Диктатуры, перевороты, революции, жуткая бедность одних и фантастическое богатство других, а вместе с тем - буйное веселье и оптимизм простых людей. Именно так вкратце можно описать большинство стран Латинской Америки в XX веке. Да и не стоит забывать про удивительный синтез различных культур, народов и верований.
Парадоксы истории и буйный колорит вдохновили многих писателей этого региона на создание подлинных литературных шедевров, обогативших мировую культуру. О наиболее ярких произведениях мы и поговорим в нашем материале.
Капитаны песка. Жоржи Амаду (Бразилия)
Один из главных романов Жоржи Амаду , самого известного бразильского писателя XX века. «Капитаны песка» - это история банды детей-беспризорников, промышлявших воровством и разбоем на территории штата Баия в 1930-х годах. Именно эта книга легла в основу фильма «Генералы песчаных карьеров», пользовавшегося огромной популярностью в СССР.
Адольфо Бьой Касарес (Аргентина)
Самая известная книга аргентинского писателя Адольфо Бьой Касареса . Роман, ловко балансирующий на грани мистики и научной фантастики. Главный герой, спасаясь от преследования, попадает на далекий остров. Там он встречается со странными людьми, не обращающими на него ровным счетом никакого внимания. День за днем наблюдая за ними, он узнает, что все происходящее на этом клочке земли - давным-давно записанное голографическое кино, виртуальная реальность. И покинуть это место невозможно... пока работает изобретение некоего Мореля.
Сеньор Президент. Мигель Анхель Астуриас (Гватемала)
Мигель Анхель Астуриас - лауреат Нобелевской премии по литературе за 1967 год. В своем романе автор изображает типичного латиноамериканского диктатора - Сеньора Президента, в котором отражает всю суть жестокого и бессмысленного авторитарного правления, направленного на собственное обогащение за счет притеснения и запугивания простых людей. Эта книга о человеке, для которого править страной - значит грабить и убивать ее жителей. Вспоминая диктатуру того же Пиночета (и других не менее кровавых диктаторов), мы понимаем, насколько точным оказалось это художественное пророчество Астуриаса.
Царство Земное. Алехо Карпентьер (Куба)
В своем историческом романе «Царство Земное» кубинский писатель Алехо Карпентьер рассказывает о таинственном мире жителей Гаити, жизнь которых неразрывно связана с мифологией и магией Вуду. По сути, автор нанес на литературную карту мира этот бедный и загадочный остров, в котором магия и смерть переплетаются с весельем и танцами.
Зеркала. Хорхе Луис Борхес (Аргентина)
Сборник избранных рассказов выдающегося аргентинского писателя Хорхе Луиса Борхеса . В своих новеллах он обращается к мотивам поиска смысла жизни, истины, любви, бессмертия и творческого вдохновения. Мастерски пользуясь символами бесконечности (зеркалами, библиотеками и лабиринтами), автор не столько дает ответы на вопросы, сколько заставляет читателя задуматься над окружающей его действительностью. Ведь смысл не столько в результатах поиска, сколько в самом процессе.
Смерть Артемио Круса. Карлос Фуэнтес (Мексика)
В своем романе Карлос Фуэнтес рассказывает историю жизни Артемио Круса - бывшего революционера и соратника Панчо Вильи, а ныне одного из богатейших магнатов Мексики. Придя к власти в результате вооруженного восстания, Крус начинает неистово обогащаться. Чтобы утолить свою алчность, он не брезгует прибегать к шантажу, насилию и террору в отношении всех, кто встает у него на пути. Эта книга о том, как под влиянием власти отмирают даже самые высокие и благие идеи, а люди меняются до неузнаваемости. По сути, это своеобразный ответ «Сеньору Президенту» Астуриаса.
Хулио Кортасар (Аргентина)
Одно из самых известных произведений постмодернистской литературы. В этом романе знаменитый аргентинский писатель Хулио Кортасар рассказывает историю Орасио Оливейры - человека, находящегося в сложных отношениях с окружающим миром и размышляющего о смысле собственного существования. В «Игре в классики» читатель сам выбирает сюжет романа (в предисловии автор предлагает два варианта прочтения - по специально разработанному им плану или по порядку глав), и непосредственно от его выбора и будет зависеть содержание книги.
Город и псы. Марио Варгас Льоса (Перу)
«Город и псы» - автобиографический роман известного перуанского писателя, лауреата Нобелевской премии по литературе 2010 года Марио Варгаса Льосы . Действие книги разворачивается в стенах военного училища, где из детей-подростков пытаются сделать «настоящих мужчин». Методы воспитания просты - сперва сломать и унизить человека, а затем превратить его в бездумного солдата, живущего по уставу.
После публикации этого антивоенного романа Варгаса Льосу обвинили в предательстве и пособничестве эквадорским эмигрантам. А несколько экземпляров его книги торжественно сожгли на плацу кадетского училища Леонсио Прадо. Впрочем, этот скандал лишь добавил популярности роману, который стал одним из лучших литературных произведений Латинской Америки XX века. Также он был многократно экранизирован.
Габриэль Гарсиа Маркес (Колумбия)
Легендарный роман Габриэля Гарсиа Маркеса - колумбийского мастера магического реализма, лауреата Нобелевской премии по литературе 1982 года. В нем автор рассказывает 100-летнюю историю захолустного городка Макондо, стоящего посреди джунглей Южной Америки. Эта книга признана шедевром латиноамериканской прозы XX века. По сути, в одном произведении Маркесу удалось описать целый континент со всеми его противоречиями и крайностями.
Когда хочется плакать, не плачу. Мигель Отеро Сильва (Венесуэла)
Мигель Отеро Сильва - один из крупнейших писателей Венесуэлы. Его роман «Когда хочется плакать, не плачу» посвящен жизни троих молодых людей - аристократа, террориста и бандита. Несмотря на то, что у них разное социальное происхождение, всех их объединяет одна судьба. Каждый находится в поиске своего места в жизни, и каждому суждена смерть за свои убеждения. В этой книге автор мастерски рисует картину Венесуэлы времен военной диктатуры, а также показывает нищету и неравенство той эпохи.
Сборник::: Культура Мексики::: Сибичус Б.Ю.
Интерес к мексиканской литературе в России возник в конце 1820-х годов, вскоре после завоевания Мексикой независимости 1 . На протяжении XIX в. в русской печати был опубликован ряд материалов о мексиканской литературе различных периодов 2 . В начале нашего столетия с размышлениями о мексиканской (ацтекской) поэзии и с переводами из нее выступил русский поэт К. Бальмонт 3 . Однако традиция научного исследования и широкого перевода мексиканской литературы в дореволюционной России не утвердилась. Работы, посвященные этой теме, были немногочисленны, носили общий характер и заимствовались из иностранных источников. На русский язык литературные произведения Мексики переводились в крайне ограниченном количестве и к тому же не с языка оригинала 4 .
Отсутствие в дореволюционной России подобной традиции и невозможность заложить ее основы в трудные послереволюционные годы 5 явились причиной того, что в первой половине 1920-х годов представления о мексиканской литературе пополнялись медленно и только за счет сведений о тех писателях колониального периода, которых обычно относят и к мексиканской, и к испанской литературе; знакомство с ними русского читателя стало возможным постольку, поскольку они находились в сфере интересов испанистики, более развитой в то время, чем латино-американистика. Сведения о таких испано-мексиканских писателях колониального периода можно было найти в переведенной у нас в 1923 г. книге английского ученого Дж. Келли «Испанская литература». Об одном из авторов, о которых писал Дж. Келли,- хронисте Бернале Диасе дель Кастильо советский читатель получил возможность составить собственное представление по выпущенному у нас в 1924-1925 гг. издательством Брокгауза и Ефрона сокращенному переводу «Правдивой истории завоевания Новой Испании» (под названием «Записки солдата Берналь Диаса дель Кастильо»). Известно, что эту книгу читал и высоко отзывался о ней А. М. Горький. В «Неопубликованных заметках», появившихся вскоре после его смерти 6 , эта книга значится в списке произведений, которые следовало в первую очередь прочитать советской молодежи. А. М. Горький видел в ней одну из тех книг, которые могли бы способствовать формированию у юных читателей подлинно исторического взгляда на жизнь человеческого общества. «Записки...» дадут прекрасную иллюстрацию целей путешественников-разведчиков»,- отмечал Горький 7 , имея в виду открывателей и покорителей новых земель.
Установление дипломатических отношений между СССР и Мексикой в 1924 г. привело к усилению в нашей стране интереса к жизни мексиканского народа, в том числе и к его литературе. Сведения о ней советский читатель 20-х годов мог получить из заметок В. В. Маяковского о его поездке в Мексику в 1925 г., опубликованных в журнале «Красная новь» за 1926 г. (№ 1), и из статьи популярного характера, с которой в «Литературной газете» за 1929 г. (№ 5) выступил прогрессивный немецкий экономист и публицист Альфонс Гольдшмидт, долгое время живший в Мексике и хорошо изучивший ее историю и культуру.
Маяковский писал об отсутствии среди современных ему мексиканских поэтов интереса к социальной проблематике, о преобладании в их творчестве любовной лирики, а также о равнодушном отношении буржуазного общества к труду литераторов, что, по мнению автора, самым отрицательным образом сказывалось па профессиональном уровне мексиканской литературы.
Заметки Маяковского представляют интерес тем, прежде всего, что они содержат первое в советской мексиканистике впечатление представителя нового социалистического общества о мексиканской литературе. Вместе с тем следует иметь в виду, что в Мексике Маяковский пробыл недолго и временем для обстоятельного знакомства с литературой этой страны он не располагал, что, разумеется, не могло не отразиться на степени объективности некоторых его оценок.
Отдельные наблюдения над ходом развития мексиканской литературы были высказаны в предисловии С. С. Игнатова к сборнику рассказов латиноамериканских писателей «Любовь Бентоса Сагреры» (М., 1930), в котором Мексика была представлена двумя произведениями - «Историей фальшивого песо» М. Гутьерреса Нагеры и «Правосудием» Рафаэля Дельгадо.
Как уже отмечалось советскими исследователями 8 , основы изучения мексиканской литературы в нашей стране были заложены статьей выдающегося советского филолога К. Н. Державина «Мексиканский плутовской роман (Лисарди и французское Просвещение) » 9 . В этой статье исследователь ставил перед собой задачу выяснить связь романа X. X. Лисарди «Перикильо Сарньенто» с традицией испанского плутовского романа, с одной стороны, и с французской просветительской философией - с другой. Автор блестяще решил эту задачу, сделав ряд ценных выводов и наблюдений как историко-литературного, так и литературно-теоретического характера, имеющих отношение не только к роману Лисарди, но и к истории испанской и мексиканской литературы в целом. К ним относятся выводы о преобладании в «Перикильо Сарньенто» (в отличие от испанской «пикарески») нравственной проблематики, о том, что та или иная литературная форма (или отдельные ее элементы), возникшая в определенную историческую эпоху как выражение идей и настроений, характерных именно для этой эпохи, может возродиться в других исторических условиях и быть использованной для выражения «новых идеологических устремлений» 10 , а также наблюдения о различии социального типа «пикаро» в Испании и Мексике, о генетической связи плутовского романа с арабской литературой, о социально-исторических предпосылках появления этого жанра в Испании.
