До недавнего времени роман воспринимался широким читателем через призму сделанной на его основе пьесы "Дни Турбиных", причем в мхатовской ее трактовке. Стремясь "вписать" М. А. Булгакова в советскую литературу, критики основное внимание сосредоточивали на социальном плане произведения. В нем, дескать, доказывается от обратного неизбежность победы революции и гибели Белого движения. Интересно, что к такой трактовке пьесы пришли и вождь пролетарской партии И. В. Сталин, и эмигрантский критик и поэт В. Ф. Ходасевич.

"“Дни Турбиных”, – писал Сталин, – есть демонстрация всесокрушающей силы большевизма" . В. Ф. Ходасевич считал, что в пьесе "нет не только ни малейшего сочувствия белому делу... но нет и сочувствия людям, посвятившим себя этому делу или с ним связанным. Теза Булгакова в итоге совпадает с большевистскою" .

Действительно, и в пьесе, и в романе целый ряд сцен, эпизодов показывает пустоту и бесперспективность Белого движения. Уже в самом зачине романа на изразцах печи в доме Турбиных надпись: "Союзники – сволочи". Сволочами оказываются и штабисты, пьянствующие в теплых вагонах командирских поездов, в то время как плохо одетые и обутые добровольцы замерзают в снегах. Сволочи и немцы, оставившие белые полки один на один с Петлюрой. "Игрушечным деревянным королем" и сволочью изображен гетман, игравший то роль украинского батьки, то немецкого майора и в конце концов вместе с генералом Белоруковым удравший за границу. Все чаще главные и второстепенные герои романа понимают бессмысленность борьбы, все чаще то тот, то другой персонаж произносит слова, полные неприязни к аристократической верхушке предателей.

Дважды, в третьей и в шестой главах, мастерски сталкивает Булгаков мечты искренних и честных защитников Белого движения с реальностью и при всей человеческой симпатии к этим людям с романтической иронией подчеркивает обреченность их дела. Казалось бы, самый высокий порыв объединил офицеров, выслушавших легенду о чудесном спасении государя-императора, однако настораживает уже то, что рассказ этот автор поручил Шервинскому. Гремит "Боже, царя храни!", но символично, что все это, как подчеркивает автор, – пьяный угар, последствия которого и для Мышлаевского, и для других участников вечера весьма плачевны. Поднимается автор над своими героями и в сцене прохода "гусеницы" студентов и юнкеров мимо портрета Александра I, победителя Наполеона. Песня, портрет императора, уподобление Белого войска бородинским полкам, бодрая речь Малышева – все это резко контрастирует не только со значением слова "гусеница", но и с доверительной фразой того же Малышева о положении полка: "Бывает хуже, но редко". Несколькими страницами далее Алексей Турбин (в романс он врач) подумает, что колесо (не то ли это колесо, что было еще у экипажа Чичикова, а может быть, колесо истории?) "приехало в каменную пустоту", в холод, что и защищает-то он пустоту.

Даже если бы в романе Булгакова была реалистически изображена только картина Гражданской войны со всеми ее сложностями, трагедиями и противоречиями, это было бы принципиально новым явлением в отечественной литературе. Явлением, предвосхитившим книги белых генералов Π. Н. Краснова и А. И. Деникина, писателей русского зарубежья, произведения о революции и войне советских авторов. Напомним, что к тому времени еще не был создан "Разгром" А. А. Фадеева, еще не была написана "Россия, кровью умытая" А. Веселого, еще только писал первые страницы "Тихого Дона" молодой М. А. Шолохов.

Но дело в том, что тема революции и Гражданской войны, судьбы общественных движений не составляет основного содержания "Белой гвардии", в чем и заключается неповторимость романа. Не случайно Булгаков не привел своих любимых героев к приятию революции, как это сделал позднее А. Н. Толстой в романе "Хождение по мукам".

В "Белой гвардии" два эпиграфа. Первый из них, взятый из "Капитанской дочки" А. С. Пушкина, заканчивающийся словами "беда: буран!", еще можно как-то связать с историческими событиями романа. Второй совершенно очевидно несет моральный смысл: "И судимы были мертвые по написанному в книгах сообразно с делами своими..." Слова эти взяты из Библии, из последней ее книги "Откровение Иоанна Богослова", больше известной как Апокалипсис (пророчество о конце света, Страшном суде и наступлении Нового, Третьего, вечного Царства). Торжественно и грозно звучит первая фраза романа:

"Велик был год и страшен год по Рождестве Христовом 1918, от начала же революции второй. Был он обилен летом солнцем, а зимою снегом, и особенно высоко в небе стояли две звезды: звезда пастушеская – вечерняя Венера и красный, дрожащий Марс".

