Толкиен хоббит читать. Хоббит, или Туда И Обратно

* * *

Глава первая
Здравствуйте, не ждали!

Хоббит жил себе поживал в норе под землей. Только не подумайте, что это была затхлая, сырая и грязная дыра со скользкими стенками, источенными вдоль и поперек дождевыми червями. Впрочем, не похожа она и на те норы, где, может быть, и сухо, и чисто, зато негде присесть и нечего поесть. Хоббичья нора – особенная. Жить в ней удобно и приятно.

Вход в нору начинался с круглой, наподобие корабельного иллюминатора, зеленой дверцы. Стоило повернуть медную, начищенную до блеска ручку, слегка толкнуть дверцу, и вы оказывались в коридоре, напоминающем туннель. Но не тот дымный, наполненный горькой гарью паровозный туннель, а чистенький и уютный. Стены аккуратно обшиты гладкими досками, кафельный пол устлан коврами, и повсюду расставлены удобные скамеечки. А уж крючков для шляп да котелков, вешалок и гвоздиков для всяческих вещей – шуб и плащей – видимо-невидимо. Ведь хоббит славился гостеприимством. А коридор тянулся все дальше и глубже, но не вгрызался в холм, который все в округе так попросту и называли – Холм. Вдоль всего коридора поочередно на той и другой стороне виднелось множество крохотных круглых дверец. Шлепать вверх-вниз по лестницам хоббит не любил, а потому спальни, ванные, погреба, кладовки и кладовочки, всевозможные буфетные и гардеробные, кухни, столовые – все залы, зальцы и комнаты устроены были на одном и том же этаже по обе стороны коридора. По левую руку располагались лучшие комнаты: только в них и были проделаны круглые, углубленные в стену окошки, из которых открывался вид на ближний сад и дальние луга, спускавшиеся к реке.

Хоббит, о котором мы толкуем, был крепким, зажиточным хозяином. А звали его Бэггинс. С незапамятных времен обитали Бэггинсы в окрестностях Холма, и род их считался весьма почтенным. Не богатством снискали они уважение соседей, а тем, что жили пристойно и спокойно, ничего с ними не приключалось, да и сами они ни в какие приключения не пускались. Никого Бэггинсы не удивляли, и никто этому не удивлялся. Тем интереснее история, приключившаяся с нашим Бэггинсом. Он вдруг стал вытворять такое, чего от него и ожидать не могли. Впрочем, уважения не потерял, а, наоборот, приобрел…

Но давайте не будем спешить и забегать вперед, заглядывать в конец книги. Начнем, как водится, с начала.

Итак, матушка хоббита… Стоп! Полагаю, нам следует объясниться и объяснить: кто же такие эти хоббиты? В наше время это мало кто знает, ибо хоббиты нынче встречаются редко и к тому же избегают встреч с Большеногими, как они называют нас, людей. Хоббиты – народец совсем невысокий. Они даже пониже гномов, а человеку и вовсе по пояс. В отличие от гномов они совершенно безбородые. Да и волшебства в них ни на волос, если, конечно, не считать волшебным умение исчезнуть быстро и бесшумно, едва заслышав слоновий топот Большеногих. Шумных и неуклюжих недотеп вроде нас с вами хоббиты чуют за милю. И все же при всей их прыткости хоббиты несколько толстоваты и склонны отращивать брюшко. Одежду они любят яркую, предпочитая зеленые и желтые цвета. Зато башмаков не носят вовсе, потому что уже от рождения ступни у них вроде крепкой кожаной подошвы. Ноги у хоббитов мохнатые, сплошь покрытые коричневой шерсткой, а на голове шапка густых кучерявых волос. Хоббиты – добродушные парни с тонкими ловкими пальцами и улыбчивыми физиономиями. Смех у хоббитов переливчатый и гортанный. Особенно весело и заразительно смеются они после обеда, а уж обедать хоббиты горазды: могут и два раза в день, если, конечно, выпадет такая удача.

Вот вы и узнали немного о хоббитах. Теперь можно дальше рассказывать. Мы, как помните, толковали о хоббите, полное имя которого, кстати, Бильбо Бэггинс, и о его матушке. А была она, между прочим, знаменитой Белладонной Тук, одной из трех дочерей Старого Тука, главы Заречных хоббитов, то есть живших За Рекой. Впрочем, Река – это громко сказано. Скорее речушка, маленькая речка, лопочущая у подножия Холма. Ходили среди хоббитов слухи, будто п pan pan радед Тука был женат на фее. Выдумки, конечно, но что-то не совсем хоббичье все же в Туках замечали. Вдруг ни с того ни с сего кто-нибудь из туковского рода-племени пускался на поиски приключений. Этот позор старались поскорее забыть и скрыть от соседей. Чего скрывать, уважения семейству Туков это не добавляло. А род Бэггинсов, хоть и не столь богатый, всегда считался почтеннее и основательнее.

Белладонна Тук, спешу вас уверить, и не помышляла о каких-то приключениях, тем более после того, как вышла замуж за Банго Бэггинса и превратилась в благопристойную миссис Бэггинс. Банго, отец Бильбо, выстроил для нее роскошную хоббичью нору, какой не видывали ни Под Холмом, ни За Холмом, ни тем более За Рекой. В этой норе они и прожили в мире и согласии до конца своих дней. Бильбо, их единственный сын, взял от папаши солидность и основательность Бэггинсов, но где-то в самой глубине его натуры все же таилась до поры до времени некая странность, которая досталась ему в наследство от Туков. Впрочем, лет до пятидесяти Бильбо жил себе поживал, как мы уже сообщали, в доставшейся ему от родителей роскошной норе и о другой жизни не помышлял.

Все началось одним тихим, сонным утром, какие нередко выпадали в те годы, когда в мире были тишь да благодать, все вокруг цвело и зеленело, а народ хоббитов благоденствовал. Бильбо Бэггинс после сытного завтрака сидел в удобном кресле на пороге своей норы. Он привычно покуривал деревянную трубку, такую длинную, что она покоилась на коленях его мохнатых, но аккуратно причесанных ног. И надо же было случиться такому, что как раз в этот момент мимо проходил Гэндальф.

Гэндальф! Если бы вы слышали о нем хоть малость из того, чего наслышался я, а я, между прочим, и сам знаю всего лишь малую толику, то вы поверили бы в любую невероятную историю. А необыкновенные истории и необычайные приключения случались всюду, где бы он ни появлялся. Уже много лет, с тех самых пор как умер его давний друг Старый Тук, Гэндальф не наведывался в эти края, не бывал ни У Холма, ни За Рекой. Неудивительно, что нынешние взрослые хоббиты, которые в те далекие времена были малышами-хоббитятами, успели позабыть, каков он с виду.

Потому и для Бильбо в то утро Гэндальф был всего-навсего согбенным старцем в высокой островерхой синей шляпе, в просторном сером плаще и серебряном шарфе, из-под которого выпрастывалась длинная, почти до пояса, седая борода. Старец опирался на посох и медленно передвигал ноги в тяжелых черных башмаках.

– Доброе утро! – вежливо поздоровался Бильбо.

Впрочем, оно и впрямь было добрым. Светило солнышко. Травка зеленела.

Но Гэндальф взглянул на Бильбо из-под густых кустистых бровей, которых не скрывали даже большие поля шляпы, и сурово спросил:

– Что ты хотел сказать, сказав «доброе утро»? Просто пожелал мне доброго утра? Или же считаешь, что оно и для меня доброе, хотя я и словом об этом не обмолвился? Или тебе оно кажется добрым? Или, наконец, ты сам добрый этим утром?

– Все вместе, – растерянно пролепетал Бильбо. – И еще оно доброе для того, чтобы выкурить трубочку доброго табака на свежем воздухе. Если и у тебя есть трубка, присаживайся и покурим вместе. Торопиться некуда, день длинный.

Бильбо откинулся на спинку кресла, затянулся и выпустил аккуратное колечко серебристого дыма, которое поплыло по воздуху и скрылось за Холмом.

– Здорово, – хмыкнул Гэндальф. – Но сегодня в это, как ты говоришь, доброе утро у меня нет времени пускать колечки. Я ищу храбреца, который не прочь составить мне компанию в одном приключении, какое нынче я затеваю. Правда, сыскать такого трудновато.

– Уж это точно… А в наших-то местах и подавно! Мы народ тихий, в приключениях никакого проку не видим. От них только беспокойство, неприятности, путаница да неразбериха. И обед прозевать недолго! В толк не возьму, кому они нужны, эти приключения? – Бильбо Бэггинс оттянул большими пальцами подтяжки, громко ими щелкнул и ловко выпустил еще одно колечко дыма, побольше первого. Затем развернул утреннюю газету и углубился в чтение, давая понять старику, что тот его больше не интересует. Этот старец с его затеями хоббиту совсем не понравился, и стоило поскорее от него отделаться.

Однако старик и не думал уходить. Он стоял, опираясь на свою палку, и молча сверлил хоббита пристальным взглядом, от которого Бильбо вскоре стало совсем неуютно. Это ему очень не понравилось, и он наконец не выдержал.

– Утро доброе! – отчеканил Бильбо. – Прошу простить, но нам здесь никаких приключений не требуется. Поищите глупцов… то есть храбрецов где-нибудь За Холмом или За Рекой. – И он отвернулся, желая этим показать, что разговор окончен.