Изучение мексиканской литературы в 30-е годы было отмечено по сравнению с предыдущим периодом определенным прогрессом, достигнутым благодаря развернувшейся в то время деятельности немногочисленной, но активной группы исследователей и переводчиков испаноязычных литератур во главе с видным советским испанистом Ф. В. Кельиным. Правда, этот прогресс носил несколько односторонний характер. Произведения мексиканских писателей в то время почти не издавались, а те, что вышли в свет, были отмечены больше своей политической актуальностью, чем высокими художественными достоинствами. Практически не уделялось внимания изучению и переводам мексиканской литературы XVI-XIX вв., и, наконец, в то время она исследовалась почти исключительно в русле литературной критики и журнальной или справочной информации. Та линия историко-литературных изысканий, основы которой были заложены в статье К. Н. Державина о Лисарди, развития пе получила; не было создано работ по истории всей мексиканской литературы. Правда, появились два исследования, принадлежавшие перу иностранных авторов, но они носили чисто популяризаторский характер 11 . В то же время недостаточно внимания уделялось таким ярким явлениям мексиканской литературы XX в., как «роман о революции», хотя с одним из первых и лучших произведений этого течения, романом М. Асуэлы «Те, кто внизу», советский читатель имел возможность познакомиться еще в 1928 г. по опубликованному в журнале «Вестник иностранной литературы» (№ 4) (ответственным редактором его был А. В. Луначарский) отрывку в переводе Т. А. Гликман. Публикация сопровождалась краткой заметкой о творчестве М. Асуэлы, написанной Диего Риверой. Но в дальнейшем ни о М. Асуэле, ни о других представителях «романа о революции», не считая нескольких информационных заметок, ничего не писали, а их произведения не издавали 12 .
В силу объективных исторических причин произведения М. Асуэлы и других близких ему по мироощущению писателей Мексики, отношение которых к Мексиканской революции было неоднозначным, не воспринимались у нас в стране (а также и некоторыми представителями прогрессивной литературы в самой Мексике) как способствующие воспитанию революционного умонастроения, хотя талант и субъективная честность писателей, о которых идет речь, и прежде всего М, Асуэды, отмечались при малейшей возможности 13 .
Формирование более объективного представления о «романе о революции» произошло в нашей стране уже в послевоенное время, когда появились труды советских авторов, доказавших ограниченность преобладавшего в 30-е годы отношения к «роману о революции». В довоенный период внимание наших исследователей мексиканской литературы главным образом было направлено на те сочинения, в которых идея революционного преобразования мира или социально-критическая тенденция были выражены с предельной обнаженностью (хотя и не всегда достаточно убедительно в художественном отношении), и в первую очередь на творчество Хосе Мансисидора.
Первая большая публикация о X. Мансисидоре появилась в 1934 г. в журнале «Интернациональная литература». Отвечая на анкету, разосланную редакцией журнала зарубежным писателям в связи с предстоящим Первым съездом советских писателей, X. Мансисидор говорил о влиянии на его творчество самого факта существования Советского Союза, о значении советской литературы в мире, о недостаточном знакомстве с нею в Мексике 14 . Вскоре в журнале «Звезда» (1934, № 4-5) появился роман X. Мансисидора «Красный город» с краткой заметкой о писателе переводчика Д. Выгодского, а в сборнике «Южная и Караибская Америка» (Харьков, 1934) он был напечатан вторично вместе с самым первым произведением писателя «Мятеж». X. Мансисидор - единственный автор сборника, которому посвящалась отдельная статья (ее написал Ф. В. Кельин). Автор статьи видел в Мансисидоре наиболее яркого представителя революционной литературы Латинской Америки. В статье была показана также эволюция писателя от стихийного бунтарства к сознательной борьбе с буржуазным обществом. Впоследствии вывод об идейно-политической эволюции X. Мансисидора перешел в работы И. А. Терте- рян, В. Н. Кутейщиковой, 3. И. Плавскина, А. Бибилашвили, В. С. Виноградова, которые дополнили его наблюдения над эво люцией Мансисидора-художника.
Что касается дальнейших работ самого Ф. В. Кельина о X. Мансисидоре, то в них он продолжал в основном развивать взгляды, высказанные им в статье для сборника «Южная и Караибская Америка» 15 .
В годы Великой Отечественной войны число публикаций по мексиканской литературе в нашей стране по сравнению с довоенным временем, естественно, сократилось, а то, что издавалось, было самым непосредственным образом связано с борьбой советского народа против гитлеровской Германии. Так, задача антифашистской пропаганды, ставшая в условиях войны особенно актуальной, предопределила перевод на русский язык в 1941 г. повести X. Мансисидора «Об одной испанской матери» (пер. А. Ка- горлицкого). Ненависть к фашизму, которой проникнуты высказывания героев повести - молодого испанского коммуниста, бойца республиканской армии, его матери и его невесты, звучали в то время в высшей степени актуально и мобилизующе. Характерно, что, изменив заглавие (повесть в русском переводе называлась «Мать»), переводчик тем самым придал ее антифашистской направленности более обобщенный смысл.
К вступлению Мексики во вторую мировую войну на стороне антигитлеровской коалиции была приурочена статья Ф. В. Кельина «Передовой деятель мексиканской культуры Хосе Мансисидор», опубликованная в журнале «Интернациональная литература» за 1942 г. (№ 6); в том же номере было напечатано стихотворение мексиканского поэта Рауля Арреолы Кортеса «Песнь о Москве» (пер. Ф. В. Кельина), посвященное разгрому фашистских войск под Москвой в декабре 1941 г. Серию публикаций военного времени, связанных с мексиканской литературой, завершает письмо Мансисидора советским писателям (Литературная газета, 1945, 22 сент.), в котором он поздравлял советский народ с победой во второй мировой войне.
В первые послевоенные годы, несмотря на нехватку специалистов, объем знаний о мексиканской литературе в нашей стране в целом продолжает расширяться, хотя симптомы «значительного снижения общего теоретического уровня литературоведения в послевоенный период» 16 не могли не сказаться и на работах, посвященных литературе Мексики. В то время появляются первые в нашей стране работы отечественных авторов по истории всей мексиканской литературы - статьи Ф. В. Кельина в справочнике «Страны Латинской Америки» (М., 1954), К. Н. Державина в БСЭ (М., 1954, т. 27, 2-е изд.), освещающие (особенно это относится к более полной статье Кельина) такие явления, которые до того или вовсе не привлекали внимания наших исследователей, или удостаивались лишь беглого упоминания (например, если брать только статью Ф. В. Кельина: литература колониального периода, народная поэзия, театр, мексиканский романтизм, «роман о революции» и вообще вся литература XX в.). «Роману о революции» дается относительно полная характеристика. В то же время в статьях явно недооценивалось значение мексиканской литературы колониального периода (так, в творчестве Хуаны Инес де ла Крус Ф. В. Кельин видел только подражание Луису де Гонгора) и мексиканских представителей испаноамериканского модернизма 17 .
Новый период в изучении и популяризации мексиканской (как, впрочем, и всей латиноамериканской) литературы наступает во второй половине 50-х годов. Он связан с деятельностью группы специалистов, формирование научных взглядов которых происходило в обстановке заметного оживления в области литературоведения и других гуманитарных наук. Именно среди советских исследователей испаноязычных литератур обозначается специализация по литературе Испании и некоторых стран Латинской Америки, в том числе Мексики, в результате чего, прежде всего благодаря трудам В. Н. Кутейщиковой, впервые стало возможным говорить о мексиканистике как об отдельной ветви нашей литературоведческой латиноамериканистики.
Для специалистов этого поколения характерно стремление расширить тематический диапазон исследований по латиноамериканской литературе, по-новому взглянуть на традиционные темы, поставить во главу угла изучение латиноамериканской прозы XX в., и в первую очередь латиноамериканского романа. Принципиальной установкой стало повышение теоретического уровня исследований. Широко начали привлекаться открытия смежных областей литературоведения, данные социологии, истории, этнографии. Им свойствен особый иптерес к проблеме «национального своеобразия литературного процесса... специфического преломления всеобщих закономерностей литературного развития, становления... литературы как формы национального самосознания» 18 .
Со всей определенностью эти качества проявились уже в самых первых работах советских латиноамериканистов второй половины 50-х годов по мексиканской литературе. Так, например, в статье «Трагедия долины Мескиталь» В. Н. Кутейщиковой и JI. С. Осповата (Новое время, 1954, № 24) и в их же «Обзоре мексиканской литературы» (Новое время, 1956, № 30) чувствуется тяготение именно к выявлению национальной специфики мексиканской прозы. Стремление увязать анализ конкретных фактов истории мексиканской литературы с решением историко-теорети- ческих проблем характерно для статьи JI. С. Осповата «Мексиканский реализм в кривом зеркале» (Вопросы литературы, 1957, № 3).
Новое отношение латиноамериканистов второй половины 50-х годов к традиционным темам наглядно проявилось в подходе к творчеству X. Мансисидора, интерес к которому в то время не ослабевал. В 1958 г. были изданы его наиболее значительные романы: «Заря над бездной» (пер. Р. Похлебкина, ИЛ) и «Граница у моря» (пер. В. Виноградова и О. Кирика, Лениздат),- каждый из которых сопровождался подробным предисловием (В. Н. Кутейщиковой - к первому, 3. И. Плавскина - ко второму). В журнале «Вопросы литературы» за 1957 г. (№ 8) была опубликована статья М. Александровой «Мексиканский писатель о социалистическом реализме», познакомившая читателей с эстетическими взглядами X. Мансисидора. Опираясь на исследования о X. Мансисидоре 30-40-х годов, авторы этих работ чрезвычайно высоко отзывались о вкладе писателя в дело развития прогрессивной мексиканской литературы, в то же время впервые обращая внимание на художественные особенности его творчества и проявляя в характеристике художественного уровня его произведений подлинно научную объективность.
Тогда же, во второй половине 50-х годов, отчетливо обозначилось то направление, по которому пошло дальнейшее изучение творчества писателей мексиканского «романа о революции», и в первую очередь ее крупнейшего представителя - М. Асуэлы. Не скрывая моменты исторической ограниченности их мировоззрения, советские исследователи основное внимание уделяли выявлению того, насколько правдиво отразились в произведениях этих писателей события Мексиканской революции 1910-1917 гг. и процессы послереволюционной мексиканской истории 19 .
Значительно расширился во второй половине 50-х годов и круг произведений мексиканской литературы, переведенной на русский язык 20 .
Во всей полноте новые тенденции в области исследования и публикации мексиканской литературы проявились в трех изданиях 1960 г.: в сборнике «Мексиканские рассказы» (сост. Р. Линцер, Гослитиздат), в книге стихов Мануэля Гутьерреса Нагеры (с предисловием В. Столбова, Политиздат) и в коллективной монографии Института мировой литературы им. А. М. Горького «Мексиканский реалистический роман XX века» (Изд-во АН СССР).
Первые две книги впервые позволили советскому читателю в таких масштабах (достаточно сказать, что «Мексиканские рассказы» включали в себя произведения шестнадцати авторов) познакомиться с художественными ценностями мексиканской литературы. В монографии «Мексиканский реалистический роман XX века» получило свое дальнейшее развитие то направление исторического изучения литературы Мексики, основы которого были заложены в статье К. Н. Державина о Лисарди.
