Надо сказать, что гибель русского дипломата обошлась персам совсем недешево. В качестве компенсации Российской империи был передан знаменитый алмаз – «Шах», хранящийся сегодня в Алмазном фонде Московского Кремля. Николай I подарок благосклонно принял, и об инциденте быстро забыли. Но как же должна была провиниться Персия, чтобы столь дорого заплатить за свои ошибки? При этом необходимо отметить, что Грибоедов никогда не был тихим дипломатическим работником.

Как сказали бы сегодня, Александр Сергеевич являлся типичным представителем золотой молодежи своего времени. Смелым максималистом, не терпящим условностей. Он искренне любил сцену и тесно дружил с актрисами, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Дипломатом писатель стал в достаточно юном 22-летнем возрасте, можно сказать, благодаря стечению трагических обстоятельств. В то время в Санкт-Петербурге блистала балерина Истомина. Из-за нее Грибоедов оказался втянутым в двойную дуэль. Он стал секундантом своего приятеля и соседа по квартире Завадского, хотя, по правде говоря, главным виновником дуэли был именно Грибоедов. Он неосторожно пригласил балерину «на чай» в тайне от ее любовника Шереметьева. Девушка не только приняла его приглашение, но и пробыла на квартире двух холостяков более двух суток. Вскоре последовала дуэль, причем секунданты также решили стреляться между собой. Шереметьев был убит, а секунданты, пораженные случившимся, стреляться передумали. Скандал произошел неимоверный.

«Это один из самых умных людей в России, хоть его жизнь была затемнена некоторыми облаками: следствие пылких страстей и могучих обстоятельств».

А. С. Пушкин.

В этот день в Тегеране толпой фанатиков убит русский дипломат Александр Грибоедов.
А.С. Грибоедов родился (скорее всего) 4 (15) января 1795 года (точная дата неизвестна). Родители Грибоедова были богатыми помещиками, владели двумя тысячами душ крепостных. Получив превосходное домашнее образование, в 1806 году, одиннадцати лет от роду, он поступил в московский Университетский благородный пансион, а по окончании - в университет.

К 1812 году он прошел три факультета - словесный, юридический и математический, кроме того, владел французским, немецким, английским, итальянским языками, самостоятельно изучал латинский и греческий, а впоследствии изучил персидский, арабский, турецкий. Превосходно играл Грибоедов на фортепьяно, сам сочинял оригинальные музыкальные композиции.

Продолжить образование Грибоедову помешала война: он добровольцем записался на военную службу - корнетом в Московский гусарский полк. Впрочем, всю кампанию провел в резерве, в Казанской губернии.

Только в декабре 1812 года Грибоедова перевели в Иркутский гусарский полк под команду полковника П.А. Кологривова. Жил он настоящей гусарской жизнью - много кутил, озорничал. В Брест-Литовске въехал верхом на лошади на второй этаж, на бал, куда его не пригласили; в другой раз забрался в польский костел во время богослужения и стал играть на органе.
Играл он так, что всех восхитил, но в самый благостный момент внезапно перешел на «Камаринскую».

В 1816 году Грибоедов вышел в отставку и определился на статскую службу в Коллегию иностранных дел в Петербурге.

В 1818 году в Петербурге Грибоедов участвовал в печально знаменитой "четверной" дуэли (из-за балерины Истоминой), жертвой которой пал 23-летний кавалергард Василий Шереметев, смертельно раненный графом Завадовским. Рана была такая же, как потом у Пушкина; Шереметьев прожил сутки, умирал трогательно, простил своих жестоких приятелей и легкомысленную женщину, которую любил. Совесть Грибоедова была неспокойна.

Слава отъявленного волокиты не мешала Грибоедову заниматься литературой. Общение с князем Трубецким, с другими членами тайного южного общества не привело Грибоедова к декабристам. Известны его слова: убийственная болтовня! Они были сказаны как раз в адрес тех самых «мудрецов, намечающих в пять минут все переустроить». Кроме того, рассеянный образ жизни поэта был слишком хорошо известен его друзьям. «Люди не часы, - писал он. - Кто всегда похож на себя и где найдется книга без противуречий?» Тем не менее в январе 1826 года Грибоедов был арестован в крепости Грозной и доставлен в Санкт-Петербург. Прощаясь с однополчанами, Грибоедов сказал им: "Пожалуйста, не сокрушайтесь, я скоро с вами увижусь". И оказался прав.

Перед отъездом ему удалось уничтожить все свои бумаги. В столицу Александр Сергеевич вез только личные вещи и комедию "Горе от ума". Курьер доставил Грибоедова и пакет с его делом в главный штаб. Пока дежурный офицер занимался своими делами, Грибоедов спокойно взял пакет со своим делом со стола... так пропали оставшиеся немногочисленные улики...

На следствии Александр Сергеевич категорически отрицал свою причастность к заговору, ссылаясь, между прочим, на 4-е действие своей комедии, где "заговорщик" Репетилов изображен в самом жалком и смешном виде.

Декабристы Трубецкой и Оболенский на допросе показали, что Грибоедов был принят в тайное общество. Александр Сергеевич не возражал. Он заявил, что в свой приезд в Петербург в декабре 1824 года действительно был принят в общество... но только это было - "Вольное общество любителей российской словесности"!

К тому же, когда штабс-капитана Бестужева спросили, принимал ли он Грибоедова в тайное общество, Бестужев ответил: "Не принимал, потому что, во-первых, не желал подвергнуть опасности такой талант, а во-вторых, он меня старее и умнее...".

Грибоедова освободили 2 июня 1826 года с "очистительным" аттестатом, повысив в чине. Может, все-таки неверно, что у нас всегда горе от ума? Хотя позже, Грибоедову и мозги не помогли...

В 1827 г. ему предписано ведать дипломатическими сношениями с Турцией и Персией. Царь оценил заслуги Грибоедова, присвоив ему звание полномочного министра в Персии. Назначение это стало роковым.

Перед отправкой в Персию Грибоедов женится на 16-летней дочери известного грузинского писателя А.Г. Чавчавадзе - Нине (на картине слева).

Грибоедов женился но предчувствовал, что скоро погибнет и говорил жене: "Не оставляй костей моих в Персии".

Но прежде он желает завершить свои дела в России и пресечь слухи о его трусости. Он отыскивает А.И.Якубовича, наказанного за дуэль и переведенного на Кавказ. На поединке Якубович, считавший Грибоедова зачинщиком ссоры - и потому виновником гибели молодого Шереметева, да еще избегнувшим наказания...

Якубович рад удаче сразиться с Грибоедовым. На дуэли он попадает дипломату в руку и в сердцах кричит: «Хоть на фортепьянах стучать не будешь!»

Пуля изуродовала мизинец левой руки...

По окончании русско-персидской войны 1826-1828 годов Грибоедов принял активное участие в разработке и заключении выгодного для России Туркманчайского мирного договора. А после его подписания, для обеспечения выполнения условий договора, он в апреле 1828 года был назначен послом России («полномочным министром») в Персии.

Александр Грибоедов в составе российского посольства (пятый справа, в очках).

В Тегеране основной задачей Грибоедова было добиться от шаха выполнения статей мирного договора и, в частности, выплаты контрибуции по итогам русско-персидской войны. По условиям этого договора армянам разрешался беспрепятственный выезд из Персии в защищаемую Россией Армению.

Начиная с января 1829 года, в русском посольстве находили убежище армяне, которые хотели в
вернуться на родину. Среди таких были две армянки и евнух-армянин, бежавшие из шахского гарема. Несмотря на опасность, Грибоедов проявил принципиальность и разрешил им укрыться в посольстве.

Этот случай и послужил причиной для возбуждения недовольства исламских фанатиков, которые начали антирусскую пропаганду на базарах и в мечетях. Ненависть же к послу в придворных сферах разжигали английские дипломаты, которым очень не нравилось усиление позиций России в Азии. В результате, реакционные тегеранские круги, недовольные миром с Россией, натравили фанатически настроенную толпу на русскую миссию.

(30 января) 11 февраля 1829 года толпа взбунтовавшихся фанатиков напала на русское посольство и перебила всех находившихся там. Это событие вошло в историю, как «резня в русском посольстве в Тегеране» - массовое убийство сотрудников русского посольства исламскими фанатиками. Во время резни погиб и глава дипмиссии Александр Грибоедов. Его тело было настолько изуродовано.

"Обезображенный труп его, бывший три дня игралищем тегеранской черни, узнан был только по руке, простреленной пистолетом" - это пишет Пушкин в очерке "Путешествие в Арзрум". Это тот самый мизинец отстреленный на дуэле.

Похоронен Грибоедов в Тифлисе, в монастыре Святого Давида на горе Мтацминда. На его могиле Нина написала "Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя?.."

Останки 35 казаков, защищавших миссию и честно выполнивших свой долг, были захоронены в братской могиле во дворе армянской церкви святого Татевоса в Тегеране. Резня в русском посольстве вызвала дипломатический скандал. Улаживать отношения с Россией персидский шах послал в Петербург официальную миссию, возглавляемую его внуком, Хозрев-Мирзой.

Персы отправили в Петербург целую делегацию с дарами которую возглавлял внук шаха Хозрев-Мирзой.

Среди даров Николаю I были не только алмаз "Шах", но и два кашмирских ковра, жемчужное ожерелье, двадцать старинных манускриптов, сабли и прочие драгоценные вещи, по мнению персидского шаха, должны были смягчить сердце русского царя. В ответ на витиеватую речь Хорев-мирзы российский император будто бы сказал только семь слов: "Я предаю вечному забвению злополучное тегеранское происшествие".

Алмаз "Шах" - один из семи знаменитых исторических алмазов, вес 88,70 карата. Чистый, прозрачный, с незначительным желтоватым нацветом, слегка подшлифованный. На нем три надписи на персидском языке: 1. Бурхан-низам шах II 1000 г. (правитель индийской провинции Ахмеднагары, 1951 год от Р.Х.); 2. Сын Дженангир-шаха Джехан-шах 1051 г. (вечный Могол, внук Акбара -1641 г. от Р.Х.); 3. Каджар Фатж-али-шах султан 1242 г. (шах Персии 1824 г. от Р.Х.).

Камень, вероятно, был найден в Индии в XVI в. До 1595 г. хранился у правителей Ахмеднагары, после чего, в результате войн, камнем завладела династия Великих Моголов. В 1739 г. при разгроме Дели шахом Надиром, алмаз вместе с другими камнями был увезен в Персию. В настоящее время хранится в Алмазном фонде России. Увы, дипломатом быть не всегда легко...

Грибоедова мы помним, он отдал России свою жизнь. В Санкт-Петербурге есть канал, названный его именем... жаль только что про всех остальных погибших в тот день граждан России и казаков почему-то забываем.

«Мало надеюсь на свое умение, и много - на русского Бога. Еще вам доказательство, что у меня государево дело первое и главное, а мои собственные ни в грош не ставлю. Я два месяца как женат, люблю жену без памяти, а между тем бросаю ее здесь одну, чтобы поспешить к шаху...» - писал русский посол Александр Грибоедов, отправляясь туда, откуда он не вернулся живым.