Когда-то древнерусские летописцы предваряли свой рассказ об отечественной истории кратким пересказом Библии от сотворения мира. Тем самым они вписывали историю Руси не только в мировую, но и в космогоническую жизнь. Булгаковское начало романа преследует те же цели. События революции становятся частью вселенской истории. Земля включается во взаимодействие с мирной пастушеской Венерой и планетой войны Марсом. Равновелика с борьбой звезд, революционными событиями и личная жизнь семьи Турбиных. Эти три пласта – вселенский, исторический и семейный – переплетаются, взаимодействуют. И тогда события, происходящие с 12 декабря 1918 г. по февраль 1919 г., перестают быть только реальной историей, приобретают символический смысл великого испытания, которое предстоит пройти человечеству.

В романе с первой главки, где отец Александр читает строки Апокалипсиса, звучат эсхатологические мотивы: "жизнь перебило", "земля громыхает", "вьюга воет", "черная громадная печаль" и "тьма" расстилаются над землей. Вполне конкретные факты жизни Киева (взрыв 24 мая 1918 г., убийство немецкого фельдмаршала Эйхгорна 30 июля того же года и даже повышение цен на молоко) под пером Булгакова становятся знамениями непрочности мира.

Писатель охотно пользуется магическими цифрами. Петлюра, по его словам, освобожден из камеры № 666. Цифра эта в Апокалипсисе связана с именем Антихриста. Предвестником Антихриста окажется и наделенный роковыми чертами Михаил Семенович Шполянский. Аллегория в духе Апокалипсиса заменит сообщение о поражении немцев в Первой мировой войне: "Галльские петухи в красных штанах, – скажет Булгаков, – заклевали толстых кованых немцев до полусмерти". Описывая гимназию, где формируется полк Малышева, писатель и ей придаст черты "мертвого корабля", "мертвого покоя", ада.

Характерно, что хотя география событий, названия отдельных местностей, где происходят действия (Подол, Владимирская горка, Алексеевский спуск, Взвоз), совершенно определенно относятся к Киеву, в романе он называется не иначе как Город. Тем самым подчеркивается всеобщность происходящего: вся Земля, по Библии, это Град.

Итак, "Белая гвардия" – не столько роман о революции, сколько повествование о выпавших на долю людей XX в. испытаниях, выявляющих сущность человека на его земном пути. В пользу такой трактовки говорит и первоначальное название произведения – "Крест", и соединение двух эпиграфов.

Особое место в этой картине "хаоса мироздания" занимает тема парода, важнейшая для русской литературы. Вслед за А. С. Пушкиным и Л. Н. Толстым Булгаков утверждает, что именно эта третья сила (две первые – белые и большевики) играет решающую роль в истории. Все личные имена (Петлюра, Троцкий) суть лишь символы тех или иных народных движений. Смерти, что пошла по зимним украинским дорогам, говорит писатель, "предшествовал некий корявый мужичонков гнев. Он бежал по метели и холоду, в дырявых лаптишках, с сеном в непокрытой свалявшейся голове, и выл. В руках он нес великую дубину, без которой не обходится никакое начинание на Руси".

Нет сомнения, что писатель апеллирует к широко известной цитате из "Войны и мира". Но на сей раз "дубина народной войны" бьет по согражданам, по интеллигенции, по людям других национальностей, и потому толстовская мысль теряет свою однозначно положительную оценку. Это подчеркивается и рядом реплик героев, весьма иронично воспринимающих мысль Ф. М. Достоевского о мужич- ках-богоносцах. Не мирны и не просты, а жестоки и хитры реальные мужики, разрушительны их действия. Впрочем, автор не скрывает, что столь же жестоки и господа офицеры, и помещики, и немецкие оккупанты, оскорблявшие и унижавшие народ. Обозленный народ – страшная сила хаоса, о чем говорил еще Пушкин: "Не дай бог увидеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный". Это расплата и за жестокость помещиков, и за радикализм революционеров. Создателю "Белой гвардии" равно неприемлема ни идея кар, обрушиваемых на мужиков ("Ох, как неразумны ваши речи, ох, как неразумны" – слышится под шелковыми абажурами в гостиных), ни революционизация народа. Знаменательно, что для обогрева гимназии в печку отправляются одновременно и "Отечественные записки", призывавшие Русь "к топору", и журнал охранительного толка "Библиотека для чтения".