Монография открывалась статьей В. Н. Кутейщиковой «Формирование и особенности реализма в мексиканской литературе», в которой излагалась концепция развития этой литературы в XIX-XX вв., впоследствии лишь с небольшими изменениями перешедшая в другие работы автора. Основоположником мексиканского реализма В. Н. Кутейщикова считает X. X. Фернандеса де Лисарди, его последователями - костумбристов XIX в. (Л. Инклан, М. Пайно, X. Куэльяр, И. М. Альтамирано), затем писателей периода диктатуры Порфирио Диаса, но не всех, как на этом настаивают некоторые мексиканские литературоведы, а только А. Дель Кампо, Э. Фриаса и отчасти Э. Рабасу. Вершина реализма в мексиканской литературе - творчество писателей 20-30-х годов (в первую очередь М. Асуэла, М. Л. Гусмаи, Г. Лопес-и-Фуэнтес, Р. Муньос и Р. Ромеро).
В литературе 30-х годов Кутейщикова особо выделяет X. Ман- сисидора как основоположника социалистического реализма в мексиканской литературе. 40-50-е годы она в то время считала периодом упадка мексиканского реализма, укрепления модернизма (романы М. Асуэлы, X. Ревуэльтаса, X. Рульфо), однако впоследствии эта точка зрения была подвергнута пересмотру.
Наиболее подробно в статье анализируется проза 20-30-х годов, в которой выделяются три направления - «роман о революции», «социальный роман» и «индеанистский роман». Очень важно, что в этой работе впервые в советском литературоведении была убедительно опровергнута точка зрения на М. Асуэлу и других представителей «романа о революции» как на «буржуазных» писателей, а также впервые выдвинут тезис (в дальнейшем получивший развитие в других работах В. Н. Кутейщиковой) о типологической близости «романов о революции» таким произведениям советской литературы первых послереволюционных лет, как «Партизанские повести» Вс. Иванова, «Барсуки» JI. Леонова, «Конармия» И. Бабеля.
Резюмируя исследования мексиканского романа 20-30-х годов, В. Н. Кутейщикова выделяет следующие его особенности: идейные (внимание к судьбе не отдельной личности, а целого народа; разочарование в результате революции 1910-1917 гг., породившее в некоторых случаях «пессимизм, мрачность, безысходность»), художественные (стремление к «максимальной документальности и фактографичности», «быстрый темп повествования», «скудность выразительных средств», отсутствие авторских рассуждений, «отказ от углубленного психологического анализа», «отсутствие изображения... интимных чувств», «простонародная лексика»).
Более подробное рассмотрение основных направлений мексиканского романа XX в., выделенных в статье В. Н. Кутейщиковой, содержится в остальных статьях сборника, названия которых достаточно красноречиво передают их содержание: «Роман «Те, кто внизу» и его место в творческой эволюции Мариано Асуэлы», «Образы Вильи и Сапаты в романах «Орел и змея» и «Земля»» И. В. Винниченко, «Мексиканские романы об индейцах» В. Н. Кутейщиковой, «Путь Хосе Мансисидора» И. А. Тер- терян. В последней статье основное внимание уделено художественной эволюции писателя, взятой, как справедливо отмечал один из рецензентов сборника 3. И. Плавскин, в тесной связи с идейным ростом писателя 21 .
Масштабностью замысла, научной значимостью поставленных проблем сборник «Мексиканский реалистический роман XX века» свидетельствовал о несомненном прогрессе всей советской латиноамериканистики к началу 60-х годов. Сборник помог существенно дополнить, а кое в чем и поправить тогдашние наши представления о мексиканской литературе. Он не только положил начало широкому исследованию мексиканской прозы в СССР, но и создал хорошую основу для изучения литератур других стран Латинской Америки, как это видно на примере фундаментального труда И. А. Тертерян «Бразильский роман XX века» (М.: Наука. 1965),
Сборник также оказал большую помощь делу практического ознакомления советской общественности с мексиканской литературой. В результате того что его авторы впервые в советской науке осветили целый ряд значительных явлений литературы Мексики XX в. и аргументированно доказали прогрессивность «романа о революции», стало возможным издать наиболее интересные произведения мексиканской прозы 20-30-х годов: роман «Те, кто внизу» М. Асуэлы (1960, 1961, пер. В. Герасимовой и А.Костюковской, предисл. И. Григулевича, Гослитиздат; 1970, пер. В. Виноградова, предисл. В. Кутейщиковой, ИХЛ), «Тень каудильо» М. JL Гусмана (1964, пер. С. Мамонтова и И. Триста, предисл. И. Винниченко и С. Семенова, ИХЛ), «Никчемная жизнь Пито Переса» X. Р. Ромеро (1965, пер. Р. Похлебкина, предисл. Т. Полонской, ИХЛ), сборник избранных произведений Р. Муньоса «Смертельный круг» (1967, пер. и предисл. И. Винниченко, ИХЛ).
Усиление интереса к мексиканской прозе в это время привело к изданию сборника рассказов мексиканских писателей «Золото, Конь и Человек» (1961, сост. Ю. Папоров, ИЛ) и к переводу на русский язык романа писателя второй половины XIX в. В. Ривы Паласио «Пираты мексиканского залива» (1965, пер. Р. Линцер и И. Лейтнер, предисл. Я. Света, ИХЛ). В 1963 г. была переведена повесть X. Мансисидора «Ее звали Каталина» (пер. М. Филипповой, предисл. В. Виноградова, ИХЛ).
В 1961 г. появилась статья В. Н. Кутейщиковой о Фернандесе Лисарди 22 , примыкающая к исследованию К. Н. Державина об этом писателе. Тезис К. Н. Державина о просветительском характере мировоззрения Лисарди В. Н. Кутейщикова дополняет выводом о мексиканской специфике его просветительских взглядов. И в дальнейшем Кутейщикова неоднократно возвращалась к анализу творчества Лисарди и выявлению его места в истории мексиканской литературы 23 .
В 1964 г. в результате возросшего интереса в нашей стране к творчеству Лисарди был издан на русском языке его роман «Перикильо Сарньенто» (пер. С. Николаевой, А. Пинкевича, З. Плавскина, А. Энгельке, предисл. В. Шора).
Значительный вклад в изучение мексиканской прозы в нашей стране, главным образом творчества М. Асуэлы, внесла в 60-70-е годы И. В. Винниченко, научная деятельность которой была прервана преждевременной смертью 24 .
Крупнейшим достижением советской мексиканистики является монография В. Н. Кутейщиковой «Мексиканский роман. Формирование. Своеобразие. Современный этап» 25 .
Монография освещает историю мексиканского романа от ее истоков (творчество Лисарди) до конца 60-х годов XX в., т. е. в таких широких хронологических рамках, в которых ни одно явление латиноамериканской литературы до этого у нас не рассматривалось. Масштабность обзора дополняется разнообразием точек зрения, с которых ведется исследование. Мексиканский роман интересует исследователя и как форма выражения национального самосознания, и как отражение тех или иных процессов национальной истории, и в динамике своего внутреннего развития (смена течений и направлений, их взаимодействие, проблема литературных влияний), и с точки зрения художественных особенностей. В результате предпринятого исследования В. Н. Кутей- щикова приходит к выводу, что «главной и ведущей тенденцией мексиканского романа является стремление к национальному самовыражению» 26 . Одновременно, как отмечал первый рецензент монографии С. П. Мамонтов, «разговор о мексиканском романе... то и дело переходит в разговор об особенностях латиноамериканской литературы вообще» 27 .
Монография В. Н. Кутейщиковой значительно расширила и уточнила наши представления как о мексиканской, так и о всей латиноамериканской литературе. Она наметила ориентиры для последующих исследований. Отдельные ее положения получили развитие как в статьях самой В. Н. Кутейщиковой, так и в работах других советских латиноамериканистов.
Монография В. Н. Кутейщиковой имела не только научное, но и практическое значение: она способствовала переводу в нашей стране книг тех мексиканских писателей, с именем которых связывают обычно широкое международное признание латиноамериканской литературы в период после второй мировой войны. Если до появления монографии Кутейщиковой из произведений послевоенного поколения мексиканских писателей у нас были изданы роман К. Фуэнтеса «Смерть Артемио Круса» (1967, пер. М. Былинкиной, предисл. Ю. Дашкевича, Прогресс) 28 , роман X. Ибаргуэнгойтии Антильона «Августовские молнии» (1970, пер. Г. Полонской, ИХЛ), роман А. Родригеса «Бесплодное облако» (пер. С. Вафа, предисл. В. Александровой) и сборник произведений X. Рульфо, включивший повесть «Педро Парамо» и рассказы и повести из книги «Равнина в огне» (1970, пер. П. Глазовой, предисл. Л. Осповата, ИХЛ), то после выхода этой монографии переводятся пьесы К. Фуэнтеса «Все кошки - серы» (Иностранная литература, 1972, № 1, пер. и вступит, статья М. Былинкиной), роман Р. Кастельянос «Молитва во тьме» (1973, пер. М. Абезгауз, предисл. Я. Света, ИХЛ), однотомник избранных произведений К. Фуэнтеса (1974, предисл. В. Н. Кутейщиковой, Прогресс), в который вошли повести и рассказы (пер. С. Вайнштейна, Н. Кристальной, Э. Брагинской, О. Сушко) и романы «Спокойная совесть» (пер. Е. Лысенко) и «Смерть Артемио Круса». Этот однотомник был опубликован в серии «Мастера современной прозы», что свидетельствует о высокой оценке таланта К. Фуэнтеса в СССР.
Что касается изучения мексиканской прозы послевоенного периода, то оно успешно развивалось в нашей стране и в 70-е годы. В вышедшем в 1976 г. сборнике статей В. Н. Кутейщиковой и Л. С. Осповата «Новый латиноамериканский роман» две большие статьи посвящены творчеству X. Рульфо и К. Фуэнтеса 29 . В центре первого очерка - анализ корней национального сознания; во втором главное внимание обращено на романы «Область наипрозрачнейшего воздуха» и «Смерть Артемио Круса» как на произведения, наиболее полно выразившие своеобразие и динамику исторического процесса послереволюционной Мексики,
В коллективном труде Института мировой литературы «Художественное своеобразие литератур Латинской Америки» (М.: Наука, 1976) помещена статья В. Н. Кутейщиковой «О некоторых национальных чертах мексиканской прозы».
Отталкиваясь от тезиса Раймундо Ласо: «В сообществе народов, составляющих Испанскую Америку, Мексика отличается глубоким своеобразием, неколебимой верностью своему характеру» и известной фразы Пабло Неруды: «На этой обширной территории, где от края до края идет борьба человека со временем... я понял, до какой степени мы - Чили и Мексика - являемся странами-антиподами», В. Н. Кутейщикова предпринимает попытку выявить ту линию в истории мексиканской прозы, которая наиболее отчетливо выразила особенности историко-этнического и культурного формирования страны, и в первую очередь тот синтез испанского и индейского начал, который образует основу мексиканского сознания и мексиканской жизни.
Успешно развивалась в течение последних лет деятельность советских латиноамериканистов по изучению и изданию мексиканской поэзии.
Важным шагом после упоминавшегося уже томика стихов М. Гутьерреса Нагеры стал сборник «Народная мексиканская поэзия» (М.: ИХЛ, 1962), который включил произведения самых различных жанров и периодов. Он открывался чрезвычайно содержательной статьей Г. В. Степанова об истории, особенностях исполнения, структуре мексиканского песенного фольклора 30 .
Много и плодотворно занимается изучением мексиканской народной песни П. А. Пичугин, работы которого характеризуются комплексным, музыковедческим и историко-филологическим подходом к предмету исследования 31 . П. А. Пичугин является также автором многих переводов народной мексиканской поэзии.
