Александр Куманин был женат на тетке Ф. М. Достоевского Александре Федоровне. Кроме того, они стали крестным будущего великого писателя. Достоевский часто бывал в гостях у своих родственников на Ордынке. Из грязного и холодного флигеля Мариинской больницы для бедных, где жили Достоевские, он попадал в другой, незнакомый ему мир, который впечатлял юного Федора богатством и красотой. Каждый приезд к Куманиным был для него настоящим праздником. Отец Достоевского Михаил Андреевич был домашним доктором Куманиных, а позже и других купеческих семей, которым был порекомендован, как высококлассный врач. Детские впечатления Достоевского воплотились в произведениях писателя. Исследователь творчества писателя Г. А. Федоров полагает, что в изображении дома Парфена Рогожина отразились и характерные особенности московского дома Куманиных. Каждый может мысленно заглянуть в особняк, читая на страницах романа “Идиот” описание интерьеров жилища Рогожина на Гороховой улице. Это описание будет особенно ценно, если учесть, что усадьба Куманиных до наших дней не сохранилась. “Он знал, что Рогожин с матерью и братом занимает весь второй этаж этого скучного дома. Отворивший князю человек провел его без доклада и вел долго; проходили они и одну парадную залу, которой стены были “под мрамор”, со штучным дубовым полом и с мебелью двадцатых годов, грубою и тяжеловесною, проходили и какие-то маленькие клетушки, делая крючки и зигзаги, поднимаясь на две, на три ступени и на столько же спускаясь вниз, и наконец постучались в одну дверь... ” Все это вполне подходит под описание особняка Куманиных. Разный уровень второго этажа в трех частях дома объясняет наличие перепадов, из-за которых требовались дополнительные ступени. Протяженная парадная анфилада с характерной планировкой и наличие ступеней позволяет нам вслед за Федоровым говорить о том, что Достоевский поселил Парфена Рогожина в куманинском доме. Даже сейчас в доме № 17 по Большой Ордынке остались перепады в рядах окон, говорящие о ступенчатых спусках и подъемах внутри. Далее в романе происходит интересный диалог между Рогожиным и князем Мышкиным: “– Твой дом имеет физиономию всего вашего семейства и всей вашей рогожинской жизни, а спроси, почему я этак заключил, – ничем объяснить не могу. Бред, конечно. Даже боюсь, что это меня так беспокоит. Прежде и не вздумал бы, что ты в таком доме живешь, а как увидал его, так сейчас и подумалось: “Да ведь такой точно у него и должен быть дом!” – Вишь! – неопределенно усмехнулся Рогожин, не совсем понимая неясную мысль князя. – Этот дом еще дедушка строил, – заметил он. – В нем всё скопцы жили, Хлудяковы, да и теперь у нас нанимают. – Мрак-то какой. Мрачно ты сидишь, – сказал князь, оглядывая кабинет. Это была большая комната, высокая, темноватая, заставленная всякою мебелью – большею частию большими деловыми столами, бюро, шкафами, в которых хранились деловые книги и какие-то бумаги. Красный широкий сафьянный диван, очевидно, служил Рогожину постелью. Князь заметил на столе, за который усадил его Рогожин, две-три книги; одна из них, “История” Соловьева, была развернута и заложена отметкой. По стенам висело в тусклых золоченых рамах несколько масляных картин, темных, закоптелых и на которых очень трудно было что-нибудь разобрать – А мне на мысль пришло, что если бы не было с тобой этой напасти, не приключилась бы эта любовь, так ты, пожалуй, точь-в-точь как твой отец бы стал, да и в весьма скором времени. Засел бы молча один в этом доме с женой, послушною и бессловесною, с редким и строгим словом, ни одному человеку не веря, да и не нуждаясь в этом совсем и только деньги молча и сумрачно наживая. Да много-много что старые бы книги когда похвалил, да двуперстным сложением заинтересовался, да и то разве к старости… ”

На Большой Ордынке, под номером 17 стоит большой серый пятиэтажный дом, двумя секциями выходит на "красную линию" улицы, одна секция - в глубине двора. На первый взгляд, дом советский, 1930-х годов, в стиле, переходном от конструктивизма к сталинской архитектуре. Но за этим советским фасадом скрывается огромная история. Это усадьба купцов Куманиных, построенная в конце XVIII века, и в ней успели пожить и Достоевский, и Ахматова. А выдаёт старину здания ограда вдоль Ордынки, которая уж точно не производит впечатления советской.

