Кустодиев Борис Михайлович. Утро. 1904
масло, холст
Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Изображена Юлия Евстафьевна Кустодиева, жена художника, с сыном-первенцем Кириллом (1903-1971)
Знаменитое Утро, изображающее молодую жену с маленьким сыном, было написано Кустодиевым в Париже, в 1904 году.
На долю художника выпала нелегкая судьба. И не только на долю художника, но еще и на долю женщины, которая была с ним рядом практически всегда.
Борис Кустодиев родился 7 марта 1878 года и был четвертым ребенком в семье преподавателя гимназии Михаила Кустодиева, вскоре умершего от скоротечной чахотки.
Рисовать Борис начал относительно рано - едва ему исполнилось пять лет, и хотя практически сразу у него получались вполне приличные рисунки, но все равно мама относилась к его увлечению по принципу: «Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало»
А дитя подросло и продолжало изводить краски. И тогда Екатерина Прохоровна решила показать сыну настоящее искусство, тем более, что в 1887 году в Астрахань добралась выставка художников-передвижников. Полотна Репина, Шишкина, Поленова, Сурикова произвели на мальчика такое впечатление, что он объявил во весь голос: «Буду художником!»
Кустодиев Борис Михайлович.
Автопортрет 1904
Возвращаясь в детство будущего художника, нельзя не отметить, что ему в чем-то повезло: в Астрахани тогда работал выпускник Петербургской академии живописи П. А. Власов.
Будучи учителем Астраханской гимназии, П. А. Власов организовал рисовальные классы, многие выпускники которых стали затем профессиональными художниками. Впрочем, некоторые исследователи говорят, что Власова звали несколько иначе, и учился он в Москве, а не в Петербурге. Сути дела это не меняет. В 1896-1903 годах Кустодиев учился в мастерской Ильи Репина в Петербургской Академии художеств.
Кустодиев Борис Михайлович.
Портрет Ю. Е. Прошинской 1901
Но возможно, талант бы не расцвел таким пышным цветом и мы бы не узнали величественного художника Кустодиева, если бы не Юлия Евстафьевна Прошинская, с которой он познакомился осенью 1900 года во время поездки в Костромскую губернию.
Они полюбили друг друга едва ли не с первого взгляда, но, как признавался потом сам Кустодиев, если бы не было этой любви в его жизни, вряд ли бы его душа так развернулась, краски были бы тусклыми, а формы не такими мягкими и округлыми.
В октябре 1902 года Борис получает золотую медаль, звание художника и право на пенсионерскую поездку за границу и по России сроком на один год. В декабре 1903 года молодые супруги с новорожденным сыном Кириллом отправляются в Париж, а потом в Испанию.
При этом жизнь Юлии Евстафьевны была все же тяжела: начиная со смерти 11-месячного сына и заканчивая тяжелой болезнью мужа. Но начиналось все очень хорошо. У молодых родились сын Кирилл и дочь Ирина, причем Борис Михайлович носил дочь в корзинке для грибов в лес для того, чтобы она сызмальства могла проникнуться красотой русской земли, а 5-летнему сыну на полном серьезе объяснял, чем отличаются кучевые облака от перистых…
В 1910 году Кустодиев понял, что давние симптомы диких болей в позвоночнике и руке усиливаются с каждым днем.
Елена Плевицкая: По ночам он кричит от боли, а за утренним завтраком - до отъезда в театр - рассказывает нам с мужем, что его мучит один и тот же кошмар: черные кошки впиваются ему в спину раздирают позвонки
Он приезжает в Швейцарию и оказывается на больничной койке. Именно тогда его мучают такие сильные боли, что Борис Михайлович не в силах даже спать. И диагноз знаменитого врача Германа Оппенштейна неутешителен: опухоль в спинномозговом канале. Без сложнейшей операции не обойтись. Но и она только чуть приглушила боль. Рука по-прежнему болит, особенно по утрам. Но это не останавливает художника: стиснув зубы, он по-прежнему пишет.
После повторной операции в 1916 году у Кустодиева развился необратимый паралич нижней части тела. Юлия Евстафьевна сидит в коридоре. В коридор выходит сам профессор и сообщает: подтверждена опухоль спинного мозга, но чтобы добраться до нее, нужно перерезать нервные окончания. Больной без сознания, поэтому вам решать, что сохранить ему: руки или ноги. Девушка из Смольного института, счастливая некогда возлюбленная, женщина, увековеченная на десятках картин, Юлия Евсафьевна, знающая, что в лучшем случае ее ждет судьба сиделки при паралитике, эта подруга и советчица говорит: Оставьте руки. Художник - без рук, он жить не сможет... Полгода Борис Михайлович провел в больнице. Ему категорически запрещено работать. Столь же категорично этот мягкий и застенчивый от природы человек заявляет: Если не позволите мне писать, я умру
С тех пор, по собственным словам Кустодиева, его миром стала его комната. Но еще - память, воображение. Он говорил: Картины в моей голове сменяются, как кино.
Борис Кустодиев в мастерской, 1914
Именно в это время он пишет те праздничные, жизнелюбивые картины, по которым его по преимуществу и знают. На полотнах появляются пестрая провинциальная жизнь, праздники, знаменитые кустодиевские купчихи и красавицы. Художник устремленно творит фантастический и ностальгический мир, который - странным образом - глядится реальнее окружающей действительности.
А художник был почти беспомощным. Что было в его силах в это смутное и голодное время? Только одно рисовать. И он когда в кресле-каталке, когда лежа, превозмогая страшные боли, снова и снова брался за кисть. За создаине агитационных плакатов и советских лубочных картинок полагались продуктовый паек, уголь и дрова.
Последние месяцы, что оставались ему на земле были уже не жизнью, а умиранием. Умирал 49-летний молодой человек: неподвижные ноги, прошиваемые адской болью, высохшая, совсем ослабевшая рука, из которой падал карандаш. Она была рядом. ДО КОНЦА... Я терпелива...
Солнечным майским днем 1927 года вся семья Кустодиевых выбралась на прогулку за город. К вечеру у художника поднялась температура. Он умер на следующий день от скоротечного воспаления легких. Он умер 26 мая 1927 года - буквально в работе. Этой работой был эскиз задуманного им триптиха Радость труда и отдыха. Гримаса судьбы - за десять дней до смерти Кустодиеву сообщили, что советское правительство разрешило выехать ему за границу на лечение и выделило на эту поездку деньги...
Борис Кустодиев за работой
Товарищи-художники сконструировали для него специальный мольберт - навесной. Картину укрепляли горизонтально, и ее можно было передвигать взад и вперед. Таким образом в поле зрения обездвиженного художника попадал то один, то другой кусок полотна. Так он и работал. Юлия Евстафьевна с помощью кресла-каталки вытащила мужа из постели и постепенно он сам стал в пределах дома передвигаться и управляться. Но в любое мгновение он твердо знал: она, его милая Юлинька, всегда где-то недалеко, рядом. По совету жены к его креслу приделали небольшой столик и он рисовал...... Из его записной книжки: Каждое существо хочет жить, даже таракан.
Кустодиев Борис Михайлович.
Портрет Юлии Евстафьевны Кустодиевой 1903
139 × 133 см
Юлия Прошинская училась в школе Общества поощрения художников, много читала. Все в этой девушке молодому художнику казалось необычным и значительным. Рожденная в польской семье, она рано осталась без отца и подобно пушкинской Татьяне, в семье своей казалась девочкой чужой. Мать, оставшаяся без средств, уделяла мало времени детям и Юлию взяли на воспитание сестры Грек из богатой семьи обрусевших англичан. Окончила (в 1898) Александровское училище при Смольном институте. Повзрослев, девушка служила в Петербурге машинисткой, чтобы хоть как-то заработать на жизнь.
Кустодиев Борис Михайлович.
Портрет Ю. Е. Кустодиевой. 1903
Уже через несколько дней после знакомства художник задумал написать ее портрет. Рисунок готов и был подарен позировавшей Юлии. И ей показалось, что это не просто портрет, а робкое признание и надежда. Так оно и было...
Борис Михайлович Кустодиев. Портрет Ю. Е. Кустодиевой с сыном 1903
Вторую родину он открыл для себя в Кинешме. Здесь он построит дачу и назовет ее Терем и проведет самые счастливые свои дни. Подруга Юлии Елена Полевицкая, позже ставшая известной актрисой, оставила портрет Кустодиева того времени: Это был молодой человек среднего роста, нежного сложения, блондин, с мягкими, легкими, слегка рыжеватыми волосами, с белой кожей лица и рук, со здоровым румянцем на щеках. Расцветка радужной оболочки его глаз была интересна тем, что сероватый тон ее не смешивался с желтоватым - они лежали рядом, что создавало впечатление искорок, которые тем ярче вспыхивали, чем веселее был Борис Михайлович. Характер у него был мягкий, склонный к незлобливому юмору, к радостному, заразительному смеху.
Борис Михайлович Кустодиев. Портрет Ю. Е. Кустодиевой с дочерью Ириной. 1908
Борис Михайлович Кустодиев. «Семейный портрет»
Однажды Борису Михайловичу заказали выполнить иконы для одной из церквей под Астраханью. Художник написал богоматерь с жены, а ее младенца - со своего долгожданного сына Игоря. Видевшие икону вспоминали, что всегда грустные глаза Юлии Евстафьевны на этот раз были особенно печальны и так же пронзительно с иконы смотрел мальчик. В одиннадцать месяцев малыш заболел менингитом и умер в страшных мучениях. А болезнь художника прогрессировала. Юлии Евстафьевне пришлось научиться быть сиделкой, сестрой милосердия, нянькой, добытчицей, кухаркой и первой помощницей для больного художника. "Знай, что ты не одна и твое здоровье и ты сама нужны еще многие годы для человека, который тебя любит и видит в тебе ту, которую ему послала судьба!" - писал ей когда-то Кустодиев. Слова оказались пророческими
Кустодиев Борис Михайлович. Ирина Кустодиева. 1906
Кустодиев Борис Михайлович. Портрет жены художника 1909
Кустодиев Борис Михайлович. Портрет Ю. Е. Кустодиевой. 1915
Кустодиев Борис Михайлович. У окна. Портрет И. Б. Кустодиевой. 1910
Кустодиев Борис Михайлович. На террасе. 1906
Нижегородский художественный музей, Нижний Новгород
Картина На террасе написана в доме художника Терем.
Изображены: Кустодиев, его жена, дочь и сын, сестра с мужем (А. М. и В. А. Кастальские), няня.
В 1925 холст был перевернут и на его обратной стороне написана картина Русская Венера
Кустодиев Борис Михайлович. Портрет Ю. Е. Кустодиевой. 1920
Кустодиевы Б. М., Ю. Е., И. Б., К. Б. 1920.
Кустодиев Кирилл Борисович (сын художника), Кустодиев Борис Михайлович (художник), Кустодиева Ирина Борисовна (дочь художника), Кустодиева Юлия Евстафьевна (жена)
Кустодиев Борис Михайлович
Портрет Ю. Е. Кустодиевой 1922
Кустодиев Борис Михайлович
Портрет Ю. Е. Кустодиевой 1925
Г. Верейский
Портрет Ю. Е. Кустодиевой 1925
Юлия Евстафьевна умерла в 1942 году, в суровые дни Блокады. Ее образ остался навсегда в портретах замечательного художника - Бориса Михайловича Кустодиева.
Могила Б. М. Кустодиева в Санкт-Петербурге на Тихвинском кладбище Александро-Невской Лавры (Некрополь мастеров искусств)
Борис Кустодиев
русский советский художник
Краткая биография
Бори́с Миха́йлович Кусто́диев (23 февраля (7 марта) 1878, Астрахань - 26 мая 1927, Ленинград) - русский советский художник. Академик живописи (1909). Член Ассоциации художников революционной России (с 1923 года). Портретист, театральный художник, декоратор.
Борис Кустодиев родился в Астрахани. Его отец, Михаил Лукич Куcтодиев (1841-1879), был профессором философии, истории литературы и преподавал логику в местной духовной семинарии.
Отец умер, когда будущему художнику не было и двух лет. Учился Борис в церковно-приходской школе, потом в гимназии. С 15 лет брал уроки рисования у выпускника Петербургской Академии художеств П. Власова.
В 1896 году поступил в Петербургскую Академию художеств. Обучался сначала в мастерской В. Е. Савинского, со второго курса - у И. Е. Репина. Принимал участие в работе над картиной Репина «Торжественное заседание Государственного совета 7 мая 1901 года» (1901-1903, Русский музей, Санкт-Петербург). Несмотря на то, что молодой художник снискал широкую известность как портретист, для своей конкурсной работы Кустодиев выбрал жанровую тему («На базаре») и осенью 1900 года выехал в поисках натуры в Костромскую губернию. Здесь Кустодиев познакомился со своей будущей женой - 20-летней Юлией Евстафьевной Прошинской. Впоследствии художник выполнил несколько живописных портретов любимой жены.