– Ого! Как же много ты умеешь сказать всего двумя словами! – усмехнулся Гэндальф. – На этот раз твое «доброе утро» означает, что мне пора убираться, иначе оно перестанет быть добрым.

– О нет-нет, уважаемый… э-ээ… не знаю, как вас по имени…

– А мне известно твое имя, мистер Бильбо Бэггинс. И ты знаешь, как меня зовут, хотя и не подозреваешь, что зовут так именно меня. Я – Гэндальф, и это имя принадлежит мне и только мне. Нечего сказать, дожил ты, старина Гэндальф! Сын Белладонны Тук небрежно кидает тебе пару слов, будто пару монет назойливому торговцу мелким товаром.

– Гэндальф, Гэндальф! Силы небесные! Это ты! Тот самый странствующий волшебник, который подарил Старому Туку волшебные алмазные запонки: они по велению хозяина сами застегивались и расстегивались. Тот, кто воскресными вечерами рассказывал нам удивительные истории о драконах, о гоблинах, о великанах, о спасенных принцессах, о вдовьих сыновьях, поймавших удачу! Тот, кто устраивал восхитительные фейерверки накануне праздника Летнего Солнцеворота! Ух и здорово это было! В небе вырастали гигантские огненные лилии, распускался львиный зев или еще какой цветок… Они цвели и полыхали до самой темноты! – Бильбо Бэггинс уже не притворялся равнодушным. Его восторженные глаза горели отблеском тех давних небесных цветов. – Силы земные! – продолжал удивляться он. – Неужто передо мной тот самый Гэндальф, по единому слову которого доселе тихие и незаметные юноши и девушки вдруг срывались с места и отправлялись за тридевять земель в поисках приключений? Они совершали самые безумные поступки – влезали на деревья, забредали во владения эльфов, уплывали на кораблях к неведомым берегам! Было необыкновенно интересно… но… ну, я хотел сказать, необыкновенные дела ты умел творить когда-то. Прошу прощения, но я думал, что ты того… то есть отошел от дел или занялся другими делами.

– Но других дел у меня и нету, – пожал плечами волшебник. – Во всяком случае, меня радует, что ты еще не все позабыл. Помнишь мои фейерверки. Значит, ты небезнадежен. И в память о твоем дедушке Старом Туке и ради бедняжки Белладонны я, пожалуй, дам тебе то, о чем просишь.

– Прошу прощения, но я ни о чем не просил!

– Вот и второй раз! Просишь прощения. Даю тебе его. Мало того, я устрою тебе настоящее приключение. Мне это будет интересно, а тебе принесет удачу… если все кончится удачно.

– Но я не просил никаких приключений, прошу прощ… Проще говоря, ни к чему мне это. Благодарю покорно. Как-нибудь в другой раз. Утречко доброе! Не желаете ли заглянуть на чашку чая? Сейчас… Или лучше завтра? Тогда до завтра! До свидания! – С этими словами хоббит повернулся, нырнул в круглую зеленую дверь и быстро захлопнул ее, но не так резко, чтобы не показаться грубым. Все-таки волшебник – это вам не какой-нибудь торговец мелким товаром, а волшебник.

– И с чего это я пригласил его на чай? – недоуменно вопрошал Бильбо сам себя, направляясь в кладовку. Он только что позавтракал, но после таких волнений не мешало подкрепиться парой-другой коржиков и глотком чего-нибудь прохладительного.

А Гэндальф все стоял снаружи и тихо посмеивался. Потом шагнул к норе хоббита и на гладкой зеленой двери начертал острием посоха какой-то странный знак, после чего зашагал прочь. Это произошло как раз в тот момент, когда Бильбо приканчивал второй коржик и радовался, что так ловко увильнул от приключений.

На следующий день Бильбо почти позабыл о Гэндальфе. Память у него и впрямь была никудышной, и приходилось кое-что записывать в памятной книжке. К примеру: «Гэндальф. Среда. Чай». Но вчера он так переволновался, что забыл все начисто.

Только Бильбо собрался попить чаю, как громко звякнул дверной колокольчик. Тут он все и вспомнил! Как угорелый понесся хоббит на кухню, поставил на плиту чайник, вытащил еще одну чашку с блюдцем, парочку коржиков и кинулся к двери.

– Прошу прощения, что заставил ждать, – собирался уже сказать он, надеясь увидеть Гэндальфа. Но перед ним стоял не волшебник, а гном с голубой бородой, заткнутой за золотой пояс, и горящим взглядом из-под темно-зеленого капюшона. Едва дверь отворилась, гном протиснулся внутрь, будто только его и ждали.

Он отстегнул капюшон, повесил его на крючок и с низким, чуть ли не до полу поклоном произнес:

– Двалин. К вашим услугам.

– Бильбо Бэггинс. Взаимно! – пробормотал ошарашенный хоббит. Вопросов он не задавал и, само собой, не получил никакого ответа. Молчание затягивалось и, чтобы хоть что-то сказать, Бильбо ляпнул: – Я как раз собирался выпить чаю. Не составите ли мне компанию? – Это прозвучало несколько чопорно и суховато, но ведь хоббит изо всех сил старался быть приветливым. Интересно, что сказали бы вы, если бы к вам без спросу и приглашения ввалился гном да еще скинул плащ, будто у себя дома?

Совсем скоро, не успели они приняться и за третий коржик, снова грянул дверной колокольчик.

– Прошу прощения, – извинился перед гостем хоббит и направился к двери.

«Ну наконец-то!» – намеревался он сказать припоздавшему Гэндальфу. Но это опять был не Гэндальф. Вместо волшебника на пороге стоял совсем старый гном с белой бородой и в красном плаще с капюшоном. Он, как и первый, едва приоткрылась дверь, бесцеремонно шмыгнул в переднюю.

– Ага, наши помаленьку собираются! – сказал гном, заметив зеленый капюшон Двалина. Он повесил рядышком свой красный и, приложив руку к груди, представился:

– Балин. К вашим услугам!

– Спасибо, – невпопад ответил Бильбо. Но его так поразило это «наши собираются», что он уж и сам не знал, что говорит. Гостей-то Бильбо любил, но только званых или, на худой конец, просто знакомых. И вдруг ему в голову ударила ужасная мысль о коржиках. Он, как гостеприимный хозяин, должен будет выложить все до единого, а самому ничего не останется!

– Прошу. Вы как раз поспели к чаю, – с трудом выдавил он и тяжко вздохнул.

– Я бы предпочел кружечку пивка, если не возражаете, – сказал седобородый Балин. – Но не откажусь от коржика с тмином, коли у вас таковой найдется.

– Да сколько угодно! – И не переставая удивляться своей неожиданной щедрости, Бильбо уже мчался в погреб, чтобы нацедить кружечку пива, а потом – в кладовку за двумя отличными коржиками, которые он испек накануне и собирался съесть на ужин.

Когда он вернулся, Балин и Двалин уже как ни в чем не бывало сидели за столом и без умолку болтали по-дружески, а вернее, по-братски, ибо и на самом деле были братьями. Едва Бильбо успел поставить на стол угощение, как вновь блямкнул колокольчик. Раз и еще раз.

«Теперь-то уж точно Гэндальф!» – подумал Бильбо, поспешая к двери. Но он снова ошибся. Перед ним стояли два желтобородых гнома в синих плащах, перетянутых серебряными поясами. У каждого из них висела на плече сумка с инструментами, а в руках они держали кирки. Бильбо теперь уже не удивился, когда гномы без приглашения прошмыгнули в дверь, едва она приотворилась.

– Чем могу быть полезен, уважаемые гномы? – вежливо спросил хоббит.

– Кили. К вашим услугам, – сказал первый.

Они повесили капюшоны и коротко поклонились.

– Готов служить вам и всей вашей родне, – вспомнил наконец Бильбо правила приличия.

– Эге, Двалин и Балин уже здесь, – обрадовался Кили. – И мы тут как тут. Считай, нашего полку прибыло.

«Полк! – с ужасом стал подсчитывать Бильбо. – Что же будет, если они все соберутся? Э, дружище, соберись-ка с мыслями, хлебни чайку и успокойся».

Он скромно примостился в уголке, а четверо гномов расселись вокруг стола и принялись толковать о золотых копях, о злодеях-гоблинах, о грабителях-драконах и о многом таком, чего он знать не знал, да и знать не желал, потому что все это попахивало приключениями. Только-только Бильбо сделал успокоительный глоток чаю, как… Динь! Динь! Динь! Динь! – заметался дверной колокольчик, будто его пытался оторвать какой-то озорник.

– Еще один гость, – пролепетал Бильбо.

– Судя по звону, их четверо, – сообразил Фили. – Точно, четверо! Я видел, они шли за нами.

Бедняжка хоббит схватился за голову. Что происходит? Чего ждать и кого еще ждать? Вдруг они всем полком останутся на ужин? А колокольчик тем временем неистовствовал. Пришлось нестись к двери. Их оказалось не четверо, а ПЯТЕРО! Едва Бильбо успел повернуть ручку, как они уже один за другим просочились внутрь и, кланяясь, быстро лопотали «к вашим услугам, к вашим услугам, к вашим услугам, к вашим услугам, к вашим услугам!». Дори. Нори. Ори. Ойн. Глойн. Ну и имена! Не успел хоббит и глазом моргнуть, как два пурпурных, серый, коричневый и белый капюшоны уже висели на крючках, а гномы строем шествовали в гостиную, поблескивая золотыми и серебряными поясами и широко размахивая руками. Здесь и впрямь уже толпился и шумел чуть ли не целый полк! Кто-то требовал пивка посветлее, кому-то по вкусу было только темное, этот желал кофе, а всем вместе подавай коржиков. Хоббит с ног сбился.