Среднюю часть дворовой секции здания составляют палаты середины XVIII века. В конце этого же века дом был расширен, в первой половине и середине XIX века владельцами усадьбы были богатые купцы Куманины. Жена – сестра матери , он в детстве у своей тётки жил какое-то время, в 1830-х годах. Некоторые литературоведы даже считают, что эта усадьба стала прототипом дома Парфёна Рогожина из романа «Идиот», а семья Куманиных и их окружение - прототипами некоторых героев произведения. И не стоит удивляться тому, что дом по сюжету романа находится в Петербурге, на Гороховой улице. Считается, что описывал писатель именно дом на Ордынке, его облик и различные бытовые подробности.

Но большинство москвичей знают этот дом именно как «Легендарную Ордынку», дом, в котором почти 30 лет, с 1938 по 1966 годы, жила . Впрочем, у неё было два адреса – Фонтанка в Ленинграде, и Ордынка в Москве. Здесь она жила у своих друзей Ардовых, в квартире № 13. Квартира эта находится в южном флигеле здания, окно комнаты Ахматовой выходит во двор. Несмотря на это, мемориальная доска, посвящённая Ахматовой, висит на северном флигеле, что запутывает интересующихся людей.

Незадолго до того, как сюда стала приезжать Анна Ахматова, в 1938 году, двухэтажная усадьба была надстроена ещё тремя этажами, и с тех пор здание уже не похоже на купеческую усадьбу, оно больше напоминает советский жилой дом. Только, как уже писалось выше, богато декорированная ограда 1860-х, да ширина окон первого и второго этажей выдают возраст здания.

В квартире Ардовых у Ахматовой в гостях побывал весь список звёзд литературы середины ХХ века. И именно здесь, в этом доме произошла единственная встреча Ахматовой и Цветаевой. Время было непростое, июнь 1941 года, буквально за пару недель до войны. И вот Цветаева приехала к Ахматовой, они несколько часов общались и совершенно разочаровались друг в друге, не приняли друг друга в творчестве. Ахматова даже сказала потом про Цветаеву: «Она пришла и сидела семь часов».

В 2000 году во дворе дома, за оградой, поставили первый в России памятник Ахматовой. Памятник необычный, поскольку выполнен он был скульптором В.А Суровцевым по рисунку Амедео Модильяни. На данный момент стоит вопрос об устройстве в квартире Ардовых музея Анны Ахматовой.