Большим подарком для советских любителей поэзии стал выход в свет в 1966 г. томика стихов выдающейся мексиканской поэтессы XVII в. Хуаны Инес де ла Крус (сост. и пер. И. Че- жеговой, ИХЛ). Книга давала представление о всех основных направлениях творческой деятельности «Десятой музы». На ее долю выпал такой успех, что в 1973 г. она была издана вторым, значительно дополненным изданием.
Что касается мексиканской поэзии XX в., то о ней советский читатель имеет довольно полное представление по подборкам стихов таких корифеев мексиканской поэзии, как А. Нерво, А. Рейес, Э. Гонсалес Мартинес, печатавшихся в 60-е годы в журнале «Иностранная литература» и в некоторых сборниках испаноязычной поэзии, главным же образом по представительной антологии «Поэты Мексики» (М.: ИХЛ, 1975, сост. И. Чежегова). Говоря о приобщении советского читателя к мексиканской поэзии XX в., нельзя не отметить ту роль, которую сыграла в ее популяризации в СССР статья видного гватемальского поэта Роберто Обрегона Моралеса «Человек выходит на первый план», напечатанная в «Иностранной литературе» за 1970 г. (№ 6). Как это обычно бывает, когда большой поэт высказывается о поэзии, статья содержала наряду с субъективными моментами чрезвычайно тонкие суждения о поэзии Э. Гонсалеса Мартинеса, Р. Л. Веларде, К. Пельисера, О. Паса, Р. Кастельянос, X. Сабинеса, и прежде всего о философском содержании их поэзии, о ее связи с процессами всей мировой культуры XX в.
Уровень, достигнутый советской мексиканистикой к концу 60-х годов, позволил посвятить мексиканской литературе отдельный раздел в главе о литературе стран Латинской Америки в университетском учебнике зарубежной литературы XX в. Автором этого раздела (как и всей главы) является С. П. Мамонтов 32 .
О том, насколько возрос и углубился в нашей стране интерес к мексиканской литературе в последние годы, свидетельствует тот факт, что все большее число студентов-филологов посвящают ей свои дипломные сочинения. В 50-е годы на филологическом факультете МГУ была защищена всего одна дипломная работа по мексиканской литературе (в 1958 г. С. Романов о X. Мансисидоре). В последние годы здесь под руководством доцента кафедры истории зарубежных литератур К. В. Цуринова были защищены пять дипломных работ по мексиканской литературе: о творчестве М. Асуэлы (1968, П. Санжаров), К. Фуэнтеса (1971, О. Трошанова), X. Рульфо (1975, 3. Мушкудиани; 1979, Н. Велович), о мексиканских «корридос» (1969, В. Кузякин). Все чаще начинают привлекаться к изучению мексиканской литературы и студенты филологического факультета ЛГУ. Здесь в 60-70-е годы были защищены дипломы по творчеству М. Асуэлы, М. Л. Гусмана, X, Рульфо 33 .
Долгое время среди советских исследований по мексиканской литературе не было ни одной диссертации. В 70-е годы в этом отношении был достигнут определенный прогресс. В 1972 г. в Тбилисском гос. университете А. Бибилашвили защитил кандидатскую диссертацию по творчеству X. Мансисидора; в 1979 г. в МГУ (под руководством К. В. Цуринова) А. Ф. Кофман завершил диссертацию по теме «Своеобразие песенных лирических жанров мексиканского фольклора».
Сегодня мексиканская литература известна в нашей стране, пожалуй, лучше, чем любая другая литература Латинской Америки. Советские мексиканисты добились внушительных успехов, однако перед ними еще простирается обширное поле деятельности. Им предстоит провести работу как по расширению и уточнению существующих представлений о мексиканской литературе, так и по освоению ее малоизученных или пока еще вовсе не известных у нас явлений, таких, как литература доколумбовой эпохи и колониального периода, индейский фольклор, профессиональная литература на индейских языках, литература 70-х годов (в первую очередь так называемая повая волна в прозе этого периода). Богатый опыт изучения и перевода мексиканской литературы в нашей стране и все возрастающий интерес к ней со стороны молодых латиноамериканистов вселяют уверенность в успешном решении этих задач.
1 Первое упоминание в русской печати см.: Хлебников Г. Записки о Калифорнии.- Сын отечества, 1829, т. II, ч. 124, с. 347.
2 Antiquities of Mexico ...- Телескоп, 1831, ч. 4; Ихтлильхочитль.- Библиотека для чтения, 1841, т. XIV, отд. III; Древняя образованность мексиканцев.- Москвитянин, 1846, ч. V, № 9-10; Торговля в степях Америки.- Сын отечества, 1849, № 2, с. 10 (смесь); Народное образование, искусства и литература Мексики.- Пантеон и репертуар русской сцены, 1851, т. VI, № 11, отд. IV (смесь); Мехи- ка (статья Ампера).- Отечественные записки, 1854, т. ХСИ, № 1-2отд. V; Европейская жизнь.- Заграничный вестник, 1864, т. III, вып. 8; Литературное движение в Мексике.- Образование, 1900, № 2, отд. II; и др.
3 См.: Земсков В. Б. «И Мексика возникла, виденье вдохновенное». К. Д. Бальмонт и поэзия индейцев.- Латинская Америка, 1976, № 3.
4 Кроме упоминавшихся переводов К. Бальмонта, были опубликованы: отрывок из молитвы ацтекскому богу дождя Тлалоку (из журнала «Antiquities of Mexico...»), фрагмент. философского стихотворения ацтеков («Мехика», в прозаическом изложении), крохотный отрывок из романа Лисарди «Перикильо Сарньенто» (там же), четыре мексиканские легенды (Вестник иностранной литературы, 1906, № 2; Новый журнал литературы, искусства и науки, 1907, № 6). «Песня мексиканки» М. Ро- зенгейма (Песни разных народов. М., 1898) - это скорее самостоятельное произведение на темы народной мексиканской поэзии, чем перевод. Следует иметь в виду, что переводы К. Бальмонта, будучи великолепными образчиками русской поэзии, с точки зрения точности передачи содержания оригинала неравноценны. Среди них встречаются, как было установлено В. Б. Земсковым, п оригинальные стихотворения, и вольные переложения, и импровизации «на темы», и собственно переводы (см.: «И Мексика возникла...», с. 179).
5 Издание произведений мексиканских писателей XIX в. Хосе Хоакин Песадо, Мануэля Акуньи и Мануэля Горостисы было предусмотрено в планах издательства «Всемирпая литература», организованного А. Горьким вскоре после революции, по осуществить эти планы не удалось.
7 Горький М. Заметки о детских книгах и играх.- Собр. соч.: В 30-ти т. М.: 1953, т. 27, с. 520.
8 См.: Кутейщикова В. Н. Основоположник мексиканской литературы Фернандес Лисарди.- Изв. АН
СССР. Отд-ние литературы и языка, 1961, т. XX, вып. 2.
9 Язык и литература, JL, 1930, вып. V.
10 Державин К. Н. Мексиканский плутовской роман..., с. 86.
11 Это были: «Путь развития мексиканской литературы» Маседонио Гарсы (Интернациональная литература, 1936, № 8) и отчасти «Мексиканские мастера культуры» эквадорского писателя и литературного критика Умберто Сальвадора (Интернациональная литература, 1940, № 9-10). Некоторые наблюдения историко-литературного характера, касающиеся литературы Мексики, встречаются в статьях Сэмюэля Путнема «Современная литература Латинской Америки (1934-1937)» (Интернациональная литература, 1939, № 1) и JI. Стася «Южноамериканская литература» (Штурм, Свердловск, 1935, №9).
12 Исключение составляет рассказ М. Л. Гусмана «Праздник пуль» (Альманах. Приложение к журналу «Стройка». Л., 1930, № 3).
13 См. аннотацию на роман М. Асуэлы «Касики» (1931) (Интернациональная литература, 1932, № 10) и заметку о выходе в Мексике романа Г. Лопес-и-Фуэнтеса «Земля» (Литературная газета, 1974, 22 марта).
14 Мансисидор X. Я служу делу истины, защищая СССР.- Интернациональная литература, 1934, № 3-4.
15 См.: Келъин Ф. В, Хосе Мансисидор.- Интернациональная литература, 1936, № 2; Кельину, по-видимому, принадлежат и неподписанная заметка о X. Мансисидоре, помещенная среди материалов о других писателях-антифашистах в «Интернациональной литературе» за 1937 г. (№ 11) и статья в «Литературной газете» за 1947 г. (№ 36). Следует иметь в виду, что свои работы о X. Мансисидоре В.Ф. Кельин писал в 30-40-е годы. Будучи чуть ли не единственным в то время нашим специалистом в области испаноязычных литератур, он уделял основное внимание изучению литературы Испании, интерес к которой в связи с гражданской войной 1936-1939 гг. необычайно возрос (и которая, заметим попутно, стала хорошо известна в СССР в значительной степени благодаря деятельности Ф. В. Кельина, принесшей ему звание почетного доктора Мадридского университета). Латиноамериканская литература, в том числе мексиканская, оказалась тогда несколько на заднем плане.
16 Поспелов Г. Н. Методологическое развитие советского литературоведения,-В кн.: Советское литературоведение за пятьдесят лет. / Под ред. В. И. Кулешова. М.: Изд-во МГУ, 1967, с. 100.
17 В обстоятельном докладе «Прогрессивная литература Латинской Америки», с которым Ф. В. Кельин выступил на научной сессии Института мировой литературы им. А. М. Горького в октябре 1951 г. и который впоследствии в расширенном виде был включен в сборник «Прогрессивная литература стран капитализма в борьбе за мир» (М.: Изд-во АН СССР, 1952), мексиканской литературе уделено довольно много места, но речь здесь идет в основном о X. Мансисидоре. О таких же крупных представителях мексиканской литературы XX в., как Э. Гонсалес Мартинес, М. Асуэла и Р. Муньос, говорится очень мало и преимущественно в плане характеристики их общественной деятельности, а не творчества.
Симптомы снижения уровня понимания мексиканской литературы, достигнутого в 30-е годы, можно обнаружить в предисловии С. Воробьева к роману X. Мансисидора «Роза ветров» (М.: ИЛ, 1953, пер. А. Сиповича и А. Гладковой). В нем М. Асуэла и М. Л. Гусман были названы «буржуазными писателями». Однако подобная точка зрения на них не утвердилась в нашем литературоведении.
18 Тертерян И. А. Бразильская литература в СССР.- В кн.: Бразилия. Экономика, политика, культура. М.: Изд-во АН СССР, 1963, с. 518.
19 См.: Кутейщикова В. Н. Проклятье Мариано Асуэлы,- Иностранная литература, 1956, № 8; Винниченко И. В. Предсмертное слово Асуэлы.- Иностранная литература, 1956, № 12.
20 Кроме упомянутых романов X. Мансисидора, в те годы были переведены: его рассказ «Перед рассветом» (Смена, 1956, № 15, пер. JL Коробицына), стихи Эд. Лисальде (Молодая гвардия, 1957, № 4, пер. П. Глушко), три рассказа из сборника X. Рульфо «Равнина в огне» (Звезда, 1957, № 5, пер. Л. Осповата), рассказы Э. Валадеса (Огонек, 1958, № 45, пер. Ю. Папорова), Л. Кордобы (Дружба народов, 1958, № 12, пер. Н. Тулочинской), X. Васконселоса (Советская Украина, 1958, № 3), Г. Лопес-и-Фуэнтеса (в кн.: Фальшивые монеты. М.: Профиздат, 1959; в кн.: Скромные дороги. М.: Искусство, 1959), X. Ибаргуэнгой- тии Антильона и К. Базе (в кн.: Скромные дороги), пьеса И. Рете- са «Город, в котором мы будем жить» (в кн.: Современная драматургия. Альманах, кн. 6, М.: Искусство, 1958, пер. И. Николаевой) .