На плите, не смолкая, фырчал и кипел огромный кофейник. Коржики с тмином поглощались в минуту. Гномы уже принялись за ячменные лепешки, густо намазанные маслом, когда раздался… не звонок, а громкий стук. Грохотанье, сотрясавшее чистенькую зеленую дверь хоббита. Кто-то молотил в нее палкой!

Бильбо как угорелый понесся по коридору. Задерганный, сбитый с толку, он уже ничего не соображал. Такой безумной среды ему и не припомнить. Хоббит в сердцах рывком распахнул дверь, и они, как солдатики, попадали один на другого. Еще четверо гномов! А позади них, опершись на посох, стоял улыбавшийся Гэндальф. Он так исполосовал дверь своей палкой, что исчезла даже тайная метка, которую волшебник нацарапал вчера утром.

– Поосторожнее, Бильбо, поосторожнее! – сказал Гэндальф. – Не ожидал я от тебя такого. Сначала заставляешь друзей ждать за дверью, а потом дергаешь ее так, будто хочешь сорвать с петель. Впрочем, позволь тебе представить Бифура, Бофура, Бомбура и в особенности Торина!

– К вашим услугам! – хором сказали Бифур, Бофур и Бомбур, выстроившись в затылок друг другу. Потом они один за другим, как по команде, отстегнули и повесили на крючки рядком два желтых капюшона, один бледно-зеленый и особо – небесно-голубой с длинной серебряной кисточкой. Конечно же особенный тот капюшон принадлежал Торину. Этот почтенный гном был не кто иной, как сам великий Торин Оукеншильд. Можете представить, как он был раздосадован, когда, только переступив порог, тут же оказался на половичке для ног под грудой попадавших на него Бифура, Бофура и Бомбура. А толстяк Бомбур, между прочим, и один мог придавить кого угодно. Высокомерный Торин был оскорблен до глубины души. Не то что вежливого «к вашим услугам», но и доброго слова не дождался бы от него Бильбо, если бы не осыпал гостя тысячей извинений и сожалений. Наконец Торин смилостивился и небрежно бросил: «Достаточно, любезный», при этом нахмурившись и важно оттопырив губу.

Гэндальф окинул быстрым взглядом все тринадцать гномьих капюшонов, висевших в ряд на крючках рядом с его шляпой, и весело проговорил:

– Ну вот все и собрались! Неплохая компания подобралась. Надеюсь, и для нас осталось что-нибудь поесть-попить? Что? Чай! Э нет, благодарим покорно. Мне бы красного вина.

– И мне, – сказал Торин.

– А мне вареньица. Малинового. И яблочный пирог, – вставил Бифур.

– А еще сладких пирожков и сыра, – поспешил добавить Бофур.

– Пирог с поросятинкой и салат, – облизнулся Бомбур.

– И коржиков… и пивка… и кофе! – закричали остальные гномы.

– И не забудь добавить дюжину яиц, дружище! – прокричал Гэндальф вдогонку хоббиту, покорно потащившемуся в кладовку. – Прихвати заодно копченую курочку и маринованных огурчиков!

– Кажется, он получше меня знает, что припасено в доме! – растерянно бормотал Бильбо. Он уже почти не сомневался, что его втравливают в самое настоящее приключение. Хоббит совсем упарился и взмок, наваливая на большие подносы бутылки, банки, ножи, вилки, стаканы, тарелки, ложки, гору всевозможной еды.

– Чтоб им лопнуть, этим ненасытным гномам! – ворчал он. – Расселись, бездельники! Нет чтобы помочь… – Бильбо осекся, увидев теснящихся в дверях кладовки Балина, Двалина, Фили и Кили. Не успел он и ахнуть, как они подхватили подносы, приволокли в гостиную пару столиков и в мгновение ока уставили их едой и питьем.

Гэндальф восседал во главе стола, а остальные тринадцать гномов теснились вокруг него. Бильбо примостился на табуретке у камелька. Аппетит у него совсем пропал, и он хмуро грыз черствый коржик. Бедняга пытался убедить себя, что ничего особенного не происходит и никакое приключение ему не грозит. А гномы пили, ели, грызли, жевали и болтали без умолку, будто только за этим и пожаловали. Наконец они насытились и отвалились от стола. Бильбо кинулся убирать пустые тарелки и опустошенные бутылки.

– Надеюсь, останетесь на ужин? – спросил он, надеясь, что они откажутся.

– Само собой! – откликнулся Торин. – И после ужина побудем. Мы здесь надолго. А пока суд да дело, попоем-попляшем. А ну, ребята, за уборку!

Сам Торин с места не сдвинулся и продолжал солидно толковать с Гэндальфом. Зато остальные двенадцать гномов мигом сгребли со столов посуду. Составив тарелки стопкой, увенчав эту горку бутылкой и балансируя свободной рукой, будто цирковые жонглеры, гномы вереницей потянулись на кухню. Хоббит семенил за ними, вскрикивая от ужаса.

– Пожалуйста, осторожнее! Не беспокойтесь, пожалуйста! Я сам справлюсь! – причитал он.

Гномы будто и не слышали. Они весело запели:

Бейте стаканы! Грохайте блюдца!
Ложки ломайте! Гните ножи!
Чайные чашки здорово бьются!
Об пол тарелки! Кроши и круши!
Соус разлейте! Ковров не жалейте!
Всё кувырком и вверх дном!
Пол черепками, костями усейте!
Ну-ка, об стену – бутылки с вином!
Скатерти рвите! В клочья салфетки!
Вилки втыкайте в стулья и в стол!
Под одеяло пихайте объедки!
Под простыню – закопченный котел!
Скажет спасибо гному любому
Бильбо за помощь такую по дому

На самом-то деле все было наоборот. Пока Бильбо суетился и совался под руку, гномы, напевая свою ужасную песню, ловко и быстро перемыли посуду и аккуратно расставили все по местам. Потом они всей толпой вернулись в гостиную, где Торин, закинув ноги на каминную решетку, невозмутимо покуривал трубочку. Он выпускал небывалые дымные кольца, чуть ли не с тележное колесо, и направлял их то вверх к дымоходу, то нахлобучивал на часы над камином, то катил под стол, а то и просто давал им свободно плыть к потолку. А Гэндальф, часто попыхивая своей короткой глиняной трубочкой – пых-пых-пых! – пускал колечки поменьше, и они, кружась, настигали дымные кольца Торина. Проскочив сквозь кольцо гнома и покружив по комнате, колечки волшебника послушно возвращались к нему и повисали над головой зелеными венчиками. Вскоре над Гэндальфом скопилось столько дымных колец, что они окутывали его мерцающим облаком. В колдовском свете вечерних сумерек под невесомой шапкой дыма Гэндальф выглядел таинственным и всемогущим. Бильбо стоял и завороженно наблюдал за волшебным кружением дымных колец. Он припомнил, как еще утром гордился тем, что ветер относил выпущенные им жалкие колечки За Холм, и, покраснев, почувствовал себя мелким хвастунишкой.

– А теперь сыграем что-нибудь! – сказал Торин. – Эй, тащите свои инструменты!

Кили и Фили кинулись к своим сумкам и вынули оттуда крохотные скрипочки. Дори, Нори и Ори неожиданно извлекли из-под плащей флейты. Бомбур приволок из прихожей барабан. В руках у Бифура и Бофура возникли кларнеты, которые, оказывается, лежали вместе с посохами.

– А мы оставили свои инструменты на крыльце! – в один голос заявили Балин и Двалин.

– Прихватите заодно и мой! – крикнул им вслед Торин.

Вскоре гномы вернулись. У каждого была виола ростом с него. Вдобавок они принесли изящную золотую арфу Торина, заботливо укутанную зеленой тряпицей. Стоило Торину коснуться струн, как полилась такая нежная и сладостная мелодия, что Бильбо тут же позабыл обо всем на свете и поплыл по волнам музыки далеко-далеко от хоббичьей его норки, За Реку, За Холм, в неведомые земли, где в небе сияло сразу несколько лун.

Вечерние сумерки занавесили маленькое окошко, скрыв и склоны, и вершину Холма. Заплясали вдали крохотные огоньки апрельских светлячков. Гномы играли и играли, а тень бороды Гэндальфа скользила в медленном танце по стене.

И тьма затопила гостиную. И огонь в камине погас. И тени растаяли. А гномы все играли и играли. Внезапно один из них затянул песню. Тут же ее подхватил другой, третий… И вот уже музыка сплетается со звуками многоголосого пения. Песня, пришедшая из глубин земли, из древних, тайных жилищ, из гномьих преданий, заполнила дом Бильбо. До нас дошел лишь кусочек, отрывок этой бесконечной песни, в словах которой только чуткое ухо может угадать протяжную мелодию. Слушайте:

Молчанье во мраке пещеры хранят

И выйдем искать заколдованный клад.
Гулы подземные небу знакомы –
Звон колокольный и дробь молотков.
Злато ковали без устали гномы,
На клад наложили заклятье веков.
Древние тайные эти владенья
Были открыты эльфам лесным.
Эльфы искусно гранили каменья
И наполняли их светом дневным.
Звезды ночные сияли в коронах.
В драконьем огне закалялись мечи.
Скользили сквозь кольца в кольчугах сплетенных
Лунные тени и солнца лучи.
В тумане растаяли дальние горы.