Легендарная Ордынка, или Московский дом Анны Ахматовой Актер Алексей Баталов и его брат, протоиерей Михаил Ардов, обратились к мэру Москвы с предложением создать в квартире их родителей на улице Большая Ордынка музей Анны Ахматовой. В доме писателя Виктора Ардова и актрисы Нины Ольшевской Ахматова жила, приезжая в Москву в 1940-60-е годы. «В квартире родителей поэт в послевоенные годы бывала довольно часто, - говорит М.Ардов. - Поэтому мы предлагаем создать в квартире музей под названием „Легендарная Ордынка или Московский дом Анны Ахматовой“. Тем более что она сама ее Легендарной и называла». «У меня есть грех перед Ахматовой, но она мне его при жизни простила. - вспоминает Михаил Ардов. - Грех этот заключается в том, что из-за меня «Реквием» стал распространяться в списках. В шестьдесят втором году Анна Андреевна, наконец, решилась записать эти стихи, которые, по ее собственному выражению, до той поры «лежали на дне ее памяти». ...Когда «Реквием» был записан, Ахматова никому не давала его переписывать, а только разрешала читать свой собственный экземпляр где-нибудь в соседней комнате. Однажды, когда к ней пришел какой-то гость, я попросил стихи почитать и успел переписать их, пока визитер у нее сидел. «Реквием» списал у меня мой учитель и почитатель Ахматовой - профессор Александр Васильевич Западов. Через несколько дней к Анне Андреевне пришел редактор из издательства «Советский писатель» Виктор Фогельсон. Когда Ахматова показала ему эти стихи, он сказал, что знает их, - видел у Западова. Анна Андреевна сейчас же сообразила, каким образом «Реквием» мог попасть к Александру Васильевичу. После ухода Фогельсона у нас последовало объяснение, но сравнительно легкое и непродолжительное, так как Ахматова сама уже склонялась к тому, чтобы показать стихи в какой-нибудь журнал. «Реквием» сейчас же был послан в «Новый мир». Там его печатать не решились, но зато сотрудники переписали его для себя. Как и следовало ожидать, вскоре после этого «Реквием» вышел в Западной Германии, Анне Андреевне доставили экземпляр мюнхенского издания. И всякий раз, когда она брала эту книгу в моем присутствии, произносила бытующую на Ордынке цитату из Зощенки: «Минькина работа». На машинописном экземпляре «Реквиема», подаренном мне, Анна Андреевна сделала такую надпись: «Михаилу Ардову - стихи, которые около четверти века лежали на дне моей памяти - чтобы для него вновь возник день, когда они стали общим достоянием. Анна Ахматова». «Ахматова всю жизнь протестовала против попыток „замуровать“ ее в десятых годах и даже несколько ревниво относилась к „слабым стихам“ двадцатилетней девушки, ставшим ее визитной карточкой. Уже в двадцатые годы, а особенно очевидно после „Реквиема“, лирическая исповедь обрывается, и на первый план выходят мотивы памяти, культуры, истории», - отмечает И.Н.Сухих. Мы представляем вашему вниманию разделы «Реквием: я была тогда с моим народом» и «Историческая поэма: я - голос ваш» из книги «Литература. Учебник для 11 класса».

В доме антикварной книги "В Никитском" появится мемориальное пространство, посвященное Анне Ахматовой. Экспозиция откроется 21 февраля. Что там будет – рассказывает куратор проекта, искусствовед и коллекционер Анатолий Гостев.

Фотохроника ТАСС

Анатолий Гостев, куратор проекта:

Фото: Агентство "Москва"/Зыков Кирилл

Основные экспонаты

Фото предоставлено пресс-службой музея

Нина Попова, директор музея Анны Ахматовой в Фонтанном Доме

"Музей Анны Ахматовой в Фонтанном Доме приветствует любое начинание, связанное с сохранением памяти о нашей патронессе. Тем более, что с Москвой в биографии и творчестве Ахматовой связано очень многое. Необычно, что экспозиция, посвященная поэту, появится не как филиал московского Литературного музея, в собрании которого хранятся многие ценные материалы, посвященные Ахматовой. Однако и негосударственный музей поэта вызывает у нас интерес и симпатию"

Фото предоставлено пресс-службой музея

Фото предоставлено пресс-службой музея

Большая Ордынка. Прогулка по Замоскворечью Дроздов Денис Петрович

«ЛЕГЕНДАРНАЯ ОРДЫНКА»

«ЛЕГЕНДАРНАЯ ОРДЫНКА»

В утренний сонный час,

– Кажется, четверть пятого, -

Я полюбила вас,

Анна Ахматова.

М.И. Цветаева

До революции 1917 года в усадьбе Куманиных продолжали жить новые поколения купеческо-дворянского рода. За свою историю дом неоднократно переделывался. Еще в середине XIX века часть южного флигеля, обращенную к выезду, сломали, а парадный вход замкнули с юга корпусом, симметричным северному. Это расположение видно и в современном здании. Одноэтажные флигели были надстроены вторыми этажами и получили строгие ампирные формы.