31 октября 1903 года закончил учебный курс с золотой медалью и правом на годовую пенсионерскую поездку за границу и по России. Ещё до окончания курса принял участие в международных выставках в Петербурге и Мюнхене (большая золотая медаль Международной ассоциации).
В декабре 1903 года вместе с женой и сыном приехал в Париж. Во время своей поездки Кустодиев побывал в Германии, Италии, Испании, изучал и копировал работы старых мастеров. Поступил в студию Рене Менара.
Через полгода Кустодиев возвратился в Россию и работал в Костромской губернии над сериями картин «Ярмарки» и «Деревенские праздники».В 1904 году стал членом-учредителем «Нового общества художников». В 1905-1907 годах работал карикатуристом в сатирическом журнале «Жупел» (известный рисунок «Вступление. Москва»), после его закрытия - в журналах «Адская почта» и «Искры». С 1907 года - член Союза русских художников. В 1909 году по представлению Репина и других профессоров избран членом Академии художеств. В это же время Кустодиеву было предложено заменить Серова на посту преподавателя портретно-жанрового класса Московского училища живописи, ваяния и зодчества, но опасаясь, что эта деятельность отнимет много времени от личной работы и не желая переезжать в Москву, Кустодиев отказался от должности. С 1910 года - член возобновившегося «Мира искусства».
- 1913 - преподавал в Новой художественной мастерской (Санкт-Петербург).
- 1923 - член АХРР (Ассоциации художников революционной России).
В 1909 году у Кустодиева появились первые признаки опухоли спинного мозга. Несколько операций принесли лишь временное облегчение; последние 15 лет жизни художник был прикован к инвалидному креслу. Из-за болезни он был вынужден писать работы лёжа. Однако именно в этот тяжёлый период жизни появляются его наиболее яркие, темпераментные, жизнерадостные произведения.
Послереволюционные годы прожил в Петрограде-Ленинграде. Был похоронен на Никольском кладбище Александро-Невской лавры. В 1948 году прах и памятник были перенесены на Тихвинское кладбище Александро-Невской лавры.
Могила Б. М. Кустодиева на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры (Санкт-Петербург)
Семья
Жена - Юлия Евстафьевна Кустодиева, в девичестве Прошинская родилась в 1880 году. В 1900 году познакомилась с будущим мужем в Костромской губернии, куда Борис Кустодиев летом выехал на этюды. На чувства молодого художника ответила взаимностью и стала его женою, приняв фамилию мужа. В браке супруги Кустодиевы имели сына Кирилла и дочь Ирину. Третий ребёнок, Игорь, умер в младенчестве. Юлия Кустодиева пережила мужа и скончалась в 1942 году.
Адреса в Санкт-Петербурге - Петрограде - Ленинграде
- 1914 год - доходный дом - Екатерингофский проспект, 105;
- 1915 - 26.05.1927 года - доходный дом Е. П. Михайлова - Введенская улица, д. 7, кв. 50.
Иллюстрации и книжная графика
В 1905-1907 работал в сатирических журналах «Жупел» (известный рисунок «Вступление. Москва»), «Адская почта» и «Искры».
Тонко чувствующий линию Кустодиев исполнил циклы иллюстраций к классическим произведениям и к творениям его современников (иллюстрации к произведениям Лескова: «Штопальщик», 1922; «Леди Макбет Мценского уезда», 1923).
Обладая твёрдым штрихом, работал в технике литографии и гравюры на линолеуме.
Живопись
Кустодиев начал свой путь как художник-портретист. Уже во время работы над этюдами к репинскому «Торжественному заседанию Государственного совета 7 мая 1901 года» студент Кустодиев проявил талант портретиста. В этюдах и портретных зарисовках к этой многофигурной композиции он справился с задачей достижения сходства с творческой манерой Репина. Но Кустодиев-портретист был ближе скорее к Серову. Живописная пластика, свободный длинный мазок, яркая характеристика внешности, акцент на артистизме модели - это были большей частью портреты соучеников и преподавателей Академии, - но без серовского психологизма. Кустодиев невероятно быстро для молодого художника, но заслуженно завоевал славу портретиста у прессы и заказчиков. Однако, по мнению А. Бенуа:
«…настоящий Кустодиев - это русская ярмарка, пестрядина, „глазастые“ ситцы, варварская „драка красок“, русский посад и русское село, с их гармониками, пряниками, расфуфыренными девками и лихими парнями… Я утверждаю, что это его настоящая сфера, его настоящая радость… Когда же он пишет модных дам и почтенных граждан, это совсем другое - скучноватый, вялый, часто даже безвкусный. И мне кажется, не в сюжете дело, а в подходе к нему».
Уже с начала 1900-х годов Борис Михайлович разрабатывал своеобразный жанр портрета, вернее, портрета-картины, портрета-типа, в котором модель связана воедино с окружающим её пейзажем или интерьером. Одновременно это обобщённый образ человека и его неповторимая индивидуальность, раскрытие её через окружающий модель мир. По своей форме эти портреты связаны с жанровыми образами-типами Кустодиева («Автопортрет» (1912), портреты А. И. Анисимова (1915), Ф. И. Шаляпина (1922)).
Но интересы Кустодиева выходили за рамки портрета: не случайно он выбрал для своей дипломной работы жанровую картину («На базаре» (1903), не сохранилась). В начале 1900-х он несколько лет подряд выезжает на натурные работы в Костромскую губернию. В 1906 году Кустодиев выступает с работами новыми по своей концепции - сериями полотен на темы ярко-праздничного крестьянского и провинциального мещанско-купеческого быта («Балаганы», «Масленицы»), в которых видны черты модерна. Работы зрелищные, декоративные раскрывают русский характер через бытовой жанр. На глубоко реалистичной основе Кустодиев создавал поэтическую мечту, сказку о провинциальной русской жизни. Большое значение в этих работах придаётся линии, рисунку, цветовому пятну, формы обобщаются и упрощаются - художник обращается к гуаши, темпере. Для работ художника характерна стилизация - он изучает русскую парсуну XVI-XVIII вв., лубок, вывески провинциальных лавочек и трактиров, народные промыслы.
В дальнейшем Кустодиев постепенно всё более смещается в сторону иронической стилизации народной и, особенно, быта русского купечества с буйством красок и плоти («Красавица», «Русская Венера», «Купчиха за чаем»).
Театральные работы
Как и многие художники рубежа веков, Кустодиев работал и в театре, перенося на театральные подмостки своё видение произведения. Декорации в исполнении Кустодиева были красочны, близки к его жанровой картине, но это не всегда воспринималось как достоинство: создавая мир яркий и убедительный, увлекаясь его вещественной красотой, художник подчас не совпадал с авторским замыслом и режиссёрским прочтением пьесы («Смерть Пазухина» Салтыкова-Щедрина, 1914, МХТ; так и не увидевшая свет «Гроза» Островского, 1918). В своих более поздних работах для театра он отходит от камерной трактовки к более обобщённой, ищет большей простоты, строит сценическое пространство, давая свободу режиссёру при построении мизансцен. Успехом Кустодиева стали его работы по оформлению в 1918-1920 гг. оперных спектаклей (1920, «Царская невеста», Большой оперный театр Народного дома; 1918, «Снегурочка», Большой театр (постановка не осуществлена)). Эскизы декораций, костюмы и бутафория к опере А. Серова «Вражья сила» (Академический (б. Мариинский) театр, 1921)
Удачными были постановки «Блохи» Замятина (1925, МХАТ 2-й; 1926, ленинградский Большой драматический театр). По воспоминаниям режиссёра спектакля А. Д. Дикого:
«Это было так ярко, так точно, что моя роль в качестве режиссёра, принимающего эскизы, свелась к нулю - мне нечего было исправлять или отвергать. Как будто он, Кустодиев, побывал в моём сердце, подслушал мои мысли, одними со мной глазами читал лесковский рассказ, одинаково видел его в сценической форме. … Никогда у меня не было такого полного, такого вдохновляющего единомыслия с художником, как при работе над спектаклем „Блоха“. Я познал весь смысл этого содружества, когда на сцене стали балаганные, яркие декорации Кустодиева, появились сделанные по его эскизам бутафория и реквизит. Художник повёл за собою весь спектакль, взял как бы первую партию в оркестре, послушно и чутко зазвучавшем в унисон».
После 1917 года художник участвовал в оформлении Петрограда к первой годовщине Октябрьской революции, рисовал плакаты, лубки и картины на революционную тематику («Большевик», 1919-1920, Третьяковская галерея; «Праздник в честь 2-го конгресса Коминтерна на площади Урицкого», 1921, Русский музей).
Галерея
портрет Ю. Кустодиевой, жены художника 1903, ГРМ
Масленица. 1903, ГРМ
На террасе. 1906, Нижегородский ГХМ
Гулянье на Волге. 1909, ГРМ
Ярмарка. 1910, Саратовский музей им. А. Н. Радищева
Этого художника высоко ценили современники - Репин и Нестеров, Шаляпин и Горький. И мы спустя многие десятилетия с восхищением рассматриваем его полотна, - широкая панорама жизни старой Руси, мастерски запечатленная, встает перед нами.
Он родился и вырос в Астрахани, городе, расположенном между Европой и Азией. Пестрый мир так и ломился в его глаза всем своим разнообразием и богатством. Зазывали к себе вывески лавок, манил гостиный двор; привлекали волжские ярмарки, шумные базары, городские сады и тихие улочки; красочные церкви, яркая, сверкающая разноцветием церковная утварь; народные обычаи и праздники - все это навсегда оставило свой отпечаток в его эмоциональной, восприимчивой душе.
Художник любил Россию - и спокойную, и яркую, и ленивую, и неугомонную, и все свое творчество, всю свою жизнь посвятил ей, России.
Родился Борис в семье преподавателя. Несмотря на то, что Кустодиевым не раз приходилось "круто в финансовом отношении", обстановка дома была полна уюта, и даже некоторого изящества. Часто звучала музыка. Мать играла на рояле, а вместе с няней любила петь. Часто пели русские народные песни. Любовь ко всему народному воспитывалась у Кустодиева с детства.
Сначала Борис учился в духовном училище, а затем и в духовной семинарии. Но тяга к рисованию, проявившаяся с детства, не оставляла надежды учиться профессии художника. К тому времени отец Бориса уже умер, а своих средств на учебу у Кустодиевых не было, ему оказал помощь дядя, брат отца. Сначала Борис брал уроки у художника Власова, который приехал в Астрахань на постояенное место жительства. Власов многому научил будущего художника, и Кустодиев всю жизнь был благодарен ему. Борис поступает в Академию художеств в Петербурге, учится блестяще. Закончил Кустодиев Академию в 25 лет с золотой медалью и получил право на поездку за границу и по России для повышения своего мастерства.
К этому времени Кустодиев уже был женат на Юлии Евстафьевне Прошиной, в которую был очень ввлюблен и с которой прожил всю жизнь. Она была его музой, подругой, помощницей и советчицей (а позже много лет и медсестрой, и сиделкой). По окончании Академии у них уже родился сын Кирилл. Вместе с семьей Кустодиев выехал в Париж. Париж восхищал его, а вот выставки не очень понравились. Потом ездил (уже один) в Испанию, там познакомился с испанской живописью, с художниками, в письмах делился с женой впечатлениями (она его ждала в Париже).
Летом 1904 года Кустодиевы вернулись в Россию, поселились в Костромской губернии, где купили клочок земли и построили свой дом, который назвали "Терем".
Как человек Кустодиев был привлекателен, но сложен, загадочен и противоречив. Он воссоединил в искусстве общее и частное, вечное и мгновенное; он мастер психологического портрета и автор монументальных, символических полотен. Его влекло уходящее прошлое, и вместе с тем он живо откликался на события сегодняшнего дня: мировая война, народные волнения, две революции...
Кустодиев с воодушевлением работал в самых разных жанрах и видах изобразительного искусства: писал портреты, бытовые сцены, пейзажи, натюрморты. Занимался живописью, рисунками, выполнял декорации к спектаклям, иллюстрации к книгам, даже создавал гравюры.
Кустодиев - верный продолжатель традиций русских реалистов. Он очень увлекался русским народным лубком, под который и стилизовал многие свои произведения. Он любил изображать колоритные сцены из жизни купечества, мещанства, из народной жизни. С большой любовью писал купчих, народные праздники, гулянья, русскую природу. За "лубочность" его картин многие на выставках ругали художника, а потом долго не могли отойти от его полотен, тихо восхищаясь.
Кустодиев принимал активное участие в объединении "Мир искусства", выставлял свои картины в выставках объединения.
На 33-м году жизни на Кустодиева обрушилась тяжелая болезнь, она сковала его, лишила возможность ходить. Перенеся две операции, художник до конца жизни был прикован к коляске. Очень болели руки. Но Кустодиев был человеком высокого духа и болезнь не заставила отказаться от любимого дела. Кустодиев продолжал писать. Более того, это был период наивысшего расцвета его творчества.
В начале мая 1927 года ветреным днем Кустодиев простудился и заболел воспалением легких. А 26 мая он тихо угас. Жена его пережила на 15 лет и умерла в Ленинграде, в блокаду.