Закончим до ночи походные сборы,
Выйдем искать нам завещанный клад.
Арфы умолкли, и в мире подлунном
Эльфов напевы давно не слышны.
Рука не скользит по серебряным струнам.
Никто не тревожит лесной тишины.
Но бури и ветры стонали когда-то,
И в тучах тонули дневные лучи.
Огонь по деревьям метался крылато.
Как факелы, сосны пылали в ночи.
Дол оглашался набатным трезвоном.
Дышала тревогой кромешная тьма.
Пламя ревело свирепым драконом.
Рушились башни, пылали дома.
Горное эхо умножило громы.
Глохли от грохота недра земли.
Подземные залы покинули гномы ,
Клады сокрыли и скрылись вдали.
Тают в тумане дальние горы.
Молчанье во мраке пещеры хранят.
Закончим до ночи походные сборы ,
Пойдем и отыщем потерянный клад.

Гномы пели, а в сердце Бильбо рождалась любовь к чудесным вещам, сотворенным умелыми руками этих подземных жителей. Магия их волшебных деяний очаровывала хоббита. И в нем проснулось то давнее, что таилось на дне души каждого потомка великого Тука, – жажда увидеть далекие поднебесные горы, услышать глухой шум сосен и грохот водопада, проникнуть в глубокие пещеры и притом держать в руке острый меч, а не посох странника. Бильбо приник к окну. В темном небе низко над верхушками деревьев висели крупные звезды. И он подумал о сверкающих во тьме пещер грудах драгоценных камней. В лесу За Рекой полыхнуло пламя. Кто-то, наверное, развел костер, но Бильбо представилось, как налетают свирепые драконы и своим огненным дыханием сжигают вокруг все живое. Он помотал головой и поспешил опять превратиться в обыкновенного обитателя усадьбы Бэг, что Под Холмом, в тихого и мирного хоббита по имени Бильбо Бэггинс.

Он встал, дрожа от страха. Может быть, сделать вид, что отправляешься за лампой, а самому юркнуть за бочки с пивом в подвале и там затаиться? И не показываться, пока гномы не уберутся из его дома? Тем временем пение кончилось, и все уставились на него сверкающими в полутьме глазами.

– Куда это ты собрался? – спросил Торин. И по тону его голоса сразу стало ясно, что гном прочитал мысли хоббита.

– За лампой. Темновато стало, – буркнул Бильбо.

– А мы любим темноту! Темные делишки творятся в темноте! – весело загалдели гномы. – До рассвета еще далеко.

– Да-да, – пролепетал Бильбо и хотел было снова опуститься на табуретку, но от смущения промахнулся и плюхнулся на каминную решетку, задев ногой кочергу и угольные щипцы, которые с грохотом покатились по полу.

– Тихо! – нахмурился Гэндальф. – Слово Торину.

И Торин заговорил:

– Гэндальф, гномы и господин Бэггинс! Мы собрались в доме нашего друга и сотоварища, этого необыкновенно храброго хоббита, да не упадет ни один волосок с его головы, ни один завиток с его ног! Поблагодарим хозяина за хлеб да соль, за вино да эль!..

Он умолк, ожидая от Бильбо ответной благодарности. Но бедняга хоббит услышал лишь, что его назвали храбрым да еще вдобавок сотоварищем. Это не сулило ничего хорошего. Ошеломленный, он стоял столбом и беззвучно шевелил губами. Повременив, Торин продолжал:

– Мы собрались, чтобы обсудить, как, куда, с чем и зачем, что, к чему и почему. Иначе говоря, наметить план действий. Ибо очень скоро, еще до рассвета, нам предстоит отправиться в долгое и далекое путешествие. Путешествие, из которого некоторые из нас, а может, и все, кроме, конечно, нашего друга и советчика, мага и волшебника Гэндальфа, назад могут и не вернуться. Но не станем унывать. Куда, зачем и почему, ведомо каждому из нас. Однако нашему уважаемому, гостеприимному хозяину господину Бэггинсу и, пожалуй, самым молодым гномам, а именно Кили и Фили, потребуются, возможно, дополнительные разъяснения…

Известно, Торин в простоте и слова не скажет. Он ведь важный и уважаемый гном. Не останови его, он готов так туманно толковать бесконечно. Но его плавную речь неожиданно оборвали. Вконец перепуганный Бильбо после слов «могут и не вернуться» уже не мог сдерживаться. Крик ужаса, пронзительный, как рев паровоза, выскочившего из туннеля, вырвался из горла хоббита. Гномы повскакивали с мест, опрокидывая столы и стулья. В сумраке гостиной зеленым огнем вспыхнул конец посоха Гэндальфа, и в мерцающем свете все увидели маленького хоббита, застышего на каминном коврике и мелко дрожавшего, как фруктовое желе. Вдруг он с непонятным воплем: «Молния убила, разрази меня гром!» – рухнул на пол. Ничего толкового гномы от него добиться так и не смогли, а потому просто подняли, положили на диван в соседней комнате, поставили рядом стакан с бодрящим питьем и вернулись к своим туманным делам.

Джон Рональд Руэл ТОЛКИН

ХОББИТ ИЛИ ТУДА И ОБРАТНО

ГЛАВА 1. Нежданные гости

Жил-был в норе под землей хоббит. Не в какой-то там мерзкой грязной сырой норе, где со всех сторон торчат хвосты червей и противно пахнет плесенью, но и не в сухой песчаной голой норе, где не на что сесть и нечего съесть. Нет, нора была хоббичья, а значит - благоустроенная.

Она начиналась идеально круглой, как иллюминатор, дверью, выкрашенной зеленой краской, с сияющей медной ручкой точно посередине. Дверь отворялась внутрь, в длинный коридор, похожий на железнодорожный туннель, но туннель без гари и без дыма и тоже очень благоустроенный: стены там были обшиты панелями, пол выложен плитками и устлан ковром, вдоль стен стояли полированные стулья, и всюду были прибиты крючочки для шляп и пальто, так как хоббит любил гостей. Туннель вился все дальше и дальше и заходил довольно глубоко, но не в самую глубину Холма, как его именовали жители на много миль в окружности. По обеим сторонам туннеля шли двери - много-много круглых дверей. Хоббит не признавал восхождений по лестницам: спальни, ванные, погреба, кладовые (целая куча кладовых), гардеробные (хоббит отвел несколько комнат под хранение одежды), кухни, столовые располагались в одном этаже и, более того, в одном и том же коридоре. Лучшие комнаты находились по левую руку, и только в них имелись окна - глубоко сидящие круглые окошечки с видом на сад и на дальние луга, спускавшиеся к реке.

Наш хоббит был весьма состоятельным хоббитом по фамилии Бэггинс. Бэггинсы проживали в окрестностях Холма с незапамятных времен и считались очень почтенным семейством не только потому, что были богаты, но и потому, что с ними никогда и ничего не приключалось и они не позволяли себе ничего неожиданного: всегда можно было угадать заранее, не спрашивая, что именно скажет тот или иной Бэггинс по тому или иному поводу. Но мы вам поведаем историю о том, как одного из Бэггинсов втянули-таки в приключения и, к собственному удивлению, он начал говорить самые неожиданные вещи и совершать самые неожиданные поступки. Может быть, он и потерял уважение соседей, но зато приобрел… впрочем, увидите сами, приобрел он в конце концов или нет.

Матушка нашего хоббита… кстати, кто такой хоббит? Пожалуй, стоит рассказать о хоббитах подробнее, так как в наше время они стали редкостью и сторонятся Высокого Народа, как они называют нас, людей. Сами они низкорослый народец, примерно в половину нашего роста и пониже бородатых гномов. Бороды у хоббитов нет. Волшебного в них тоже, в общем-то, ничего нет, если не считать волшебным умение быстро и бесшумно исчезать в тех случаях, когда всякие бестолковые, неуклюжие верзилы, вроде нас с вами, с шумом и треском ломятся, как слоны. У хоббитов толстенькое брюшко; одеваются они ярко, преимущественно в зеленое и желтое; башмаков не носят, потому что на ногах у них от природы жесткие кожаные подошвы и густой теплый бурый мех, как и на голове. Только на голове он курчавится. У хоббитов длинные ловкие темные пальцы на руках, добродушные лица; смеются они густым утробным смехом (особенно после обеда, а обедают они, как правило дважды в день, если получится).

Теперь вы знаете достаточно, и можно продолжать. Как я уже сказал, матушка нашего хоббита, то есть Бильбо Бэггинса, была легендарная Белладонна Тук, одна из трех достопамятных дочерей Старого Тука, главы хоббитов, живших По Ту Сторону Реки, то есть речушки, протекавшей у подножия Холма. Поговаривали, будто давным-давно кто-то из Туков взял себе жену из эльфов. Глупости,конечно, но и до сих пор во всех Туках и в самом деле проскальзывало что-то не совсем хоббитовское: время от времени кто-нибудь из клана Туков пускался на поиски приключений. Он исчезал вполне деликатно, и семья старалась замять это дело. Но факт остается фактом: Туки считались не столь почтенным родом, как Бэггинсы, хотя, вне всякого сомнения, были богаче.