После очередной перестройки в 1930-х годах от куманинского особняка осталась только высокая ограда с кованой решеткой середины XIX века. Но новое пятиэтажное здание было выстроено на основе старых корпусов усадьбы Куманина, сохраняя сложность ее плана. В это же время в правом корпусе дома в квартире № 13 поселился писатель-сатирик Виктор Ефимович Ардов со своей женой актрисой Ниной Антоновной Ольшевской и ее сыном от первого брака Алексеем Баталовым – будущим известным актером. Позже у Ардова и Ольшевской родятся еще два сына – Борис и Михаил. Сначала семья Ардовых жила в писательском кооперативном доме № 3 – 5 по Нащокинскому переулку. Соседями их были К.А. Тренев, С.И. Кирсанов, В.Б. Шкловский, С.А. Клычков, М.А. Булгаков и другие писатели. Виктор Ефимович был душевным, внимательным и хлебосольным хозяином. Где бы он ни жил, в его квартире всегда находилось место празднику. Он любил устраивать веселые застолья с друзьями – писателями, музыкантами и актерами – с хорошим вином, богатым угощением, остроумными шутками и чтением. Сюжеты для юмористических рассказов рождались во дворах, магазинах и ресторанах. Выпустит книгу – и дарит ее прототипам, чтобы посмотреть, догадаются или нет. Иногда он набирал полные карманы конфет и шел во двор – раздавать соседским ребятишкам.

Осип Эмильевич Мандельштам

В 1933 году поэт О.Э. Мандельштам поселился в Нащокинском переулке – как раз над квартирой Ардова. Согласно мемуарам литературоведа Э.Г. Герштейн: «Нина Антоновна Ольшевская принадлежала к первому послереволюционному выпуску школы Станиславского, который описан в его книге «Работа с актером». Она была красавица смешанных кровей – польской аристократической, русской и татарской. Блестящие черные волосы, смуглый румянец и «горячие», по выражению Н.И. Харджиева, глаза подсказывали ему слово «цыганка», когда он говорил о Нине Антоновне... Иногда, ведя к себе домой кого-нибудь из встретившихся на улице знакомых, Осип Эмильевич по дороге звонил в квартиру Ардовых. Если дверь открывала Нина Антоновна, он представлял ее своему спутнику такими словами: «Здесь живет хорошенькая девушка». После чего вежливо раскланивался, говорил, улыбаясь: «До свидания» – и вел своего гостя на пятый этаж».

Между семьями Ардова и Мандельштама установились добрососедские отношения. Однажды к Осипу Эмильевичу приехала из Ленинграда А.А. Ахматова со своим сыном Л.Н. Гумилевым. У Мандельштама было в тот вечер всего одно свободное спальное место, и он попросил Ардова приютить на ночлег Гумилева. Молодая актриса Ольшевская относилась к Ахматовой с трепетом и благоговением. «Когда она гостила у Мандельштамов, и я видела, как она подымается по лестнице, я обалдевала. Это такой случай в моей жизни! Даже трудно было себе представить, как мне повезло!» – вспоминала Нина Антоновна. Гумилев сказал матери, что Ардовы – симпатичные люди, и после этого Анна Андреевна очень сдружилась с Ольшевской, хотя та по возрасту годилась ей в дочки, и до конца жизни оставалась желанным гостем в доме Ардовых.

Потом Ардовы переехали в писательский дом в Лаврушинском переулке, где их соседом был Б.Л. Пастернак, который приятельствовал с Ардовым и ценил его творчество. А в 1938 году после рождения сына Михаила семья перебралась на Большую Ордынку. Когда Ахматова приезжала в Москву, она прямо с вокзала направлялась к Ардовым. Для нее освобождали комнату Алексея Баталова, по воспоминаниям которого, в ней было шесть метров, когда я ложился, то доставал ногами до противоположной стены, – а она выглядела в этом закутке, как королева. В этой крохотной комнатушке с одной тахтой и тумбочкой Ахматова жила месяцами. С легкой руки Анны Андреевны квартира Ардовых стала называться «Легендарной Ордынкой». Ахматова была близка не только с Ниной Антоновной, но и с самим хозяином «Легендарной Ордынки» Виктором Ефимовичем. Он отличался тонким умом, широкой эрудицией и превосходным чувством юмора. Ардов был связан с литературой, театром, кино, хорошо разбирался в истории и политике, поэтому Ахматова любила беседовать с ним ночами на кухне за чашкой чая.