Эта публикация готовилась к другому случаю, но теперь автор посвящает ее памяти убиенного в Турции Андрея Карлова, российского посла.

Жизнь

Три потока с шумом и пеной низвергались с высокого берега. Я переехал через реку. Два вола, впряженные в арбу, подымались по крутой дороге. Несколько грузин сопровождали арбу.
Откуда вы? - спросил я их.
- Из Тегерана.
- Что вы везете?
- Грибоеда.
Это было тело убитого Грибоедова, которое препровождали в Тифлис.
А.С. Пушкин. «Путешествие в Арзрум»

Снежок, кружась над Дворцовой площадью, словно позирует воспоминаниям. Редкий случай - не ветрено, не обжигает над Невками, не бьется в стекло ледяной петербургский ветер. Где-то играют вальс - грибоедовский, в ми-миноре.

Несколько хорошо известных штампов составляют для нас образ автора знаменитой комедии. Во-первых, «Горе от ума», которое мы «проходили» в школе. Также смутно помнится счастливая женитьба на грузинской княжне, и что был убит где-то в Персии. Якобы - сочувствие декабристам. В подтверждение - тема сочинения: протестный («а судьи кто?») дух «Горя от ума», сегодня и вовсе ужатого до объемов ЕГЭ и давно растасканного на плохо понятые цитаты.

Еще одна, рвущая сердце, уже не из пьесы: «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но зачем пережила тебя любовь моя?» - слова его юной вдовы, начертанные на грибоедовском надгробье.

«Написать его биографию было бы делом его друзей; но замечательные люди исчезают у нас, не оставляя по себе следов. Мы ленивы и нелюбопытны...» - сетовал А.С. Пушкин в том же «Путешествии в Арзрум».

Ум и дела твои бессмертны в памяти русской

С тех пор были написаны и биографии, и даже целый роман, но, пожалуй, ни одна из книг толком не отразила главного (и хорошо, если вовсе не исказила) - того, что в груди Александра Сергеевича Грибоедова билось горячее христианское сердце.

Не либерал, не сторонник революционных идей, а православный человек и патриот своего Отечества, служивший Богу и императору, - вот кем на самом деле был тот, кого и историки, и литераторы любили подавать как светского повесу, почти декабриста.

Между тем в «Дневнике» Вильгельма Кюхельбекера - младшего друга Грибоедова - найдем поразительное: «Он был, без всякого сомнения, смиренный и строгий христианин и беспрекословно верил учению Святой Церкви».

Еще одно важное свидетельство - слова самого Грибоедова, которые запомнил Фаддей Булгарин: «Только в храмах Божьих собираются русские люди; думают и молятся по-русски. В Русской Церкви я в Отечестве, в России! Меня приводит в умиление мысль, что те же молитвы читаны были при Владимире, Димитрии Донском, Мономахе, Ярославе, в Киеве, Новгороде, Москве; что то же пение трогало их сердца, те же чувства одушевляли набожные души. Мы русские только в Церкви, - а я хочу быть русским!»

Он хотел быть русским и был им, но нужно вспомнить исторический контекст, чтобы точнее понять сказанное.

Как и теперь, так и во времена Александра Сергеевича Грибоедова так называемая «передовая часть» общества преданно смотрела на Запад.

«Она по-русски плохо знала, журналов наших не читала, и выражалася с трудом на языке своем родном» , - иронию Пушкина вполне можно отнести и к той части наших соотечественников, которых Константин Аксаков уже в середине XIX века назовет, в противовес народу, публикой : «Средоточие публики в Москве - Кузнецкий мост. Средоточие народа - Кремль. Публика выписывает из-за моря мысли и чувства, мазурки и польки; народ черпает жизнь из родного источника. Публика говорит по-французски, народ по-русски. Публика ходит в немецком платье, народ - в русском. У публики - парижские моды. У народа - свои русские обычаи.

Публика спит, народ давно уже встал и работает. Публика работает (большей частью ногами по паркету) - народ спит или уже встает опять работать. Публика презирает народ - народ прощает публике. Публике всего полтораста лет, а народу годов не сочтешь. Публика преходяща - народ вечен. И в публике есть золото и грязь, и в народе есть золото и грязь; но в публике грязь в золоте, в народе - золото в грязи. У публики - свет (monde, балы и проч.), у народа - мир (сходка). Публика и народ имеют эпитеты: публика у нас почтеннейшая, народ православный. “Публика, вперед! Народ - назад!” - так многозначительно воскликнул один хожалый».

Священномученик Иларион Верейский, очень любивший мысль Аксакова о публике и народе, уже в начале века двадцатого скорбел, предвидя страшные бури: «Как будто для того, чтобы отрезвить русское общество от рабского увлечения Западом и от безрассудного пренебрежения Церковью, Промысл Божий послал великое бедствие Отечественной войны. Просвещенные французы пришли в Москву, ограбили и осквернили народные святыни, показав тем самым изнанку своей европейской души. Увы! Этот тяжелый урок не пошел в пользу русскому обществу».

Не пошел настолько, что, как известно, в 1825 году случился бунт, во главе которого стали, казалось бы, лучшие люди, и среди них - ближайший и любимый друг Грибоедова, князь Александр Одоевский.

Самого Грибоедова тоже записали в декабристы, но нет ничего лучше, чем узнать правду из первых рук.

На дворе - 1828 год. Уже три года, как Александр Одоевский в узах. Грибоедов пишет ему на Нерчинские рудники. Идет перо по бумаге, оставляет чернильный след - как благородный фрегат, спешащий на помощь другу. «Есть внутренняя жизнь, нравственная и высокая, независимая от внешней. Утвердиться размышлением в правилах неизменных и сделаться в узах и в заточении лучшим, нежели на самой свободе. Вот подвиг, который тебе предстоит.

Но кому я это говорю? Я оставил тебя прежде твоей экзальтации в 1825 году (имеется в виду участие А. Одоевского в восстании декабристов. - Примеч. авт.) . Она была мгновенна, и ты верно теперь тот же мой кроткий, умный и прекрасный Александр... Кто тебя завлек в эту гибель!! (Зачеркнуто: «В этот сумасбродный заговор! кто тебя погубил!!») Ты был хотя моложе, но основательнее прочих. Не тебе бы к ним примешаться, а им у тебя ума и доброты сердца позаимствовать!»

Экзальтация, гибель, сумасбродный заговор… Все это - о восстании декабристов. Больше того - Александр Грибоедов называет каторгу «страданием заслуженным», несомненно видя в ней искупление вины перед Богом и Отечеством за этот трагический бунт: «Осмелюсь ли предложить утешение в нынешней судьбе твоей! Но есть оно для людей с умом и чувством. И в страдании заслуженном можно сделаться страдальцем почтенным», - пишет он Одоевскому откровенно и честно, как христианин христианину, все в том же 1828-м.

И при этом как бился Грибоедов за друга! Ходатайствовал за него, где только можно. Увещевал, умолял!

«Благодетель мой бесценный. Теперь без дальних предисловий, просто бросаюсь к вам в ноги, и если бы с вами был вместе, сделал бы это, и осыпал бы руки ваши слезами... Помогите, выручите несчастного Александра Одоевского, - пишет он графу Ивану Федоровичу Паскевичу, своему родственнику, одному из доверенных лиц императора Николая I. - Сделайте это добро единственное, и оно вам зачтется у Бога неизгладимыми чертами небесной Его милости и покрова. У Его престола нет Дибичей и Чернышевых, которые бы могли затмить цену высокого, христианского, благочестивого подвига. Я видал, как вы усердно Богу молитесь, тысячу раз видал, как вы добро делаете. Граф Иван Федорович, не пренебрегите этими строками. Спасите страдальца».

Но все усилия Грибоедова напрасны - Бог судил по-другому, сберегая, будем надеяться, Одоевского для Царствия Небесного. Он отбудет на каторге полный срок, - восемь лет, - по окончании которого, разжалованный в солдаты, будет отправлен на Кавказ, где в 1839 году умрет от малярии, пережив своего верного друга на целых десять лет. А самого Грибоедова уже через год после написания этого письма убьют в Тегеране.

Тайная война

На Кавказе словно бы существует некая, никем не оговоренная норма концентрации всего русского в воздухе - и как только она превышается, моментально ощущается напряжение. Почему в районах Северного Кавказа, где живут в основном мусульмане, к русским относятся, мягко скажем, настороженно? Каждый из нас, наверное, мог бы сходу назвать несколько причин, но истинная лежит куда глубже, чем то, что первым приходит в голову.

«Кует бессильные крамолы, дрожа над бездной, Альбион!» Эта цитата - из стихотворения «России», написанного в 1839 году православным богословом и одним из основателей славянофильства Алексеем Хомяковым. Примем его строки за ответ: в 30-е годы девятнадцатого века Кавказ стал сферой жизненных интересов Британии, положившей много сил на то, чтобы через него ослабить Россию - об этом и писал Алексей Хомяков. Что же до бездны, то ее следует понимать в духовном плане.

Весь девятнадцатый век Великобритания занималась тем, что, играя на религиозных чувствах горцев и всячески подогревая и поддерживая джихад на Кавказе, пыталась отделить его от России. И не ради декларируемой свободы самих горцев - известно, как Британия обращалась со «свободами» народов, живших в ее колониях, - а только потому, что видела в России могущественного соперника и пыталась ее обессилить.

После победоносных войн с Персией и Турцией почти весь Кавказ стал частью Российской Империи. Британцы, чье мировое влияние и богатство держалось на колониях (что такое была Англия без них? просто большой остров), боялись, что Россия не остановится и зайдет еще дальше - в Индию. Пугало Англию - владычицу морей - и доминирование России на Черном море, и русский военный флот на Каспии. И то, и другое было результатом российских военных побед - так же, как и возможность выхода России к Средиземному морю через Босфор и Дарданеллы.

Россию требовалось остановить. Но как? Теми же методами, которыми сегодня действуют США и их союзники на Ближнем Востоке: интригуя и используя прежде всех других так называемый «исламский фактор». Британцы задумали «создать на Кавказе буферное исламское государство» .

Чопорные британские джентльмены с сухими ртами и безупречными манерами, педанты и пуристы, играли в большие шахматы, - и, казалось, не знали себе равных. Одна история шхуны «Виксен» говорит о многом.

В 1829 завершилась первая Турецкая война. По ее итогам России отошло восточное побережье Черного моря - от Анапы до Абхазии.

Часть жителей переменами была недовольна, и Британия не замедлила этим воспользоваться. Начались поставки оружия горцам и прочая, хорошо знакомая по современной истории «помощь». Целью ее было отделение Черкесии от России.

Оружие доставляли из Турции, морем - на якобы торговых кораблях.

Борясь с этой смертельной контрабандой, в 1832 году Россия ужесточает правила и выпускает предписание: отныне «военные крейсеры будут допускать… иностранные коммерческие суда только к двум пунктам - Анап и Редут-Кале, в коих есть карантин и таможни…»

Англия немедленно протестует: это нарушение свободы торговли! - но Россия не намерена уступать. Англия тоже: контрабанда оружия продолжается.