Нельзя, правда, сказать, что после того как Белладонна Тук вышла замуж за мистера Банго Бэггинса, она когда-нибудь пускалась на поиски приключений. Банго, отец героя нашей повести, выстроил для нее (и отчасти на ее деньги) роскошную хоббичью нору, роскошней которой не было ни Под Холмом, ни За Холмом, ни По Ту Сторону Реки, и жили они там до конца своих дней. И все же вполне вероятно, что Бильбо, ее единственный сын, по виду и всем повадкам точная копия своего солидного благопристойного папаши, получил от Туков в наследство какую-то странность, которая только ждала случая себя проявить. Такой случай не подворачивался долго, так что Бильбо Бэггинс успел стать взрослым хоббитом, лет этак около пятидесяти; он жил-поживал в прекрасной хоббичьей норе, построенной отцом, в той самой, которую я так подробно описал в начале главы, и казалось, он никуда уже не двинется с места.

Но случилось так, что однажды в тиши утра, в те далекие времена, когда в мире было гораздо меньше шума и больше зелени, а хоббиты были многочисленны и благоденствовали, Бильбо Бэггинс стоял после завтрака в дверях и курил свою деревянную трубку, такую длинную, что она почти касалась его мохнатых ног (кстати, аккуратно причесанных щеткой). И как раз в это время мимо проходил Гэндальф.

Гэндальф! Если вы слыхали хотя бы четверть того, что слыхал про него я, а я слыхал лишь малую толику того, что о нем рассказывают, то вы были бы подготовлены к любой самой невероятной истории. Истории и приключения вырастали как грибы всюду, где бы он ни появлялся. Он не бывал в этих краях уже давным-давно, собственно говоря, с того дня, как умер его друг Старый Тук, и хоббиты уже успели забыть, каков Гэндальф с виду. Он отсутствовал по своим делам с той поры, когда все они были еще хоббитятами.

Так что в то утро ничего не подозревавший Бильбо просто увидел какого-то старика с посохом. На старике была высокая островерхая синяя шляпа, длинный серый плащ, серебристый шарф, громадные черные сапоги, и еще у него была длинная, ниже пояса, белая борода.

Доброе утро! - произнес Бильбо, желая сказать именно то, что утро доброе: солнце ярко сияло и трава зеленела. Но Гэндальф метнул на него острый взгляд из-под густых косматых бровей.

Что вы хотите этим сказать? - спросил он. - Просто желаете мне доброго утра? Или утверждаете, что утро сегодня доброе - неважно, что я о нем думаю? Или имеете в виду, что нынешним утром все должны быть добрыми?

И то, и другое, и третье, - ответил Бильбо. - И еще - что в такое дивное утро отлично выкурить трубочку на воздухе. Если у вас есть трубка, присаживайтесь, отведайте моего табачку! Торопиться некуда, целый день впереди!

И Бильбо уселся на скамеечку возле двери, скрестил ноги и выпустил красивое серое колечко дыма; оно поднялось вверх и поплыло вдаль над Холмом.

Прелестно! - сказал Гэндальф. - Но мне сегодня некогда пускать колечки. Я ищу участника приключения, которое я нынче устраиваю, но не так-то легко его найти.

Еще бы, в наших-то краях! Мы простой мирный народ, приключений не жалуем. Бр-р, от них одно беспокойство и неприятности! Еще, чего доброго, пообедать из-за них опоздаешь! Не понимаю, что в них находят хорошего, - сказал наш мистер Бэггинс и, заложив большой палец за подтяжку, опять выпустил колечко, еще более роскошное. Затем достал из ящика утреннюю почту и начал читать, притворяясь, будто забыл о старике. Он решил, что тот не внушает доверия, и надеялся, что старик пойдет своей дорогой. Но тот и не думал уходить. Он стоял, опершись на посох, и, не говоря ни слова, глядел на хоббита так долго, что Бильбо совсем смутился и даже немного рассердился.

Доброго утра вам! - произнес он наконец. - Мы тут в приключениях не нуждаемся, благодарствуйте! Поищите компаньонов За Холмом или По Ту Сторону Реки.

Он хотел дать понять, что разговор окончен.

Для чего только не служит вам «доброе утро», - сказал Гэндальф. - Вот теперь оно означает, что мне пора убираться.

Что вы, что вы, милейший сэр! Позвольте… кажется, я не имею чести знать ваше имя…

Имеете, имеете, милейший сэр, а я знаю ваше, мистер Бильбо Бэггинс, и вы мое, хотя и не помните, что это я и есть. Я - Гэндаль, а Гэндальф - это я! Подумать, до чего я дожил: сын Бэлладонны Тук отделывается от меня своим «добрым утром», как будто я пуговицами вразнос торгую!

Гэндальф! Боже милостивый, Гэндальф! Неужели вы тот самый странствующий волшебник, который подарил Старому Туку пару волшебных бриллиантовых запонок, - они еще застегивались сами, а расстегивались только по приказу? Тот, кто рассказывал на дружеских пирушках такие дивные истории про драконов и гоблинов, про великанов и спасенных принцесс и везучих сыновей бедных вдов? Тот самый, который устраивал такие неподражаемые фейерверки? Я их помню! Старый Тук любил затевать их в канун Иванова дня. Какое великолепие! Они взлетали кверху, точно гигантские огненные лилии, и львиный зев, и золотой дождь, и держались весь вечер в сумеречном небе!

Вы, вероятно, уже заметили, что мистер Бэггинс был вовсе не так уж прозаичен, как ему хотелось, а также, что он был большим любителем цветов.

Бог мой! - продолжал он. - Неужели вы тот самый Гэндальф, по чьей милости столько тихих юношей и девушек пропали невесть куда, отправившись на поиски приключений? Любых - от лазанья по деревьям до визитов к эльфам. Они даже уплывали на кораблях к чужим берегам! Бог ты мой, до чего тогда было инте… я хочу сказать, умели вы тогда перевернуть все вверх дном в наших краях! Прошу прощения, я никак не думал, что вы еще… трудитесь.

А что же мне делать? - спросил волшебник. - Ну вот, все-таки приятно, что вы кое-что обо мне помните. Во всяком случае, вспоминаете мои фейерверки. Значит, вы не совсем безнадежны. Поэтому ради вашего дедушки и ради бедной Бэлладонны я дарую вам то, что вы у меня просили.

Прошу прощения, я ничего у вас не просил!

Нет, просили. И вот сейчас уже второй раз - моего прощения. Я его даю. И пойду еще дальше: я пошлю вас участвовать в моем приключении. Меня это развлечет, а вам будет полезно, а возможно, и выгодно, если доберетесь до конца.

Извините! Мне что-то не хочется, спасибо, как-нибудь в другой раз. Всего хорошего! Пожалуйста, заходите ко мне на чашку чая в любой день! Скажем, завтра? Приходите завтра! До свиданья!

И с этими словами хоббит повернулся, юркнул в круглую зеленую дверку и поскорее захлопнул ее за собой, стараясь в то же время хлопнуть не слишком громко, чтобы не вышло грубо, - все-таки волшебник есть волшебник.

Чего ради я пригласил его на чай? - спросил он себя, направляясь в кладовку. Бильбо, правда, совсем недавно позавтракал, но после такого волнующего разговора не мешало подкрепиться парочкой кексов и глоточком чего-нибудь этакого.

А Гэндальф долго еще стоял за дверью и тихонько покатывался со смеху. Потом подошел поближе и острием посоха нацарапал на красивой зеленой

Джон Рональд Руэл ТОЛКИН

ХОББИТ ИЛИ ТУДА И ОБРАТНО

Глава первая

НЕЗВАНЫЕ ГОСТИ

В глубокой норе жил-был хоббит[*]. Разумеется, не в грязной сырой норе, где из стен лезут червяки и дурно пахнет, но и не в сухой песчаной норе, где шаром покати и не на чем даже посидеть, не говоря уже о том, чтобы чем-нибудь подкрепиться. Вовсе нет! То была настоящая хоббичья нора, а это значит – очень и очень уютная.

Круглая входная дверь была выкрашена в зеленый цвет, и точь-в-точь посередине блестела круглая латунная ручка. От входной двери начиналась прихожая – этакий туннельчик, точнее, труба, но очень симпатичная и безо всякого там дыма. Стены были обшиты деревянными панелями, на полу – паркет я коврики; здесь же стояли полированные стулья и великое множество вешалок для шляп и плащей – дело в том, что хоббит любил гостей. Туннель шел не прямо, а все поворачивал и поворачивал, уходя в глубину холма, который на много миль в округе все так и называли Холмом. И отнюдь не единственная круглая дверка распахивалась с рассветом на его склонах – сначала на одном, а потом и на другом… Бегать вверх-вниз по лестницам хоббиты не любят, поэтому спаленки, ванные, погреба, кладовки (их было много!), гардеробные (для одной только одежды у этого хоббита предназначалось несколько комнат!), кухоньки, гостиные – все это находилось на одном этаже, а если сказать точнее, было доступно из главного коридора. По левую руку от входа располагались самые лучшие комнаты, ибо только они имели окошки – глубоко сидящие круглые окошки, выходившие в сад и на луговину, которая шла по склону до самой речки.

Надо сказать, что хоббит этот был довольно зажиточный, а фамилия его была Бэггинс[*]. С незапамятных времен жили Бэггинсы в окрестностях Холма и во все времена пользовались всеобщим уважением – не только потому, что в большинстве своем были богаты, но и потому, что никогда не впутывались ни в какие приключения и никаких неожиданностей от них ждать не приходилось. Заранее можно было сказать, что ответит Бэггинс на любой вопрос, и даже не трудиться спрашивать. Но эта история как раз о том, как с Бэггинсом вышло приключение и как он стал вытворять вещи совершенно неожиданные. Этот Бэггинс, возможно, потерял уважение соседей, зато снискал… Впрочем, снискал ли он хоть что-нибудь, вы узнаете только в самом конце.