Анна Андреевна Ахматова. Фотография 1940-х гг.

Особенно часто Анна Андреевна бывала в Москве, когда Л.Н. Гумилев сидел в Лефортовской тюрьме. Это печальное событие еще больше сблизило Ахматову и Ольшевскую, у которой была репрессирована мать. Гумилева арестовали в 1938 году, а освободили только восемнадцать лет спустя. Анна Андреевна болезненно переживала разлуку с сыном:

Ты спроси у моих соплеменниц,

Каторжанок, стопятниц, пленниц,

И тебе порасскажем мы,

Как в беспамятном жили страхе,

Как растили детей для плахи,

Для застенка и для тюрьмы.

Именно здесь, на Большой Ордынке, № 17, произошла 7 июня 1941 года первая и единственная встреча двух великих поэтесс – А.А. Ахматовой и М.И. Цветаевой. Хозяин дома вспоминал об этом так: «Я сам открыл входную дверь в тот погожий зимний день. Марина Ивановна вошла в столовую. Здесь на своем обычном месте на диване сидела Ахматова. Мне не нужно было даже произносить обычные слова при представлении двух лиц друг другу. Волнение было написано на лицах обеих моих гостий. Они встретились без пошлой процедуры «знакомства». Не было сказано ни «очень приятно», ни «как я рада», ни «так вот вы какая». Просто пожали друг другу руки. Я не без колебаний ушел из комнаты: я понимал, что, оставив обеих поэтесс вдвоем, я лишаю историю нашей литературы важных свидетельских показаний. Вскоре поэтессы перешли в маленькую комнату… Примерно два часа они пробыли там вместе. Затем обе вышли еще более взволнованные, чем при первых мгновениях встречи. Зная Анну Андреевну, я легко увидел на ее лице следы тех переживаний, которые вызываются у нее чужими несчастьями, наблюдаемыми непосредственно или по рассказам… Вышли они, подружившись, что я почувствовал сразу же. Но не было, конечно, признаков возникшего только что мелкого женского приятельства, которое обычно для посредственных натур. Обе женщины молчали и не смотрели друг на друга… Когда Цветаева уходила, Анна Андреевна перекрестила ее. Кажется, больше они и не видались».

В тот памятный день Цветаева преподнесла Ахматовой «Поэму воздуха», переписанную за ночь своей рукой. У Марины Ивановны много стихов, посвященных Анне Андреевне. «Если бы я могла просто подарить ей – Кремль, я бы наверное этих стихов не написала», – заметила однажды Цветаева, которая любила многозвучную, живописную, пеструю Москву всем сердцем. Быть может, в том числе и благодаря ее стихам Ахматова прониклась Замоскворечьем и Большой Ордынкой, свежестью Москвы-реки и широкой московской осенью . Иногда Ахматова вспоминала, что Цветаева подарила ей Москву:

В певучем граде моем купола горят,

И Спаса светлого славит слепец бродячий...

И я дарю тебе свой колокольный град,

– Ахматова! – и сердце свое в придачу.

Марина Ивановна Цветаева

Во время войны Анна Андреевна была эвакуирована в Ташкент, а Ольшевская с детьми – в Казань. Виктор Ефимович в 1942 году добровольцем ушел на фронт, был военным корреспондентом, участвовал в боях, за что награжден орденом Красной Звезды. Лишь весной 1944 года «Легендарная Ордынка» вновь ожила. После войны Ахматову исключили из Союза писателей, ее стихи перестали печатать, заказы на переводы практически не поступали. Но если она получала где-нибудь деньги, она их как можно скорее раздавала нуждающимся людям. Анну Андреевну лишили продовольственных карточек, однако совершенно незнакомые с ней люди узнавали адрес Ардовых и бросали в почтовый ящик десятки карточек, чтобы хоть как-то помочь любимой поэтессе.