Последняя, 20-я глава романа, начавшись усилением первой фразы первой главы ("Велик был и страшен год по Рождестве Христовом 1918, по 1919-й был его страшнее") и описанием самого жестокого и страшного из всех изображенных в романе убийств, станет кульминацией хаоса и переломом всей книги. В очередной раз переведя бытовой план в космический, Булгаков покажет, что терпение небес кончилось. Вместе со смертью человека в разорванном черном пальто "звезда Марс над Слободкой под Городом вдруг разорвалась в замершей выси, блеснула огнем и оглушительно ударила". И хотя из последующей фразы становится ясно, что речь идет не о мистической каре, а о снарядах наступающих красных полков, эффект Страшного Суда достигнут, и с него по нарастающей начинается установление новой жизни. Сперва это еще весьма грустные раздумья автора о том, что никто не заплатит за пролитую кровь:

"Просто растает снег, взойдет зеленая украинская трава, заплетет землю... выйдут пышные всходы... задрожит зной над полями, и крови не останется и следов. Дешева кровь на червонных полях..."

Роман завершается принципиально важным сном маленького обитателя флигеля Петьки Шилова, бегущего к привидевшемуся ему сверкающему алмазному шару: Петька "добежал до шара и, задохнувшись от радостного смеха, схватил его руками. Шар обдал Петьку сверкающими брызгами". Последние слова романа – о вечном:

"Все пройдет. Страдания, муки, кровь, голод и мор. Меч исчезнет, а вот звезды останутся, когда и тени наших тел и дел не останется на земле. Нет ни одного человека, который бы этого не знал. Так почему же мы не хотим обратить свой взгляд на них? Почему?"

Но если движение истории предопределено, то человеческое поведение зависит от личности, а люди то и дело гонятся не за тем, что составляет вечное и непреходящее. Не случайно в авторскую речь все о том же Петьке Шилове писатель включит слова: "Петька был маленький, поэтому он не интересовался ни большевиками, ни Петлюрой, ни демоном".

Трагической судьбой наделяет писатель тех персонажей, которые искренне и самозабвенно отдали себя братоубийственной борьбе, забыв о вечных земных ценностях. Героически погибает кристально честный полковник Най-Турс. Предсказана смерть в недалеком будущем его молодому двойнику Николке. При всей симпатии автора к этим персонажам им нет места на земле: лишь на небе они приобщатся к вечности, найдут умиротворение. Праведник Най, пишет Булгаков, "стал радостнее и повеселел в гробу". Да и о предполагаемой смерти Николы явившийся Алексею Турбину с того света вахмистр Жилин говорит "радостно", как о "славном секрете". Характерно, что в раю окажутся вместе погибший в Первую мировую войну небезгрешный 2-й эскадрон белградских гусар, белый полковник Най-Турс и пока еще не убитые под Перекопом большевики, т.е. все убиенные на поле брани при исполнении воинского долга. Непримиримые на Земле, они обрели мир на Небе.

Более земным персонажам – Малышеву и Алексею Турбину – писатель дает возможность обрести покой на нашей планете. Подобно Най-Турсу, Малышев спасает жизнь своим юнкерам, приказывая им, преданным, разойтись по домам. Однако он не настолько поглощен борьбой, чтобы не видеть других земных ценностей, в том числе самоценности человеческой жизни. Именно поэтому на предложение Мышлаевского уничтожить, чтобы не достались Петлюре, цейхгауз, оружие, портрет Александра, Малышев весьма резко заявляет:

"Петлюре через три часа достанутся сотни живых жизней, и единственно о чем я жалею, что я ценой своей жизни и даже вашей... их гибели приостановить не могу. О портретах, пушках и винтовках попрошу вас более со мной не говорить".

Забота о людях батальона не мешает Малышеву заблаговременно запастись штатской одеждой и сохранить свою жизнь, не менее ценную для него (и для писателя), чем жизни спасенных им юношей.

Более обстоятельно показана в романе эволюция Алексея Турбина. Безупречно выполняя свой офицерский и врачебный долг, он все больше убеждается в жестокости и бессмысленности войны и приходит к выводу, что оружие существует "для одной лишь цели охранять человеческий покой и очаг".

С первых страниц и до последних катаклизмам истории противостоит Дом. Автор слагает гимн человеческому уюту, теплоте дружбы и сердец. Кремовые шторы, изразцовая печь, фарфоровые чашки, ноты, перезванивающиеся в разных комнатах часы, зеленый абажур на лампе, розы в вазе создают особую атмосферу в доме Турбиных, отогревают и офицеров, и гражданских лиц (великолепно выписан с этой точки зрения Лариосик, дальний родственник хозяев дома). Особую роль играют в романе книги. Турбины читают "Капитанскую дочку", историю о Петре "Саар- дамский плотник", Достоевского, Льва Толстого. У Най-Турсов в числе книжных сокровищ Диккенс и "Русский вестник". Пианино, фикус, "мирный свет сальной свечки в шандале", портрет пленяют Турбина в доме Юлии Рейс. Вещи у Булгакова почти живые. Не случайно турбинские часы "давятся от презрения" к бегущему за границу Тальбергу, а сдернутый с лампы абажур становится признаком святотатства, крушения мира. Простыня, занавешивающая окно, разрушает привычный мир и приносит вместо спасения неприятности.