Матерью этого самого хоббита… Впрочем, вы уже, конечно, вправе спросить, что собой представляют хоббиты. Думается, несколько слов о них сказать следует, поскольку теперь, помимо того, что и вообще-то хоббитов осталось на свете совсем мало, они еще и прячутся от Больших – так они называют нас с вами. Но и в прежние времена они были народцем весьма малочисленным. Росту в них – половина нашего, они даже меньше бородачей-гномов. Кстати, борода у хоббитов не растет. Ничего волшебного в хоббитах нет, не считая, конечно, одного – обиходного, так сказать – волшебства, которое помогает им мгновенно скрываться из виду, когда большие, неуклюжие существа вроде нас с вами с грохотом и топотом ломятся навстречу, словно слоны. А слышат нас хоббиты за целую милю. Они склонны к полноте, одеваются в яркие цвета, предпочитая желтый и зеленый, а вот обуви не носят вовсе, поскольку от природы на подошвах у них кожа толстая, как хорошая подметка; волосы на голове у них курчавые, равно как и бурая шерстка на ногах, густая и теплая. У хоббитов ловкие, подвижные пальцы, добродушные лица и сочный, заразительный смех (особенно после обеда, который они имеют обыкновение устраивать по два раза на дню, – если, разумеется, ничто не помешает). Ну вот, теперь вы знаете достаточно и мы можем двигаться дальше. Я уже обмолвился, что матерью этого хоббита (я имею в виду Бильбо[*] Бэггинса) была легендарная Белладонна Тукк[*], одна из трех достойных дочерей Старого Тукка, главы клана хоббитов, что жили по ту сторону Реки, – так называлась небольшая речка у подножия Холма. Хоббиты (разумеется, из других кланов!) поговаривали, что когда-то давным-давно кто-то из Тукков женился на фее[*]. Разумеется, все это только сплетни[*], но, как бы то ни было, чувствовалось в Тукках что-то не совсем хоббичье, и время от времени кто-нибудь из них пускался в путешествие, в котором не обходилось без приключений. Исчезали они обычно без особого шума, а родственники тщательно скрывали их отсутствие. Но факт остается фактом – Тукков уважали куда меньше Бэггинсов, несмотря на то, что, безо всякого сомнения, Тукки были богаче.

Едва ли можно утверждать, что после того, как Белладонна Тукк вышла замуж за Баню Бэггинса[*], с ними что-то этакое приключилось, – пожалуй, нет. Банго Бэггинс, отец Бильбо, отгрохал для своей супруги (правда, частично на ее средства) роскошную хоббичью нору, какой не сыскать было ни ниже, ни выше по Холму, ни даже по ту сторону Реки, – нору, в которой они и прожили до конца своих дней. Тем не менее не исключено, что их единственный сын Бильбо, который, хотя и был внешностью и характером точной копией своего уравновешенного и рассудительного отца, унаследовал кое-что и по линии Тукков – нечто такое, что ждало только случая, чтобы всплыть на поверхность. Однако случая все не подворачивалось – до тех самых пор, пока Бильбо не стал совсем взрослым (ему было уже около пятидесяти) и, прочно обосновавшись в обустроенной отцом отличной хоббичьей норе, которую я вам только что описал, не остепенился, как всем казалось, окончательно и бесповоротно.

Как-то утром, много-много лет назад, когда шума в мире было поменьше, а трава была зеленей, и хоббитов было еще довольно много, и жили они припеваючи, – Бильбо Бэггинс стоял у входа в свою нору и посасывал после завтрака длиннющую деревянную трубку, которая едва не доставала до его поросших шерсткой лодыжек (кстати, тщательно причесанных), – и тут ни с того ни с сего явился Гэндальф[*]. Да-да, Гэндальф! Если бы вы слыхали хотя бы четвертую часть из того, что слыхивал о нем я, а слыхивал я разве малую толику того, что о нем говорилось, вы бы наверняка уже приготовились к какой-нибудь замечательной истории. Истории и приключения, причем свойства самого необыкновенного, следовали за ним по пятам. Целую вечность не появлялся Гэндальф в окрестностях Холма. Пожалуй, с тех самых пор, как умер его давний приятель Старый Тукк. Так что хоббиты едва и помнили, как он выглядит. Ведь Гэндальф ушел за Холм и за Реку по своим делам еще в те времена, когда теперешние хоббиты-старожилы под стол пешком ходили.

John R.R. Tolkien

Originally published in the English language by

HarperCollins Publishers Ltd.

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Нежданное угощение

В земле была нора, а в норе жил хоббит. Нора была вовсе не грязная и совсем не сырая; не копошились в ней черви, не лепились по стенам слизняки, нет – в норе было сухо и тепло, пахло приятно, имелось там на что присесть и что покушать, – словом, нора принадлежала хоббиту, а стало быть, само собой, была уютной во всех отношениях.

Входная дверь в нору, круглая, точно люк, со сверкающей медной ручкой посредине, была выкрашена в зеленый цвет. Открывалась она в просторный и длинный коридор, похожий на пещеру, но чистый и ничуть не задымленный; в нем стояли стулья, пол устилали ковры, стены, обшитые деревянными панелями, оснащены были великим множеством крючков для плащей и шляп – этот хоббит просто обожал принимать гостей. Коридор, изгибаясь, проходил в глубине холма – или Кручи, как называли холм на много миль окрест. По обеим сторонам коридора в два ряда тянулись маленькие круглые дверцы, за которыми скрывались самые разные помещения, так что лазать наверх или спускаться вниз хоббиту не приходилось: спальни, ванные, погреба и кладовые (их было не перечесть), кухни, трапезные, гардеробные (в норе имелась особая комната, целиком отведенная под одежду) – все находилось рядом, в любую комнату можно было попасть из того же самого коридора. Лучшие покои располагались по левую руку, если стоять спиной ко входу, и только в них были окна, глубоко посаженные круглые оконца, выходившие в сад, за которым полого скатывались к реке луга.

Этот хоббит был весьма зажиточным, а фамилия его была Торбинс. Торбинсы обитали на Круче невесть с каких пор, и все их очень даже уважали – не только потому, что они славились своим богатством, но и потому, что в роду у них не было сумасбродов и ни с кем из Торбинсов никогда ничего не приключалось. И всякий мог заранее догадаться, что ответит какой-нибудь Торбинс на тот или иной вопрос. Однако наша история – о том, как один из Торбинсов засумасбродил и, сам не зная почему, начал говорить и делать вещи поистине невероятные. Пожалуй, после этого он потерял уважение соседей, зато приобрел… – впрочем, вы скоро узнаете, приобрел ли он хоть что-нибудь.

Матушкой нашего хоббита… Да, кстати, а кто такие хоббиты? Ведь сегодня хоббиты встречаются весьма редко и старательно избегают Громадин (такое прозвище они дали людям), поэтому не мешает, наверно, их описать, хотя бы в общих чертах. Это маленькие существа, ростом взрослому человеку по пояс. Но они – не гномы: хоббиты будут пониже, да и бород отродясь не имели. Волшебством они не занимаются, зато умеют в мгновение ока скрыться, если поблизости появятся Громадины, топочущие будто слоны. Хоббиты предрасположены к полноте, носят одежду ярких цветов, предпочитая в основном желтый и зеленый; ходят они босиком – башмаки им не нужны, ибо кожа у них на ступнях крепче сапожной подошвы, а стопы сверху покрыты густой рыжеватой шерсткой, согревающей в холода; пальцы у хоббитов длинные и чуткие, лица добродушные, и смеются они от души (в особенности поевши, а едят они часто и помногу). Ну вот, теперь вы знаете о хоббитах достаточно, и я могу продолжить.

Как я уже сказал, матушкой нашего хоббита, Бильбо Торбинса, была знаменитая Белладонна Тук, одна из трех дочерей хоббитана Тука, жившего в Приречье, за маленькой речушкой, что течет у подножия Кручи. Соседи поговаривали, что давным-давно один из предков Старого Тука женился на эльфийке. Это, конечно, полная нелепица, но все же в Туках имелось что-то такое, совсем не хоббитовское, и время от времени родичи Туков, а то и они сами, находили приключения на свою голову. Иногда кое-кто из них исчезал неизвестно куда, а оставшиеся, когда их принимались расспрашивать, упорно отмалчивались, притворяясь, будто они ни о чем таком – ни сном ни духом… В общем, Туков, хоть они и были богаче, в Хоббитании уважали меньше, чем Торбинсов.

По счастью, Белладонна Тук вовремя вышла замуж за господина Банго Торбинса, и приключения обошли ее стороной. Банго, отец Бильбо, отрыл для жены (частью на деньги из ее приданого) такую роскошную нору, с которой не шли ни в какое сравнение все прочие, будь то на Круче, в Исторбинке или в Приречье. В этой норе они жили до конца дней своих. Может быть, Бильбо Торбинс, единственный отпрыск досточтимой Белладонны, на вид – точная копия своего добродушного и покладистого отца, унаследовал от матери эту самую Туковскую особенность, которая ждала лишь подходящего времени, чтобы проявиться во всей красе. Однако… Бильбо благополучно вырос, стал уважаемым хоббитом в расцвете сил (ему было уже под пятьдесят), а подходящее время все не наступало. И лишь когда стало казаться, что господин Торбинс так и просидит в своей норе до скончания дней, произошло знаменательное событие.