По словам Ардова, Ахматова необыкновенно чувствовала поэзию. Однажды к ней пришла поэтесса и прочитала большую поэму о своей любви к убитому на войне мужу. Выслушав ее, Анна Андреевна сказала: «Главный недостаток вашей поэмы, что, по существу, вы сейчас любите другого человека, о нем вы пишете в этой поэме, и только прикрываетесь фигурой вашего убитого мужа». И та сказала: «Это правда». В русской поэзии для Ахматовой переломными были стихи А.С. Пушкина и Н.А. Некрасова. А из современников она восхищалась В.В. Маяковским. «Это – новый голос. Это настоящий поэт», – говорила она. Ахматова часто читала его стихи о любви наизусть. Э.Г. Герштейн рассказывала: «Однажды в Ленинграде Ахматова шла по улице и почему-то подумала: «Сейчас встречу Маяковского». И вот он идет и говорит, что думал: «Сейчас встречу Ахматову». Он поцеловал ей обе руки и сказал: «Никому не говорите». Кстати сказать, последняя любовь Маяковского – В.В. Полонская, которую поэт в предсмертной записке назвал в числе других «моей семьей», – была близкой подругой Ольшевской еще со времен Художественного театра.

Часто вечерами Анна Андреевна гуляла по переулкам, где ходил Островский . Удивительно, но ни Достоевского, в бывшем доме тетки которого она жила, ни Островского, по переулкам которого ей нравилось прогуливаться, Ахматова не любила. Да и сами хозяева квартиры на Большой Ордынке не знали, что Александра Федоровна Куманина была тетей Достоевского. Многие свои стихотворения Анна Андреевна подписывала «Москва. Ордынка» или «Москва. На Ордынке». Город становился и героем ее стихов:

Переулочек, переул...

Горло петелькой затянул.

Тянет свежесть с Москва-реки,

В окнах теплятся огоньки.

Как по левой руке – пустырь,

А по правой руке – монастырь,

А напротив – высокий клен

Красным заревом обагрен,

А напротив – высокий клен

Ночью слушает долгий стон.

Покосился гнилой фонарь -

С колокольни идет звонарь...

Мне бы тот найти образок,

Оттого что мой близок срок,

Мне бы снова мой черный платок,

Мне бы невской воды глоток.

В 1956 году в «Легендарной Ордынке» после долгой разлуки встретились наконец мать и сын – Ахматова и освобожденный из лагеря Л.Н. Гумилев. В течение всего времени ссылки Анна Андреевна усердно хлопотала о его освобождении, она даже написала стихи, прославляющие Сталина – палача ее сына. Но только после смерти вождя Гумилев получил свободу. Это случилось неожиданно. Ахматова как раз была в Москве, а Гумилев спешил к ней в Ленинград и почти случайно заехал к Ардовым.

Квартиру Ардовых все считали и ахматовской, потому что Анна Андреевна прожила на Большой Ордынке ничуть не меньше, чем в Ленинграде в знаменитом Фонтанном доме («Легендарной Фонтанке», как его в шутку окрестили друзья поэтессы). К Ахматовой приходило гораздо больше гостей, чем к самим хозяевам. Это были как близкие ее друзья – Э.Г. Герштейн, Н.И. Харджиев, М.С. Петровых, Л.К. Чуковская, Л.Д. Большинцова, – так и молодые писатели, поэты и художники. Сын Виктора Ефимовича Ардова Михаил в замечательной книге воспоминаний «Легендарная Ордынка» пишет:

«Как-то Б.Л. Пастернак назвал это:

– Столкновение поездов на станции Ахматовка.

Шутка прочно вошла в обиход Ордынки. Впоследствии «столкновение поездов на станции» отпало, и Анна Андреевна за завтраком сообщала нам:

– Сегодня – большая Ахматовка.

Это означало, что у нее будет много гостей».

А.Г. Найман – личный секретарь Ахматовой и автор мемуаров о поэтессе – вспоминал: «Пишущие стихи обращались к ней с тем, чтобы услышать ее оценку… При этом, когда автор приходил за ответом, она старалась не обидеть и говорила что-нибудь необязательное, что, из ее уст, могло быть воспринято как похвала: «В ваших стихах есть чувство природы», «Мне нравится, когда в стихи вводят прямую речь», «Белые стихи писать труднее, чем в рифму», «Это очень ваше», «В ваших стихах слова стоят на своих местах».