Картина написана в Париже, куда Кустодиев приехал с женой и недавно родившимся сыном Кириллом после окончания Академии.
Женщина, в которой легко можно узнать жену художника, купает ребенка. "Пичужка", как именовал его художник, не "орет", не брызгается - притих и сосредоточенно рассматривает - то ли игрушку, какого-нибудь утенка, то ли просто солнечный зайчик: их столько вокруг - на его мокром крепком тельце, на краях таза, на стенах, на пышном букете цветов!
Повторяется все тот же кустодиевский тип женщины: милая, нежная девица-краса, про которых на Руси говорили "писаная", "сахарная". Лицо полно той же милой прелести, которой наделены героини русского эпоса, народных песен и сказок: легкий румянец, что называется, кровь с молоком, высокие дуги бровей, точеный носик, рот вишенкой, тугая, перекинутая на грудь коса...Она - живая, реальная и безумно привлекательная, манящая.
Она полуприлегла на пригорке среди ромашек и одуванчиков, а за нею, под горой, разворачивается такой широкий волжский простор, такое обилие церквей, что дух захватывает.
Кустодиев сливает здесь эту земную, красивую девушку и эту природу, этот волжский простор в единое неразрывное целое. Девушка - высочайший, поэтический символ этой земли, всей России.
Диковинным образом картина "Девушка на Волге" оказалась далеко от России - в Японии.
Однажды Кустодиев с приятелем актером Лужским ехали в пролетке и разговорились с извозчиком. Кустодиев обратил внимание на большую, черную как смоль бороду извозчика и спросил его: "Откуда сам-то будешь?" - "Керженские мы", - ответил кучер. "Из старообрядцев, стало быть?" - "Точно, ваше благородие". - "И что ж, тут, в Москве, много вас, в кучерах?" - "Да хватает. На Сухаревке вот свой трактир." - "Вот славно, туда мы и поедем..."
Пролетка остановилась недалеко от Сухаревой башни и они вошли в низкое, каменное здание трактира Ростовцева с толстыми стенами. Запах табака, сивухи, вареных раков, солений, пирогов ударил в нос.
Огромный фикус. Красноватые стены. Низкий сводчатый потолок. И в центре за столом сидели лихачи-извозчики в синих кафтанах, с красными кушаками. Они пили чай, сосредоточенно и молчаливо. Головы подстрижены под горшок. Бороды - одна длиннее другой. Они пили чай, держа блюдца на вытянутых пальцах...И сразу в мозгу художника родилась картина...
На фоне пьяно-красных стен сидят семь бородатых раскрасневшихся извозчиков в ярко-синих поддевках с блюдечками в руках. Они держатся чинно, степенно. Истово пьют горячий чай, обжигаясь, дуя на блюдечко с чаем. Чинно, не торопясь, ведут разговор, а один читает газету.
Спешат в зал половые с чайниками и подносами, их молодцевато-изогнутые тела забавно перекликаются с вереницей чайников, готовно выстроившихся на полках позади бородатого трактирщика; вздремнул оказавшийся без дела слуга; тщательно вылизывает шерстку кошка (хорошая для хозяина примета - к гостям!)
И все это действо в ярких, сверкающих, неистовых красках - весело выкрашенные стены, да еще пальмы, картины, да белые скатерти, да чайники с расписными подносами. Картина воспринимается как живая, жизнерадостная.
Праздничный город с тянущимися ввысь церквами, колокольнями, купами заиндевевших деревьев и дымками из труб увиден с горы, на которой разворачивается масленичное веселье.
Кипит мальчишеский бой, летят снежки, подымаются в гору и несутся дальше сани. Вот восседает кучер в синем кафтане, радуются празднику сидящие в санях. А навстречу им напряженно устремилась серая лошадь, управляемая одиноким возницей, который слегка обернулся к едущим следом, словно подзадоривая посостязаться в скорости.
А внизу - карусель, толпы у балагана, гостиных рядов! А в небе - тучи птиц, всполошенные праздничным звоном! И все ликует, радуясь празднику...
Обжигающая, необъятная радость захлестывает, глядя на полотно, уносит в этот разудалый праздник, в котором ликуют не только люди в санях, у каруселей и балаганов, звенят не только гармошки и бубенцы - здесь ликует и звенит одетая снегами и инеем вся неоглядная земля, и каждое дерево ликует, каждый дом, и небо, и церковь, и даже собаки ликуют вместе с мальчишками, катающимися на санках.
Это - праздник всей земли, русской земли. Небо, снег, пестрые толпы людей, упряжки - все расцвечено зелено-желтыми, розово-голубыми переливающимися красками.
Этот портрет художник писал вскоре после свадьбы, он полон нежного чувства к жене. Сначала он хотел написать ее стоя, во весь рост на ступенях крыльца, но потом усадил своего"колобочка"(как он ласково называл ее в письмах) на террасе.
Все очень просто - обычная терраса старого, слегка серебрящегося дерева, подступившая к ней вплотную зелень сада, стол, накрытый белой скатертью, грубоватая скамья. И женщина, еще почти девочка, со сдержанным и в то же время очень доверчивым взглядом, устремленным на нас...а в действительности на него, который пришел в этот тихий уголок и сейчас уведет ее куда-нибудь за собой.
Собака стоит и смотрит на хозяйку - спокойно и в то же время как будто ожидая, что сейчас она встанет и они куда-то пойдут.
Добрый, поэтичный мир стоит за героиней картины, такой дорогой самому художнику, который радостно распознает его и в других близких ему людях.
Ярмарки в селе Семеновское славились на всю Костромскую губернию. В воскресный день старинное село красуется во всем своем ярмарочном убранстве, стоя на перекрестке старых дорог.
На прилавках зозяева разложили свой товар: дуги, лопаты, бураки берестяные, вальки расписные, свистульки детские, решета. Но больше всего, пожалуй, лаптей, и потому название села - Семеновское-Лапотное. А в центре села церковь - приземистая, крепкая.
Шумит, звенит говорливая ярмарка. Людской певучий говор сливается с птичьим гомоном; галки на колокольне устроили свою ярмарку.
Кругом раздаются звонкие приглашения: "А вот крендельки-пироги! Кому с жару с пару, карего глазу!"
- "Лапти, есть лапти! Скороходные!"
_ "Эх, полным-полна коробушка! Лубки цветные, несусветные, про Фому, про Катеньку, про Бориса да про Прохора!,"
С одной стороны художник изобразил девчонку, заглядевшуюся на ярких кукол, а с другой - мальчишка зазевался на гнутую птицу-свистульку, отстал от деда, что в центре картины. Тот зовет его - "Где ты там завял, неслух?".
А вверху над рядами прилавков навесы почти сливаются друг с другом, их серые полотнища плавно переходят в темные крыши отдаленных изб. А дальше зеленые дали, синее небо...
Великолепно! Чисто русская ярмарка красок, и звучит она как гармошка - переливчато и звонко-звонко!..
Зимой 1920-го года Федор Шаляпин как режиссер решил поставить оперу "Вражья сила", а декорации поручили выполнить Кустодиеву. В связи с этим Шаляпин заехал к художнику домой. Зашел с мороза прямо в шубе. Шумно выдохнул - белый пар остановился в холодном воздухе - в доме не топили, не было дров. Шаляпин что-то говорил о мерзнущих, вероятно, пальцах, а Кустодиев не мог оторвать глаз от румяного лица, от его богатой, живописной шубы. Казалось бы, и брови незаметные, белесые, и глаза блеклые, серые, а красавец! Вот кого рисовать-то! Певец этот - русский гений, и его облик должен сохраниться для потомков. А шуба! Какова шуба на нем!..
"Федор Иванович! Попозировали бы вы в этой шубе", - попросил Кустодиев. "Ловко ли, Борис Михайлович? Шуба хорошая, да, возможно, краденая она," - пробурчал Шаляпин. "Шутите, Федор Иванович?" "Да нет. Неделю назад получил я ее за концерт от какого-то учреждения. Денег или муки у них не было мне заплатить. Вот и предложили шубу." "Ну а мы ее закрепим на полотне...Уж больно она гладкая да шелковистая."
И вот Кустодиев взял карандаш и весело начал рисовать. А Шаляпин начал петь "Ах, ты ноченька..." Под пение Федора Ивановича художник создавал этот шедевр.
На фоне русского города человек-гигант, шуба нараспашку. Он важен и представителен в этой роскошной, картинно распахнутой шубе, с перстнем на руке и с тростью. Шаляпин так осанист, что невольно вспоминаешь, как некий зритель, увидев его в роли Годунова, восхищенно заметил:"Настоящий царь, не самозванец!"
А в лице ощутим сдержанный (он уже знал себе цену) интерес ко всему окружающему.
Все ему родное здесь! На помосте балагана кривляется черт. Рысаки несутся по улице или мирно стоят в ожидании седоков. Гроздь разноцветных шаров колышется над базарной площадью. Подвыпивший перебирает ногами под гармонику. Бойко торгуют лавочники, и идет на морозе чаепитие у громаднейшего самовара.
А над всем этим небо - нет, не голубое, оно зеленоватое, это оттого, что дым желтый. И конечно, в небе любимые галки. Они дают возможность выразить бездонность небесного пространства, которое всегда так влекло и мучило художника...
Все это живет в самом Шаляпине с детства. Чем-то он напоминает прстодушного выходца из этих мест, который, преуспев в жизни, явился в родные палестины показаться во всем своем блеске и славе, и в то же время рвется доказать, что ничего не забыл и никакой былой сноровки и силы не растерял.
Как подходят сюда запальчивые есенинские строки:
"К черту, я снимаю свой костюм английский:
Что же, дайте косу - я вам покажу -
Я ли вам не свойский, я ли вам не близкий,
Памятью деревни я ль не дорожу?"
И похоже, что нечто подобное вот-вот сорвется с губ Федора Ивановича и полетит на снег роскошная шуба.
А вот купчиха любуется собой в новой, рсписанной цветами, шали. Так и вспоминается пушкинское: "Я ль на свете всех милее, всех румяней и белее?.." А в дверях стоит, любуется своей женой муж, купец, который, вероятно, и привез ей эту шаль с ярмарки. И счастлив он, что сумел доставить своей любимой женушке эту радость...
Жаркий солнечный день, вода искрится от солнца, смешивает отражения напряженно синеющего, может быть, обещающего грозу неба и деревьев с крутого берега, как будто оплавленных поверху солнцем. На берегу что-то грузят в лодку. Грубо сколоченная купальня тоже раскалена солнцем; тень внутри легка, почти не скрывает женских тел.
Картина полна жадно, чувственно воспринимаемой жизни, ее будничной плоти. Свободная игра света и теней, отблесков солнца в воде заставляет вспомнить об интересе зрелого Кустодиева к импрессионизму.
Провинциальный городок. Чаепитие. Молодая красавица купчиха сидит в теплый вечер на балконе. Она безмятежна, как вечернее небо над нею. Это какая-то наивная богиня плодородия и изобилия. Недаром стол перед нею ломится от яств: рядом с самоваром, золоченой посудой в тарелках фрукты, сдоба.
Нежный румянец оттеняет белизну холеного лица, черные брови слегка приподняты, голубые глаза что-то внимательно рассматривают вдали. По русскому обычаю она пьет чай из блюдца, поддерживая его пухлыми пальцами. Уютный кот ласково трется о плечо хозяйки, широкое декольте платья открывает необъятность круглой груди и плеч. Вдали видна терраса другого дома, где купец с купчихой сидят за тем же занятием.
Тут бытовая картинка явно перерастает в фантастическую аллегорию беспечальной жизни и земных щедрот, ниспосланных человеку. Да и самой пышной красавицей художник лукаво любуется, будто одним из сладчайших земных плодов. Только чуть-чуть художник "приземлил" ее образ - чуть больше располнело ее тело, пухловаты пальцы...
Кажется невероятным, что эта огромная картина создана тяжело больным художником за год до смерти и в самых невыгодных условиях (в отсутствии холста натянули на подрамник обратной стороной старую картину). Только любовь к жизни, радость и бодрость, любовь к своему, русскому, продиктовала ему картину "Русская Венера".
Светится молодое, здоровое, сильное тело женщины, блестят зубы в застенчивой и вместе с тем простодушно-горделивой улыбке, играет свет в шелковистых распущенных волосах. Словно само солнце вошло вместе с героиней картины в темноватую обычно баню - и все здесь озарилось! Свет переливается в мыльной пене (которую художник одной рукой взбивал в тазу, другой писал); мокрый потолок, на котором отразились клубы пара, вдруг стал подобен небу с пышными облаками. Дверь в предбанник распахнута, и оттуда сквозь окно виден залитый солнцем зимний город в инее, лошадь в упряжи.
Естественный, глубоко национальный идеал здоровья и красоты воплощался в "Русской Венере". Этот прекрасный образ стал мощным заключительным аккордом богатейшей "русской симфонии", созданной художником в своей живописи.