21 Плавскип 3. Хорошее начало.- Вопросы литературы, 1961, № 9; см. также: Уваров Ю. Советские литературоведы о мексиканском романе.- Иностранная литература, 1960, № 12; Мотылева Т. Новые работы советских ученых о современном зарубежном романе.- Вестник АН СССР, 1965, № 6.
22 Кутейщикова В. Н. Основоположник мексиканской литературы Фернандес Лисарди.
23 См.: Философско-художественное наследство Хосе Хоакина Фернандеса Лисарди (в кн.: Формирование национальных литератур Латинской Америки. М.: Наука, 1970); первую главу кн.: Мексиканский роман. Формирование. Своеобразие. Современный этап (М.: Наука, 1971); статью «Мексика: роман и нация» (Латинская Америка, 1970, № 6); «Введение» и статью «О некоторых национальных чертах мексиканской прозы (в кн.: Художественное своеобразие литератур Латинской Америки. М.: Наука, 1976); и др.
24 См.: Винниченко И. В. Мариано Асуэла. Мексиканская революция и литературный процесс (М.: Наука, 1972), а также следующие предшествовавшие ей статьи: «Роман «Те, кто внизу» и его место в творческой эволюции Мариано Асуэлы» (в кн.: Мексиканский реалистический роман XX века), «История и современность: две тенденции в развитии мексиканской литературы XX века» (в кн.: Мексика. Политика, экономика, культура. М.: Наука, 1968), «Реализм и революция в творчестве Мариано Асуэлы» (в кн.: Проблемы идеологии и национальной культуры стран Латинской Америки. М.: Наука, 1967).
25 М.: Наука, 1971.
26 Кутейщикова В. II. Мексиканский роман..., с. 316.
27 Мамонтов С. П. В. Н. Кутейщикова. «Мексиканский роман. Формирование. Своеобразие. Современный этап».- Латинская Америка, 1971, № 5. Другие отклики на монографию см.: Зюкова Н. История мексиканского романа.- Вопросы литературы, 1971, № 10; Мотылева Т. Мексиканский роман.- Литературная газета, 1971, 22 дек.; Ilyin V. Рец. в: Social sciencis, Moscow , 1977, N 4.
28 Имя Карлоса Фуэнтеса стало известно в нашей стране в начала 60-х годов. Тогда в советской прессе был помещен ряд его публицистических статей: «Революция? Вы боитесь ее!» (Известия, 1962, 5 июля); «Аргументы Латинской Америки. Речь, которая не была произнесена по американскому телевидению» (За рубежом, 1962, № 27); «Откройте глаза, янки! Доводы Латинской Америки. Обращение к североамериканцам» (Неделя, 1963, № 12). В «Литературной России» (1963, И янв.) был опубликован его рассказ «Испания, не забудь!» (пер. Н. Голубенцева) . Первое представление К. Фуэнтеса советскому читателю сделал Б. Ярошевский (За рубежом, 1962, № 27). Затем более подробно о писателе рассказал Ю. Дашкевич в журнале «Иностранная литература» (1963, № 12). См. о К. Фуэнтесе также статьи К. Зелинского «Наследство Артемио Круса» (Литературная газета, 1965, 26 сент.) и И. Лапина «Лицом к современности (о творчестве Карлоса Фуэнтеса) (в кн.: Современные прозаики Латинской Америки. М.: Наука, 1972).
29 «Деревенская Мексика: национальное и общечеловеческое (о творчестве Хуана Рульфо)» и «Карлос Фуэнтес, разрушитель мифов» (в кн.: Кутейщикова В. Осповат Л. С. Новый латиноамериканский ромап. М.: Советский писатель, 1976).
30 См. рец. Л. Осповата на сборник (Новый мир, 1962, № 9).
31 См.: Песни Мексиканской революции (Советская музыка, 1963^ № И); Корридос Мексиканской революции (в кн.: Музыкальная культура стран Латинской Америки. М.: Музыка, 1974); Мексиканская песня (М.: Советский композитор, 1977); «Корридос Мексиканской революции» (находится в производстве в изд-ве «Советский композитор»),
32 См.: История зарубежной литературы после Октябрьской революции. Часть I. 1917-1945. М.: Изд-во МГУ, 1969, с. 475-485.
33 См.: Лукин В. В. Латиноамериканистика в Ленинградском государственном университете (рукопись).
Люси Невилл
О, Мексика!
Любовь и приключения в Мехико
Перевод с английского А. Хелемендик
Oh Mexico! Love and Adventure in Mexico City
© Lucy Neville 2010
First published in 2010 by Allen&Unwin
© Перевод. Хелемендик А. В., 2015
© Издание на русском языке, перевод на русский язык, оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2015
* * *
Посвящается моей бабушке
В шесть утра я спускаюсь в метро на станции «Барранка дель Муэрто», что переводится как «Утес смерти». Завернувшись в черную шаль, уезжаю по крутому эскалатору все глубже и глубже в тоннель. У платформы щеки обжигает горячий воздух. В ожидании поезда я покупаю единственную газету, которая есть в продаже, – «Эль Графико», красочную бульварную газетенку. Опять к обезглавленным трупам полицейских пришили свиные головы.
В вагоне меня окутывает мощной смесью химических запахов – лака для волос, духов и дезинфицирующих средств. Босой смуглый малыш на цыпочках идет ко мне по недавно протертому шваброй серому полу и протягивает цветную бумажку, на которой старательно написано по-английски: «Мы крестьяне с гор к северу от Пуэблы. Кофе так дешев. Мы голодны. Пожалуйста, помогите нам». Слепая женщина продает миниатюрные изображения Пресвятой Девы Гваделупской.
На станции «Мискоак» входят двое карликов. Они тащат с собой звукоусилитель, бас и гитару и исполняют песню «People are strange» группы «Doors». Низкий, вибрирующий голос разносится по вагону. Старик, сидящий рядом со мной, просыпается и начинает подпевать. Весь остальной вагон продолжает спать.
К станции «Поланко» народ плотнее набивается в вагон, и, чтобы выбраться из поезда, требуются изрядные физические усилия. Я локтями прокладываю себе путь к выходу. Когда я выхожу из метро, уже встает солнце и золотом сияет сквозь дубовую листву. Пройдя пешком через тенистую площадь с круглыми фонтанами, искрящимися под солнцем, и аккуратно подстриженными розовыми кустами, поворачиваю за угол. Сейчас 6.45 – время выгула пуделей. Женщины с древними лицами, одетые в затейливую униформу с рюшами, сопровождают аккуратно подстриженных собачек на утренней прогулке.
Я здороваюсь с охранниками у входа в здание, где работаю. Они стоят по стойке «смирно» с оружием наготове. «Buenos días, Güerita. Buenos días, huesita» , – отвечают они мне. («Доброе утро, беляночка. Доброе утро, маленькая худышка».) В Мексике я считаюсь необычайно тощей девицей.
Я покупаю стаканчик отдающего пластмассой капучино в маленьком магазинчике в нашем здании, на уровне улицы, а потом взбегаю по лестнице на второй этаж, в свой класс.
– Привет, Коко, – здороваюсь с секретаршей.
Она подкручивает ресницы ручкой чайной ложечки перед маленьким зеркальцем, стоящим у нее на столе. Сегодня у нее розовый день: розовая юбка, розовые ногти, розовые тени на веках.
– Привет, Люси. Твои эстуденти тевя ждут. – Одни из самых трудных звуков для мексиканцев – это в и б .
Две женщины и мужчина в ожидании сидят в классе: Эльвира, Рейна и Освальдо. Эльвира хватает меня под руку и ведет к моему стулу:
На столе меня ждет маленький сверток в кукурузных листьях.
– Но я люблю чили, – возражаю я.
Все они смеются:
– Нет! Гринго не едят чили.
(Для мексиканцев это своеобразный источник национальной гордости – быть единственной американской страной, которой хватает мужества есть чили.)
– Я из Австралии. Мы, знаете ли, ОХОТНИКИ НА КРОКОДИЛОВ! Не то что эти слюнтяи американцы, – поясняю я в который раз.
– Ладно, в следующий раз я купить чили для вас.
Эльвире сорок пять. Она работает ассистентом по маркетингу в «Гаторейде» . У нее длинные темные волосы, которые она каждое утро – в шесть часов! – завивает в косметическом салоне, элегантно-роскошные формы, и она носит яркие обтягивающие топы с низким вырезом, чтобы привлечь внимание к своей необъятной груди, и темные, мешковатые брюки, скрадывающие необъятность ее зада. Она двигается по комнате так, будто танцует кумбию, покачивая бедрами и поводя грудью при каждом движении. Я замечаю, что Освальдо не может отвести от нее глаз, когда она наклоняется, чтобы вытащить из сумочки тетрадь.
– Итак, Освальдо, вы доделали упражнения по косвенной речи, которые я вам задавала?
Мои слова резко возвращают мужчину к реальности, и он переключает все свое внимание на меня:
– А, ну вы знаете, действительно не хватить времени… Вчера ночью я бил на три часа в дороге, и я приехать к моему дому в два часа утром. – Звуки «и» и «ы» – еще одна вечная проблема мексиканцев.
Освальдо, вполне возможно, говорит правду: он программист в крупной фармацевтической компании и часто работает по двенадцать часов. Он человек полный, и в тесном костюме ему, кажется, некомфортно. Он нагловато улыбается, довольный правдоподобностью своего объяснения.
– Я сделать… я закончила упражнения! – эмоционально восклицает Рейна. – Но на самом деле я ничего не понять. – В ее маленьких темных глазках вспыхивает отчаяние, когда она смотрит на меня в поисках поддержки.
Рейна работает бухгалтером в компании телефонной связи в соседнем здании, и ее предупредили, что она потеряет работу, если не улучшит свой английский как можно скорее. Ей тридцать пять, и она одна воспитывает четверых детей. Я беру себя в руки, чтобы продолжить занятие, пока она не начала говорить о своем долгом и болезненном разводе.
– Я тоже не понять, – говорит Эльвира. – Бы можете объяснить?
Я решаю дать им разыграть сценку по ролям, чтобы они поняли контекст грамматических конструкций, которые изучают. Один студент мог бы, например, рассказать полицейскому о краже машины, а тот, в свою очередь, мог бы потом изложить детали дела детективу. Чтобы как-то обозначить тему, спрашиваю, угоняли ли когда-нибудь у кого-нибудь из них машину.
– Да, – отвечает Рейна.
– О, в самом деле? Где вы были, когда машину угнали?
– Это было на Периферико.
– Периферико? – переспрашиваю я. – Но это же шоссе?..
– Да, я ехать на работу, и мужчина приходить и взять мою машину…
– Но вы же были в машине?
– Да, он разбить мое окно и ударить меня по голове. Потом он убрать меня из машины.
– Но я это не помню. Я просто просыпаться в больнице, и мне говорить, что случилось.
Я смотрю на остальных. Похоже, это их не особенно удивляет.
– Тебе еще повезло, что они только взять твою машину, – без всякого сочувствия замечает Эльвира. – Знаете, такое же случиться с моим дядей, и у него забрать машину – и жену .
– Что? Что значит – забрали жену? – спрашиваю я.
– Да. У него забрать жену. Но вся семья дать деньги, и они вернуть ее обратно.
– Ох! Что ж… э… как насчет машины? Кому-нибудь из вас возвращали машину? – Я пытаюсь не отвлекаться на истории о похищениях.