Последнее литературное окружение Анны Андреевны – это поэты Е.Б. Рейн, Д.В. Бобышев, А.Г. Найман и будущий нобелевский лауреат И.А. Бродский. Ахматова выделяла их из числа остальных и была для них не только поэтическим, но и духовным авторитетом. После смерти Анны Андреевны Ахматовой Бобышев написал стихотворение, в котором есть такие строки:

И, на кладбищенском кресте гвоздима,

душа прозрела: в череду утрат

заходят Ося, Толя, Женя, Дима

ахматовскими сиротами в ряд.

За четыре дня до своей кончины Ахматова подарила Нине Антоновне Ольшевской сборник стихотворений «Бег времени» с дарственной надписью: «Моей Нине, которая все обо мнезнает, с любовью Ахматова. 1 марта 1966, Москва». Благодаря дружбе Ахматовой и Ардовых дом № 17 по Большой Ордынке приобрел свою «легендарность». Обычная московская четырехкомнатная квартира видела и слышала столько, сколько хватило бы не на один том воспоминаний. Б.Л. Пастернак читал здесь роман «Доктор Живаго» и перевод «Фауста», частыми гостями у Ардовых были М.А. Булгаков, К.И. Чуковский, Д.Д. Шостакович, Ф.Г. Раневская и др. По воспоминаниям М.В. Ардова, «на Ордынке был некий культ Зощенко. Он вспоминался и цитировался постоянно. Моя память и сейчас хранит многое из того, что употреблялось в нашем семейном обиходе: «Желающие не хотят», «Маловысокохудожественные стихи», «Пьеса не хуже, чем у Бориса Шекспира», «Не то чтобы мы пишем из-за денег, но гонорар вносит известное оживление в наше дело». Культ Зощенко в нашей семье, так сказать, косвенно поддерживала Ахматова. Анна Андреевна относилась к нему по-особенному, как к товарищу по несчастью. За глаза она всегда называла его Мишенькой».

Именно поэтому сейчас идет подготовка к созданию в бывшей квартире Ардовых музея «Легендарная Ордынка (Московский дом Анны Ахматовой)». До сих пор в столице нет музея, посвященного великой поэтессе Серебряного века. Сыновья Ольшевской народный артист СССР А.В. Баталов и писатель М.В. Ардов не раз обращались в мэрию с идеей организовать музей. Сейчас квартирой владеют наследники умершего третьего сына Ольшевской Бориса. По словам Ардова, со времен Ахматовой там остался только шкаф-буфет, но есть множество вещей вне дома – письменный стол, картины, книги и фотографии из семейного архива, – которые он готов предоставить. У Баталова, ученика знаменитого художника Р.Р. Фалька, есть нарисованный им самим портрет Анны Андреевны. Помешать созданию «Легендарной Ордынки» может одно обстоятельство: необходимо согласие всех жильцов подъезда. Хочется верить, что у города появится музей Ахматовой и всей московской интеллигенции. Даже самые незначительные на первый взгляд вещи – маленькая комнатка, где жила Ахматова, гостиная, где она играла в покер, вид из окна, которым любовалась поэтесса, – все это имеет важное культурное значение.

В год столетнего юбилея Анны Андреевны на доме № 17 по Большой Ордынке была открыта мемориальная доска, гласящая, что «в этом доме, приезжая в Москву, жила и работала Анна Ахматова». А в 2000 году во дворе установлен памятник скульптора В.А. Суровцева, выполненный по знаменитому рисунку А. Модильяни, на котором Анна Андреевна изображена полулежащей в кресле. С Модильяни Ахматова когда-то дружила, поэтому подаренный ей рисунок хранила бережно и вешала на стену, где бы ни жила. Анна Андреевна любила Москву, а столица дарила ей вдохновение:

Все в Москве пропитано стихами,

Рифмами проколото насквозь.

Пусть безмолвие царит над нами,

Пусть мы с рифмой поселимся врозь.