Этой картиной художник хотел, по словам его сына, охватить весь цикл человеческой жизни. Хотя некоторые ценители живописи утверждали, что Кустодиев рассказывает об убогом прозябании мещанина, ограниченном стенами дома. Но это не характерно было для Кустодиева - он любил простой мирный быт простых людей.
Картина многофигурна и многозначна. Вот простодушный провинциальный любовный дуэт девушки, сидящей в открытом окне, с облокотившимся о заборчик молодым человеком, а если перевести взгляд чуть вправо - в женщине с ребенком как бы видишь продолжение этого романа.
Глянуть влево - и перед вами живописнейшая группа: полицейский мирно играет в шашки с бородатым обывателем, возле них ораторствует некто наивный и прекраснодушный - в шляпе и бедной, но опрятной одежде, и сумрачно вслушивается в его речь, оторвавшись от газеты, сидящий возле своего заведения гробовой мастер.
А выше как итог всей жизни - мирное чаепитие с тем, кто прошел с тобой рука об руку все жизненные радости и невзгоды.
И могучий тополь, соседствующий с домом и как будто его благословляющий своею густой листвой, - не просто пейзажная деталь, а едва ли не своеобразный двойник человеческого бытия - древо жизни со своими различными ветвями.
И все уходит, уходит взгляд зрителя вверх, к мальчику, озаренному солнцем, и к парящим в небе голубям.
Нет, решительно не похожа эта картина на высокомерный или даже чуть снисходительный, но все же обвинительный вердикт обитателям "голубого домика"!
Полный неизбывной любви к жизни, художник, говоря словами поэта, благословляет "и в поле каждую былинку, и в небе каждую звезду" и утверждает родственную близость, связь "былинок" и "звезд", житейской прозы и поэзии.
Обои в цветах, изукрашенный сундук, на котором устроено пышное ложе, покрытое одеялом, как-то телесно сквозят подушки из наволочек. И из всего этого чрезмерного изобилия, как Афродита из пены морской, рождается героиня картины.
Перед нами пышная, разомлевшая ото сна на перине красавица. Откинув толстое розовое одеяло, опустила ноги на мягкую подставочку. С вдохновением воспевает Кустодиев целомудренную, именно русскую женскую красоту, популярную в народе: телесную роскошь, чистоту светло-голубых ласковых глаз, открытую улыбку.
Созвучны с образом красавицы пышные розаны на сундуке, голубые обои за ее спиной. Стилизуя под лубок, художник сделал "чуть больше" - и полноты тела, и яркости красок. Но это телесное изобилие не перешло ту грань, за которой оно было бы уже неприятным.
А женщина красива м величава, как широкая Волга за ее спиной. Это - русская Елена прекрасная, знающая силу своей красоты, за которую ее и выбрал в жены какой-нибудь купец первой гильдии. Это спящая наяву красавица, стоящая высоко над рекой, как стройная белоствольная береза, олицетворение покоя и довольства.
На ней длинное, переливающееся шелком платье тревожного фиолетового цвета, волосы зачесаны на прямой пробор, темная уложенная коса, в ушах блестят серьги-груши, на щеках теплый румянец, на руке украшенная узорами шаль.
Она столь же естественно вписывается в волжский пейзаж с его красочностью и простором, как и окружающий ее мир:там и церковь, и птички летят, и река течет, пароходы плывут, и молодая купеческая пара идет - тоже залюбовались красавицей-купчихой.
Все движется, бежит, а она стоит, как символ постоянного, лучшего, что было, есть и будет.
Слева направо:
И.Э.Грабарь, Н.К.Рерих, Е.Е.Лансере, Б.М.Кустодиев, И.Я.Билибин, А.П.Остроумова-Лебедева, А.Н.Бенуа, Г.И.Нарбут, К.С.Петров-Водкин, Н.Д.Милиоти, К.А.Сомов, М.В.Добужинский.
Этот портрет был заказан Кустодиеву для Третьяковской галереи. Художник долго не решался писать его, чувствуя высокую ответственность. Но в конце концов согласился и начал работать.
Долго размышлял, кого и как посадить, представить. Ему хотелось не просто посадить в ряд, как на фотографии, а показать каждого художника как Личность, с его характером, особенностями, подчеркнуть его талант.
Двенадцать человек нужно было изобразить в процессе дискуссии. О, эти испепеляющие споры "мирискусников"! Споры словесные, а больше живописные - линией, красками...
Вот Билибин, старый товарищ по Академии художеств. Балагур и весельчак, знаток частушек и старинных песен, умеющий, несмотря на заикание, произносить самые длинные и забавные тосты. Поэтому и стоит он тут, как тамада, с рюмкой, поднятой изящным движением руки. Византийская борода вскинулась, брови с недоумением подняты вверх.
О чем шел разговор за столом? Кажется, к столу подали пряники, а Бенуа обнаружил на них буквы "И.Б."
Бенуа с улыбкой обратился к Билибину: "Признайтесь, Иван Яковлевич, что это ваши инициалы. Вы сделали для пекарей рисунок? Капитал зарабатываете?" Билибин засмеялся и шутливо начал разглагольствовать об истории создания на Руси пряников.
А вот левее от Билибина сидят Лансере и Рерих. Все спорят, а Рерих мыслит, не думает, а именно мыслит. Археолог, историк, философ, просветитель с задатками пророка, осторожный человек с манерами дипломата, он не любит говорить о себе, о своем искусстве. Зато его живопись говорит так много, что уже есть целая группа толкователей его творчества, которая находит в его живописи элементы таинства, магии, предвидения. Рерих был избран председателем вновь организованного общества "Мир искусства".
Стена зеленого цвета. Слева книжный шкаф и бюст римского императора. Кафельная желто-белая печь. Все так, как в доме у Добужинского, где и происходило первое собрание учредителей "Мира искусства".
В центре группы - Бенуа, критик и теоретик, непререкаемый авторитет. С Бенуа у Кустодиева сложные отношения. Бенуа - прекрасный художник. Любимые его темы - жизнь при дворе Людовика XV и Екатерины II, Версаль, фонтаны, интерьеры дворцов.
С одной стороны Бенуа нравились картины Кустодиева, но порицал, что в них нет ничего европейского.
Справа - Сомов Константин Андреевич, фигура невозмутимая и уравновешенная. Его портрет писался легко. Может, потому, что он напоминал Кустодиеву приказчика? Русские типы художнику всегда удавались. Белеет накрахмаленный воротничок, манжеты модной в крапинку рубашки, черный костюм отутюжен, холеные полные руки сложены на столе. На лице выражение невозмутимости, довольства...
Хозяин дома - старый друг Добужинский. Сколько пережито вместе с ним в Петербурге!..Сколько разных воспоминаний!..
Поза Добужинского, кажется, удачно выражает несогласие с чем-то.
А вот резко отодвинул стул и повернулся Петров-Водкин. Он - по диагонали от Билибина. Петров-Водкин ворвался в художественный мир шумно и смело, что не понравилось некоторым художникам, например, Репину, у них совершенно разный взгляд на искусство, другое видение.
Слева - четкий профиль Игоря Эммануиловича Грабаря. Коренастый, с не очень складной фигурой, бритой квадратной головой, он полон живого интереса ко всему происходящему...
А вот и он, сам Кустодиев. Себя он изобразил со спины, в полупрофиль. Сидящая рядом с ним Остроумова-лебедева - новый член общества. Энергичная женщина с мужским характером ведет разговор с Петровым-Водкиным...
Борис Михайлович Кустодиев родился в Астрахани 23 февраля (7 марта) 1878 в семье преподавателя словесности и логики в духовной семинарии. Отец умер, когда его дочерям было шесть и восемь лет, а Борису - всего полтора года. Мать после смерти отца подрабатывала то игрой на рояле, то вышиванием. Обстановка в доме, несмотря на бедность, была очень уютной, будущий живописец рос в условиях патриархального быта провинциального русского города. В 1887 году Борис поступил учиться в духовное училище, а после его окончания - в духовную семинарию, где готовился стать священником, однако дядюшка Бориса, увидев, как тот стремится научиться рисовать, стал оплачивать его уроки живописи. Борису было 15 лет, когда он стал брать уроки рисования у выпускника Петербургской Академии художеств П. Власова, а посетив в 1887 году выставку передвижников и впервые увидев картины настоящих живописцев, юный Кустодиев был настолько потрясен, что твердо решил стать художником и в 1896 году, оставив семинарию, уехал в Петербург, где поступил в Академию художеств (АХ). Там он занимался сначала в мастерской В.Е. Савинского, а со второго курса — в мастерской Ильи Репина и настолько преуспел, что руководитель пригласил его вместе с другим молодым живописцем - И. С. Куликовым к себе в помощники для работы над картиной «Заседание Государственного совета». Во время работы над этой картиной Кустодиев уже проявил себя как художник-портретист.
Илья Репин. Торжественное заседание Государственного Совета 7 мая 1901 года в честь столетнего юбилея со дня его учреждения.
1903. Холст, масло. 400 x 877. Государственный Русский Музей, Санкт Петербург, Россия.
Спустя годы Репин назовет Кустодиева «богатырем русской живописи». «Большой русский художник - и с русской душой», - скажет о нем другой известный живописец - Нестеров.
Создавая этюды к репинскому «Торжественному заседанию Государственного совета 7 мая 1901 года» студент Кустодиев разрабатывает свой своеобразный жанр портрета, вернее, портрета-картины, в котором модель связана воедино с окружающим её пейзажем или интерьером.
Целый ряд первоклассных портретов Кустодиев смог создать, еще будучи студентом — Д. Л. Мордовцева, Д. С. Стеллецкого, И. Я. Билибина (все 1901).
Б.М. Кустодиев Портрет Писателя Д.Л.Мордовцева. 1901
В этот же период он пишет портрет И. Я. Билибина. Красота живописи, смелый мазок, благородство образа привлекли общее внимание. На выставке в Мюнхене молодой художник получил за этот портрет золотую медаль.
Б.М. Кустодиев Портрет Ивана Билибина, 1901.
Позднее этот своеобразный жанр в полной мере проявился в его портретных работах «Автопортрет» (1912), портрет Ф. И. Шаляпина (1922).
Своими ранними работами Борис Кустодиев невероятно быстро для молодого художника, но заслуженно завоевал славу портретиста у прессы и заказчиков. Однако, по мнению А. Бенуа, настоящий Кустодиев был еще впереди: «…настоящий Кустодиев - это русская ярмарка, пестрядина, „глазастые“ ситцы, варварская „драка красок“, русский посад и русское село, с их гармониками, пряниками, расфуфыренными девками и лихими парнями… Я утверждаю, что это его настоящая сфера, его настоящая радость… Когда же он пишет модных дам и почтенных граждан, это совсем другое - скучноватый, вялый, часто даже безвкусный. И мне кажется, не в сюжете дело, а в подходе к нему».
Действительно, интересы Кустодиева быстро выходят за рамки портрета: не случайно он выбрал для своей конкурсной работы жанровую тему («На базаре») и осенью 1900 года выехал в поисках натуры в Костромскую губернию.
Б.М. Кустодиев «На базаре» 1902-1903
Здесь, в Костромской губернии, в 1901 году он познакомился со своей будущей женой Юлией Порошинской, которая вместе с родными жила в усадьбе Высоково, неподалеку от деревни, куда он поехал на каникулы с товарищами. Кустодиев написал в это время портрет Юлии на террасе.
Б.М. Кустодиев Портрет Юлии Евстафьевны Кустодиевой
31 октября 1903 года Кустодиев закончил Академию художеств, получив за дипломную картину «Базар в деревне» золотую медаль и право на годовую пенсионерскую поездку за границу и по России. В декабре 1903 вместе с женой и двухмесячным сыном Кириллом он отправился в Париж. Там он успел присмотреться к французской живописи и с толком использовать эти впечатления в одной из своих самых лирических картин «Утро» (1904), пронизанной светом и воздухом, которая воспринимается как гимн материнству, простым человеческим радостям.
Б.М. Кустодиев Утро. (Изображены Юлия Евстафьевна Кустодиева, жена художника, с сыном-первенцем Кириллом (1903-1971). Картина написана в Париже. Холст, масло. 108×126,5 см Государственный Русский музей, Санкт-Петербург)
С увлечением изучал он сокровища западноевропейской живописи, посещал музеи Парижа и Прадо. Во время своей поездки Кустодиев побывал также в Германии, Италии, Испании, изучал и копировал работы старых мастеров, поступил в студию Рене Менара, однако через полгода вернулся в Россию, соскучившись по родине, где в Костромской губернии начал работу над сериями картин «Ярмарки» и «Деревенские праздники».
Вскоре у Кустодиевых родилась дочь Ирина. Молодые супруги выглядели такими счастливыми, что друзья даже сделали пародию на картину «Утро», где Юлия купает в ванне не одного ребенка, а целых двенадцать. Кустодиев писал очень звонкие, радостные картины. Большой успех не только на русских, но и на зарубежных выставках имели его портреты. Например, портрет гравера Матэ был отмечен золотой медалью на Международной выставке в Венеции.