Возрождение Алексея Турбина, символически связанное Булгаковым с праздником Рождества, начинается в родном доме, среди привычных вещей. Этому событию предшествовало раскаяние в убийстве "серого" – пусть в бою, для спасения своей жизни – убийстве человека. Смягчаются "неулыбчивые и мрачные" глаза старшего Турбина лишь под воздействием любви. В тепле любви возрождается брошенная Тальбертом Елена. Даже у непримиримого Никол-

ки появляется нечто земное после того, как он встретил Ирину Най-Турс. В финале романа большая группа персонажей обретает покой и счастье: в любви, музыке, семейном уюте.

Особое место в системе образов романа занимает сосед Турбиных Василий Иванович Лисович (Василиса). Он тоже, хотя и не так остро, переживает и испытывает тяготы крушения мира, тянется к ложным ценностям (богатству), норой, подобно отрицательным персонажам, приспосабливается к обстоятельствам. Характерно, однако, что одновременно с ограблением Лисовича у Николы пропало оружие и юноша принимает это как кару за издевательства над Василисой. В конце романа тот же Никола замечает, что Василиса "симпатичней стал после того, как у него деньги попёрли. Может быть, деньги мешают быть симпатичным. Вот здесь, например, ни у кого нет денег, и все симпатичные". Метаморфоза происходит и с Шервинским.

Итак, круг замкнулся. Одни герои получили за свои действия мир вне Земли, другие обрели покой на Земле в простых земных радостях, любви, дружбе, творчестве. Третьи канули в Лету, ибо ни дел, ни идей не имели, а были лишь прожигателями жизни. Это о них приведенная Булгаковым цитата из Апокалипсиса: "...и кто не был записан в книге жизни, тот был брошен в озеро огненное".

Булгаков создал роман о триедином пути: Вечности, где все правильно; истории, где все в борьбе; людей, которые сами делают свою жизнь. Такой глобальный подход требовал от писателя либо эпического размаха "Войны и мира", либо особого поэтического языка, присущего гоголевским "Мертвым душам". Булгаков выбрал второе. Созданная им книга, включающая и объективное повествование, и условно-космологический план, по жанру – в первую очередь поэма, где автор вмешивается в повествование, комментирует, одобряет и осуждает, словом, активно взаимодействует с читателем.

Библейский стиль Апокалипсиса соседствует с романтически возвышенным рассказом о сне Петьки Шилова, и вместе они создают перспективу развития истории. Поэтические пейзажи Города, садов контрастируют с натуралистическими описаниями зверств и умело подобранными эпитетами-символами ("мертвый покой", "мертвый корабль"). Для передачи характера петлюровщины писатель использует фольклорный образ ("...то не серая туча со змеиным брюхом разливается по городу, то не бурные мутные реки текут по старым улицам..."). О самом же Петлюре автор отзовется с иронией, много раз исказив его фамилию: "Пэ-турра". Сарказм в оценке Тальберта сменится иронией и даже юмором при описаниях Василисы. Булгаков учел опыт Гоголя и свел к минимуму авторское слово, придав ему подчеркнуто бытовой характер:

"Никогда. Никогда не сдергивайте абажур с лампы! Абажур священен. Никогда не убегайте крысиной побежкой в неизвестность от опасности. У абажура дремлите, читайте – пусть воет вьюга, – ждите, пока к вам придут".

Доверительный характер придают роману то и дело употребляющиеся разговорные интонации повествователя ("Да, был виден туман", "Фу ты, черт", "Так вот-с", "Да-с", "Ох как", "Я вам доложу", "И тут, представьте себе..."). Такая интонация позволяет писателю вместо внутреннего монолога героя дать свое авторское ощущение.

• Сталин И. Б. Соч. Т. 11. М.: Политиздат, 1949. С. 327.
• Ходасевич В. Ф. Колеблемый треножник: Избр. М., 1991. С. 580.

Роман имеет кольцевую композицию. Он начинается и заканчивается грозными предчувствиями апокалипсиса. В романе присутствует мотив дьявольщины. С ним связаны такие детали, как преисподняя, ад, куда спускаются Николка с сестрой Най-Турса в поисках его тела, «чертова кукла» Тальберг, черт в рясе на колокольне собора, демон – Шполянский, демон – Шервинский...

Символикой апокалипсиса пронизан весь роман, кровавые революционные события изображены как Страшный суд. Однако апокалипсис в романе – это не только гибель, но и спасение, свет. Писатель показывает, что главная цель человеческого бытия ничего не значит. Наступил, казалось бы, конец света. Но семья Турбиных продолжает жить в прежнем времяизмерении.