Еще четыре года горцы стреляют из британского оружия по русским солдатам, но настоящая «освободительная» война никак не раскачается, не развернется, и Лондон решается на провокацию.

В Константинополе по приказу первого секретаря британского посольства Дэвида Уркварта - вот он, похожий на дядюшку-чудака из романа про старую добрую Англию, смотрит с пожелтевшего фото - снаряжают шхуну. Ее название «Виксен» - «Лисица». Приняв на борт мешки с солью, под которыми спрятаны орудия и боеприпасы, шхуна идет к российским берегам - и самым наглейшим курсом. У капитана предписание: не только не избегать встречи с русскими кораблями, но и, напротив, искать ее!

Какой там Анап и Редут-Кале, - демонстративно пройдя мимо Геленджика, шхуна движется в Суджук-Кале, в район нынешнего Новороссийска. Она словно кричит - «заметьте меня!»

Ее замечают: шхуну преследует русский бриг - и задерживает, но в какой момент! Вольготно расположившись в бухте Суджук-Кале, «Лисица» выгружает на шлюпки мешки с солью.

На «Аяксе» - так называется русский бриг - требуют осмотра шхуны. Ради этого все и затевалось: в ответ британский капитан заявляет, что его король никогда не признавал блокаду «берегов Черкесии», выражает протест и говорит, что подчинится «только силе». Но русские - тоже не дураки: у них и мысли нет о штурме: не подчинитесь - затопим шхуну, обещает капитан «Аякса», и капитан «Виксена» уступает.

Шхуна конфискована, экипаж выслан в Константинополь. Лондон, узнав об этом, разумеется, задыхается от возмущения, - как было, к примеру, когда Турция сбила наш самолет, но ведет себя так, будто это мы вероломно убили ее летчиков.

Консерваторы поднимают вопрос о законности пребывания Черкесии под юрисдикцией России, «прижимающей свободы». Требуют немедля ввести британский флот в Черное море. В воздухе пахнет войной, но - милость Божия - на этот раз она не начинается.

Однако мы знаем, что пока режиссеры мировых постановок делят амбиции и деньги, обманутые ими исполнители неглавных ролей, горячо и искренне уверовавшие в лозунги, которыми их завели, сражаясь «за справедливость», убивают и гибнут сами. Огонь раздуваемой британцами войны, потрескивая, бежал по бикфордову шнуру насаждаемого радикального ислама и, наконец, добрался до динамита. В 30-е годы XIX века над Дагестаном и Чечней взвилось зеленое знамя газавата, - священной войны против гяуров, неверных. То есть русских.

Дагестан был центром воинственного ислама - так сложилось исторически: еще во времена процветания христианской Алании, в VIII веке, здесь было основано исламское государство - Казикумухское шамхальство.

По «русскому вопросу» в шамхальстве бывали разные мнения. То шамхальцы с русскими строили крепость, то воевали против них, то снова мирились и, сплотившись, вместе ходили на Кабарду.

В шестнадцатом веке Ивану Грозному отсюда даже прислали живого слона - с просьбой защитить от крымского хана, шевкальского царя и турок-османов.

Последние стремились захватить шамхальство, чтобы использовать его как плацдарм для продвижения на Кавказ.

В похожем положении находилась и Грузия, с той разницей, что завоеватели были беспощадны к ее жителям, - не мусульманам, как они, а православным. Павшие от их мечей пополняли сонм мучеников за веру Христову. Пустели целые области. Из терзаемой Грузии не раз обращались за помощью в Москву - ее оказывал и Иоанн Грозный, и сын его, первый, прославленный в лике святых, русский царь Феодор Иоаннович. Царь Феодор принял под свое покровительство кахетинского царя Александра, отчасти это спасало Грузию от атак турок и персов, а Кавказ - от поглощения исламом.

Что же до его отца, то Иван IV, так много сделавший для русской государственности, прибавил к этому еще и то, что в 1567 году основал на Кавказе приграничный русский город-крепость - Терки.

В новом городе поселились не пришлые, а местные люди - гребенские казаки, известные впоследствии как терские: они жили по склонам Терского хребта. Эта крепость стала первым русским щитом на пути иноземных вторжений на Северный Кавказ.

Шло время, терское войско росло, строились казачьи городки.

Эту казачью область ждала суровая судьба на долгие полтораста лет. Пока Россия, охваченная кровавой Смутой, начавшейся после смерти последнего из Рюриковичей, оборонялась от внутренних и внешних врагов и не могла помогать Кавказу, именно казаки встали живой стеной между русскими и иноземцами, рвавшимися с юга. Их почти всех избили, но со своей земли они не ушли.

В это время на Северный Кавказ двинулись не только завоеватели, но и мусульманские миссионеры - начиналась окончательная исламизация горских народов.

Только в восемнадцатом веке, при Екатерине, окрепшая Россия вернулась на Кавказ - и увидела его совсем другим: откровенно враждебным. Теперь волей-неволей пришлось искать возможность оградить новообретенные земли - Новороссию - от набегов горцев. Россия стремилась обезопасить свои южные окраины.

В предгорьях Главного Кавказского хребта и на прилегавших к ним равнинах Россия начала строить Азово-Моздокскую оборонительную линию. Так были заложены - именно как крепости - впоследствии ставшие городами Ставрополь, Георгиевск, Моздок, Екатериноград. Началось массовое переселение казаков с Хопра, Причерноморья и Дона.

Станицы вместе с городами-крепостями образовали цепь (бездумно разрушенную советской властью во времена расказачивания), лежавшую надежной преградой вдоль Кавказского хребта и запиравшую выходы из горных ущелий. Выстроенная как оборонительная в восемнадцатом веке, спустя столетие, при генерале Ермолове, эта линия стала форпостом продвижения вглубь кавказских гор.

Близился девятнадцатый век - время блестящих побед и успешных походов: русскими войсками были разбиты старые враги Грузии и православных балканских народов - и персы, и османы, Россия присоединяла новые территории и укреплялась у морей.

И вот наступил час, которого так боялся Лондон: император Павел I, подружившись с Наполеоном, вознамерился идти в Индию, к главным колониям британской короны.

В 1801 году передовой отряд русской армии - 22 тысячи казаков, войско Донское - ушел Оренбургу.

Еще в конце декабря 1800 британцы пытались убить Наполеона при помощи «адской машины»: на улице, по которой следовала его карета, взорвался бочонок с порохом. Многие погибли, но сам Наполеон уцелел.

Теперь же, ввиду начавшегося похода, Британия должна была срочно что-то предпринять: весь ее доход, включая торговлю опиумом, происходил из Индии.

Тогда и началась ее «Большая игра» против России, или «Турнир теней»: сеть спецопераций, шпионская война, бесстыжая и беспощадная, как внезапная смерть.

Среди ее жертв найдем и императора Павла I, и Александра Сергеевича Грибоедова, и - уже в XX веке - Григория Распутина, и саму Российскую империю, к уничтожению которой «туманный Альбион» приложил немало усилий.

Из школьных учебников мы знаем, что император Павел I был задушен - ночью, спящим, в собственной спальне, своими же царедворцами. Но о том, кто маячил за спинами цареубийц пляшущей тенью от свечи на стенах Михайловского замка, расскажет не учебник, а ликующее письмо британского посланника в России, лорда Чарльза Уитворта.

«Прошу принять мои самые искренние поздравления! - пишет он после убийства бывшему российскому послу в Лондоне, графу С. Воронцову, - Как выразить все, что я чувствую по поводу этого счастливого случая, ниспосланного Провидением. Чем я более думаю о нем, тем более благодарю небо».

Письмо написано в Лондон, и «провидение» присутствует в нем как фигура речи - Уитворт отлично знал цену этому «провидению»: заговорщики собирались в доме у его любовницы, известной санкт-петербургской авантюристки Ольги Жеребцовой, - потому что именно через Уитворта из Лондона финансировали убийство русского императора.

Мало кто знает, что перед революцией по поручению другого императора, будущего страстотерпца Николая II, Священный Синод рассматривал вопрос о канонизации Павла I. Тогда же Петропавловский собор, где, как и все Романовы до него, был погребен Павел I, выпустил книгу со свидетельствами о чудесах по молитвам на его могиле .

Смертью Павла I индийская эпопея и завершилась. Через несколько месяцев, в марте 1801-го, узнав о смерти друга, Наполеон ни на секунду не усомнился в том, кто это сделал: «Англичане промахнулись по мне в Париже, но они не промахнулись по мне в Петербурге!»

Прошло 11 лет, Наполеон, уже став императором, сам напал на Россию, был повержен, и после победы над ним наступило время расцвета Российского государства.

Правившие им императоры считали необходимым для себя печься не только о русском, но и вселенском православии: сербах, болгарах, молдаванах, греках, угнетаемых турками-османами. Балканские войны несли православным народам, изнемогавшим под исламским владычеством, долгожданную свободу, - а там, где освобождение было невозможно, желаемое достигалось дипломатическим путем. Так, например, при императоре Николае I все православные, жившие на территории Османской империи, находились под официальным покровительством государства Российского.

А Британская империя продолжала свою «Большую Игру». На Кавказе оружием и деньгами она поддерживала сепаратизм, в то время как идейную составляющую - исламский фанатизм - поставляла Османская империя, союзник Британии. Этот экспорт шел воротами Дагестана, где в 30-е годы девятнадцатого столетия взошла звезда имама Шамиля. С искусственным насаждением идей джихада из памяти горских народов, в том числе и балкарцев, уходили последние воспоминания о христианском прошлом.

«Как тяжело жить, когда с Россией никто не воюет», - восклицал лорд Палмерстон, знаменитый политик, в конце карьеры ставший премьер-министром Британии.

«Крым и Кавказ отбираются у России и отходят к Турции, причем на Кавказе Черкесия образует отдельное государство, находящееся в вассальных отношениях к Турции», - таков был его план: раздел России.

И в 1853 году война началась. Очаг раздора вспыхнул не где-нибудь, а на Святой Земле, бывшей частью Османской империи.

Хранителями ключей от храма Господня были тогда православные греки. И вот, под давлением Ватикана, Англии и Франции, турецкий султан отобрал эти ключи у православных и передал их католикам, одновременно отказав России в покровительстве над православными подданными Османской империи.

В ответ на это император Николай I 26 июня 1853 года объявил о вступлении русских войск в православные земли, лежавшие под владычеством турок - Молдавское и Валашское княжества. А в октябре Турция объявила России войну. Министр иностранных дел Великобритании назвал ее «битвой цивилизации против варварства». Чем не нынешний день? И тот же план раздела России, и те же стереотипы.

Крымская война продолжалась три года, а Кавказ не мог успокоиться больше десяти лет. Пролилось много крови, много было сделано зла, и глубокие раны, затянувшись, дают о себе знать и сегодня, когда вслед за британцами теперь уже новые силы раскачивают Кавказ, вбрасывают старые идеи исламского фанатизма, финансируют боевиков, провоцируют большие и малые войны.

Александр Грибоедов оставил нам бесценное свидетельство того, какими на самом деле были отношения между горцами и русскими на Кавказе в XIX веке. Вот письмо, написанное им в 1825 году, во время Кавказской войны, из станицы Екатериноградской, одной из тех самых первых оборонительных крепостей, заложенных при Екатерине.