Б.М. Кустодиев Портрет Василия Васильевича Матэ
В 1906 году намечается поворот в живописи Бориса Кустодиева, приведший его к определенному кругу тем и манере исполнения, характерный для его зрелого творчества. В этом году была написана картина «Ярмарка», в которой сказалось увлечение живописца локальным цветом, яркостью и декоративностью в живописи.
Б.М. Кустодиев Ярмарка, 1906
Масленицы, ярмарки, деревенские праздники отныне становятся его излюбленными сюжетами. Другой круг тем, увлекающий Бориса Кустодиева, - изображение провинциального мещанско-купеческого быта. Его многочисленные купцы и купчихи — не просто любование этой стороной русской жизни. Здесь не только угадывается некоторая ирония художника по отношению к быту и укладу жизни купеческой среды, но и видны черты модерна.
Б.М. Кустодиев Купчихи в Кинешме, 1912
Работы Кустодиева всегда зрелищные, очень декоративные, раскрывающие русский характер через бытовой жанр . На глубоко реалистичной основе Кустодиев создавал поэтическую мечту, сказку о провинциальной русской жизни. Большое значение в своих работах он придавал линии, рисунку, цветовому пятну, при этом формы обобщались и упрощались - художник все чаще обращался к гуаши , темпере . Для работ художника характерна стилизация - он изучает русскую парсуну XVI-XVIII вв., лубок , вывески провинциальных лавочек и трактиров, народные промыслы.
В дальнейшем Кустодиев постепенно всё более смещается в сторону иронической стилизации народной жизни и, особенно, быта русского купечества с буйством красок и плоти («Красавица», «Русская Венера», «Купчиха за чаем»).
В 1909 по представлению Репина и других профессоров Кустодиев был избран членом Академии художеств. В это же время ему предложили заменить Серова на посту преподавателя портретно-жанрового класса Московского училища живописи, ваяния и зодчества, но, опасаясь, что эта деятельность отнимет много времени от личной работы и, не желая переезжать в Москву, Кустодиев отказался от должности.
В это самое время, когда в творческой жизни художника все складывалось исключительно удачно, дали о себе знать первые признаки болезни. Художнику на тот момент едва исполнилось 30 лет. Неожиданно появились боли в руке, которым художник не придал никакого значения, объясняя их переутомлением. Ему и не приходило в голову, что эти боли — зловещий сигнал к началу трагического периода жизни, который ему предстоит преодолевать, не выпуская кисти из рук. Еще раньше, в 19 лет он как-то обpонил в письме к матеpи: «Опять что-то ноет, как это у меня иногда бывает». Он старался не замечать возникших проблем, но в 31 год это уже не удавалось - боли в pуке и шее все усиливались, не пpошло и года, как он вынужден пpизнаться: «Стpадаю очень, особенно по утpам. Подлая pука моя болит вовсю и вместо улучшения - с каждым днем чувствую себя все хуже.» К болям в pуке пpибавились сильнейшие головные боли со pвотой. Иногда пpиходилось по нескольку дней лежать, закутав голову теплым платком, боли не давали уснуть по нескольку дней. И в это время Кустодиев продолжал много и плодотворно работать. Вскоре он получил звание академика живописи, подтверждающее не только его мастерство и талант, но и признание в художественном мире.
Наконец, постоянные боли все-таки заставили его обратиться за консультацией к петербургскому неврологу, профессору Эрнесту Августовичу Гизе, который, заподозрив патологию позвоночника и плечевого сустава, порекомендовал художнику временно прекратить работать. Началась жизнь с болезнью, лишившей впоследствии художника обычных земных радостей, но не лишившей его воли, интереса к искусству, к красоте, к жизни. Именно в это время Кустодиев получил сообщение, что его картина «Гулянье», отправленная на международную выставку в Брюссель, удостоилась там серебряной медали.
Б.М. Кустодиев «Гулянье»
А вскоре пришло еще более неожиданное и приятное письмо от министра народного просвещения Италии с просьбой прислать свой автопортрет в коллекцию прославленной галереи Уффици. О таком признании мечтал каждый художник. Конечно, он с удовольствием пишет портрет для знаменитой галереи, однако здоровье требует постоянного внимания, так как боль после некоторого улучшения вновь появляется с прежней силой.
В мае 1911 года Б.М.Кустодиев в сопровождении жены и сына выехал для лечения в Швейцарию, в местечко Лейзен под Лозанной. По воспоминаниям дочери художника Ирины, со времени пребывания в Лейзене отец несколько лет носил твердый целлулоидный корсет, как панцирь, от талии до подбородка, и в нем работал, снимая только на ночь. О физическом и психическом состоянии Кустодиева и эффективности лечения можно косвенно судить по письму Мстислава Добужинского Александру Бенуа: «Он очень нездоров и ни на что не жалуется. Обречен носить корсет на шее, что мучительно и безобразно». Находясь в клинике на лечении, Кустодиев продолжал работать: он выполнил несколько заказов, в частности картину в своем, чисто «кустодиевском» духе — «Купчихи на волжском базаре». Кроме того, по заказу режиссера Ф.Ф.Комиссаржевского написал эскизы декораций и костюмов к пьесе А.Н.Островского «Горячее сердце». Однако время шло, но после 9 месяцев нахождения в Швейцарской клинике ожидаемого больным и обещанного врачами эффекта пока не наблюдалось. Исчерпав кредит доверия к швейцарским врачам, художник вернулся на родину. Он снова был вынужден работать над заказами петербургского света, несмотря на сохраняющиеся проблемы.
Только зимой 1912 года Кустодиев заканчивает автопортрет по заказу флорентийской галереи Уффици. На портрете изображен щеголеватый мужчина в богатой шубе и барской шапке, с пышными усами, на фоне Троице-Сергиевой Лавры, занесенной снегом. Взгляд немного озорной, но в то же время и печальный. Ведь еще недавно художник долго лечился в Швейцарии, много перестрадал, а главное – не получил ожидаемого эффекта от лечения.
Б.М. Кустодиев «Автопортрет», темпера, 1912
Наконец, Кустодиев обратился за консультацией к знаменитому невропатологу Герману Оппенгейму, который после тщательного обследования диагностировал опухоль спинного мозга. Слова Оппенгейма прозвучали для художника как гром среди ясного неба. При этом Кустодиев предупредил друзей: «Не говорите о моей болезни никому — а, напротив, что я здоров, а главное весел, впрочем, это правда, несмотря на ужасные боли -, я сам удивляюсь на свою жизнеспособность и даже жизнерадостность. Уж очень люблю, видимо, жить!!» В ноябре 1913 года в Берлине Борису Кустодиеву была сделана первая операция. Видимо, полностью удалить опухоль не удалось, поскольку врачи предупредили, что возможны рецидивы болезни и через год-два операцию придется повторить. Кустодиев вернулся в Петербург с чувством надежды и верой, что все худшее позади. Ведь боли исчезли, хотя ноги еще не вполне слушались, однако врачи обещали, что со временем все наладится. Но восстановление больного происходило крайне медленно, словно болезнь была совсем не намерена отступать. Несмотря на это, Кустодиев с необыкновенным подъемом создал одну за другой такие картины, как «Красавица», «Девушка на Волге «.
Б.М. Кустодиев Красавица, 1918
Вслед за эти Кустодиев пишет серию картин «Масленицы». Это своеобразные «картины-песни», воспевающие сверкающую панораму русских празднеств и народных гуляний с поющими, неповторимыми по сочности и яркости сочетаниями красок.
В 1913 году он начал писать свою знаменитую «Купчиху», находящуюся ныне в Русском Музее в Санкт-Петербурге.
Б.М. Кустодиев «Купчиха за чаем»
Но болезнь продолжала прогрессировать, и он вновь обратился к профессору Цейдлеру, настоятельно рекомендующему оперативное вмешательство. Полгода Борис Михайлович провел в больнице. Ему было категорически запрещено работать. Столь же решительно этот мягкий и застенчивый от природы человек заявил: «Если не позволите мне писать, я умру». Кустодиев мужественно переносил выпавшие на его долю испытания. Ему помогает то, что «…где-то там, внутри, есть какая-то сила (может быть обманчивая), которая неудержимо поднимает к жизни». Но, увы! После повторной тяжелейшей операции 4 марта 1916 года, операции, которая длилась 5 часов и оказалась безрезультатной, у Кустодиева развился паралич нижней части тела. Отныне жизненное пространство 38-летнего человека сузилось до четырех стен тесной мастерской, а весь мир, который он мог наблюдать, оказался ограничен оконной рамой, за которой синел купол церкви, а по тротуару лишенной деревьев петербургской улицы, шаркала толпа куда-то спешащих прохожих. Он писал: «Мой мир теперь - это только моя комната». Последние 15 лет своей жизни он провел в инвалидном кресле.
Несмотря на все это, он продолжал творить, ведь на руках оставались жена и двое детей: тpетий сын умеp одиннадцати месяцев от pоду, и тогда по воспоминаниям дочеpи, в волосах мамы появилась пеpвая седая пpядь. Все тяготы Кустодиевы делили вместе. Друзьям художник говорил: «Картины в моей голове сменяются, как кино». Возможно поэтому, иногда в кресле-каталке, иногда лёжа, превозмогая страшные боли, рисовал он на холстах пышущих здоровьем, ярко одетых купчих, развесёлые масленицы, шумные трактиры…
Живопись его делалась все более красочной, приближаясь к народному искусству. Итогом стала «Масленица» (1916) — идиллическая панорама праздника в русском провинциальном городе. Над этой жизнерадостной картиной Кустодиев работал в крайне трудных условиях: его мучили частые боли.
Б.М. Кустодиев Масленица
В картине «Масленица» присутствует настроение праздника. Художник как бы говорит, что велик тот народ, который после тяжких трудов способен от всей души веселиться и радоваться жизни. Взрывая сугробы, сытые лошади мчат сани. Ныряя среди белых холмов и заиндевевших кустов на высоком склоне оврага, владельцы саней стремятся перещеголять друг друга удалью, быстротой, красотой лошадей и убранства. Раскрашены дуги, нарядна конская сбруя, подбиты цветной тканью спинки саней. Лихо правят кучера в ярко-синих кафтанах, в шапках с алым верхом, улыбаются сидящие в санях люди, закутаннные в тёплые шубы, в меха, укрытые яркими пологами. На соседнем пригорке собрались парни и девушки, сидят на брёвнышке, разговаривают, слушают гармонь, а на другом - мальчишки сражаются в снежки, катаются на санках. Отчётливо на фоне снега сверху видны балаганы, толпящийся кругом народ, группы людей на перекрёстках. Над городскими крышами в морозной мгле клубится дымок, красуются цветные купола и колокольни, яркие и пёстрые вблизи и прозрачно-воздушные издали; и город весь похож на зимний сказочный мираж, раскинувшийся в голубых снегах под небом в розовых, лимонно-жёлтых и зелёных переливах.
Движение в картине совершается как бы по огромной спирали, а центром является гигантская колокольня: словно вся Россия, весёлая, разрумяненная морозом, разукрашенная инеем, розово-голубыми снегами, смеясь и ликуя, мчится по огромной карусели вокруг розовой колокольни.
В последние годы художник был прикован к креслу, и только благодаря долгому утреннему массажу его руки могли владеть кистью. Но он не утратил присутствия духа и работал. Даже зная, что смерть совсем близко, не изменил Борис Михайлович своим излюбленным праздничным темам, не сделал палитру темнее и глуше; именно тогда он задумал большую серию произведений, близких к народному лубку и новых для него по технике. Сюжеты взял из современных народных частушек, которые тщательно записывал. Он успел сделать только две композиции: «Под милашкину гармошку» и «Земляничку я обирала». Как не вяжутся названия этих линогравюр со словом «смерть», которая прервала работу художника!
Б.М. Кустодиев «Под милашкину гармошку»
Последнее десятилетие его жизни оказалось необычайно продуктивным. Он написал две большие картины с изображением праздника в честь открытия II Конгресса Коммунистического Интернационала, исполнил множество графических и живописных портретов, делал эскизы праздничного оформления Петрограда, рисунки и обложки для книг и журналов разного содержания, изготовлял настенные картинки и календарные «стенки», оформил 11 театральных спектаклей. Часто это были заказные, не очень интересные для него работы, но он все выполнял на серьезном профессиональном уровне, а порой добивался и выдающихся результатов. Литографские иллюстрации в сборнике «Шесть стихотворений Некрасова» (1922), рисунки к повестям Николая Лескова «Штопальщик» (1922) и «Леди Макбет Мценского уезда» (1923) стали гордостью отечественной книжной графики, а среди оформленных им спектаклей блистала «Блоха» Евгения Замятина, поставленная МХАТом 2-м в 1925 году и тотчас же повторенная ленинградским Большим драматическим театром.