По некой случайности, как-то тихим утром – в те времена шума было меньше, зелени больше, а хоббиты множились и процветали, – Бильбо Торбинс, плотно подзакусив, стоял у двери своего обиталища, покуривая длиннющую деревянную трубку, почти упиравшуюся чубуком в его стопы, шерстка на которых была аккуратно расчесана. И тут он увидел Гэндальфа. О, этот Гэндальф! Когда бы вам довелось услышать о нем хотя бы четверть того, что слыхал я (а я слышал лишь малую толику из того, что можно было услыхать), вы бы сразу поняли – вас ждет поистине замечательная история. Повсюду, где ни побывал Гэндальф, повсюду о нем рассказывали самые невероятные небылицы. В Хоббитании же он не показывался с тех пор, как умер его друг Старый Тук, и нынешнее поколение хоббитов почти забыло, каков он из себя. Ведь Гэндальф покинул Кручу и удалился в неведомые края, за Приречье, еще в ту пору, когда они были сущими несмышленышами.

Ни о чем худом не помышлявший Бильбо добродушно наблюдал за странно одетым стариком. На Гэндальфе был длинный серый плащ с серебристым шарфом и высокая, остроконечная, слегка потрепанная голубая шляпа. Дополняли наряд огромные черные башмаки. В руке старик сжимал посох.

– Доброе утро, – поздоровался Бильбо. Ведь утро и вправду было добрее некуда – сияло солнце, на дворе зеленела травка.

Гэндальф пристально поглядел на хоббита, погладил свою длинную и пушистую седую бороду и сдвинул кустистые брови, выдававшиеся из-под широких полей шляпы.

– И что же это означает? – осведомился он. – Желаешь ли ты доброго утра мне или хочешь сказать, что оно было добрым до моего появления? Или намекаешь, что у тебя все в порядке и ты не прочь поболтать?

– И то, и другое, и третье, – отозвался Бильбо. – Присаживайтесь, господин хороший. В такое утро просто грех не выкурить трубочку на свежем воздухе. У меня отличный табачок. Угощайтесь. Спешить некуда, целый день впереди. – Бильбо уселся на лавочку, скрестил ноги и выпустил замечательное кольцо дыма. Ветерок подхватил его и повлек в сторону Приречья.

– Спасибо за приглашение, – сказал Гэндальф. – Но мне некогда заниматься пустяками. Я должен найти того, кто согласится отправиться со мной навстречу приключениям. К сожалению, покамест никто не соглашается.

Плыли и плыли; потихоньку светало и становилось все теплее. Река обогнула крутой утес слева по течению, у подножия этого утеса пенились буруны. Вот утес остался позади, и вдруг поросшие лесом берега куда-то пропали! И тут Бильбо увидел!

Река словно распалась на сотни крохотных извилистых ручейков, на озерца и омуты, испещренные островками; впрочем, основное русло сохранилось. От края до края раскинулась беспредельная равнина. А далеко впереди темным острием упиралась в облака гора. Ее ближайших соседей на северо-востоке отсюда видно не было, и она одиноко вздымалась над равниной. Одинокая гора! Казалось бы, хоббит должен был обрадоваться, завидев цель путешествия - ведь он забрался в такую даль, преодолел столько препятствий, чтобы добраться до этой горы, - но она ему с первого взгляда не понравилась (и это еще мягко сказано).

Прислушиваясь к болтовне плотогонов, Бильбо понял: ему очень повезло, что он видит Одинокую гору - хотя бы и с такого расстояния.

Выходило, что им с гномами (бедные, бедные гномы!) счастье улыбнулось гораздо шире, чем они о том догадывались. Плотогоны говорили о речной торговле, о том, что рекой пользуются все подряд - ведь дороги через Лихолесье исчезли или по ним не пройти; толковали о тяжбе людей с лесными эльфами - кому кто должен платить пошлину за речную торговлю. О том, что все здесь совсем изменилось с тех времен, когда под Горой обитали гномы (ныне для многих те времена казались всего лишь бабушкиными сказками). И даже вести о здешних делах, которые получал в последние годы Гэндальф, уже изрядно устарели. Дожди замутили реку, случилось несколько землетрясений (некоторые утверждали, что во всем виноват дракон; кстати сказать, дракона поминали не иначе как с проклятием, кивая головой в сторону Горы), болота по берегам становились все обширнее, тропы исчезали одна за другой; пешие и конные, отправлявшиеся торить новые пути, пропадали без вести. Эльфийской тропой, той самой, которую Торин и компания избрали по совету Беорна, уже почти никто не пользовался. Одна лишь река служила безопасным путем от опушки Лихолесья к равнине в тени Одинокой горы - пока реку охранял король эльфов.

Господин Торбинс, как видите, сам того не подозревая, выбрал единственную дорогу, не сулившую особо крупных неприятностей. Стучавший зубами от холода Бильбо наверняка был бы рад, узнав, что вести о судьбе гномов достигли ушей Гэндальфа и тот, спешно завершив все свои дела (нас они не касаются, поэтому говорить о них не будем), спешит на выручку Торину. Однако ничего этого хоббит не знал.

Известно же ему было вот что: что он голоден и ужасно продрог, а река себе течет и течет, и никакого города не видно, а видно одну только Гору, мрачную, жуткую Гору. Река повернула к югу, и Гора, по счастью, несколько отдалилась. Уже под вечер все ручьи и ручейки снова слились в один могучий поток, который с ревом устремился вперед меж крутых каменистых берегов.

На закате, в последний раз плавно повернув на восток, лесная река ворвалась в Долгое озеро.

Устье оказалось широким, на обоих берегах возвышались, подобно утесам, каменные ворота, у их подножия была насыпана галька. Долгое озеро! Бильбо и представить себе не мог, что оно окажется поистине необъятным - как море. Противоположный берег едва угадывался, дальнего, северного конца вообще не было видно. Бильбо вспомнил карту: вон в той стороне, там, где мерцают звезды Повозки, впадает в озеро река Бегущая; ее воды вместе с водами лесной реки и питают Долгое озеро, возникшее на месте глубокого ущелья. У южной оконечности озера вода вновь вырывается на простор и мчится в незнаемые края. Оттуда, с юга, доносился в вечерней тишине приглушенный гром - то грохотали водопады.

Неподалеку от устья лесной реки, в бухте, защищенной скалистым мысом, стоял диковинный город, о котором и упоминали эльфы в разговоре, подслушанном хоббитом в винных погребах королевского дворца. На берегу, на суше, ютилось всего несколько домов, а сам город поставлен был на воде - точнее, на деревянном помосте, который поддерживало множество толстых свай; на берег был переброшен длинный мост. В городе жили люди. Это были отважные люди, которые не устрашились дракона. Они торговали с эльфами, жившими в верховьях реки, продавали им поступавшие с юга товары, но торговля ныне была уже не та, что в прежние дни, когда на севере процветал богатый город Дол. В те времена сюда частенько приходили целые флотилии, одни корабли доставляли золото, а другие - воинов в доспехах; в те времена велись войны и творились дела, давно ставшие преданиями. Теперь в засуху из воды выступали гнилые столбы старого помоста - ничего больше от великого когда-то города не осталось.

Впрочем, жители озерного города редко вспоминали обо всем этом. Правда, некоторые, случалось, пели песни о гномах Троре и Траине из племени Дарина, о драконе, о разрушении славного Дола. Находились и такие, кто слагал песни о грядущем возвращении Трора и Траина: дескать, из горных врат тогда потоком хлынет золото, и на равнине вновь поселятся люди и зазвучит смех. Разумеется, это были всего лишь песенки, красивые сказания, и относились к ним соответственно - только бы делу не мешали.

Едва из города заметили плот, сразу появились лодки, с которых приветствовали плотогонов. Вскоре бочки вывели из основного течения и отогнали в бухту, к причалу. Часть тары должны были забрать люди с востока, а оставшуюся горожане вновь наполнят товарами, и эльфы доставят их в свою пещеру в лесу. Пока же плот просто привязали к причалу, а плотогоны вместе с встречавшими отправились в город на пиршество.

Когда б им довелось увидеть, что случилось на берегу с наступлением ночи, они бы наверняка изумились, если не перепугались. Бильбо выволок на мелководье первый из тех бочонков, что особенно глубоко сидели в воде. Изнутри слышались стоны; когда крышка упала в воду, из бочонка вылез измученный гном. В растрепанной бороде торчала мокрая солома, взгляд был дикий, как у пса, которого посадили на цепь, а потом целую неделю не обращали на него внимания; ноги гнома подкашивались - кое-как добредя до берега, он со стоном рухнул навзничь. Это оказался Торин Дубовый Щит, но узнать его можно было только по золотой цепи да по колпаку с серебряной кисточкой, некогда небесно-голубому, а теперь грязному и рваному. Путешествие в бочонке настолько изнурило Торина, что он не сразу понял, кто перед ним стоит, и его первые слова были не слишком вежливыми.

Вы живы или нет, сударь мой Торин? - рассердился Бильбо. Наверное, он просто забыл, что сам-то успел перекусить и вдоволь надышаться свежим воздухом, что у него руки и ноги не затекли. - Поймите наконец, мы на свободе! Коли вы по-прежнему хотите добыть свой клад - он ведь ваш, а не мой, - разотрите-ка ноги и подсобите мне освободить остальных, покуда нас никто не видит.