Булгаков тщательно описывает все бытовые мелочи, сохраненные в семье: печь (сосредоточение всей жизни), сервиз, абажур (символ семейного очага), кремовые шторы, которые как бы закрывают семью, спасают ее от внешних событий. Все эти детали быта, несмотря на внешние потрясения, остаются такими же, какими и были. Быт в романе – это символ бытия. Когда все вокруг рушится, ценности подвергаются переоценке, быт нерушим. Сумма мелочей, составляющих быт Турбиных, – это культура интеллигенции, тот фундамент, который сохраняет в целости характеры героев.

Мир в романе показан как дьвольский карнавал, балаган. Через театрально-балаганные образы автор показывает хаос истории. Сама история показывается в театральной стилистике: неоднократно меняются игрушечные короли, Тальберг называет историю опереткой; многие герои переодеваются. Переодевается и бежит Тальберг, потом гетман и другие белые, затем бегство захватывает всех. Шполянский похож на оперного Онегина. Он актер, постоянно меняющий маски. Но Булгаков показывает, что это не игра, а реальная жизнь.

Турбины даны автором в тот момент, когда семью постигает утрата (смерть матери), когда в дом вторгаются чуждые ему начала хаоса, разлада. Символическим воплощением их становится новый лик Города. Город предстает в романе в двух временных координатах – прошлом и настоящем. В прошлом он не враждебен дому. Город, с его садами, крутыми улочками, днепровскими кручами, Владимирской горкой со статуей святого Владимира, сохраняя неповторимый облик Киева, праматери русских городов, выступает в романе как символ русской государственности, которую грозят уничтожить волны скоропадщины, петлюровщины, «корявый мужичонков гнев».

Текущие события включаются автором в большое время. Трагичные эпизоды в потоке истории Булгаков часто приоткрывает героям через сновидения. Провидческие сны в романе являются одним из способов отражения глубин подсознания героев. Соотнося реальность с идеальными представлениями, они в символической форме раскрывают всечеловеческую истину. Так, размышляя о происходящем в свете проблем бытия, Алексей Турбин из «первой попавшейся ему книги» («Бесов» Достоевского), «бессмысленно возвращаясь к одному и тому же», вычитывает фразу: «Русскому человеку честь – одно только лишнее бремя...» Но явь перетекает в сон, и когда под утро Алексей засыпает, во сне к нему является «маленького роста кошмар в брюках в крупную клетку», говорящий: «Голым профилем на ежа не сядешь!.. Святая Русь – страна деревянная, нищая и... опасная, а русскому человеку честь – только лишнее бремя». «Ах ты! – вскричал во сне Турбин. – Г-гадина, да я тебя... – Турбин во сне полез в ящик стола доставать браунинг, сонный достал, хотел выстрелить в кошмар, погнался за ним, и кошмар пропал». И снова сон перетекает в явь: «Часа два тек мутный, черный, без сновидений сон, а когда уже начало светать бледно и нежно за окнами комнаты, выходящей на застекленную веранду, Турбину стал сниться Город», – так заканчивается третья глава.

Во снах, прерывающих повествование, выражается авторская позиция. Ключевым является сон Алексея Турбина, когда ему представляется рай, в котором есть Най-Турс и вахмистр Жилин. Рай, в котором есть место и для красных, и для белых, и бог говорит: «Все вы для меня одинаковы, на поле брани убиенные». Один и тот же сон снится и Турбину, и безымянному красноармейцу.

Распад прежней, привычной жизни писатель показывает через разрушение дома, в традициях Бунина («Антоновские яблоки») и Чехова («Вишневый сад»). При этом сам дом Турбиных – тихая «гавань» с кремовыми шторами – становится своего рода центром нравственно-психологической устойчивости автора.

Город, в котором разворачиваются основные события, является пограничной зоной между тихой «гаванью» и кровавым окружающим миром, от которого все бегут. Мотив бега, зарождающийся в этом «внешнем» мире, постепенно углубляется и пронизывает все действие книги. Так в "Белой гвардии" складываются три взаимосвязанных и взаимопроникающих пространственно-временных, сюжетно-событийных и причинно-следственных круга: дом Турбиных, Город и мир. Первый и второй мир имеют четко очерченные границы, а третий без- граничен и потому непонятен. Продолжая традиции романа Л.Н. Толстого «Война и мир», Булгаков показывает, что в жизни дома отражаются все внешние события, и только дом может служить героям нравственной опорой.

По некоторым реалиям, обозначенным в романе, можно понять, что действие происходит в Киеве. В романе он обозначен просто как Город. Таким образом, пространство разрастается, трансформируя Киев в город вообще, а город – в мир. Происходящие события приобретают космический масштаб. С позиций человеческих ценностей значимость принадлежности человека к социальной группе утрачивается, а писатель оценивает действительность с позиции вечной человеческой жизни, неподвластной разрушительной цели времени.