По воспоминаниям режиссёра спектакля А. Д. Дикого :
«Это было так ярко, так точно, что моя роль в качестве режиссёра, принимающего эскизы, свелась к нулю - мне нечего было исправлять или отвергать. Как будто он, Кустодиев, побывал в моём сердце, подслушал мои мысли, одними со мной глазами читал лесковский рассказ, одинаково видел его в сценической форме. … Никогда у меня не было такого полного, такого вдохновляющего единомыслия с художником, как при работе над спектаклем „Блоха“. Я познал весь смысл этого содружества, когда на сцене стали балаганные, яркие декорации Кустодиева, появились сделанные по его эскизам бутафория и реквизит. Художник повёл за собою весь спектакль, взял как бы первую партию в оркестре, послушно и чутко зазвучавшем в унисон».
Яркое и самобытное творчество Кустодиева - увлекательная страница в истории русской живописи. Художник глубоко национальный, чье искусство неразрывно связано с жизнью русского народа, с традициями народного творчества, Борис Кустодиев своими произведениями утверждал, что русский народ - это не унылая, страдающая масса, что века бедности, лишений и тяжкого социального гнёта не смогли убить в русском народе мечты о счастливой жизни.
Борис Кустодиев был в числе тех деятелей русской культуры, которые сразу и безоговорочно приняли Великую Октябрьскую социалистическую революцию. К этому времени художник был уже тяжело болен. Не имея возможности двигаться, прикованный к креслу в своей мастерской, Кустодиев мог лишь из окна наблюдать события тех дней. Результатом таких наблюдений стала его картина «27 февраля 1917 года» (1917).
Б.М. Кустодиев 27 февраля, 1917 года, 1917
В 1920-1921 годах живописец создал картины «Празднование II конгресса Коминтерна на площади Урицкого» и «Ночной праздник на Неве». Возвращаясь в этих полотнах к теме народных гуляний, живописец наполнил их новым содержанием, новыми образами, говорящими об изменениях, происшедших в стране, в жизни народа.
Б.М. Кустодиев Праздник в честь 2-го конгресса Коминтерна на площади Урицкого
Но и в эти голодные революционные годы Кустодиев не порвал связи со своими прежними сюжетами (в это время написана «Купчиха за чаем», 1918). В 1920 году появляется его акварельная серия «Русские типы». В этом же году написана одна из лучших по живописи картин художника «Купчиха перед зеркалом»
Б.М. Кустодиев Купчиха перед зеркалом, 1920
После Октябрьской революции Кустодиев создает иллюстрации к сказкам Пушкина (1920), к «Шести стихотворениям Некрасова» (1921), к «Леди Макбет Мценского уезда» Лескова (1923), а в последние годы жизни иллюстрирует книги «Детям о Ленине» и «Один день с Лениным».
В начале 1923 года симптомы болезни проявились снова. Вероятно, это был рецидив опухоли. Кустодиев переехал в Москву, где начал наблюдаться в хирургической клинике 2-го Московского медицинского института (ныне Российский государственный медицинский университет) у известного невропатолога профессора В.В.Крамера. Для проведения операции Кустодиеву в Москву пpигласили одного из основоположников нейрохирургии — немецкого пpофессоpа О.Феpстеp. В декабpе 1923 г. он пpоизвел Б.М.Кустодиеву очередную (третью) опеpацию удаления опухоли позвоночного канала. Однако и эта операция не привела к существенному изменению состояния художника. Но чем тяжелее было физическое состояние Кустодиева, тем самозабвенней он работал. И не только как живописец, но и как театральный художник, скульптор, и даже занимался ксилографией, т.е. делал гравюры на дереве. За годы вынужденной неподвижности он создал лучшие свои вещи, и в них ни тени пессимизма, свидетельств его страданий. Незаметно в полотнах ни тягот военных лет, ни революции, ни голода и холода, ни разрухи. Картины по-прежнему излучают тепло доброй усмешки, заполнены точными, будто с натуры списанными деталями исконно русской жизни и русского быта.
За год до своей кончины Кустодиев завершил картину «Русская Венера» – одно из самых жизнелюбивых полотен художника. Прекрасное обнаженное тело молодой женщины, крепкое, здоровое, излучает аромат свежести, чистоты. Водопад золотистых волос, глаза, будто васильки в степной ржи, лицо, далекое от классической правильности, но притягательное, доброе. Непринужденный, по-своему грациозный и величавый жест, неприхотливая обстановка простой деревенской баньки. Ну как поверить, что эта пышущая здоровьем, великолепно выписанная нагая молодая женщина, создавалась в то время, когда художник говорил: «…меня мучит по ночам один и тот же кошмар: черные кошки впиваются острыми когтями в спину и раздирают позвонки…». Правая рука стала слабеть и усыхать. Холста для «Венеры» не нашлось. И он писал ее на обороте какой-то своей старой, считавшейся неудачной, картины. В создании полотна участвовала вся семья. Брат Михаил приспособил блоки и противовесы для полотна. Позировала, как и для многих других полотен, дочь Ирина. За неимением веника ей пришлось держать в руках линейку. Сын взбивал в деревянной бадье пену, чтобы изображение даже этой второстепенной детали было близким к реальности.
Б.М. Кустодиев Русская Венера
На саму картину, на живопись ушло много месяцев. Больному разрешалось лишь несколько часов находиться в сидячем положении. Но что это были за часы! Он забывал о болях в руке, которая быстро уставала. Один из друзей художника вспоминал: «Он подкатывал к своим полотнам и отъезжал от них, точно вызывая на поединок… грядущую смерть…» Он брал краску на кончик длинной кисти, зорко, как стрелок, прицеливался, и мазок ложился на холст. Кустодиев проворно крутил колесо кресла, быстро отъезжал и, прищурившись, смотрел на холст, как на своего злейшего врага.
Цвет уже лепил объем тела. Кажется, получается грудь, живот, но левая рука «чужая», что-то не так…
И тут жена напоминала о времени. Михаил Михайлович поднимал брата на руки и укладывал в постель. А в это время как раз все виделось! Кажется, именно теперь удалось бы достигнуть вечно недостижимого совершенства, но… На следующий день вновь начиналась работа. Это тело, как трудно оно дается! Как легко его писал Тициан. Или тоже нет?.. Темнее. Добавить охры. А тут чуть-чуть киновари…»
Кустодиев любил жизнь жадно, неутолимо. Любил и восторгался ею. Его картины о быте России, о праздниках, женщинах, детях, цветах — произведения художника, все существо которого переполнено радостным чувством восхищения красотой мира, образами, звуками, запахами, красками вечно юной, непрестанно меняющейся природы. Из впечатлений детства и юности — именно они становятся в зрелые годы темой и арсеналом его творчества — он создавал многоцветную панораму жизни города, похожего не то на его родную Астрахань, не то на Кострому, Кинешму или Ярославль.
Энергия и жизнелюбие Кустодиева были поразительны. Он, в своем инвалидном кресле, бывал на премьерах в театрах и даже совершал дальние поездки по стране.
Проводя большую часть времени в четырех стенах, Кустодиев был лишен естественного ощущения пространства, воздуха и света, так необходимых художнику. Быть может, именно поэтому, глядя на многие его pаботы, зритель утопает в море солнца, ослепляется яркостью красок, никак не надышится пьянящим воздухом, любуется небесной бесконечностью, включается в пляски и катания. Такие «преодоления» своих ограниченных возможностей можно видеть и на «масленичных» полотнах, и на картинах «Балаганы» и «Лето. Прогулка», и даже в знаменитом портрете Ф.Шаляпина, изобилующим динамизмом плясок, катаний на лошадях, представлений силачей и клоунов.
Б.М. Кустодиев «Портрет Федора Шаляпина», 1922 Государственный русский музей.
В одном из своих писем В. Лужскому художник писал: » Так как миp мой тепеpь только моя комната, так уж очень тоскливо без света и солнышка. Вот и занимаюсь тем, что стаpаюсь на каpтинах своих это солнышко, хотя бы только отблески его, поймать и запечатлеть». И об этом же Кустодиев как-то сказал: «Меня называют натуpалистом - какая глупость! Ведь все мои каpтины сплошная иллюзия!… Мои каpтины я никогда не пишу с натуpы, это все плод моего вообpажения, фантазии. Их называют «натуpалистическими» только потому, что они пpоизводят впечатление действительной жизни, котоpую, однако, я сам никогда не видел и котоpая никогда не существовала…». Многие знатоки и исследователи творчества художника считают, что поздние картины Кустодиева — это средство преодоления его тяжелой болезни и способ реализации своих желаний.
Болезнь прогрессировала, и в последние годы художник вынужден был работать на холсте, подвешенном над ним почти горизонтально и так близко, что не имел возможности увидеть сделанное целиком.
В марте 1927 года художник получил разрешение Наркомпроса на просьбу выехать в Германию для лечения в клинике О.Ферстера, но поездке этой не суждено было состояться. Ослабленный организм оказался не в силах противостоять возникшей инфекции. В конце мая после поездки на дачу к А.Н.Толстому художник заболел пневмонией, ставшей для него фатальной. Незадолго до смерти Борис Михайлович попросил посадить на его могиле березу и не ставить надгробную плиту. Он ушел, но с нами остались его картины — праздник России, праздник русской живописи. «Не знаю, удалось ли мне сделать и выразить в моих вещах то, что я хотел, — любовь к жизни, радость и бодрость, любовь к своему, «русскому» — это было всегда единственным «сюжетом» моих картин…» — так писал о своем творчестве сам художник.
Борис Михайлович Кустодиев умер в Ленинграде 26 мая 1927 года. Ему не было и пятидесяти лет, когда его не стало, а его жена Юлия скончалась во время ленинградской блокады, так и не дожив до времени, когда творчество Кустодиева обрело истинную славу.
Неизлечимое заболевание, операции, операции, клиники, больницы, бессонные ночи, неподвижность. И, несмотря на все эти нечеловеческие испытания и муки, именно в эти пятнадцать лет мастером созданы десятки шедевров, составляющих славную главу в развитии русской живописи. Главу, полную радости, солнца, веселого разноцветья. Такова была сила характера Бориса Михайловича Кустодиева.
Имя: Борис Кустодиев (Boris Kustodiev)
Возраст: 49 лет
Место рождения: Астрахань
Место смерти: Санкт-Петербург
Деятельность: художник, портретист
Семейное положение: был женат
Борис Кустодиев - биография
Выдающийся русский художник Борис Кустодиев, чье 140-летие отмечается 23 февраля, сумел создать на своих полотнах удивительный мир, где живут красивые добрые люди, где вкусно пьют и едят, где ярко светит солнце, искрится ослепительно-белый снег. И чем художнику становилось хуже - в тридцать лет он оказался прикован к инвалидному креслу, - тем радостнее и красочнее была жизнь на его полотнах.
Борис Кустодиев отца почти не помнил - кандидат богословия, преподаватель Астраханской духовной семинарии Михаил Лукич Кустодиев умер через год после рождения сына. В семье помимо Бориса подрастали еще две девочки, Саша и Катя, денег не хватало, и Михаил Лукич подрабатывал уроками. Холодной осенью простудился и умер в 37 лет, оставив вдову, Екатерину Прохоровну, которой не было еще и тридцати, с четырьмя детьми - младший, названный в честь отца Михаилом, родился через несколько месяцев после смерти отца - и 50 рублями пенсии на потерю кормильца.
На учебу детей денег у матери не было, но Борису повезло - как сына умершего преподавателя его в девять лет приняли в Астраханское духовное училище, а потом в семинарию. Учился он посредственно, но по рисованию бы лучшим в классе. С пяти лет не выпускал карандаш из рук, любил изображать на бумаге все, что видел. Художником Борис решил стать в 11 лет, когда сестра Катя, увлекавшаяся искусством, взяла его на выставку картин столичных художников из Товарищества передвижных выставок.
Картины заворожили мальчика. Второй раз он испытал это чувство, когда на каникулах отправился в гости к дядюшке в Петербург и попал в Эрмитаж. И каково же было его счастье, когда Катя посоветовала ему брать уроки рисования и познакомила с выпускником Петербургской академии художеств Павлом Власовым.
Власов, больший, сильный, с зычным голосом, происходил из казаков. Несмотря на некоторую грубоватость, он отличался необыкновенной добротой, а главное, у него был особый дар - он умел распознать в ученике талант и помочь этому таланту развиться. Власов научил Бориса всюду носить альбом и карандаш и зарисовывать все интересное. Способный ученик быстро осваивал и акварель, и масляные краски. И однажды Павел Алексеевич сказал ученику: «Хватит терять время. Подавай документы в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. А не получится в Москве - езжай в Петербург, в Академию художеств».
Власов умел уговаривать, вот и Екатерину Прохоровну он убедил, что из семинарии Борису нужно уходить, в живописи его ждет блестящее будущее. Жаль, поздно это сделал. В Московское училище принимали учащихся только до 18 лет, а Борису уже исполнилось 18. Путь был один - в Петербург, в Высшее художественное училище при Академии художеств.
В столице Борис поселился у дяди, который был недоволен, что племянник бросил семинарию. Борис с горечью пишет матери после очередного скандала: «Мне думается, что я долго не проживу с ним, если это будет повторяться. Я... вчера весь день ходил... ошалелый от дядиных попреков и ругани. Осталось твоих денег у меня 20 р. 60 к. Хорошо, если поступлю в Академию.