«Душа моя Вильгельм. Спешу уведомить тебя о моем житье, покудова не народился новый месяц, а с ним и новые приключения; еще несколько дней и, кажется, пущусь с А[лексеем] П[етровичем] в Чечню; если там скоро утишатся военные смуты, перейдем в Дагестан, а потом возвращусь к вам на Север.

…Дела здешние были довольно плохи, и теперь на горизонте едва проясняется. Кабарду Вельяминов усмирил, одним ударом свалил двух столпов вольного, благородного народа. Надолго ли это подействует? Но вот как происходило. Кучук Джанхотов в здешнем феодализме самый значительный владелец, от Чечни до Абазехов никто не коснется ни табунов его, ни подвластных ему ясырей, и нами поддержан, сам тоже считается из преданных русским. Сын его, любимец А[лексея] П[етровича], был при посольстве в Персии, но, не разделяя любви отца к России, в последнем вторжении закубанцев был на их стороне, и вообще храбрейший из всех молодых князей, первый стрелок и наездник и на все готовый, лишь бы кабардинские девушки воспевали его подвиги по аулам. Велено его схватить и арестовать. Он сам явился по приглашению в Нальчикскую крепость, в сопровождении отца и других князей. Имя его Джамбулат, в сокращении по-черкесски Джамбот. Я стоял у окна, когда они въезжали в крепость, старик Кучук, обвитый чалмою, в знак того, что посетил святые места Мекку и Медину, другие не столько знатные владельцы ехали поодаль, впереди уздени и рабы пешие. Джамбот в великолепном убранстве, цветной тишлай сверх панцыря, кинжал, шашка, богатое седло и за плечами лук с колчаном. Спешились, вошли в приемную, тут объявлена им воля главнокомандующего. Здесь арест не то, что у нас, не скоро даст себя лишить оружия человек, который в нем всю честь полагает. Джамбот решительно отказался повиноваться. Отец убеждал его не губить себя и всех, но он был непреклонен; начались переговоры; старик и некоторые с ним пришли к Вельяминову с просьбою не употреблять насилия против несчастного смельчака, но уступить в сем случае было бы несогласно с пользою правительства. Солдатам велено окружить ту комнату, где засел ослушник; с ним был друг его Канамат Касаев; при малейшем покушении к побегу отдан был приказ, чтобы стрелять. Я, знавши это, заслонил собою окно, в которое старик отец мог бы все видеть, что происходило в другом доме, где был сын его. Вдруг раздался выстрел. Кучук вздрогнул и поднял глаза к небу. Я оглянулся. Выстрелил Джамбот, из окна, которое вышиб ногою, потом высунул руку с кинжалом, чтобы отклонить окружающих, выставил голову и грудь, но в ту минуту ружейный выстрел и штык прямо в шею повергли его на землю, вслед за этим еще несколько пуль не дали ему долго бороться со смертию. Товарищ его прыгнул за ним, но середи двора также был встречен в упор несколькими выстрелами, пал на колена, но они были раздроблены, оперся на левую руку и правою успел еще взвести курок пистолета, дал промах и тут же лишился жизни. Прощай, мой друг; мне так мешали, что не дали порядочно досказать этой кровавой сцены; вот уже месяц, как она происходила, но у меня из головы не выходит. Мне было жаль не тех, которые так славно пали, но старца отца. Впрочем, он остался неподвижен и до сих пор не видно, чтобы смерть сына на него сильнее подействовала, чем на меня. Прощай еще раз. Кланяйся Гречу и Булгарину».

Александр Грибоедов называет врагов «вольным, благородным народом», а мятежного князя - проще сказать, предателя - «несчастным смельчаком». Никакой ненависти или неприязни, напротив: в каждой строчке драгоценностью проступает уважение - если не сказать восхищение.

Сам Грибоедов тоже станет жертвой политики Великобритании, для которой победа России над Персией и Туркманчайский договор, составленный блестящим дипломатом Александром Грибоедовым, стали поражением. По этому договору к Российской империи отходили Армения и часть Азербайджана. Британцы отомстят, и метод будет тем же - раздуть религиозную вражду и ненависть к неверным.

Смерть

В 1828 году двухлетняя война с Персией закончилась русской победой. В селении Туркманчай генерал Паскевич и наследник персидского шаха, правитель Азербайджана Аббас-Мирза подписали мирный договор. Его составителем был Александр Сергеевич Грибоедов. Этот документ - пик государственной карьеры тридцатилетнего Грибоедова и одна из самых блестящих дипломатических побед России.

Но одно, хоть и огромное, дело было заключить договор, а другое - добиться его исполнения. Александр Сергеевич привозит подписанные бумаги в Петербург, и именно его назначают следить за исполнением договора, - полномочным министром-резидентом в Персию.

Это повышение отнюдь не радовало его. Сохранилось свидетельство современника: «Мрачное предчувствие, видимо, тяготило его душу. Как-то раз Пушкин начал утешать его, Грибоедов ответил: “Вы не знаете этого народа (персиян), увидите, что дело дойдет до ножей”. Еще определеннее выразился он А. А. Жандру, сказав: “Не поздравляйте меня с этим назначением: нас там всех перережут. Аллаяр-хан - мой личный враг и никогда не подарит он мне туркманчайского договора” ».

Договор принес Персии много неприятного: вместо того, чтобы завоевать Кавказ, она потеряла часть Армении (Эриванское и Нахичеванское ханства). Не претендовал больше Тегеран и на Грузию, и на Северный Азербайджан. К Российской империи отошла и часть каспийского побережья.

Огромные потери! Британская империя, подталкивавшая Персию в спину в войне с Россией и с ее поражением утратившая влияние в регионе, хоть и признала их, но не собиралась опускать рук.

Еще Персия должна была выплатить контрибуцию - 20 миллионов рублей серебром - и отпустить всех плененных. Забота об исполнении этих двух условий и стала особым попечением Александра Сергеевича.

Он направляется в Персию через Тифлис. В замершем от зноя городе - Грибоедов прибывает туда в июле, - где от жары не спасают и тенистые платаны, сплетающие свои ветви над узкими улицами, а доски подвесных балконов раскаляются так, что босой ногой не ступить, - ждет его последнее утешение перед выходом на смерть: любовь земная. Он встречает юную Нину Чавчавадзе, которую знал еще ребенком, - смотрит и не узнает.

Она красива так, что любой потеряет голову - и Александр Грибоедов не исключение. Нина отвечает ему взаимностью.

Ей еще нет и шестнадцати - почти ребенок, - и кто не влюблялся в пятнадцать лет, но удивительно: ее любовь - не увлечение, как обычно бывает в таком возрасте, а редкое сокровище - настоящее, глубокое чувство. Когда Александра Грибоедова не станет, все 28 лет, остававшиеся до ее собственной смерти, Нина будет носить траур по своему мужу. «Черная роза Тифлиса» - так звали ее в городе.

В августе 1828 года они венчаются в древнем соборе Сиони, где хранится величайшая святыня - крест равноапостольной Нины.

Жених болен лихорадкой, и у него падает обручальное кольцо - дурной знак. Он счастлив, но нехорошие предчувствия, кажется, все равно не оставляют его. «Не оставляй костей моих в Персии, если умру там, похорони в Тифлисе, в церкви святого Давида», - скажет он Нине, и придет время, когда она это исполнит. А пока они отправляются на границу с Персией. Вокруг качает тяжелыми ветвями сладкий грузинский сентябрь.

«Женат, путешествую с огромным караваном, 110 лошадей и мулов, ночуем под шатрами на высотах гор, где холод зимний, Нинуша моя не жалуется, всем довольна, игрива, весела; для перемены бывают нам блестящие встречи, конница во весь опор несется, пылит, спешивается и поздравляет нас с счастливым прибытием туда, где бы вовсе быть не хотелось», - пишет Александр Грибоедов с дороги.

Наконец, они - в приграничном Тавризе. В Тегеране царствует Фатх-Али-шах Каджар, но фактический правитель Персии, Аббас-мирза, находится здесь, в Тавризе.

В начале декабря, оставив Нину (она беременна, и беременность проходит трудно), ее муж отправляется в Тегеран: «Еще вам доказательство, что у меня государево дело первое и главное, а мои собственные ни в грош не ставлю. Я два месяца как женат, люблю жену без памяти, а между тем бросаю ее здесь одну, чтобы поспешить к шаху за деньгами в Тегеран...»

Верноподданный русского царя, сын своего Отечества, сам того не зная, Александр Грибоедов спешит навстречу смерти.

Тринадцатым пунктом в составленном им договоре значится: «Все военнопленные обеих сторон, взятые в продолжение последней войны или прежде, а равно подданные обоих правительств, взаимно впадшие когда-либо в плен, должны быть освобождены и возвращены в течение четырех месяцев».

В январе в тегеранской резиденции Александра Сергеевича просят убежища две армянки - из гарема Аллаяр-хана, зятя царствующего шаха. По Туркманчайскому договору они должны быть возвращены на родину: Восточная Армения теперь - часть Российской империи.

Чтобы оценить действия Александра Грибоедова, когда он принимает беженок из гарема Аллаяр-хана, вспомним еще раз его слова, сказанные друзьям в Петербурге: «…Не поздравляйте меня с этим назначением. Нас там всех перережут. Аллаяр-хан - мой личный враг».

Персия жила по шариату - исламскому праву, согласно которому за оставление ислама полагается смерть. Не понаслышке знал об этом казначей шаха (а значит, и всей страны), евнух, управлявший его огромным гаремом. Мирза-Якуб был тайным христианином. На самом деле его звали Якуб Маркарянц - армянин из Эривани, он был захвачен в плен за 25 лет до описываемых событий, насильно оскоплен и под страхом смерти принужден к принятию магометанства.

Кто знает, сколько раз, проснувшись черной персидской ночью от того, что плачет, он все силился удержать отлетевший сон и хотя бы мысленно вернуться туда, где качались на желтой кладке знакомой до трещинок стены густые кленовые тени, и пахло домом, и две родные фигуры в глубине двора шаркали старенькими ногами к воротам. Мама, папа! Отбросив покрывало, он вскакивал, шарил рукой по книжной полке, находил нужный том, раскрывал его и доставал листок с начертанным на нем армянским крестом хачкаром, и целовал этот крест, и плакал, и снова прятал между страниц исламских книг, и до утра всматривался в потолок, раздумывая, что, может быть, однажды…

Но нужно ли? При дворе его ценят и уважают, не догадываясь о его тайне. Он блестяще ведет финансовые дела, богат и, кажется, имеет все, о чем только можно мечтать. И только Туркманчайский договор меняет дело - у Якуба появляется надежда. Ради нее он готов бросить все, променять богатство и почет на мечту о возвращении домой. Именно мечту - конечно, прожив четверть века в Персии, он не обманывался на этот счет: его вряд ли отпустят с миром.