Эпиграфы к роману имеют особое значение. Роману предпосланы два эпиграфа. Первый укореняет происходящее в русской истории, второй – соотносит его с вечностью. Их наличие служит знаком избранного Булгаковым типа обобщения – от изображения сегодняшнего дня к его проекции на историю, на литературу ради того, чтобы выявить общечеловеческий смысл происходящего.

Первый эпиграф – пушкинский, из «Капитанской дочки»: «Пошел мелкий снег и вдруг повалил хлопьями. Ветер завыл; сделалась метель. В одно мгновение темное небо смешалось с снежным морем. Все исчезло. “Ну, барин, – закричал ямщик, – беда: буран!”». Этот эпиграф передает не только эмоциональную тональность «смутного времени», но и воспринимается как символ нравственной устойчивости булгаковских героев на трагическом переломе эпохи.

Ключевые слова пушкинского текста («снег», «ветер», «метель», «буран») напоминают о возмущении мужицкой стихии, о счете мужика к барину. Образ разбушевавшейся стихии становится в романе одним из сквозных и напрямую связан с булгаковским пониманием истории, имеющей разрушительный характер. Самим выбором эпиграфа автор подчеркнул, что речь в его первом романе идет о людях, вначале трагически заблудившихся в железном буране революции, но нашедших в ней свое место и дорогу. Этим же эпиграфом писатель указал и на свою непрерывающуюся связь с классической литературой, в частности с традициями Пушкина, с «Капитанской дочкой» – замечательным размышлением великого рус- ского поэта о русской истории и русском народе. Продолжая традиции Пушкина, Булгаков добивается своей художественной правды. Так, в "Белой гвардии" появляется слово «пугачевщина».

Второй эпиграф, взятый из «Откровения Иоанна Богослова» («И судимы были мертвые по написанному в книгах, сообразно с делами своими...»), усиливает ощущение кризисности момента. Этот эпиграф акцентирует момент личной ответственности. Тема апокалипсиса все время возникает на страницах романа, не давая забыть, что перед читателем – картины Страшного суда, напоминая, что Суд этот осуществляется «сообразно с делами». Кроме того, в эпиграфе подчеркивается вневременная точка зрения на происходящие события. Примечательно, что в следующем стихе Апокалипсиса, хотя он и не включен в текст романа, говорится следующее: «...и судим был каждый по делам своим». Так в подтексте мотив суда входит в судьбу каждого из героев романа.

Роман открывается величественным образом 1918 года. Не датой, не обозначением времени действия, а именно образом: «Велик был год и страшен по рождестве Христовом 1918, от начала же революции второй. Был он обилен летом солнцем, а зимою снегом, и особенно высоко в небе стояли две звезды: звезда пастушеская – вечерняя Венера и красный, дрожащий Марс». Время и пространство "Белой гвардии" символично перекрещиваются. Уже в самом начале романа линия библейских времен («И судимы были мертвые...») пересекает синхроническое пространство грозных событий. По мере развития действия пересечение приобретает форму креста (особенно выразителен в финале романа), на котором распята Русь.

Сатирические персонажи романа объединены мотивом «бега». Гротескная картина Города оттеняет трагедию честного офицерства. Используя мотив «бега», Булгаков показывает масштабы паники, охватившей разные слои населения.

Символическим атрибутом изображаемых событий в романе становятся цветовые решения. Трагическая реальность (холод, смерть, кровь) отражается в контрасте мирного заснеженного Города и красно-черных тонов. Одним из наиболее употребительных цветов в романе является белый цвет, являющийся, по мнению автора, символом чистоты и истины. В восприятии автора белый цвет имеет не только политическую окраску, а сокровенный смысл, символизирующий позицию «над схваткой».С белым цветом Булгаков связывал свои представления о Родине, доме, семье, чести. Когда над всем этим нависает угроза, черный цвет (цвет зла, скорби и хаоса) поглощает все остальные краски. Для автора черный цвет является символом нарушения гармонии, а контрастное сочетание белого и черного, черного и красного, красного и голубого подчеркивает трагедию персонажей и передает трагизм событий.

Внимание и признание широкого круга читателей М. А. Булгаков начал завоевывать в начале семидесятых годов 20 века. Книги его читали тайком, хотя официального запрета на них не было. Роман «Белая гвардия» - одно из самых значительных произведений писателя, впервые было опубликовано в 1925 году в журнале «Россия».

Булгаков включил в роман много биографических моментов, и именно поэтому относился к нему по-особенному, иначе, чем к другим своим книгам.