Там ученики все избавлены от платы, да еще пользуются казенными альбомами и др.». Екатерина Прохоровна уговаривала сына: «...уйти тебе сейчас от него нет резону, уж ты потерпи немножко» - и верила в его будущее: «...нам тебя недостает, но я утешаюсь той мыслью, что когда-нибудь я увижу тебя большим и честным человеком, а может быть, и известным -чего на свете не бывает!»
В октябре 1896 года Кустодиев был принят в Академию. Сначала обучался в мастерской исторического живописца Василия Савинского, а на втором курсе был переведен в мастерскую . О Репине студенты говорили разное. Часто бывало так, что сегодня ему нравилось то, что вчера он называл бездарным. Но студенты Репину все прощали - ведь он был настоящим, большим художником.
Жизнь закрутила Бориса. Провинциальный юноша оказался в самом центре бурной артистической жизни столицы - театры, выставки, новые идеи, интересные люди. Но все-таки в Петербурге ему не очень нравилось. «Кругом все серо, все какое-то скучное, холодное - не то что река какая-нибудь с зелеными берегами да с белыми крыльями парусов, с пароходами -как Волга...» - писал он матери.
Летом 1900 года Борис предложил своему другу Дмитрию Стеллецкому поехать вместе с ним в Астрахань. Там к ним присоединился старый его приятель, тоже ученик Власова Константин Мазин, и трое художников отправились в плавание вверх по Волге - писать на пленэре. В Кинешме они сошли на берег, Мазин остановился у родни в селе Семеновском, а Кустодиев со Стеллецким - недалеко, в деревне Калганово.
Как-то молодым художникам знакомые посоветовали наведаться в усадьбу Высоково - там под опекой почтенных сестер Грек жили две очаровательные барышни, сестры Прошинские. Их родители рано умерли, и Мария и Юлия Грек, их близкие друзья, не имевшие своих детей, взяли девочек на воспитание.
Поехали без приглашения, а потому самая отважная обитательница Высокова Зоя Прошинская встретила их поначалу как незваных гостей. Поняв, что это отнюдь не какие-то там разбойники, а даже и вовсе художники, да еще из Петербурга, сестры Грек разрешили им войти в дом. Старинная мебель, посуда наполеоновских времен, пейзажи и портреты на стенах, фортепиано - все свидетельствовало о хорошем вкусе хозяев. А тут еще во время разговоров за чаем выяснилось, что Юленька, сестра Зои, занимается живописью в Школе поощрения художеств.
Прощаясь, молодые люди получили приглашение навестить Высоково вновь, чем они вполне воспользовались. Инициатором этих визитов был Борис - уж очень ему понравилась Юлия Прошинская. Ему было с ней как-то удивительно просто, весело. У них обнаружилось много общих интересов. А какие у нее были чудесные глаза. И как хорошо она смотрела на него.
Видно, и он произвел на нее благоприятное впечатление - легко краснеющий от смущения, но при этом веселый, с юмором, легким характером, он ей явно нравился. Расставаясь, Борис и Юлия договорились писать друг другу - и встретиться в Петербурге. Юлия бывала в Высокове только летом. Зимой она жила в столице, подрабатывала машинисткой в Комитете министров, занималась живописью.
Они встретились. В письмах старушкам Грек Юля рассказывала, что Кустодиев написал ее портрет, что они вместе ходили в театр, а еще в газете «Новое время» ее друга очень хвалили за портрет Билибина, который имел большой успех на выставке в Мюнхене, где его отметили золотой медалью.
Это вообще был очень хороший год, ведь весной именно этого года Репин привлек его к работе над правительственным заказом - грандиозным полотном «Торжественное заседание Государственного совета». Работая рядом с Репиным, Борис многому научился. Из сотни портретов главных сановников страны на полотне 20 написаны Кустодиевым. Тогда эти люди обладали огромной властью. Сегодня мало кто помнит их имена, а вот имена художников, запечатлевших их лица, вошли в историю российской культуры.
В июне Борис снова отправился в Костромскую губернию. Поселившись недалеко от Высокова, он мог каждый день встречаться с Юлией. А вернувшись в Петербург, писал ей каждый день письма. Сестры-опекунши не приветствовали их дружбу. Начинающий, без всякого состояния художник им совсем не нравился в качестве кандидата в мужья их обожаемой Юленьки. Ведь у нее были и другие, более обещающие претенденты.
Юлия изо всех сил старалась заставить сестер Грек переменить мнение о Борисе. «Видимся мы почти каждый день», «вчера ходили с Б. М. на большой каток вечером», «в воскресенье... была у Кустодиевых. Борис Мих. угощал чаем и конфектами», - писала она в Высоково. Ей очень хотелось показать, что ее избранник достоин уважения: «У Бор. Мих. дела недурны. Сейчас имеет два заказа портретов. Один начал сегодня, а когда кончит, будет писать даму - жену одного чиновника из Государственного совета»; «Завтра отправляемся на выставку, где выставлены 2 портрета, писанные Бор. Мих.», «Бор. Мих. очень в «Петербургской газете» хвалили...»
Они стали мужем и женой 8 января 1903 года. Об этом свидетельствует запись в метрической книге астраханской церкви Рождества Христова, той самой, где Бориса крестили: «Борис Михайлович Кустодиев сего 1903 года января 8 дня вступил в законный брак с дочерью надворного советника Юлиею Евстафьевной Прошинской, 22 лет, римско-католического вероисповедания...» Сестры Грек не дожили до этой свадьбы. Теперь у Юлии в жизни остался только ее любимый Борис.
Все складывалось замечательно. За картину «Базар в деревне» Кустодиеву присудили золотую медаль и право годичной поездки за границу, на международной выставке в Мюнхене он снова был удостоен награды - за «Портрет Варфоломеева»; корреспондент уважаемой газеты «Биржевые ведомости» взял у него интервью, в котором писал: «Молодому художнику всего 25 лет. Какая громадная жизнь впереди, и сколько он может сделать при его любви к делу и способности много работать», но главное - 11 октября у Кустодиева родился сын. Мальчика назвали Кириллом.
С ним в январе следующего года они все вместе и отправились в заграничное путешествие, пригласив в поездку и Екатерину Прохоровну помогать молодой матери. Первая остановка - Париж, который потряс Кустодиева. Борис занимался в студии знаменитого художника Рене Менара, а в остальное время с блокнотом в руках зачарованно бродил по улицам и делал зарисовки. Только в Париже могла появиться такая лиричная кустодиевская картина, как «Утро»: молодая мать купает маленького сынишку. Настоящий гимн материнству и любви...
А потом Кустодиев отправился в Испанию, а Юлия осталась в Париже, - всплакнув, она утешилась его обещанием часто писать. Обещание это было исполнено, и Борис рассказывал жене в письмах о полотнах Веласкеса, о поездке в Севилью, о боях быков, о Кордове и удивительном соборе-мечети...
Летом 1904 года Кустодиевы вернулись на родину. Купив небольшой участок земли под Кинешмой, они стали строить свой собственный дом - «Терем». Дом и правда был похож на терем из русских сказок. Кустодиев с удовольствием занимался хозяйством, плотничал, вырезал наличники для окон. Юлия и Борис были так счастливы, так полны любовью друг к другу и жизни, что, когда весной 1905 года у них родилась дочь, Ирина, друзья подарили им картину-пародию на «Утро» - там в ванночке уже 12 детишек, и мамаша в ужасе смотрит на них, всплеснув руками.
Когда-то Юлия написала Борису: «...ведь такое счастье, что ты любишь меня, у нас есть на что жить, мы здоровы... я даже боюсь...» И вот несчастье пришло в их дом. В 1907-м в январе у них родился еще один сын, Игорь, который умер, не прожив и года. «С его смертью в черных волосах мамы появилась первая седая прядь», -вспоминала Ирина Кустодиева. В том же году Борис Кустодиев испытал первые боли в руке - симптомы грядущей тяжелой болезни.
Но он старался ничего не замечать и работать, работать, чтобы не уронить репутацию одного из лучших русских портретистов, ведь именно ему, а не Серову были заказаны портреты Александра II и Николая I. И именно его «Портрет семьи Поленовых», показанный на выставке в Вене, куплен музеем Бельведер. Возможно, он подозревал, что болезнь его серьезна, и старался не терять времени.
Юлия, тяжело переживавшая смерть сына, жила с детьми в основном в «Тереме», но Борис не спешил ехать к ним -он был полон своими замыслами, работой. В том же году он снова путешествовал по Европе - на сей раз это были Австрия, Италия, Германия. И новые впечатления отвлекали его от семьи, особенно очаровательные дамы, которые позировали ему в венецианских гондолах. Рассказывали, что одна русская госпожа была так усердна в позировании, что ее ревнивец-муж во время сеансов нервно бегал по суше. Но и вернувшись в Петербург, Кустодиев не спешил увидеть жену и детей.
Похоже, возмущенно писала Юлия мужу, тебе очень нравится проводить время с обнаженными натурщицами. В ответном письме Борис, в общем нисколько не чувствуя себя виноватым, сформулировал свое жизненное кредо: «Получил твое «страшное» письмо сегодня, но... что-то не очень его испугался. Как-то не верится, что ты можешь мне «задать»! Да и за что, собственно? За то, что я работаю и потому не еду? Если это так, то это очень странно, и я, значит, очень обманывался в тебе, в твоем понимании моей работы и меня самого... Работа моя - это моя жизнь...
Твое душевное состояние я вполне понимаю, но бросать из-за этого то, что я должен сделать, этого я не сделаю ни теперь и никогда в будущем. Ты это должна знать, или иначе я не тот, что ты себе представляла, и ты не та, что я думал до сих пор...» А в конце письма снова обещал, что скоро приедет в «Терем». И он приехал, привез подарки, рисовал свою подросшую дочь, а потом через полтора месяца снова оставил их одних - его жизнь была в Петербурге.
Вскоре туда, по-видимому, по настоянию Юлии, которая боялась потерять мужа, перебралось и все его семейство. Они поселились на Мясной улице. Привезли мебель из проданного Высокова - она напоминала Юлии о детстве, о старушках Грек. Оборудовали мастерскую, где работал Борис, а рядом по коридору Ирина и Кирилл носились на роликах, бегали и играли в прятки.
Снова они были рядом, Юлия и Борис, и снова она делила все его радости, успехи и неудачи. И боли. У него теперь часто руки болели, так, что пальцы не могли держать кисть, а потом стала невыносимо болеть и голова. Нужно было идти к врачам. Известный доктор Эрнест Августович Гизе осматривал художника целый час, нашел невралгию правой руки и посоветовал сделать рентгеновский снимок плеча и шеи. И поменьше работать. Да только вот без работы он совсем не мог. Заказы были один ответственнее другого.
В 1911 году Александровский лицей должен был праздновать свое столетие, и комиссия из бывших выпускников решила установить в здании мраморные бюсты царей Николая II и основателя лицея Александра I. Бюсты заказали Кустодиеву. О том, как Николай II позировал ему, Кустодиев рассказывал с явной иронией: «Был чрезвычайно милостиво принят, даже до удивления... Много беседовали - конечно, не о политике (чего очень боялись мои заказчики), а так, по искусству больше - но просветить мне его не удалось -безнадежен, увы... Что еще хорошо - стариной интересуется, не знаю только, глубоко или так - «из-за жеста».
Враг новшества, и импрессионизм смешивает с революцией: «импрессионизм и я - две вещи несовместимые» - его фраза. Расстались по-хорошему, но, видимо, сеансы ему надоели...» Весной 1911 года боли стали настолько сильными, что Борис поехал в Швейцарию, в городок Лезен недалеко от Лозанны, лечиться в частной клинике доктора Огюс-та Ролье, почетного члена всяческих европейских медицинских обществ. Ролье поставил диагноз «костный туберкулез» и заставил его приехать и осенью, прописав носить специальный корсет «неудачный, особенно при сидении... Хорошо только ходить в нем».
В этом страшном корсете, твердом, как панцирь, от шеи до талии, он и работал, снимая только на ночь. В общей сложности он пробыл в клинике более 9 месяцев, но боли, несмотря на заверения Ролье, не исчезали. В Петербурге Юлия беспокоилась за него, жаловалась на одиночество, с детьми без мужа было непросто. Все это она изливала в своих письмах. Но что он мог ей сказать? Он и сам мучился сомнениями, сам не знал, как дальше жить с этими болями, с этой растущей немощью.
«...Ты вот пишешь про чувство одиночества, и я вполне это понимаю -оно у меня еще усиливается... сознанием, что я нездоров, что все, чем другие живут, для меня почти уже невозможно... В жизни, которая катится так быстро рядом и где нужно себя всего отдать, участвовать я уже не могу - нет сил. И еще больше это сознание усиливается, когда я думаю о связанных со мной жизнях - твоей и детей. И если бы я был один - мне было бы легче переносить это чувство инвалидности». И добавлял: «Такие дивные дни и так все красиво кругом, что забываешь, что ты болен... И никогда я, кажется, не чувствовал так сильно желания жить и чувствовать себя живущим».