– Полиция нашла вашу машину?
Они как-то странно смотрят на меня. Потом Эльвира начинает хохотать:
– Возможно, полиция эти машины и украсть !
– Да, и в любом случае, если у вас украсть машину, вы больше никогда не получать ее обратно. Они продать ее на запчасти в Буэнос-Айрес, – поясняет Освальдо, имея в виду известный район к юго-востоку от центра города.
– Правда?
– Да. Я сам ездить туда в прошлые выходные, чтобы купить… как вы говорите… «фонарь сзади машины»?
– Вы купили краденый задний габаритный фонарь?
– Да, конечно. Думаю, если купить новый… Уфф, я никогда не смог бы найти деньги на это.
– Хорошо, значит, давайте представим себе, что мы живем в Канаде, где полиция помогает вам найти угнанную машину и где нет рынка краденых запчастей… – Я пытаюсь вернуть занятие на круги своя.
– Правда? В Канаде полиция помогать вам? – Эльвира озадаченно смотрит на меня.
– Да. Полиция старается найти машину и вернуть ее вам.
– И в вашей стране тоже?
– И если кого-то из вашей семьи украсть, как в случае с моим дядей, полиция тоже вам помогать?
– В Австралии люди как-то не привыкли к тому, чтобы их похищали из машины по дороге на работу, – поясняю я. – Но если бы такое случилось, думаю, полиция попыталась бы помочь.
Освальдо все еще размышляет над ситуацией с машиной:
– Значит, там нет ринка крадених машин?
– Но где же вы покупать запчасти для своей машины?
– Не знаю. Думаю, ее отвозят куда-то на ремонт и там находят нужные детали.
– А это не дорого?
– Ну, думаю, программист вроде вас мог бы себе это позволить.
– Значит, в вашей стране полиция помогать вам и не красть у вас? Вы можете заработать достаточно денег, чтобы купить новые запчасти для машины, если они вам нужны, и людей не красть на шоссе?
– Ну… да.
Все трое молча смотрят на меня во все глаза. Потом Эльвира задает следующий логичный вопрос:
– Так зачем – зачем? – вы приехать жить сюда, в Мехико?
Я задумываюсь над этим на пару минут, потом отвечаю:
– Чтобы изучать испанский.
– Почему вы не ехать в Испанию? – спрашивает Рейна.
– Ну, я не люблю европейские зимы… и еще там шепелявят. (Мексиканцы всегда смеются над испанским акцентом – этот аргумент должен быть для них понятным.)
– А, ну да. Но почему не Чили или Аргентина?
– Слушайте, в Мексике такое разнообразие культур и яркая история. И люди по-настоящему сердечные, – объясняю я. В ответ они непонимающе смотрят на меня. – Ну, сами посудите, Мексика очень богатая страна, с прекрасным языком… А музыка? А искусство? Архитектура? Еда?
– Ах да, еда очень хорошая, – наконец соглашается Освальдо.
Но я вижу, что мой ответ их не удовлетворил. Почему-то эти вещи не кажутся им такими же важными, как их повседневная действительность: экономическая нестабильность, постоянный страх быть похищенным, коррупция, поразившая систему правосудия и все уровни власти.
– Что ж… в Австралии совершенно нормально, когда люди после университета уезжают пожить в другие страны, просто чтобы получить новый опыт и попробовать свои силы.
Им трудно это понять. Как правило, если мексиканцы и уезжают жить в другие страны, то это вызвано необходимостью найти работу. В моем случае переезд был вызван необходимостью работы избежать .
Я припомнила момент, когда приняла решение уехать из Австралии. Мое обучение гуманитарным наукам подходило к концу, вскоре я должна была получить степень. Я специализировалась по политологии, международным отношениям и испанскому языку и его латиноамериканским диалектам. Последняя лекция была обязательной для посещения – речь шла о «профессиональной ориентации».
Молодая женщина, с короткими серебристыми волосами ежиком, в деловом сером костюме, вкратце изложила нам реальное положение дел. Из года в год не всем выпускникам университета хватает рабочих мест. Так что вопрос звучит так: как сделать себя привлекательным для работодателей? Она говорила о составлении резюме. Покажите им, что вы амбициозны, уговаривала она слушателей. Продемонстрируйте свои достижения на предыдущих местах работы, свое продвижение по карьерной лестнице – от официантки до менеджера… вплоть до генерального директора. (У меня никогда не было карьерного роста, я к нему никогда и не стремилась. Зачем нужна лишняя ответственность, если работаешь в баре?) Она подробно описывала, как корпорации набирают сотрудников в штат. Как шесть сотен выпускников подают заявления на какую-нибудь привлекательную должность и как потом из них выбирается только один – в результате психометрических тестов, психологических испытаний и исследования динамики интеграции.
Получается, что теперь, после того как мы три года размышляли над политэкономическими системами и пришли к выводу о том, что неолиберальный капитализм не только неэтичен, но и экологически нерационален, – теперь нам сообщают, что нам крупно повезет, если мы сможем получить работу в какой-нибудь международной корпорации.
Так что в свете поиска настоящей работы, на ступень выше работы в баре в торговом центре «Бродвей», я решила, что в первую очередь мне нужно, используя все те знания, которые я только что получила в вузе, годик пожить в Латинской Америке, чтобы улучшить свой испанский. В конце концов, сама идея пожить за океаном была вдохновляющей: даже если вы вообще ничем не сумеете там заняться, все равно будет казаться, что вы живете там не зря. Если вы, скажем, целый год прожили в Узбекистане… даже если вы там только и делали, что работали в баре и смотрели кабельное телевидение в гостинице, это будет уже совершенно не важно. Вы же жили в Узбекистане !
В какой-то момент моего детства у меня в сознании начали формироваться сказочные образы Латинской Америки: сальса, магический реализм, история, изобилующая революциями против жестоких диктатур. Я не могу точно сказать, что это было, но именно Латинская Америка наиболее полно отвечала моему представлению об экзотике, была дальше всего от моей реальной жизни, да еще и географически располагалась на самом отдаленном от Австралии континенте, до которого даже мои хиппующие родите ли-путешественники не отважились доехать.
Поначалу я собралась в Колумбию. Но моя мать заявила, что, если я поеду в Колумбию, она покончит жизнь самоубийством (она сумела вывести эмоциональный шантаж на совершенно новые высоты). Поэтому я пошла на компромисс и забронировала билет в кругосветное путешествие с конечной остановкой в Мехико, который считался вторым по опасности городом после Боготы. Я планировала прожить здесь год – достаточно долго, чтобы выучить язык и получить представление о совершенно ином образе жизни.
Годом раньше я уже ездила в Мексику ненадолго, в тщетной попытке улучшить свой испанский во время летних каникул, и влюбилась в эту страну. Люди там никуда не спешили, открыто выражали свои эмоции, много ругались, обольстительно танцевали, задорно пели и устраивали семейные сцены у всех на виду. Там ели много жирного и острого и слыхом не слыхивали о соевом кофе-латте для похудения.
Во время моей первой поездки я не заезжала в Мехико, а прошла двухнедельные курсы в Оахаке (произносится «уахака»). Это самый бедный, но в то же время один из самых богатых в культурном отношении мексиканских штатов. В городе Оахака-Сити живет множество художников и поэтов, там огромное количество стильных баров и кафе, расположенных в ветшающих зданиях в колониальном стиле, с открытыми площадками и живой музыкой. И это родина мескаля – старшего брата текилы. Опьянение мескалем тяжелое – это как будто вы одновременно набухались, обкурились и залакировали все наркотиком. Он дешев и вызывает быстрое привыкание; его раздают на улицах бесплатно в пластиковых стаканчиках, чтобы заманить прохожих в фирменные магазины, торгующие сотнями разновидностей этого напитка. Как и текилу, мескаль делают из сока агавы, как правило посредством двойной перегонки.
Мои воспоминания об этой поездке весьма смутны, а мои тогдашние знания в области испанского – довольно ограниченны. Но я все-таки помню свою отчаянную влюбленность в индейца-сапотека, апогеем которой стала поездка в горы на заднем сиденье его мотоцикла и созерцание заката над городом. Два дня спустя влюбленность как рукой сняло – я обнаружила, что у всех девушек, изучающих испанский вместе со мной, был совершенно такой же опыт.
Собственно, вот почему я решила пожить в Мехико. Передо мной встал вопрос: как я буду зарабатывать себе на жизнь в стране, где большой процент населения с риском для жизни перебирается в Соединенные Штаты и трудится там практически как рабы, и все из-за нехватки рабочих мест на родине? Ответ был очевиден – я должна преподавать мексиканцам свой родной язык. В наше время изучение английского считается обязательным почти для каждого человека, который хочет успешно интегрироваться в мировое сообщество. Это весьма удобно для таких студентов-гуманитариев, как я, которые выпускаются из вуза без каких-либо практических навыков, но зато с ощущением необходимости пожить в развивающейся стране. Итак, я записалась на интенсивные курсы преподавания английского как иностранного. Одно из самых недорогих мест, где можно было посещать такие курсы, оказалось в Испании, в Валенсии, и я, заказывая кругосветный билет в Мехико с двухмесячной остановкой в Испании, думала, что это будет неплохой разминкой перед Мексикой.
Паника накатила на меня на последнем этапе моего путешествия, во время перелета из Мадрида в Мексику. Мои финансы изрядно истощились за шесть недель, проведенных в Испании. Я должна была как можно скорее найти работу и жилье и наладить социальные связи, и все это на испанском языке. Разумеется, основами грамматики на среднем уровне я владела, но это, кажется, не слишком помогало мне, когда дело доходило до живого общения. И в Испании мой разговорный язык едва ли улучшился, потому что бо́льшую часть времени я провела там в стенах класса вместе с шотландцами и ирландцами, тоже желающими преподавать английский.
Что, если мне не удастся найти работу? В этом случае мне придется попросить денег у родителей или вернуться домой и работать в баре – так я думала с тревогой, бросая в рюкзак бесплатный пакетик соленого арахиса на черный день – вдруг пригодится? Чтобы отвлечься от нарастающей паники, я разговорилась с соседом – немцем, платиновым блондином лет тридцати. Он был очень раздражен, так как летел на ежегодную конференцию по производству холодильников. Мужчина уже бывал в Мехико, но только по делам, и никогда не покидал своего отеля. Город этот опасный и очень грязный, сказал он, и посоветовал мне только переночевать и к чертям уезжать оттуда в Канкун. Тема эта, видимо, была у него излюбленной, и он предупредил, чтобы я не садилась в такси, чтобы не подвергаться риску быть ограбленной, изнасилованной и убитой. Немец предложил подвезти меня на своем лимузине с шофером, который ожидал его в аэропорту, но я потеряла его из виду в зале выдачи багажа.
Пройдя таможенный контроль, я направилась прямиком к окошку, в котором можно было заказать такси с предоплатой, как советовали в разделе «Одинокой планеты», посвященном частным такси.
Водителю такси, в которое я села, было на вид около сорока. Я назвала ему дешевый отель в историческом центре города, в котором собиралась остановиться, и пыталась разговаривать с ним по-испански, но он очень хотел попрактиковаться в английском. «Ти не скучаешь своему семье?» – спросил он. Его удивило и обеспокоило то, что я путешествовала в одиночестве.