Следует обратить внимание на эпиграф к первой части «Белой гвардии». Автор приводит здесь цитату из «Капитанской дочки» А. С. Пушкина, повести, которая неоднократно упоминается в этой главе. Сразу вспоминаются кровавые времена пугачевщины, описанные великим поэтом 19 века. Проводя параллели и соотнося слова, вынесенные в эпиграф, со временем событий, описанных в «Белой гвардии», мы понимаем, что речь пойдет совсем о других Пугачевых, современных, образованных, преследующих совершенно иные цели. Несмотря на это, Булгаков подчеркивает эпиграфом свою связь с классикой и с историзмом А. С. Пушкина. У автора в романе есть четкое разделение политических сил, главных действующих героев романа, четкое разведение их целей. По названию романа – «Белая гвардия» - становится ясно, что будут и другие, противоположные друг другу силы.

В начале произведения дается точное указание на время происходящего – 1918 год, послереволюционный, который был «велик и страшен». Дается описание двух планет – Венеры и Марса. Венеру Булгаков нарекает «пастушеской», Марс – «красным, дрожащим», подчеркивая тем самым противостояние, но сосуществование двух сил – рабочей, спокойной и мирной, и революционной (красный – цвет крови, Марс – бог войны).

Далее автор знакомит нас с семьей Турбиных. Их дом, уклад жизни – все в духе того счастливого времени, когда они были воспитаны. Мать похоронили тогда, когда, казалось бы, должна была начаться жизнь беззаботная, семейная: дочь Елена повенчалась с капитаном Сергеем Ивановичем Тальбергом, из долгих походов вернулся старший сын Алексей Васильевич Турбин. Географические и местные названия точны, что указывает на возможную реальность истории, делает ее более жизненной, а оттого – более эмоционально воспринимаемой читателем. Немногим позднее мы узнаем, что есть еще Анюта, выросшая в доме Турбиной, и младший сын Николка. Он не понимает, зачем надо было отнимать мать сейчас, когда вся семья в сборе. Также он тогда еще не осознавал, что все происходящее - к лучшему, и мама не выдержала бы всех событий, которые пришлось пережить Турбинным.

Затем автор совершает небольшое путешествие в прошлое. Дети еще совсем малы. Уютная старинная обстановка в доме – изразцовая печка, часы, непременный запах хвои в конце декабря и цветные свечи на зеленых ветвях ели… Много внимания уделяется описанию часов, которые «жили» в доме Турбиных дольно давно. Они били каждые на свой лад, и, казалось, если они перестанут звучать, то в жилище станет совсем скучно. Одни из часов, купленные некогда отцом, пережили его самого, под их бой выросли все дети. Много внимания автор уделяет описанию деталей, предметов домашнего быта. Используется прием характеристики героев через обстановку, их окружающую. Не говорит Булгаков о том, как, когда и в каком духе воспитаны Турбины. Он лишь рассказывает об их доме, и все становится ясно. Писатель легко вводит читателя в то время, когда происходит действие романа, «окружая» его вещами, «обитающими» в жилище героев, - описания реалистичны и детальны. Название Города не сообщается, но уже в самом начале ясно, что речь пойдет о Киеве.

Мать умерла, и завещала Елене лишь одно – жить дружно. Но как можно жить дружно в такие времена? Елена, Алексей и Николка еще совсем молоды, а с севера уже дуют холодные ветра, земля погромыхивает под ногами, а этот страшный восемнадцатый год идет к концу, и не известно никому, что готовит следующий, хотя все прекрасно знают, что ничего хорошего…

У первой части есть еще один эпиграф: «И судимы были мертвые по написанному в книгах сообразно с делами своими…». Он взят из Откровения Иоанна Богослова, а проще – «Апокалипсиса». Невольно вспоминаешь этот эпиграф, когда в конце первой главы отец Александр зачитывает вслух Алексею, ищущему у него утешения после смерти матери, слова: «Третий ангел вылили чашу свою в реки и источники вод; и сделалась кровь». Такая кольцевая, замкнутая композиция начала романа не случайна – Булгаков возвращает читателя к осмыслению строк, процитированных в ее начале. Так, как бы сообщив двумя эпиграфами основную тему, пронизывающую все произведение, автор признает великую силу этой книги – «Апокалипсиса».