Якуб пытается действовать не наотмашь - вечером приходит в русскую миссию и объявляет Александру Грибоедову «желание возвратиться в Эривань, свое отечество», - пишет секретарь миссии Иван Мальцев. «Грибоедов сказал ему, что ночью прибежища ищут себе только воры, что министр российского императора оказывает покровительство свое гласно, на основании трактата, и что те, которые имеют до него дело, должны прибегать к нему явно, днем, а не ночью… На другой день он опять пришел к посланнику с тою же просьбою».

И когда русский посол соглашается принять Якуба Маркарянца, Тегеран мгновенно закипает. «Смерть неверным!» - несется по его улицам, а в тени маячит знакомая тень, подливает масла в огонь, традиционно используя «исламский фактор» - агенты британской империи.

Следует серия обвинений и разбирательств: Якуб должен казне денег, - нет, не должен, и прочая - пока дело не доходит до высшего духовного лица Персии, Мирзы-Месиха.

Тот слов на ветер не бросает - они падают как камни, которыми забрасывают на площадях виновных в выходе из ислама: « Этот человек 20 лет был в нашей вере, читал наши книги и теперь поедет в Россию, надругается над нашею верою; он изменник, неверный и повинен смерти!»

Ему вторят его муллы - ахунды, как их называют в Персии: «Не мы писали мирный договор с Россиею и не потерпим, чтобы русские разрушали нашу веру; доложите шаху, чтобы нам немедленно возвратили пленных».

Они идут по городу, крича: «Запирайте завтра базар и собирайтесь в мечетях; там услышите наше слово!» - и эти крики отскакивают от стен, множатся и катятся дальше, тяжелые, как ядра, и в воздухе, кажется, уже разливается запах завтрашней крови, и горячит, и пьянит. Смерть неверным!

«30 января едва забрезжилось, как вдруг послышался глухой рев; постепенно слышались традиционные возгласы: “Эа Али, салават!”, исходящие из уст тысячной толпы. Несколько служащих бегом пришли известить о том, что многочисленная толпа, вооруженная камнями, кинжалами и палками, приближается к посольскому дому, предшествуемая муллами и сеидами. Возглас “смерть кяфирам” был слышен очень хорошо», - вспоминал курьер русской миссии.

И толпа вломилась в посольство, круша ворота и двери, втекла на крыши, «лютыми криками изъявляла радость и торжество свое».

А это снова свидетельство Ивана Мальцева : «Посланник, полагая сперва, что народ желает только отобрать пленных, велел трем казакам, стоявшим у него на часах, выстрелить холостыми зарядами и тогда только приказал заряжать пистолеты пулями, когда увидел, что на дворе начали резать людей наших. Около 15 человек из чиновников и прислуги собрались в комнате посланника и мужественно защищались у дверей. Пытавшиеся вторгнуться силою были изрублены шашками, но в это время запылал потолок комнаты, служившей последним убежищем русским: все находившиеся там были убиты низверженными сверху каменьями, ружейными выстрелами и кинжальными ударами ворвавшейся в комнату черни».

Из тех, кто мог видеть смерть Александра Грибоедова, не выжил никто. Защищая русскую миссию, пал весь казачий конвой - 37 человек. Растерзанных, зарубленных, раздавленных толпой, их побросали в ров - руки, ноги, обезглавленные тела.

Казаки - святое воинство! Сколько веков они, не задумываясь, просто, без оглядки, отдавали свои жизни - за Отечество, за други своя (Ин. 15, 13), ради Бога. Живым щитом, истекающим кровью, стояло на Кавказе гребенское войско, и в Смутное время было избито почти все. Весь девятнадцатый век шли под пули горцев, усмиряя газават, верные государю терцы. Так было и после новой Смуты - 1917 года, пока не истребили верное Богу казачество. Качается теперь густая трава, обнимая покосившиеся кресты на заброшенных казачьих могилах в бывших станицах Кавказа. Но память живет, и будет жить, пока есть, кому помнить.

Помним и мы, как пролилась в Тегеране христианская кровь, но не потушила жуткого пожара - еще три дня горел демоническим огнем обезумевший город, и три дня таскала по улицам тело Александра Грибоедова не насытившаяся убийствами толпа.

Не властные над душой, бесновались, кричали, терзали мертвую плоть. Наконец, будто устав, сбросили в ров, где уже ждал русского посланника его верный конвой: так, должно быть, и отбыл он на небо - воин Христов в окружении своей дружины.

Дьявол - отец всякого зла и отвратительного насилия, он - главный враг рода человеческого. Он приходит к человеку и пытается заставить работать ему, и если ты сопротивляешься, стремится тебя уничтожить. Люди, которых он пленил и увлек в свое царство, поступают так же: способов прельщения много, на то он и лукавый, чтобы обмануть человека, и не стоит обвинять только лишь мусульман. В нашей собственной истории найдется достаточно подобных эпизодов.

В 988 году великий князь Владимир принял крещение и крестил свой народ. А через полтора века после этого в Киеве похожим образом - взбесившейся толпой - был убит князь-инок Игорь Киевский и Черниговский. В этой толпе, ворвавшейся в храм и схватившей его во время Божественной литургии, не было иноверцев.

Родной брат воцарившегося в Киеве великого князя пытался его спасти - выхватил из толпы, отвез к дому матери, втолкнул за ворота - но куда там: преследователи уже не могли остановиться, диавол горячил кровь, и, с улицы завидев Игоря в галерее второго этажа, толпа рванула, как гончие псы по свежему следу. Крушили ворота, ломали двери, потные, красные, с безумными глазами, разбивали сени, тащили вниз святого мученика и на нижних ступенях лестницы забили насмерть. На этом не остановились, а еще волокли тело монаха по улицам, обвязав ноги веревкой, - до Десятинной церкви, там кинули на телегу, устав таскать, и покатили к рынку, где и бросили, и пошли по домам, будто не православный народ, а бешеные печенеги.

Тело другого князя-страстотерпца, Андрея Боголюбского, безжалостные убийцы - свои, из ближайшего круга - выволокли в сад, бросили псам, и только один, оставшийся верным, Кузьма Киянин просил за него, плакал. Выпросил, принес в церковь, но и там сказали: «что нам до него!» И в притворе, под плащом, лежало тело князя два дня и две ночи, пока жители города грабили его дом, и только на третий день отпели убитого князя.

Несколько столетий спустя для цареубийства, профинансированного британским посланником Уитвортом, тоже нашлись исполнители из своих: императора Павла I убил собственный конвой.

За всем этим стоит дьявол, прельстивший, обманувший людей. А пути в их сердца во все века одни и те же - через сластолюбие, славолюбие и сребролюбие. Так что не будем задыхаться от «справедливой» ненависти к кому-либо, а будем в своем собственном сердце воевать против дьявола, - ибо из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления (Мф. 15, 19).

Когда беспорядки в Тегеране, наконец, утихли, власть, словно очнувшись, взялась действовать. Пытались «замять». Послали в Петербург дары, в их числе огромный алмаз, но самое главное, дали забрать обезображенное тело Александра Сергеевича - его опознали по отстреленному мизинцу.

А святые останки казаков так и остались лежать во рву - пока их, рискуя жизнью, не вынесли оттуда тегеранские армяне.

Неподалеку строилась первая в городе армянская церковь (может, и Якуб Маркарянц, с его огромными возможностями, тайно приложил к этому руку - да и сами персы, проиграв войну, пытались выглядеть терпимей к иноверцам).

Рабочие и священник (история сохранила только его фамилию - Давудян), жившие при строительстве, ответили русским на подвиг подвигом: руки, ноги, казачьи тела с распоротыми животами глухой ночью были собраны ими и погребены во дворе строящейся церкви святого Татевоса. Вокруг высились кучи выкопанной земли, лежали кирпичи, но чтобы и вовсе отвести подозрения, над свежей могилой высадили лозу, - персы искали пропавшие останки, но ничего не нашли.

Шестого февраля весть о смерти российского посланника дошла до Тавриза, но не до Нины - для нее муж будет жив еще несколько месяцев. Бедная Нина: от нее скрывают, боятся, что потеряет ребенка. Она чувствует, мечется, плачет. Успокаивают, что-то говорят.

Уже в Тифлисе, куда обманом перевезли ее, Нина, наконец, все узнала.

«После моего приезда, когда я едва отдохнула от перенесенной усталости, но все более и более тревожилась в невыразимом, мучительном беспокойстве зловещими предчувствиями, сочли нужным сорвать завесу, скрывающую от меня ужасную правду. Свыше моих сил выразить Вам, что я тогда испытала. Переворот, происшедший в моем существе, был причиной преждевременного разрешения от бремени. Мое бедное дитя прожило только час и уже соединилось со своим несчастным отцом в том мире, где, я надеюсь, найдут место и его добродетели, и все его жестокие страдания. Все же успели окрестить ребенка и дали ему имя Александр, имя его бедного отца...» - пишет она в Тавриз их общему другу, английскому посланнику Джону Макдональду.

Именно ему и его супруге поручил Александр Грибоедов, отправляясь в Тегеран, свою жену - два дипломата из соперничающих империй, Британии и России, похоже, действительно были друзьями.

Наконец, тело Александра Сергеевича прибыло в Тифлис. Нина встречала его, стоя на крепостной стене. Увидела повозку с гробом и потеряла сознание, упала.

Вот также стояла когда-то на крепостной рязанской стене святая княгиня Евпраксия с маленьким Иоанном на руках. Есть много общего в судьбах зарайского князя Феодора и человека светского девятнадцатого века, Александра Сергеевича Грибоедова. Оба они были православными, впитавшими благочестие русской Церкви.

Вспомним еще раз слова Александра Грибоедова и положим их на сердце:

«Только в храмах Божьих собираются русские люди; думают и молятся по-русски. В Русской Церкви я в Отечестве, в России! Меня приводит в умиление мысль, что те же молитвы читаны были при Владимире, Димитрии Донском, Мономахе, Ярославе, в Киеве, Новгороде, Москве; что то же пение трогало их сердца, те же чувства одушевляли набожные души. Мы русские только в Церкви, - а я хочу быть русским!»

Как и все мы, не раз Александр Грибоедов слышал в церкви за службами чтение Апостола, что вера без дел мертва (Иак. 2, 20) - и что нам ради Христа не только веровать в Него, но и страдать за Него (Флп. 1, 29).

И когда пробил его час, и пришло время действовать, он поступил не как политик, а как христианин.

На столичных площадях России, Грузии и Армении высятся сегодня памятники Александру Сергеевичу Грибоедову. Настоящее, глубокое уважение питают к нему два христианских кавказских народа - армяне и грузины, и за этим уважением стоит именно почитание его как христианина, который душу свою положил за други своя .

И никакие сиюминутные политические веяния не могут поколебать этого уважения к Александру Грибоедову, русскому человеку.

За первую четверть XIX века между Российской империей и Персией произошли две войны, завершившиеся серьёзной неудачей для персов. По итогам войны 1804–1813 годов персы вынуждены были признать вхождение в состав России территорий нынешних Грузии, Абхазии и части Азербайджана. Кроме того, российский военный флот получил право базироваться в Каспийском море.