Когда мы доехали до отеля, водитель подождал, пока меня благополучно не заселили в номер, а потом дал мне бумажку со своим именем и номером телефона, а еще с телефоном своей матери – просто на случай, если у меня возникнут проблемы или нужен будет совет. Звали его Хесус. Он сказал, что приедет за мной в любой момент, если у меня возникнут сложности, и пригласил провести предстоящие выходные в доме его бабушки в Акапулько.
– Да, бляжи в Мексико всем известны. Канкун – очень красиво, но отсюда очень далеко.
Он отнес мои чемоданы на рецепцию и, сообщив, служащим отеля, что я путешествую одна, попросил их присмотреть за мной. Когда я поднималась в свой номер, в горле у меня стоял комок, а в глазах – слезы, потому что я припомнила свой прилет в Испанию, где мне ни разу не встретился вот такой Хесус.
Когда я оказалась в Мадридском аэропорту, то друга моего друга, у которого я должна была остановиться, нигде не было видно. Я прыгнула в такси и попросила водителя отвезти меня в какой-нибудь дешевый отель. Он высадил меня в месте, которое, по всей видимости, было кварталом публичных домов.
Все отели с почасовой оплатой были мною забракованы. Я тащилась по улице с неподъемным чемоданом – да еще и с рюкзаком на спине и ноутбуком! – и явно не вписывалась в окружающую обстановку. Начался дождь. Я поймала другое такси. Водитель спросил меня (по-испански), говорю ли я по-испански. Я сказала (по-испански), что я изучаю язык. Тогда он буркнул в ответ: «Так и выучила бы сначала, а потом бы уже приезжала!» Я провела несколько часов в бессмысленных поездках на такси по городу, пока наконец не нашла какое-то негостеприимное и дорогое место, в котором хотя бы можно было остановиться на ночлег.
Теперь я была в Мехико, где таксисты, как предполагалось, должны были похитить меня еще по дороге из аэропорта. Но вместо этого у меня было такое ощущение, будто меня встретил и отвез в отель родной человек.
Мой номер в отеле выходил окнами на самую крышу, и из него открывался вид на улицу Изабель ла Католика, да и на город, с двенадцатиэтажной высоты. Я плюхнула свой чемодан на односпальную кровать и подошла к окну. Были сумерки, небо – в серовато-желтых тонах. Прямо напротив – крыши в мавританском стиле, покрытые бело-синей черепицей. Внизу уличные торговцы укладывали в свои тележки нераспроданный товар и тащили их за собой. Наконец-то я была на месте. Измученная, но ликующая, я потащилась на улицу – ощутить атмосферу города. На расшатанном лифте спустилась на первый этаж, вышла на улицу, смешавшись с толпой, и зашла в первую же кантину, которую увидела. Я села у барной стойки и заказала «Корону», разглядывая черно-белые фотографии, украшающие стену. Среди них было каноническое изображение генерала Сапаты в сомбреро и с поясом, увешанным винтовочными патронами. В углу дородная пожилая женщина, у которой не хватало переднего зуба, исполняла серенаду для нескольких стариков, сидевших за одним из столиков. Единственное, что я смогла разобрать, были слова «кровь» и «девственница» и что-то про пылающие маисовые плантации. Я узнала малого за соседним столиком. Это был один из служащих отеля, который пообещал Хесусу присматривать за мной, когда я регистрировалась на рецепции. Его звали Панчито, это был пухлый юнец с золотисто-смуглой кожей и блестящими глазами. Поверх рабочей рубашки он набросил выцветшую футболку с «Металликой». Панчито познакомил меня со своим другом Начо, который застенчиво мне улыбнулся. Ни у того, ни у другого еще не росли волосы на лице.
– Ты откуда?
– Из Австралии.
– Ах да, куча снега. Арнольд Шварценеггер.
– Да нет, не Австрия – Австралия. Canguro . – Я попрыгала, как кенгуру. Как я уже много раз убеждалась, это был единственный способ установить мою национальную принадлежность.
– А, Австралия! Охотник на крокодилов. Ты нравиться lucha libre ?
– Э, не знаю. А что это такое?
– Ты хочешь сказать, откуда ты приехать, там нет lucha libre? – Кажется, это их просто ужаснуло. – Пойдем с нами сегодня вечером! – Они пояснили, что сегодня будет Мистико (который по-настоящему умеет летать!) против Эль Сатанико, а потом Эль Фелино против Апокалипсиса.
Как я могла отказаться? Тот факт, что Панчито работал в моем отеле, внушал уверенность, что мне ничего не угрожает. Так что мы поехали на метро на «Арену Колизео». Панчито настоял на том, чтобы заплатить за мой билет, даже несмотря на то, что он стоил, должно быть, больше, чем был его заработок за целый день. Вдоль улиц тянулись магазинчики, торгующие атрибутами lucha libre. Мои новые друзья были так взволнованы, что нам пришлось остановиться, чтобы купить маски Мистико.
Стадион был битком набит зрителями. Развлечение было семейное – сюда пришли главным образом отцы с сыновьями, – но атмосфера возбужденная. Сначала вышли женщины – крашенные в блондинок красотки с лоснящимися грудями прошествовали по сцене в веревочных бикини. Мужчины свистели им и рычали, как звери. Женщины-зрительницы истерично выкрикивали: «¡PUTA! PUTA!» (Шлюха!)
Вслед за моделями на арену в масках и ярких костюмах супергероев из лайкры вышли мускулистые luchas, которые скакали и прыгали, стараясь устрашить друг друга кувырками в воздухе.
Сами бои напоминали что-то среднее между борьбой сумо и цирковым представлением – танцевально-постановочный борцовский турнир, вдобавок еще и с участием карликов в костюмах обезьян. После нескольких бутылок пива от этого действа невозможно было оторвать глаз.
–¡Chinga tu madre! Pinche pendejo! – орала я, подражая своим спутникам. – Твою мать! Долбаный кретин!
Легенда гласит, что у эскимосов в языке есть необыкновенно много слов для обозначения снега, а у древних греков в равной степени было множество способов выразить словами любовь. Правда это или нет, но только в Мехико, несомненно, существует непропорционально большое количество различных способов сказать: «Да пошел ты!»
Вскоре станет понятно, почему это так.
Список важных задач
На другое утро я проснулась и занялась составлением списка самых важных задач. Не то чтобы я была слишком организованной особой, но я совершенно не представляла, что буду делать дальше, а составленный список дел всегда придавал мне уверенности в том, что возможно взять ситуацию под контроль.
1. Найти что-нибудь поесть.
2. Постирать нижнее белье.
3. Заняться изучением испанского.
4. Найти работу.
5. Найти жилье.
Сначала еда. Вооружившись картой, выданной мне в отеле, я направилась на север, к центральной площади, известной в Мексике как Сокало. Воздух все еще был влажным после ночного дождя, и запах мокрого камня исходил от огромных темно-серых дворцов, возвышавшихся по обе стороны улицы. В колониальный период это место описывали как «город дворцов» – дворцов, построенных испанцами из руин покоренной столицы ацтеков – Теночтитлана.
Я повернула направо, на Авенида де Майо. Пиратское видео, CD-диски, кружевное белье, косметика, солнечные очки от Армани, запчасти для пылесосов, высушенная свиная кожа… В каждом уличном ларьке играла своя музыка, по громкости соревнующаяся с музыкой из соседнего ларька, так что через каждые несколько шагов звуковой фон менялся: сальса, Бритни Спирс, реггетон, Фрэнк Синатра, ранчера.
У магазинов тоже была своя музыка. Их динамики, вынесенные на улицу, как будто пытались завлечь покупателя неожиданным ритмом. Пожилая пара танцевала кумбию перед одним из магазинов. Стареющие мужчины в выцветшей военной форме крутили старомодные шарманки, издававшие стон, под которым следовало понимать любовные баллады. Они просили денег. На улице было слишком много людей. Поэтому я сошла с тротуара и пустилась бегом по дороге, увиливая от транспорта. Ревели автомобильные гудки. Рядом со мной сигналил грузовик, набитый полицейскими из отряда по борьбе с массовыми беспорядками – в шлемах, со щитами и дубинками, – готовыми к бою. Девочка с младенцем на руках протягивала руку за подаянием.
Улица кончилась – и передо мной появилась огромная мощеная площадь. В северном ее конце находится кафедральный собор, построенный на месте срытого храма ацтеков. Вдоль восточной стороны Сокало – Национальный дворец, он воздвигнут на месте руин дворца императора Монтесумы Второго.
Площадь была заполнена тысячами людей. Почти все они были одеты в желтые плащи. У некоторых в руках были желтые флаги и транспаранты, на которых было написано: «Веселее, мы все равно победим». Они стояли и смотрели на небольшую сцену, поставленную напротив кафедрального собора. Я перешла через дорогу и окунулась в это желтое море. На больших экранах, стоявших по обе стороны сцены, было видно, как к микрофону пробирается человек, похожий на доброго дедушку. В Мексике были в разгаре президентские выборы, и я предположила, что это предвыборная агитация. «Обрадор, Обрадор!» – толпа скандировала его имя. Шум стоял оглушающий. От него у меня даже кости начали вибрировать, что вызвало головокружение. Затем на пару секунд повисла тишина – перед тем как человек взял микрофон и над Сокало раздался его звучный, высокий голос. Я стояла тихо и вслушивалась – вслушивалась так старательно, что даже дышать перестала. И через некоторое время, сквозь туман глаголов, артиклей и предлогов, начали проступать какие-то четкие существительные: «бедность», «солидарность», «экономическая справедливость», «неолиберальный империализм».
Из доколумбовых литератур Мексики до наших дней дошли отдельные образцы эпической, лирической и гимнической поэзии, большей частью в переводах на испанский. Собственно мексиканская литература начинает складываться в раннеколониальный период в хрониках конкисты. Выдающимися творцами этого жанра были конкистадоры Эрнан Кортес (1485-1547 гг.) и Берналь Диас дель Кастильо (ок. 1492-1582 гг.), монахи Бернардино де Саагун (1550-1590 гг.), Торибио Мотолиния (1495-1569 гг.) и Хуан де Торкемада. В начале 17 в. появилось первое собственно художественное мексиканское произведение - поэма Б. де Вальбуэны (1568-1627) "Великолепие Мексики" (1604).
В мексиканской литературе 17 в., как и в архитектуре, преобладал барочный стиль с характерными для него искусственностью, избыточной образностью и метафоричностью. В колониальный период выделяются три фигуры: прозаик-эрудит Карлос Сигуэнса-и-Гонгора (1645-1700 гг.), великая поэтесса Хуана Инес де ла Крус (1648-1695 гг.), заслужившая почетный титул "Десятой музы", и Хуан Руис де Аларкон (1580-1639 гг.), уехавший в Испанию, где он прославился как один из крупнейших драматургов Золотого века испанской литературы.
Наряду с т. н. учёной поэзией, развивалась устная народная поэзия. Присущая ей сатиричность приобрела размах в конце 18 в., когда во всех областях политической и духовной жизни страны назрел протест против колониального режима Испании. Тенденция к самоутверждению нашла выражение в литературе - поэма "Сельская Мексика" (1781) Р. Ландивара (1731-93), а также "Древняя история Мексики" (1780-81) Ф. Клавихеро (1731-87).
В период борьбы за независимость (1810-24) достигли подъёма публицистика и патриотическая поэзия в духе революционного классицизма, представленная стихами А. Кинтаны Роо (1787-1851), автора национального гимна "Шестнадцатое сентября". Первым художественным направлением, возникшим в литературе независимой Мексики, был романтизм, представленный поэзией М. Акуньи (1849-73), Г. Прието (1818-1897) и др. Чертами романтизма отмечены и первые исторические романы.