Манера повествования Булгакова глубоко символична. Весь роман, даже такая небольшая его часть – первая глава, пронизана образами-символами, образами-загадками. «Давно уже начало мести с севера, и метет, и не перестает, и чем дальше, тем хуже». Понятно без всяких объяснений, что говорится о грядущем неотступно будущем, будущем не лучшем, будущем страшном. «Упадут стены, улетит встревоженный сокол с белой рукавицы, потухнет огонь в бронзовой лампе, а Капитанскую дочку сожгут в печи». Напоминает пророчество все из того же «Апокалипсиса», но более приближенного к жизни наших героев, написанного как будто специально для их семьи. Также слышна явная тревога Булгакова за судьбу пушкинского наследия, не только дорогого самому писателю, но и незаменимого для мировой литературы. Во время разговора с отцом Александром, Алексей смотрит в окно: «Ветви в церковном дворе закрыли и домишко священника. Казалось, что сейчас же за стеной тесного кабинетика, забитого книгами, начинается весенний, таинственный спутанный лес». И опять же – предсказание грядущего, спутанного, темного и непонятного, как этот лес за окнами. Ясно, что придется пройти через множество лишений, реки крови и смерть, прежде чем понять и увидеть, что же ждет за темными лесами, тогда, когда перестанет дуть холодный северный ветер, перестанет крутить буран и погромыхивать земля.

Задачи и тесты по теме "Начало романа М. А. Булгакова Белая гвардия. Анализ первой главы первой части"

• Личные окончания глаголов первого и второго спряжений - Глагол как часть речи 4 класс

Художественное произведение всегда сопротивляется анализу: зачастую не знаешь, с какой стороны подступиться. И все-таки автор оставляет нам возможность проникнуть в глубину текста. Главное — увидеть кончик ниточки, потянув за которую, размотаешь весь клубок. Одна из таких авторских «подсказок» — название произведения.

В XX веке широкое распространение получили заглавия с «усложненным» значением. Они, по словам современного писателя Умберте Эко, служат для автора средством «дезориентировать» читателя. Не стала исключением и «Белая гвардия». Традиционное восприятие эпитета "белый" связывается с его политическим смыслом. Но давайте подумаем. В городе (ясно прочитывается: в Киеве) перед нами промелькнут немецкие солдаты, войска гетмана Скоропадского, отряды Петлюры, красноармейцы... Но никаких «белогвардейцев», т. е. офицеров Добровольческой («Белой») армии, тогда еще только формировавшейся вдали от Киева, в романе нет. Есть юнкера и бывшие офицеры царской армии, которые знают, от кого надо защищаться, но не знают, кого защищать. И все же роман называется «Белая гвардия».

Дополнительные значения слова «белый» вносятся обоими эпиграфами. Строка Апокалипсиса («И судимы были мертвые по написанному в книгах сообразно с делами своими») заставляет прочитать заголовок по-другому, как «Небесное воинство», «воинство Христа в белых одеждах», вроде бы как совершенно исключает политическую тематику. Достаточно вспомнить слова, звучащие в романе: «...все вы у меня, Жилин, одинаковые — в поле брани убиенные».

Еще больше уточнится смысл названия "Белая гвардия", если мы обратимся ко второму эпиграфу — пушкинскому. С одной стороны, он актуализирует образ исторической катастрофы как катастрофы природной (вспомните, кстати, и «Двенадцать» Блока), с другой, сходная ситуация — метель, пустынная равнина, заплутавший путник в знакомом вам стихотворении Пушкина «Бесы».

Цвет в искусстве и цветовая гамма романа "Белая гвардия"

Когда-то цвет в искусстве имел аллегорическое значение. Зло обозначалось черным, добродетель и чистота помыслов — белым, надежда — голубым, радость — алым. В эпоху классицизма за каждым цветом тоже закреплялось особое значение: определенное качество, чувство, явление. Возник своеобразный и утонченный "язык цветов". Пудренные парики изощрялись в названиях каждого оттенка, сукном цвета "бедра испуганной нимфы" гордился Ипполит Курагин из "Войны и мира" Толстого. Цветовая гамма наряда или букет в руках дамы содержали целое послание, понятное кавалеру.

В эпоху романтизма цвет становится знаковым явлением. Бледность лица и темная одежда — знаки романтического героя. Доктор Вернер из "Героя нашего времени" всегда одет в черное, а его хромота и обаятельное безобразие подчеркивают притягательный демонизм персонажа. Отказ от яркой к грубой косметики характерен для внешнего облика романтической барышни. Напыщенная пестрота XVIII века сменяется простыми, "природными" красками.

В реалистическом искусстве цвет передает богатство палитры мира, задача цветовой детали — точность описания. Булгаков наследует традиции реализма, но живет в эпоху, когда поэзия стала "темной" и строится на далеких ассоциациях, когда живопись стала изображать не "как в жизни", а как видится (в синей реке купается красный конь). Цвет создавал устойчивый эмоциональный мотив, мелодию образа.

Цветовую гамму романа «Белая гвардия» составляют белый, черный, красный, серый, зеленый, золотой, синий. Вовсе не обязательно, что за каждым цветом — одно, определенное значение. Например, зеленый — и цвет абажура на лампе, и цвет фартуков гимназисток, и в этот цвет окрашена дверь морга, в котором Николка ищет тело Най-Турса... И все-таки основные образы романа имеют свой, неповторимый колорит.