Это поражение серьёзно подорвало традиционно сильные позиции Персии в Закавказье. Полтора десятилетия они готовили реванш, надеясь выждать удачный момент для ответного удара. После вступления на престол Николая I, сопровождавшегося выступлением декабристов, а также резким ухудшением отношений с Османской империей, когда турки разорвали все договорённости в Россией, выдворили её подданных и закрыли черноморские проливы для российских судов, персы сочли, что именно сейчас наступил наиболее удачный момент для начала войны.

Стоит отметить, что они были правы: для России это был действительно наименее удачный момент. Её войска на Кавказе были весьма незначительны и вдобавок подвергались регулярным набегам отрядов воинственных горцев, кроме того, существовал очень серьёзный риск военного конфликта с турками. Император Николай осознавал, что положение тяжёлое и Россия, вероятно, не сможет надёжно прикрыть южный рубеж и противостоять вторжению крупной персидской армии. Он был настроен решить вопрос миром и даже уступить часть территории нынешнего Азербайджана в обмен на гарантированный нейтралитет. Но персы верили в свою удачу и от дипломатического урегулирования отказались, начав войну. Как оказалось, зря.

Персы не учли, что среди генералов русской армии был генерал Иван Паскевич - один из наиболее прославленных военачальников в российской истории. Десятитысячный отряд Паскевича в сражении под Елизаветполем разгромил втрое превосходившую по численности персидскую армию. При этом с российской стороны погибло всего 46 солдат.

Ставший главнокомандующим войсками на Кавказе Паскевич нанёс персам несколько чувствительных поражений. В результате вместо возврата былого влияния в Закавказье Персия потеряла и то, что имела. По условиям мирного договора персы передали России Восточную Армению, подтвердили отказ от претензий на те земли, которые перешли к России ранее, и выплачивали достаточно крупную контрибуцию.

В разработке этого мирного договора принимал непосредственное участие новый российский посланник в Персии Александр Грибоедов. Этот подающий огромные надежды литератор с детства был настоящим вундеркиндом: ещё в раннем возрасте он знал три иностранных языка, а ко времени взросления знал практически все европейские языки. Позднее для работы он выучил ещё несколько восточных. Знание языков предопределило его дипломатическую карьеру.

Интересно, что Грибоедов вполне мог оказаться в США, где было вакантно место сотрудника дипломатической миссии, но предпочёл отправиться в Персию, которая была значительно ближе к России. Преподавателем восточных языков у Грибоедова был бывший переводчик персидского посольства Мирза Топчибашев, один из первых российских востоковедов.

С 1818 года Грибоедов служил секретарём российского посольства в Персии, с перерывами на постоянные отъезды в Россию по тем или иным делам. Благодаря участию в составлении крайне выгодного для России мирного договора с Персией Грибоедов был повышен в должности и стал новым российским послом. В конце 1828 года он прибыл в Тегеран.

Грибоедов успел побыть послом всего несколько месяцев. Обстановка, в которой ему пришлось работать, была слишком неблагоприятной. Персия очень тяжело переживала катастрофическую неудачу в войне. Ещё недавно влиятельная и могущественная держава ныне лишилась практически всего своего могущества на Кавказе (считается, что именно это военное поражение положило начало упадку Персии), а кроме того, должна была выплатить столь большую контрибуцию, что шах велел изымать золото и драгоценности у подданных и даже пожертвовать драгоценностями своего собственного гарема.

Считается, что главным вдохновителем последовавшей резни был великий визирь (глава правительства) Персии Аллаяр-хан, чьи люди начали планомерную пропаганду против русских кафиров. На площадях, базарах, в мечетях люди Аллаяр-хана страстно проповедовали о неверных, которые мало того что стали причиной всех горестей персов, так ещё и оскорбляют их тысячелетние обычаи. Простые люди, для которых гораздо более весомым фактором стало не столько сокрушительное поражение вкупе с потерей Закавказья, сколько резкое ухудшение качества жизни, легко и некритично воспринимали эту пропаганду.

Утверждалось, что сотрудники российского посольства якобы высмеивали персидские традиции гаремов и евнухов и будто бы издевались над ними. Это, конечно, звучало несколько сомнительно, Грибоедов и остальные сотрудники посольства знали, куда ехали, и вряд ли стали бы открыто издеваться и провоцировать и без того обозлённых персов. Однако кое-что, что вызывало у персов негодование, сотрудники посольства действительно делали.

Речь шла об укрытии и переправке в Россию беглых армян и грузин. Грузин, а нередко и армян, насильственно обращали в ислам, а некоторых оскопляли и превращали в евнухов. Речь не шла о поголовном обращении, однако такое практиковалось и не было редкостью. Но после того как Грузия и Армения вошли в состав христианской России, страдавшие от религиозного гнёта христианские меньшинства Персии стали активно перебегать в Россию, а персы, разумеется, чинили им всяческие препятствия. Когда речь шла о простых людях, они ещё могли закрыть глаза, но нередко люди бежали и из гаремов, укрываясь в российском посольстве и пользуясь его поддержкой. При этом Грибоедов заступался за укрывающихся перед персами, требовавшими их выдачи. После нескольких подобных конфликтов злоба к новому российскому посланнику только увеличилась.

Уже не было секретом откровенно враждебное отношение к российской дипмиссии, она начала получать угрозы, о возможной опасности предупреждали и лояльно настроенные местные жители. За несколько дней до нападения Грибоедов даже пытался добиться от шаха эвакуации дипмиссии в связи с грозящей опасностью, но не успел.

11 февраля многотысячная толпа, разгорячённая очередными призывами покарать неверных, принёсших столько зла на персидскую землю, ворвалась в здание посольства. Его охраняли 35 казаков, которые вступили в неравный бой. Однако число нападавших было столь велико, что их практически сразу же смяли. Обстоятельства гибели Грибоедова так и остались неясны по сей день. По одной версии, его убили в схватке у дверей, где он сражался вместе с казаками. По другой версии, он закрылся в своём кабинете и долго отстреливался из ружей. Нападавшие так и не смогли подобраться к нему через дверь, тогда они проломили крышу и ворвались в комнату через дыру в потолке. Погибших буквально растерзали, Грибоедова опознали только по шраму на руке (по другой версии - по его длинным ногтям, которые он отращивал по моде того времени).

Расследование гибели Грибоедова осложняет тот факт, что ни одного живого свидетеля расправы не осталось. Единственный выживший сотрудник посольства, секретарь Мальцов, утверждал, что во время нападения один из слуг помог ему спрятаться, завернув в ковёр, поэтому Мальцов не видел, что происходило в здании, и слышал только отдельные крики.

Впрочем, многие исследователи обоснованно подвергают сомнению объяснения Мальцова, указывая на то, что посольство было разграблено и вряд ли персидская чернь прошла бы мимо богатых ковров, в одном из которых был спрятан Мальцов. Поэтому, по наиболее распространённой версии, Мальцов просто спрятался в доме местного жителя по соседству с посольством. Они находились в дружеских отношениях, и сосед укрыл дипработника у себя, чем и спас от толпы.

Узнав о происшествии, шах велел спрятать тела погибших. Он опасался ответственности за гибель дипломатической миссии и хотел представить ситуацию так, что толпа напала на посольство, но персоналу удалось бежать, поэтому их местонахождение теперь неизвестно. Однако один из советников шаха смог переубедить его, объяснив, что в этом случае Россия заподозрит шаха в сокрытии инцидента и решит, что он был лично причастен к нему.

В Персии опасались, что в ответ на убийство Грибоедова Россия объявит Персии войну и положение страны ещё сильнее ухудшится. Поэтому шах пытался всячески задобрить российскую сторону и продемонстрировать, что он не причастен к случившемуся. Ему крупно повезло, как раз в это время шла очередная русско-турецкая война, а начинать ещё одну было не в интересах Петербурга.

Наместник Кавказа и главнокомандующий армией в этом регионе Паскевич написал аналитическую записку, в которой честно признал, что новая война не в интересах России:

"Для сего должно будет объявить шаху войну непримиримую, но при теперешней войне с турками предпринять оную с надеждою успеха нет никакой возможности. Войск недостаточно даже для ведения оборонительной войны с обеими державами.

Начав наступательную войну с Персиею, надобно везти с собою огромные запасы провианта, артиллерийских зарядов и проч. в самое сердце Персии, но здешний край с 1826 года находится в военном положении, а потому все способы снабжения войск и в особенности транспортировки истощены совершенно до того, что и при теперешней войне с турками с большими усилиями едва могу поднять все тягости, нужные мне для наступательных движений".

По этой причине император Николай не был настроен воинственно и дал понять, что в случае должным образом принесённых извинений Персия будет прощена.

Шах послал в российскую столицу специальную извинительную делегацию во главе со своим внуком Хозрев-Мирзой и несколькими своими секретарями. Миссия направлялась в Петербург, но по пути заехала в Москву, где Хозрев-Мирза встретился с матерью погибшего Грибоедова и, по свидетельству очевидцев, плача, просил у неё прощения.

Затем делегация отправилась в российскую столицу, где была принята императором. От имени шаха глава делегации передал письмо с извинениями и заверениями, что шах не причастен к трагическому происшествию. В качестве извинений за гибель посла делегация привезла многочисленные дары, венцом которых был великолепный алмаз массой 88,7 карата. Некогда он украшал трон Великих Моголов, а теперь был гордостью персидских шахов. В настоящее время трон хранится в Алмазном фонде в Москве.

Император Николай, и без того настроенный мирно в силу объективных причин, был доволен извинениями и объявил, что злополучный инцидент он считает исчерпанным. И действительно, между Россией и Ираном больше не было войн. После того самого поражения в войне 1826–1828 годов, которое так тяжело было воспринято в Персии, начался длительный период упадка этой страны.

К концу XIX века Персия превратилась из некогда грозного соперника в младшего партнёра, став российской сферой влияния. Дореволюционная Россия имела в Северном Иране очень значительное имущество, существовала даже Персидская казачья бригада, находившаяся в подчинении русских офицеров и инструкторов. Всё это имущество позднее было безвозмездно передано большевиками после их прихода к власти, но это уже другая история.

Памятник А.С. Грибоедову в Тегеране на территории посольства России

30 января (11 февраля) 1829 года в Тегеране произошёл разгром русского посольства, который унёс жизни около 40 его сотрудников и казаков, в том числе поэта и дипломата Александра Грибоедова, открывшего череду трагических смертей российских поэтов. Сразу подчеркнём, что автор «Горя от ума» погиб фактически на поле боя, стойко сражаясь с оружием в руках, и тем самым оказался на особом месте среди поэтов-мучеников России, большинство из которых погибли на дуэлях, покончили с собой, были убиты отнюдь не в боях или оказались репрессированы. Однако, несмотря на героическую гибель, на Грибоедове до сих пор лежит клеймо чиновника, который якобы не справился со своими обязанностями и оказался сам виноват в разыгравшейся трагедии.