Рука ныть не переставала, петербургские эскулапы советовали море и солнце, и Кустодиевы, все вместе, отправились за солнцем и морем во Францию, в местечко Жуан-ле-Пэн, недалеко от Антиба. Затем они уехали в Италию, а потом отправились в Берлин - Кустодиеву многие советовали показаться знаменитому нейрохирургу профессору Оппенгейму. Герр профессор внимательно обследовал художника и сделал удивившее всех заключение: «У вас никогда никакого костного туберкулеза не было. Снимите корсет. У вас заболевание спинного мозга, видимо, опухоль в нем, срочно нужна операция...» Лечение в Швейцарии у Ролье, кстати, весьма недешевое, было напрасно.
В ноябре Кустодиев с женой снова были в Берлине. Операция состоялась 12 ноября. Профессор нашел опухоль и удалил ее, однако предупредил, что возможен рецидив и, скорее всего, операцию придется повторить. Но пока все надеялись, что болезнь удалось победить.
И снова Кустодиев был весь в работе, и все у него получалось - и живопись, и дела в театре, которым он очень увлекся. Во время работы над спектаклем «Смерть Пазухина» в Московском художественном театре Кустодиев познакомился с актрисой Фаиной Шевченко и загорелся написать ее портрет, причем в обнаженном виде. Фаина была молода и хороша собой. В МХТ она попала в 1909 году, еще совсем юной, в 16 лет. В 1914-м, когда Кустодиев с ней познакомился, она уже играла почти все ведущие роли.
Уж как он уговорил ее, серьезную актрису серьезного театра, позировать обнаженной, никто не знает, но это случилось! И он был счастлив, ведь в ней, этой милой молодой женщине, он увидел образ настоящей русской красавицы, обладательницы пышного, аппетитного тела. Эта картина, «Красавица», яркая, чуть-чуть ироничная, дерзкая, произвела настоящий фурор. Газеты писали: «Вот уж кто чудит, так это Кустодиев... Он как будто умышленно кидается из стороны в сторону.
То он пишет обыкновенные хорошие дамские портреты, а то вдруг выставляет какую-то дебелую «красавицу», сидящую на расписном с букетами сундуке... Нарочитое и выдуманное безвкусие». Но многим она нравилась, эта кустодиевская красавица, от картины было трудно отойти - она завораживала, а один митрополит, увидев ее, сказал: «Сам дьявол водил его рукой, очевидно, потому что она смутила мой покой».
Кустодиев очень много работал в то время - и был счастлив, что востребован, нужен. И, наверное, говорил он, слегка переусердствовал - снова появились боли, трудно стало ходить. Все чаще он вспоминал берлинского профессора и его слова о повторной операции, но как это сделать теперь, когда началась война и немцы - враги? Он снова лечился, ездил в Ялту за солнцем и морем, однако ничто не помогало, настроение было прескверное, и даже новые картины, имевшие успех и нравившиеся ему самому, существенно не меняли ситуацию. Стало ясно, что тянуть с операцией больше нельзя.
Кустодиева положи-ли в клинику Кауфманской общины сестер Красного креста, которую возглавлял Г.Ф. Цейдлер. Оперировал блестящий российский нейрохирург Лев Стуккей. «Дали общий наркоз на 5 часов, - рассказывала об операции Ирина Кустодиева. - Мама ждет в коридоре... Наконец профессор Цейдлер вышел сам и сказал, что обнаружен темный кусочек чего-то в самом веществе спинного мозга ближе к груди, возможно, придется перерезать нервы, чтобы добраться до опухоли, нужно решать, что сохранить больному - руки или ноги. «Руки оставьте, руки! - умоляла мама. -Художник - без рук! Он жить не сможет!» И Стуккей сохранил Кустодиеву подвижность рук. Но - только рук!
Каждый день в палату приходил Стуккей и ощупывал ноги. Нет, Кустодиев ничего не чувствовал. Да, конечно, нервы повреждены, говорил доктор, но, возможно, способность к движению появится. Нужно верить. И Борис верил, а что еще ему оставалось. И к счастью, он в этой вере, в этой борьбе за жизнь был не один - рядом с ним была его Юлия, преданная, верная жена, мать его детей, а теперь еще и сиделка. Через месяц после операции боли прошли, но теперь он страдал от неподвижности и безделья.
Он страстно хотел работать! Однако хирург строго запрещал даже малейшее напряжение. И Кустодиев стал создавать картины в уме. Только очень скоро этого ему стало мало, и он упросил жену принести ему альбом и акварельные краски. Поначалу он рисовал тайком от врачей, а когда его застали за этим занятием, заявил: «Если не позволите мне писать, я умру!» И он рисовал героев своих ночных видений.
А снилась ему раздольная русская Масленица - яркая, радостная, счастливая... Это большое полотно было показано на выставке «Мира искусства» осенью 1916 года. Среди посетителей выставки был и хирург Стуккей. Он не очень-то разбирался в живописи, но эта картина потрясла его до глубины души. «Откуда в этом прикованном к креслу человеке такая жажда жизни? Откуда такой праздник? Откуда эта невероятная сила творчества? - пытался понять врач. - Может, его искусство -это его лучшее лекарство?»
1917 год начинался и тревожно и радостно. Всем казалось, что пришла настоящая свобода и теперь все в России будет замечательно. Кустодиев в те дни сидел у окна с биноклем и без устали следил за жизнью улицы. Возбужденный происходившим, он писал в Москву другу: «Поздравляю с великой радостью! Вот Вам и Питер! ... взял да и устроил такую штуку в 3-4 дня, что весь мир ахнул. Все сдвинулось, перевернулось... - взять хотя бы вчерашних вершителей наших судеб, сидящих теперь в Петропавловке!
«Из князи да в грязи...» 27 февраля всеобщая забастовка переросла во всеобщее восстание, в марте Россия перестала быть монархией - царь отрекся от трона. А потом произошла Октябрьская революция, власть перешла в руки народа - грубых людей в бескозырках, в кожаных куртках, с маузерами в руках. Все это было невероятно, все это нужно было понять, как-то осмыслить, научиться жить в новой стране, где по ночам на улицах частенько грабили и убивали, в магазинах -пусто. И только благодаря Юлии у них в доме тепло, уютно и всегда есть чем угостить гостей - она была замечательной хозяйкой.
В 1920 году руководство Мариинского оперного театра решило поставить оперу «Вражья сила» Александра Серова, отца художника, о жизни русского купечества. Режиссером спектакля стал Федор Шаляпин, а оформлять его было решено поручить Кустодиеву, ведь кто лучше чувствовал купеческую Русь, ее характеры и нравы. И певец отправился к художнику договариваться. «Жалко было смотреть на обездоленность человечью (ноги Кустодиева были парализованы), а вот ему как будто она была незаметна: лет сорока, русый, бледный, он поразил меня своей бодростью...» - рассказывал Шаляпин.
Он приезжал к Кустодиеву каждый день, рассматривал эскизы декораций и костюмов. Они, эти двое, талантливые, сильные, подружились. С удовольствием вспоминали юность, родные места - ведь оба родились на Волге. Однажды Шаляпин пришел к Борису Михайловичу в роскошной шубе. «Пожалуйста, попозируйте мне в этой шубе, - попросил художник. - Шуба у вас больно богатая. Приятно ее писать». «А ловко ли? Шуба-то хорошая, да, возможно, краденая», - заметил Шаляпин. «Как это краденая? Шутите, Федор Михайлович!»
«Да так. Недели три назад получил ее за концерт от какого-то государственного учреждения. А вы ведь знаете лозунг: «Грабь награбленное». Кустодиев решил, что это просто замечательно - на его картине певец будет запечатлен в шубе столь сомнительного происхождения. «И актер, и певец, а шубу свистнул», - шутил он. Премьера «Вражьей силы» состоялась 7 ноября 1920 года и прошла блестяще. Актерам устроили овацию, а потом бурно аплодировали художнику - и его искусству, и его мужеству. «Домой отец вернулся возбужденный, говорил, что Шаляпин - гений и что для истории необходимо написать его портрет», - вспоминал сын художника Кирилл.
Кустодиеву эта работа давалась особенно трудно. Он задумал написать певца в полный рост, то есть высота картины должна была быть не менее двух метров. На потолке комнаты брат Михаил укрепил блок с грузом, полотно с подрамником было подвешено, и Кустодиев мог сам приближать его, отдалять, передвигать влево-вправо. Огромная картина писалась по частям - подготовительные рисунки Кустодиев переносил на картину по клеткам. Так, ценой невероятных усилий, рождалось это удивительно радостное, наполненное солнцем полотно.
Шаляпин был в восторге от портрета и купил его, как и эскизы к «Вражьей силе». Уезжая в 1922 году за границу, он взял портрет с собой. Спустя годы он писал: «Много я знал в жизни интересных, талантливых и хороших людей. Но если я когда-либо видел в человеке действительно высокий дух, так это в Кустодиеве... Нельзя без волнения думать о величии нравственной силы, которая жила в этом человеке и которую иначе нельзя назвать, как героической и доблестной».
Несмотря на тяжкие боли, Кустодиев работал вдохновенно, с радостью - писал картины, делал гравюры, литографии, занимался сценографией, иллюстрировал книги. На его полотнах очаровательные купчихи, любительницы чая, лихие извозчики, шальная Масленица, веселая ярмарка. Тут же герои прошлых лет - Степан Разин, и нового времени - например, Большевик с одноименной картины. Странная, неоднозначная эта картина -«Большевик». Казалось бы, художник воспевает революцию. Но изображенный им огромный человек, этот Большевик с бездумными глазами, безжалостно шагает по головам простых людей, по их жизням, судьбам, которые для него, похоже, совсем не важны.
Все, что делал Кустодиев, было ярко, свежо, интересно. Невозможно было поверить, что создатель этих мощных образов - тяжело больной человек, инвалид, передвигающийся в кресле-каталке. В1923 году Кустодиева снова прооперировали - в третий раз. Оперировал известный немецкий нейрохирург Отфрид Ферстер, приглашенный для лечения Ленина.
«Наркоз, - рассказывала дочь художника, - дали местный, общего не выдержало бы сердце. Четыре с половиной часа нечеловеческих страданий... Врачи говорили, что каждую минуту может быть шок и тогда - конец...» Как и предыдущие, существенного облегчения эта операция не принесла.
Последней большой картиной художника стала великолепная «Русская Венера». «Она не будет лежать обнаженной на бархате, как у Гойи, или на лоне природы, как у Джорджоне, - говорил Борис Михайлович позировавшей ему для этой картины дочери Ирине. - Я помещу свою Венеру в баню. Тут обнаженность русской женщины естественна». Ночью ему снились кошмары - «черные кошки впиваются острыми когтями в спину и раздирают позвонки», а днем он творил свою Венеру. Позируя, Ирина вместо веника держала в руках линейку, а ее брат Кирилл взбивал в деревянной бадье пену. Его дети вместе с ним создавали этот шедевр...
Предчувствуя конец, в свой последний год Кустодиев жил так, как мало кто способен, даже будучи совершенно здоровым: написал 8 портретов, несколько пейзажей, плакаты, создал десятки гравюр, иллюстраций к книгам, декорации к трем спектаклям... В 1927 году, когда стало ясно, что болезнь его обострилась, он обратился в Наркомпрос с просьбой разрешить уехать в Германию на лечение. Правительство выделило 1000 долларов, началось оформление документов. В ожидании Кустодиев попросил отвезти его в Эрмитаж, он хотел снова увидеть работы Рембрандта и Тициана.
Это натолкнуло брата художника Михаила на мысль собрать автомобиль, на котором родственники будут вывозить художника в мир здоровых людей. Квартира стала похожа на ремонтную мастерскую, но все домочадцы, и бедная Юлия, мирились с этим ужасом, зная, во имя чего это все делается. И машина была собрана. Теперь Кустодиев мог даже ездить в гости. 5 мая 1927 года, когда они с Юлией вернулись домой из Детского Села, где были у Алексея Толстого, у него поднялась температура. Решили, что простуда, машина была открытая.
Температура держалась, но 15 мая, когда праздновали его именины, Кустодиев, сидевший перед гостями в белой рубашке с бабочкой, острил и веселил всех. На следующий день ему стало плохо. Вечером 26 мая 1927 года Ирина спросила отца, можно ли ей пойти в театр - давал спектакль приехавший на гастроли в Петербург московский Камерный театр, в главной роли Алиса Коонен. «Конечно, - ответил он. - Потом расскажешь». Вернувшись домой, она уже не застала его в живых. Кустодиеву было всего 49 лет. Похоронили его на питерском Никольском кладбище. Столько нереализованных замыслов ушло вместе с ним, но и столько прекрасных картин осталось после его смерти...
Его вдова Юлия Евстафьевна прожила одна, без своего мужа, еще 15 лет, посвятив все эти годы служению его памяти, сохранению его наследия. Она умерла в блокаду, в 1942 году.