Художественное изображение национальной действительности независимой М. дали М. Пайно (1810-94) в романе "Проделки дьявола" (1845-46), Л. Инклан (1816-75) в романе "Астусиа..." (1866). В них, как и в цикле романов Х. Т. де Куэльяра (1830-94) "Волшебный фонарь" (1871-92), присутствует т. н. костумбристская (бытописательская) тенденция, из которой постепенно вызревал реализм. Вместе с тем во многих романах вплоть до конца 19 в., в том числе принадлежащих И. М. Альтамирано (1834-93), сохранялся дух романтизма. Большую роль сыграл Альтамирано как общественно-литературный деятель, выдвинувший программу борьбы за независимость мексиканской литературы от европейской.
В 19 в. на первый план в национальной литературе вышли просветительские либеральные идеи, составившие основу антиколониального движения в Испанской Америке. Эти идеи пронизывают творчество Хосе Хоакина Фернандеса де Лисарди (1776-1827 гг.), автора ряда публицистических работ и первого испаноамериканского романа Перикильо Сарньенто (Periquillo Sarniento, 1816 г.). Мексиканская литература 19 в. развивалась преимущественно в русле романтизма и костумбризма (нравоописательный жанр); в последней трети столетия под воздействием позитивизма формируется реалистическая тенденция.
В 1880-е годы в Мексике, как и во многих других странах континента, зарождается течение испаноамериканского модернизма. Модернисты обновляли затертые романтические темы, исповедовали культ красоты и стремились к изяществу и отточенности формы. Крупнейшими представителями этого течения в мексиканской литературе стали поэты Сальвадор Диас Мирон (1853-1928 гг.), Мануэль Гутьерррес Нахера (1859-1895 гг.), М. Х. Отон (1858-1906) и Амадо Нерво (1870-1928 гг.).
В конце 19 в., в период диктатуры П. Диаса, в прозе М. возникли реалистические тенденции. В романах Р. Дельгадо, Х. Лопеса Портильо-и-Рохаса, в творчестве Ф. Гамбоа (1864-1939), последователя натурализма, критически изображались пороки и противоречия общественно-политической жизни страны. Резким социальным критицизмом отмечены также книга Э. Фриаса (1870-1925) "Томочик" (1892), документально запечатлевшая подавление крестьянского восстания, и короткие рассказы А. дель Кампо (1868-1908, псевдоним - Микрос).
Революция 1910-1917 гг. дала мощный импульс развитию мексиканской литературы и повернула национальную прозу на путь реализма. На первый план в ней вышли темы социального угнетения и герои пеоны (крестьяне), представители народных масс.
В 1930-е годы в мексиканской прозе сформировалось течение, известное под названием "роман мексиканской революции". Основоположником этого течения был Мариано Асуэла (1873-1952 гг.); его роман Те, кто внизу (Los de abajo), созданный в 1916 году, стал широко известен в 1927 году. За ним последовали Орел и змея (El aguila y la serpiente, 1928 г.) и "Тень каудильо" (1929 г.) Мартина Луиса Гусмана (1887-1976 гг.), Военный лагерь (El Campamento, 1931 г.), "Земля" (1932 г.), "Мой генерал" (1934г.) Грегорио Лопеса-и-Фуэнтеса (1897-1966 гг.), Моя лошадь, моя собака, мое ружье (Mi caballo, mi perro, mi rifle, 1936 г.), "Никчёмная жизнь Пито Переса" (1938 г.) Хосе Рубена Ромеро (1880-1952 гг.), Перед ливнем (Al filo del agua,1947 г.) Агустина Яньеса (1904-1980 гг.), произведения Р. Муньоса (р. 1899 г.), Н. Кампобельо (р. 1909 г.) и многие другие. С этим течением отчасти связано и творчество прогрессивного писателя М. - Х. Мансисидора (1895-1956), автора романов "Роза ветров" (1941), "Граница у моря" (1953), "Заря над бездной" (1955). Р. Усигли (р. 1905) в своих пьесах критически изобразил общественную жизнь страны. В 1950-е годы на литературную сцену вышли Хуан Хосе Арреола (1918 - 2001 гг.), автор философских и юмористических миниатюр, и крупнейший мексиканский прозаик, один из зачинателей "нового латиноамериканского романа" Хуан Рульфо (1918-1986 гг.). Его сборник рассказов Равнина в пламени (La llana en llamas, 1953 г.) и повесть Педро Парамо (Pedro Paramo, 1955 г.) созданы в русле латиноамериканского мифологизма и магического реализма.
Крупнейшие мексиканские поэты 20 в. - Р. Лопес Веларде (1888-1921), Э. Гонсалес Мартинес (1871-1952), К. Пельисер (р. 1899), для творчества которых характерны ярко выраженный лиризм, стремление передать в образной форме особенности духовного склада мексиканцев и национальной жизни. В творчестве группы "Эстридентистов" и группы "Контемпоранеос" по-разному воплотились тенденции авангардизма. Идея национального самовыражения и самоутверждения, ставшая господствующей в литературе М. 20-30-х гг., разрабатывалась в трудах философа Х. Васконселоса (1882-1959), поэта, философа-эссеиста А. Рейеса (1889-1959) и др. Позднее её исследование было продолжено и обогащено в трудах поэта О. Паса (р. 1914).
В современной мексиканской прозе выделяются два всемирно известных писателя, экспериментирующих с формой романа. Один из них - лауреат ряда престижных литературных премий Карлос Фуэнтес (р. 1928 г.), автор знаменитых романов Смерть Артемио Круса (La muerte de Artemio Cruz, 1962 г.), Смена кожи (Cambio de piel, 1967 г.), Терра Ностра (Terra Nostra, 1975 г.), Христофор Нерожденный (Cristobal Nonato, 1987 г.) и многих других, а также рассказов, повестей, эссе, публицистических работ. Другой - Фернандо дель Пасо (р. 1935 г.), создавший нашумевшие романы Хосе Триго (Jose Trigo, 1966 г.), Палинур Мексиканский (Palinuro de Mexico, 1975 г.) и Новости из империи (Noticias del imperio, 1987 г.).
Радикальное обновление художественного языка мексиканской поэзии начали поэты группы "Контемпоранеос" (1928-1931 гг.), куда входили Хайме Торрес Бодет (1902-1974 гг.), Карлос Пельисер (1899-1977 гг.), Хосе Горостиса (1901-1973 гг.), Сальвадор Ново (1904 - 1974 гг.), Хавьер Вильяуррутия (1904-1950 гг.) и др. Их начинания подхватили и творчески развили Эфраим Уэрта (р. 1914 г.) и Октавио Пас, лауреат Нобелевской премии в области литературы за 1990 год.
Важную роль в литературном процессе Мексики в 20 в. сыграла эссеистика с ее центральной темой поиска латиноамериканской и мексиканской сущности. Выдающиеся произведения в этом жанре создали культурфилософы Хосе Васконселос (1881-1959 гг.), Альфонсо Рейес (1889-1959 гг.), Антонио Касо (1883-1946 гг.), Самуэль Рамос (1897-1959 гг.), Октавио Пас (1914 - 1998 гг.) и Леопольдо Сеа (1912 - 2004 гг.).
(1645-1700), Хуана Инес де ла Крус (1648-1695), и Хуан Руис де Аларкон (1580-1639) .
В первой половине XVIII столетия литература барокко вступает в период упадка. В середине столетия начинается переход к классицизму. Среди поэтов классицистов выделяются Мануэль Мартинес де Наваррете, Хосе Агустин де Кастро, Анастасио де Очоа, Диего Хосе Абад. Для литературы второй половины XVIII века характерны критика колониальной системы и утверждение равноправия Европы и Америки .
После обретения независимости в 1821 году и вплоть до последней четверти XIX века в мексиканской поэзии доминируют два противоборствующих и в то же время взаимодействующих направления. Классицисты Хосе Хоакин Песадо, Мануэль Карпио, Хосе Мария Роа Барсена и др. ориентировались на историческое и эстетическое прошлое. Романтики Фернандо Кальдерон, Игнасио Родригес Гальван и др. ставили своей целью свободное самовыражение, передачу национальной специфики. Последнюю тенденцию продолжили и развили представители «второго поколения» романтиков, для творчества которых характерно усиление психологизма и интимно-исповедальных интонаций (Мануэль Флорес, Мануэль Акунья, Хуан Диос Песа и др) .
В последней трети XIX века намечается переход к реализму под влиянием позитивизма . В 1880-е годы Эмилио Рабаса (1856-1930) пишет первые произведения в духе реализма. Появление его четырех романов - Бола (исп. Bola ), Большая наука (исп. Gran Ciencia ), Четвертая сила (исп. Cuatro poder ), Фальшивая монета (исп. Moneta falsa ) - обозначило новый период в мексиканской прозе. Эти романы связаны фигурой главного героя Хуана Киньонеса - их можно считать частями тетралогии. Для Рабасы эти романы были попыткой исследовать социально-политическую жизнь Мексики, художественные задачи были для него второстепенными. Глубина общественной критики в его романах была явлением исключительным для литературы того периода. В то время как другие писатели видели корень зла в людских пороках., Рабаса искал причину социального неблагополучия в политической системе. При этом он не был противником режима, оставаясь чуждым либеральным идеям .
Реалистические тенденции проявились в сочетании с элементами романтизма, костумбризма и натурализма в романах Рафаэля Дельгадо, Хосе Лопеса Портильо-и-Рохаса, Федерико Гамбоа, Эриберто Фриаса, в рассказах Анхеля де Кампо .
В поэзии на рубеже XIX-XX веков утверждается испаноамериканский модернизм, представители которого стремились к изяществу формы. Яркими представителями модернизма были Сальвадор Диас Мирон (1853-1928), Мануэль Гутьеррес Нахера (1859-1895) и Амадо Нерво (1870-1928) .
Влияние на общественную жизнь 1910-х годов оказало литературное объединение Атеней молодёжи , члены которого стремились к синтезу национальной и европейской культурных традиций .
В современной мексиканской прозе выделяются два писателя: Карлос Фуэнтес (р. 1928), автор романов Смерть Артемио Круса (La muerte de Artemio Cruz, 1962), Смена кожи (Cambio de piel, 1967), Терра Ностра (Terra Nostra, 1975), Христофор Нерожденный (Cristobal Nonato, 1987); Фернандо дель Пасо (р. 1935), создавший романы Хосе Триго (Jose Trigo, 1966), Палинур Мексиканский (Palinuro de Mexico, 1975) и Новости из империи (Noticias del imperio, 1987) .
Особое место в литературе Мексики в XX века занимает эссеистика, с её поиском мексиканской идентичности. В этом жанре работали философы Хосе Васконселос (1881-1959), Альфонсо Рейес (1889-1959), Антонио Касо (1883-1946), Самуэль Рамос (1897-1959), Октавио Пас (1914-1998) и Леопольдо Сеа (1912-2004) .
См. также
Напишите отзыв о статье "Литература Мексики"
Примечания
Источники
- История литератур Латинской Америки: Конец XIX - начало XX века / В. Б. Земсков. - М .: Наследие, 1994. - ISBN 5-201-13203-0 .
- // Энциклопедия «Кругосвет ».
- Культура Латинской Америки: Энциклопедия / отв. ред. П. А. Пичугин. - М .: РОССПЭН, 2000. - ISBN 5-86004-158-6 .
Отрывок, характеризующий Литература Мексики
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…– Ве"ю, ве"ю, д"ужок, и "азделяю и одоб"яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.
На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.