Самое удивительное, что официальная точка зрения на катастрофу в Тегеране была установлена в России задолго до того, как были получены сколько-нибудь подробные о ней сведения. В отношении министра иностранных дел К.В. Нессельроде от 16 марта 1829 г. к командующему Кавказским корпусом И.Ф. Пас-кевичу указывалось: «Ужасное происшествие в Тегеране поразило нас до высочайшей степени... При сём горестном событии Его Величеству отрадна была бы уверенность, что шах персидский и наследник престола чужды гнусному и бесчеловечному умыслу и что сие происшествие должно приписать опрометчивым порывам усердия покойного Грибоедова, не соображавшего поведение своё с грубыми обычаями и понятиями черни тегеранской». Так родился и потом широко распространялся миф о непрофессионализме Грибоедова, который за свою преданность и героизм получил в итоге чёрную неблагодарность и прямую клевету от представителей верховной власти.

Накануне

А оказался Грибоедов в Персии в последний раз в октябре 1828 года, после того как он был назначен 25 апреля того же года полномочным посланником России в этой стране, приехал в Тифлис, где женился на Нине Чавчавадзе и отправился с ней первоначально в Тавриз (Тебриз). Пробыв там до 9 декабря и оставив беременную жену, Грибоедов выехал вместе с посольством в Тегеран, куда прибыл лишь 30 декабря. Въезд русской миссии в столицу был обставлен весьма пышно. Миссия расположилась в просторном доме, посланнику были назначены почётный караул и шахская охрана. Около 24 января 1829 г. Грибоедов написал своё последнее сохранившееся письмо, адресованное английскому послу Джону Макдональду: «Здесь мне устроили великолепный истинбаль (приём. - С.Д. )... На третий день монарх дал нам торжественную и пышную ауди-енцию... На следующий день после приёма при дворе я начал наносить ответные визиты... Во всяком случае, я весьма доволен таким отношением к себе. Через неделю я рассчитываю покинуть столицу...» Что же такое роковое случилось за оставшиеся до трагедии 6 дней, ведь внешне всё обстояло так благополучно? Обратимся к тем обвинениям, которые до сих пор звучат в адрес Грибоедова, повинного якобы в том, что случилось в Тегеране.

Первое обвинение поэта заключается в том, что он во время аудиенций у Фетх-Али-шаха выражал явное неуважение к нему, входя в «зеркальный зал» Гулистанского дворца в обу-ви, просидел там слишком долго на кресле, а затем в переписке называл правителя Персии просто шахом без других титулов. Между тем дипломат действовал в строгом согласии с Туркманчайским договором, установившим специальный церемониал приёма русских дипломатов, в том числе с правом сидеть в присутствии шаха. Второе обвинение касается чрезмерной настойчивости министра-посланника в требованиях выплаты оставшейся контрибуции и выдачи пленных, угнанных в Персию. Однако согласно XIII пункту договора он мог брать под своё покровительство любых пленных, захваченных начиная с 1795 г. и даже проводить их розыски. Не будем забывать, что речь шла фактически об освобождении из рабства насильно угнанных людей. Обратимся к «Реляции происшествий, предварявших и сопровождавших убиение членов последнего российского посольства в Персии». Этот документ от лица «персиянина», который находился при русской миссии, имеет англо-иранское происхождение. Он был отредактирован и отдан для публикации в шотландский журнал братом дипломата Генри Уиллока Джоном Уил-локом и врачом английской миссии Джоном Макнилом, бывшем личным врачом Фетх-Али-шаха, - участниками той самой группировки, которая противостояла Грибоедову. Но даже и этот документ не оспаривал право защиты русским посланником пленных и свидетельствовал, что он требовал возвращения пленных только при условии их согласия вернуться. Третье обвинение , приписываемое Грибоедову, состоит в том, что в его свите оказалось несколько нечистоплотных и невыдержанных людей, которые творили в Персии беззакония, в том числе заведующий прислугой Рустам-бек. При этом как-то забывается, что эти люди помогали посланнику в выполнении его нелицеприятных действий, и что именно Рустам-бек взял в плен в Тавризе во время русско-персидской войны Аллаяр-хана, зятя Фетх-Али-шаха, первого министра Персии, одного из инициаторов войны против России. Не мудрено, что разжигавшаяся к Рустам-беку вражда имела явный источник.

Разгром посольства

За несколько дней до предполагавшегося отъезда Грибоедова из Тегерана и произошло то самое событие, которое стало основным поводом разыгравшейся драмы. Как вспоминал первый секретарь русской миссии И.С. Мальцов, спасшийся от разгрома, «некто Ходжа-Мирза-Якуб, служивший более 15 лет при гареме шахском, пришёл вечером к посланнику и объявил ему желание возвратиться в Эривань, своё отечество. Грибоедов сказал ему, что ночью прибежища ищут себе только воры... На другой день он опять пришёл к посланнику с тою же просьбою; посланник уговаривал его остаться в Тегеране, представлял ему, что он здесь знатный человек... но усмотрев твёрдое намерение Мирзы-Якуба ехать в Эривань, он принял его в дом миссии... Шах разгневался; весь двор возопил, как будто бы случилось величайшее народное бедствие».

Как видим, Грибоедов действовал очень осторожно. Как продолжал Мальцов, он «прилагал неусыпное старание об освобождении находившихся в Тегеране пленных. Две женщины, пленные армянки, были приведены к нему от Аллаяр-хана, Грибоедов допросил их в моём присутствии, и когда они объявили желание ехать в своё отечество, то он оставил их в доме миссии... Впрочем, это обстоятельство так маловажно, что об оном распространяться нечего. С персидским министерством об этих женщинах не было говорено ни слова, и только после убиения посланника начали о них толковать». Последнее замечание особенно важно, ведь обвинения Грибоедова в том, что одной из причин разгрома миссии являлось некое осквернение и насильное отторжение от мусульманства женщин из гарема Аллаяр-хана, звучат в Персии, да и в России до сих пор.

А дальше последовали события, которые, если их суммировать, прекрасно показывают, что в Тегеране случился не стихийный, бесконтрольный бунт черни, а чётко спланированная операция по уничтожению русской миссии. Преступление, выглядевшее внешне как разгул стихии, на самом деле было хладнокровно и обдуманно подготовлено. Перечислим кратко самые важные известные факты.

1 . Эскалация напряжённости нарастала вокруг миссии не один день. По рассказу Амбарцума (Ибрагим-бека) - курьера российского посольства, уцелевшего во время резни, «каждый день на базаре мы слышали, как муллы в мечетях и на рынках возбуждали фанатический народ, убеждая его отомстить, защитить ислам от осквернения «кяфиром»... Мы постоянно держали наготове наши ружья и пистолеты, но посол считал невозможным какое бы то ни было нападение на посольский дом, над крышей которого развевался русский флаг». Особую активность проявлял тегеранский муджтехид (высшее духовное лицо) Мирза-Месих, заявивший, что Мирза-Якуб предал мусульманскую веру, а потому «он изменник, неверный и повинен в смерти».

2. Мальцов в своём донесении справедливо указал на особенности местных обычаев: «Персидское правительство говорит, что оно нисколько не участвовало в убиении нашего посланника, что оно даже ничего не знало о намерении муллов и народа; но стоит только побывать в Персии, чтобы убедиться в нелепости сих слов... В Персии секретных дел почти нет: среди важных прений о государственных делах визири пьют кофе, чай, курят кальяны, рассуждают громогласно при открытых окнах... Как же могло персидское правительство не знать ни слова о деле, в котором участвовал целый Тегеран?.. Положим даже, что и не шах, а муллы послали народ в дом нашей миссии; но и тогда шах виноват: зачем допустил он это?.. Но тогда уцелел бы Мирза-Якуб, а этого-то именно и не желал Фетх-Али-шах... Шаху надобно было истребить сего человека, знавшего всю тайную историю его домашней жизни...» Конечно, Мальцов упрощает причины тегеранской трагедии, сводя их к борьбе за возвращение Мирзы-Якуба, но он совершенно прав, указывая на психологию заговора.

3 . В день трагедии 30 января 1829 г. базар Тегерана был закрыт (представьте себе, что значит закрыть огромный базар - центр жизни города!), и с самого утра народ стал собираться в главной мечети, где прозвучали призывы: «Идите в дом русского посланника, отбирайте пленных, убейте Мирзу-Якуба». Налицо прямое подстрекательство к резне духовных лидеров Тегерана, а отнюдь не спонтанный народный гнев.

4 . Далее, согласно «Реляции», происходило следующее: «Четыреста или пятьсот человек, предшествуемые потрясавшими палками и обнажёнными саблями, направились от мечети к жилищу посланника... Дождь камней падал уже во дворы, и крики толпы сливались временами в одно общее ура... Волнение увеличивалось всё более и более; раздалось несколько выстрелов, и вскоре народ ворвался во дворы. Несчастный Якуб... упал, поражённый бесчисленными ударами кинжала. Слуги Аллаяр-хана схватили женщин и потащили их прочь».

5 . Показательно, что охранявшие миссию персидские солдаты и офицеры сразу же разбежались. Казалось бы, после того как Мирза-Якуб был убит, а женщины-пленницы были уведены из миссии, бунтовщики сделали своё дело. Однако тут происходит самое невероятное, доказывающее, что главной целью заговора было отнюдь не возвращение пленных: через полтора часа штурм начался с ещё большим напором. Согласно «Реляции», теперь более многочисленная толпа «была снабжена огнестрельным оружием и к ней присоединились и солдаты разных военных частей».

6 . Защищавшиеся члены русской миссии, почти все без исключения, в том числе и Грибоедов, выказали примеры истинного героизма. Послушаем свидетельства. «Казаки героически дрались, постепенно отодвигаясь к комнатам. Когда почти все были избиты и толпа приблизилась к комнатам, посол со мною и вместе с двумя казаками лицом к лицу стали навстречу толпе... Оказалось, что он с места ранил нескольких и из ружья убил несколько... персов» (Амбарцум). «Меня отбросили назад, в комнату, где я увидел 17 тел моих товарищей, вытянутых на полу. Левая сторона груди посланника была насквозь проткнута саблей, и мне показали борца, состоявшего в услужении у одного из жителей Тегерана, человека атлетического телосложения и огромной силы, который якобы нанёс ему этот удар» («Реляция»). Гибель Грибоедова, встретившего опасность, как солдат, действительно была героической. Как писал Пушкин, «самая смерть, постигшая его посреди смелого, неравного боя, не имела для Грибоедова ничего ужасного, ничего томительного. Она была мгновенна и прекрасна».

7. Справедливости ради следует сказать, что при начале возмущения посланниками шаха были сделаны робкие попытки уговорить нападавших остановиться. Прибыли даже принцы Али-шах и Имам-Верди-Мирза, но им пришлось позаботиться о собственной безопасности и скрыться. А где же были войска шаха, которые должны были защитить миссию? Они появились только после того, как всё было кончено, причём сами участвовали в грабеже и мародёрстве.

8 . Неподалёку от русской миссии располагалось английское посольство, и в нём произошёл весьма показательный инцидент. Согласно «Реляции», «план истребления был выполнен настолько хорошо, что народ ворвался даже в передний двор британского посольства и вырезал семь или восемь человек русских, проживающих при конюшнях, после чего завладел всеми лошадьми, принадлежавшими посланнику». Можно ли вообще представить себе, чтобы фанатики во время резни отличали бы «дружественное» - британское от «враждебного» - русского, если бы среди них не было провокаторов с весьма определёнными задачами.

