняли ему отказом Наташи), они опять просили его выйти в отставку и приехать домой. Николай, получив это письмо, и не попытался проситься в отпуск или отставку, а написал родителям, что очень жалеет о болезни и разрыве Наташи с ее женихом и что он сделает все возможное для того, чтобы исполнить их желание. Соне он писал отдельно.
«Обожаемый друг души моей, – писал он. – Ничто, кроме чести, не могло бы удержать меня от возвращения в деревню. Но теперь, перед открытием кампании, я бы счел себя бесчестным не только перед всеми товарищами, но и перед самим собою, ежели бы я предпочел свое счастие своему долгу и любви к отечеству. Но это последняя разлука. Верь, что тотчас после войны, ежели я буду жив и все любим тобою, я брошу все и прилечу к тебе, чтобы прижать тебя уже навсегда к моей пламенной груди».
Действительно, только открытие кампании задержало Ростова и помешало ему приехать – как он обещал – и жениться на Соне. Отрадненская осень с охотой и зима со святками и с любовью Сони открыли ему перспективу тихих дворянских радостей и спокойствия, которых он не знал прежде и которые теперь манили его к себе. «Славная жена, дети, добрая стая гончих, лихие десять – двенадцать свор борзых, хозяйство, соседи, служба по выборам! – думал он. Но теперь была кампания, и надо было оставаться в полку. А так как это надо было, то Николай Ростов, по своему характеру, был доволен и той жизнью, которую он вел в полку, и сумел сделать себе эту жизнь приятною.
Приехав из отпуска, радостно встреченный товарищами, Николай был посылал за ремонтом и из Малороссии привел отличных лошадей, которые радовали его и заслужили ему похвалы от начальства. В отсутствие его он был произведен в ротмистры, и когда полк был поставлен на военное положение с увеличенным комплектом, он опять получил свой прежний эскадрон.
Началась кампания, полк был двинут в Польшу, выдавалось двойное жалованье, прибыли новые офицеры, новые люди, лошади; и, главное, распространилось то возбужденно веселое настроение, которое сопутствует началу войны; и Ростов, сознавая свое выгодное положение в полку, весь предался удовольствиям и интересам военной службы, хотя и знал, что рано или поздно придется их покинуть.