9 . Далее вакханалия продолжалась. В «Реляции» об этом сообщалось: «Впоследствии я узнал от моих слуг, что изуродованный труп Мирзы-Якуба таскали по всему городу и бросили, наконец, в глубокую канаву. Так же поступили и с другим трупом, который сочли за труп Грибоедова... Из русского посольства погибло 44 человека (по свидетельству Мальцова - 37 человек. - С.Д. ). После некоторых поисков перед окном помещения, занимаемого Грибоедовым, в груде трупов нашли и его тело; я заметил с большим удовлетворением, что оно не подверглось осквернению». Получается, что целью резни в Тегеране было именно уничтожение, причём поголовное, всех членов русской миссии. Кто же был подстрекателем и сценаристом такой кровавой драмы? Думается, что все детали и пружины трагедии мы не узнаем уже никогда, однако можно с уверенностью сказать, что роковую роль в трагедии сыграло совпадение антирусских интересов и задач у нескольких игроков этой драмы.

Прежде всего английских дипломатов, которые, теряя своё влияние в условиях роста могущества России на Востоке, всячески стремились рассорить Россию и Персию, вплоть до разрыва действующих договоров и даже во-зобновления между ними военных действий. Английские историки обычно отрицают причастность своих соотечественников к событиям, ссылаясь на дружеские отношения Грибоедова и Джона Макдональда, как бы забывая о действиях группировки авантюриста Генри Уиллока и Джона Макнила, представлявшей интересы английской аристократии и Ост-Индской компании.

В начале 1828 г. новым премьер-министром Великобритании стал герцог Веллингтон, взявший в тот период курс на конфронтацию с Россией и требовавший вновь стравить Персию с Россией. В середине 1828 г. в Лондоне началась настоящая истерия, связанная с тем, что русские дошли уже до Аракса и что они вот-вот сделают бросок до Инда. 2 октября 1828 г. Веллингтон записал в своём дневнике: «Мы не можем больше сотрудничать с Россией, мы выступим против и развяжем себе руки. Так или иначе... мы должны избавиться от России». Ещё более откровенно высказывался лорд-хранитель тайной печати Элленборо: «Наша политика и в Европе и в Азии должна преследовать единую цель - всячески ограничивать русское влияние... В Персии, как и везде, необходимо создать предпосылки, чтобы при первой необходимости начать широкую вооружённую борьбу против России».

Можно представить себе, какие указания давали своим службам такие правители Великобритании, и что в такой зловещей игре стоила жизнь каких-то там русских дипломатов, особенно в руках таких деятелей, как Г. Уиллок, которого даже его начальник Макдональд называл «бессовестным интриганом»: «...Не в его характере делать что-либо открыто и прямо, как подобает человеку благородному... Я мог бы предать гласности такие дела его здесь, в Персии, что его прокляли бы до конца дней...» Очень важно, что эти слова были написаны английским посланником уже после гибели Грибоедова, и не содержится ли в них признание Макдональда о том, что он знал правду о роли Уиллока в трагедии? Уиллоку активно помогал врач Джон Макнил, который благодаря своим связям с двором шаха, по признанию многих, «стал самым влиятельным лицом во всей Персии» (именно он будет назначен позднее послом Великобритании в этой стране, и не в награду ли за свершённое в 1829 г.?).

Русский писатель Д.Л. Мордовцев в своём романе «Железом и кровью» выдвинул весьма правдоподобную версию, согласно которой «заговорщики, воспользовавшись несчастной судьбой Мирзы-Якуба, спровоцировали его уход под защиту русского посла, чтобы поставить Грибоедова в безвыходное положение и покончить с ним». Вероятнее всего, Мордовцеву была известна книга английского дипломата Дж.-Э. Александера «Путешествие из Индии в Англию», изданная в Лондоне в 1827 г., ещё до смерти Грибоедова, в которой утверждалось, что Мирза-Якуб был тесно связан с английскими резидентами в Персии. Именно он сыграл самую роковую роль в цепи тегеранских событий. Побудительные мотивы такого поведения евнуха до сих пор неясны: действовал ли он на свой страх и риск? заставили ли его пойти на такой шаг? не согласился ли он добровольно разыграть согласованный с англичанами сценарий, ожидая каких-либо благ в будущем? не обманули ли его в итоге английские резиденты? Полную правду, наверное, не дано будет узнать никогда и никому. И, конечно, является весьма спорным широко распространённое объяснение непричастности англичан к трагедии в Тегеране тем, что непосредственно в те дни там не было никого из руководителей британской миссии. Не являлось ли это отсутствие, наоборот, неудачной попыткой создать себе алиби?

Помимо англичан свои интересы в разыгравшейся драме пытался соблюсти и тегеранский двор. Самому Фетх-Али-шаху, помимо решения вопроса с Мирза-Якубом, было крайне выгодно, воспользовавшись ситуацией Русско-турецкой войны, попытаться пересмотреть условия Туркманчайского договора, прекратить выплаты обременительной контрибуции и как будто бы чужими руками отомстить одному из главных действующих лиц последней войны с Россией - Грибоедову. Противником Грибоедова выступил и первый министр Персии Аллаяр-хан, и дело здесь было не только в желании вернуть в гарем двух женщин-пленниц и отомстить за позор своего пленения, но и в желании, отстранив от дел Грибоедова, ослабить тем самым Аббас-Мирзу, наследника престола, который надеялся на поддержку России в борьбе за трон. Духовные мусульманские лидеры Персии видели в разгроме русской миссии реальный шанс разжечь антирусские настроения и усилить своё политическое влияние в Тегеране в условиях резкого падения авторитета шаха, который после проигранной войны с Россией оказался объектом критики. И, наконец, в том, чтобы рассорить Персию и Россию в ходе очередной Русско-турецкой вой-ны, были кровно заинтересованы султан Турции и его ставленники, также имевшие определённое влияние в Тегеране.

...И последствия

Узнав о трагедии в Тегеране, царское правительство, занятое тогда войной с Турцией, посчитало возможным свести произошедшие события к случайности и потребовало со стороны Персии только извинительного письма шаха для императора, наказания виновных и искупительной миссии одного из «принцев крови» - сыновей Аббас-Мирзы. В Петербург был направлен седьмой его сын - шестнадцатилетний Хосров-Мирза, 12 августа 1829 г. искупительная миссия была принята императором в Зимнем дворце. Хосров-Мирза зачитал послание шаха, а впоследствии передал его подарки, в том числе знаменитый алмаз «Шах» (88 1/2 карата), который был преподнесён не как дар за голову поэта, а как повод для облегчения финансового бремени шаха. Император в итоге простил 9-й курур и рассрочил выплату 10-го на пять лет, хотя в действительности тот вообще никогда не был выплачен. Получается, что шах добился, хотя и частично, того, чего хотел, - сокращения выплат. Ссылаясь на военные действия с Турцией, Николай I не предъявил также никаких претензий к правительству Англии за провокационные действия его представителей в Тегеране.

В письме императору шах сетовал на внезапность мятежа черни, «несоблюдение обычаев которой со стороны посольской свиты и вызвало возмущение», сообщал, что всех замеченных в погроме он приказал казнить, наместника Тегерана за неприятие должных мер «удалить вовсе со службы», а ставшего главой мятежа верховного муллу Тегерана Мирзу-Месиха «сослать в один из отдалённых городов». Аллаяр-хан был бит палками по пяткам. Фактически шах признавал вину своих сановников за трагедию, но это ничего не изменило. Николай I заявил принцу: «Я предаю вечному забвению злополучное тегеранское происшествие»... Однако какой-то высший суд всё-таки вмешался в судьбы правителей Каджарской династии, виновных так или иначе, прямо или косвенно, в разгроме русской миссии. Осенью 1833 г. скончался Аббас-Мирза, а через год - его отец Фетх-Али-шах. В результате ожесточённой борьбы за трон победил старший сын Аббас-Мирзы от первой жены Мамед-Мирза, который приказал ослепить двух сыновей своего отца от другой жены - Джехангира и Хосрова-Мирзу, который 40 лет прожил слепым в ссылке. Вот такие нравы демонстрировали в те годы правители Персии, считавшие себя «не виновными» в жестокостях тегеранского разгрома...

Паскевич, пожалуй, единственный из высокопоставленных деятелей того времени, встал на защиту памяти Грибоедова. Он больше всего засомневался в отсутствии в трагических событиях английского следа и писал Нессельроде: «если персидские министры знали о готовившемся возмущении, то, несомненно, это было известно и английскому посольству, у которого весь Тегеран на откупу». Нессельроде просил Паскевича вести себя сдержанно, «беречь англичан и не давать веры слухам, которые распространяются про них». Паскевич же требовал прислать в Астрахань 10 тысяч солдат, чтобы надавить на Персию, и настаивал на вступлении её в войну против Турции. И именно его резкое письмо-угроза Аббас-Мирзе подействовало в итоге на Фетх-Али-шаха, который наказал, хотя и очень мягко, виновных в разгроме.

В России, кроме Паскевича, нашлись и многие другие люди, которые не поверили в официальную версию событий и встали на защиту светлой памяти министра-поэта. Приведём слова о Грибоедове его сослуживца, а впоследствии наместника Кавказа Н.Н. Муравьёва-Карского: «Грибоедов в Персии был совершенно на своём месте... он заменял нам там единым своим лицом двадцатитысячную армию, и не найдётся, может быть, в России человека столь способного к занятию его места. Он был настойчив, знал обхождение, которое нужно было иметь с персиянами... Поездка его в Тегеран для свидания с шахом вела его на ратоборство со всем царством персидским. Если б он возвратился благополучно в Тавриз, то влияние наше в Персии надолго бы утвердилось... И никто не признал ни заслуг его, ни преданности своим обязанностям, ни полного и глубокого знания своего дела!»

В искусстве всегда трогает и заставляет страдать именно то, что связано с самим творцом, поэтому в творениях Грибоедова главный герой - это сам поэт, поднявшийся над прозой жизни. 185 лет минуло с той поры, когда в бою оборвалась жизнь великого поэта и дипломата. И как обидно, что до сих пор скрыта даже от наших соотечественников вся правда о жизненном подвиге этого человека и ему ещё не возданы должные почести. А в Тегеране за высокими заборами российского посольства, подальше от глаз обывателей, как будто бы стеснительно спрятан бронзовый памятник поэту-министру. Успокаивает только осознание того, что смерть «персидского странника» была совсем не напрасной: после тегеранской трагедии 1829 г. народы России и Персии фактически больше никогда не воевали друг с другом и даже, наоборот, не раз выступали союзниками. Мне посчастливилось в последние годы трижды посетить Иран, проехав теми самыми дорогами, которые вели туда Грибоедова. К сожалению, объём данной статьи не позволяет раскрыть многие новые детали и грани неразработанной до конца темы «Грибоедов и Персия», которые мне удалось открыть во время своих путешествий. Надеюсь, что в ближайшее время я смогу это сделать в своей книге «Персидские напевы. От Грибоедова и Пушкина до Есенина и XXI века»...