Разумеется, Торин внял голосу разума, со стоном поднялся и начал помогать хоббиту. Вдвоем они довольно быстро отыскали нужные бочонки. На стук и на окрики отозвались только шестеро. Барахтаясь в холодной воде, Бильбо с Торином выпустили их, и гномы поплелись на берег. За спасение благодарить явно никто не собирался.

Балину с Двалином досталось больше других, и на них рассчитывать не приходилось. Бифур с Бофуром хоть и пострадали меньше, однако попросту улеглись на берегу и отказались что-либо делать. А вот Фили и Кили улыбались - кряхтели, но улыбались. Должно быть, молодым все нипочем (ведь для гномов эти двое были совсем еще молодые); а может, в их бочонках соломы оказалось в достатке и они почти не ушиблись - так, пара синяков да тройка царапин.

Наверное, раньше в этом бочонке были яблоки, - сказал Фили. - Я весь ими пропах. Что за издевательство - ты голодный как собака, весь продрог и даже не можешь пошевелиться, а тут тебе яблочками пахнет! Да я теперь до конца дней на яблоки смотреть не смогу!

Фили и Кили пришли на подмогу Торину с Бильбо. Вчетвером дело пошло быстрее. Вскоре нашлись и остальные шестеро. Бедняга Бомбур то ли спал, то ли был без чувств; Дори, Нори, Ори, Оин и Глоин едва не захлебнулись в своих посудинах. Одного за другим их осторожно перенесли на берег.

Ну вот, все в сборе, - проговорил Торин. - Похоже, мы родились под счастливой звездой; к тому же нам не мешает поблагодарить господина Торбинса. Он вправе надеяться на нашу благодарность, хотя лично я предпочел бы более… гм… спокойный способ передвижения. К вашим услугам, господин Торбинс! Сейчас неплохо было бы поесть и отдохнуть… Кстати, что будем делать?

Пойдем в город, - ответил Бильбо. - Не сидеть же на берегу.

Оставив прочих набираться сил, Торин, Бильбо, Фили и Кили двинулись по берегу к мосту. У входа на мост стояла сторожевая будка, но дозор в ней несли не очень-то бдительно, ибо охранять город, по большому счету, было не от кого. С лесными эльфами жители Эсгарота дружили, и разногласия - вроде тяжбы, кто кому должен платить пошлину - на этой дружбе почти не сказывались. Больше поблизости никто не обитал; доходило даже до того, что некоторые юнцы во всеуслышание заявляли - они, дескать, не верят этим байкам насчет дракона - и потешались над стариками, утверждавшими, будто в молодости видели Смога. Не удивительно поэтому, что стражники веселились в своей будке и не слышали ни как гномы выбирались на берег, ни как четверо разведчиков приблизились к мосту. Вообразите же их изумление, когда Торин переступил порог будки.

Эт-то кто такой? Что тебе нужно? - закричали стражники, хватаясь за оружие.

Я Торин, сын Траина, сына Трора, Короля Подгорного королевства! - гордо ответил гном.

Несмотря на изодранную одежду и грязный колпак, он и вправду выглядел по-королевски. На его груди сверкала золотая цепь, взгляд был мрачен и тверд. - Я вернулся и хочу видеть вашего градоправителя.

Что тут началось! Стражники забегали, засуетились, самые бестолковые выскочили наружу, ожидая увидеть ставшую вдруг золотой Гору и окрасившиеся желтым воды озера.

Капитан стражи шагнул вперед.

А это кто? - спросил он, указывая на Фили с Кили и на Бильбо.

Сыновья дочери моего отца, - ответил Торин, - Фили и Кили из племени Дарина, а также господин Торбинс, пришедший вместе с нами с запада.

Если вы пришли с миром, - сказал капитан, - оставьте ваше оружие здесь.

У нас нет оружия, - отозвался Торин. Это было правдой: эльфы отобрали все - и ножи, и Оркрист. Бильбо на всякий случай не стал упоминать о своем клинке. - Оно нам не нужно, мы пришли не с враждою, а как друзья. И потом, сражаться с целым городом было бы безумием. Отведи нас к градоправителю.

Он на пиру, - объяснил капитан.

Тем более! - вмешался уставший от церемоний Фили. - Разве ты не видишь - мы едва стоим на ногах от усталости и голода! А на берегу ждут наши товарищи, у которых даже не хватило сил встать. Веди, не то градоправитель потом задаст тебе взбучку.

Идите за мной, - приказал капитан. В сопровождении шестерых стражников гномы и хоббит проследовали по мосту на городское торжище. Оно находилось в центре города. Дома на высоких помостах выстроились дугой, окружая водную гладь; от них к воде спускалось множество лесенок; вдоль набережной тянулись деревянные парапеты. Один из особняков сверкал огнями, оттуда доносился гул голосов. Отряд направился туда. Переступив порог, все замерли, ослепленные ярким светом.

Прежде чем капитан стражи успел вымолвить хотя бы слово, Торин воскликнул:

Я Торин, сын Траина, сына Трора, Короля Подгорного королевства! Я вернулся!

Все вскочили. Градоправитель спрыгнул со своего преогромного кресла. Сильнее всех изумились эльфы-плотогоны, сидевшие на нижнем конце стола. Протолкавшись к градоправителю, они заговорили наперебой:

Это пленники нашего короля! Мы посадили их в темницу за то, что они без спроса расхаживали по нашему лесу и всячески нам досаждали. И как они ухитрились бежать?

Это правда? - спросил градоправитель у Торина. Сам он охотнее поверил бы эльфам, чем какому-то бродяге, который объявляет себя наследником Подгорного королевства. Да существовало ли оно вообще, это самое королевство?

Почти, - ответил Торин. - Король эльфов задержал нас по ложному обвинению. Но ни решетки, ни засовы - не помеха правому делу! И потом, с каких это пор на Долгом озере хозяйничают эльфы? Я обращаюсь к градоправителю Эсгарота, а не к плотогонам эльфийского короля!

Градоправитель переводил взгляд с Торина на эльфов и обратно. Ему вовсе не хотелось ссориться с эльфийским королем, который был могущественным владыкой; он не слишком прислушивался ко всяким песенкам, благо у него были другие дела, поважнее, - торговля, пошлины, товары с юга и тому подобное. Но жители города думали иначе, и вскоре все решилось само собой, без участия градоправителя. Весть о возвращении гномов в мгновение ока разлетелась по Эсгароту. Повсюду раздавались возбужденные возгласы, на улицах собирались толпы. Кто-то запел древнюю песню о возвращении короля; никого не волновало, что вернулся внук Трора, а никак не сам Трор. Другие подхватили, и песня полетела над озером:

Придет король законный, Серебряных фонтанов князь, С престолом и короной Воспримет власть, возвеселясь. В златых своих палатах Настроит арфу на старый лад, И песни среди злата, Как древле, снова зазвучат. Бор вырастет по склонам, Трава, как прежде, высока, Бьет серебро фонтаном, И золота течет река. И от Горы до моря Возрадуется вся земля, Не зная больше горя С приходом короля!

Вообще-то песня была гораздо длиннее, пели ее под звуки арф и скрипок и под громкие крики. Все перемешалось. Такой суматохи, по правде сказать, не припомнил бы и самый дряхлый дед в Эсгароте. Лесные эльфы призадумались и даже немножко испугались. Может быть, их король и впрямь ошибся? Градоправитель понял, что ему не остается ничего иного, как подчиниться общему мнению и притвориться, будто он верит, что Торин - тот, за кого себя выдает. Поэтому он усадил Торина в свое кресло. Фили и Кили расположились рядом. Бильбо тоже нашлось местечко за столом; его, как ни странно, ни о чем не расспрашивали, и никто не требовал гномов объяснить, что это за коротышка.

Чуть погодя в Эсгарот привезли остальных гномов. Их встретили с неменьшим восторгом. Всех сперва накормили, затем смазали снадобьями царапины и синяки, а потом вселили в просторный дом - словом, прием оказали самый радушный. К услугам Торина и компании всегда были готовы лодки с гребцами, а под окнами дома дни и ночи напролет бурлила огромная толпа; люди веселились, распевали песни и прямо ревели в упоении, стоило кому-либо из гномов показаться в окне.

Песни были разные - и старые, и совсем новые. В новых говорилось о гибели дракона и о спешащих вниз по реке кораблях с богатыми дарами от нового Короля-под-Горой. Эти песни сочиняли в основном по настоянию градоправителя; гномам они не очень-то нравились, но приходилось терпеть. С путниками носились как с писаной торбой. За неделю гномы как следует отъелись и отдохнули, подстригли и расчесали бороды, надели платья своих любимых цветов и расхаживали гордой поступью. Торин выглядел так, словно уже обрел свое наследное королевство, порубив Смога на мелкие кусочки.

К маленькому хоббиту гномы день ото дня относились все лучше. Они пили за его здоровье, дружески хлопали по спине, больше не ворчали и не шпыняли за каждый пустяк - словом, всячески о нем заботились, что было весьма кстати, поскольку Бильбо было не до веселья. При одной мысли о жуткой Горе, под которой к тому же залег дракон, его бросало в дрожь; вдобавок он ужасно простыл. Три дня подряд хоббит не выходил на улицу, а все его речи на пирах состояли из одной фразы:

Баое паибо!

К тому времени плотогоны успели вернуться в Лихолесье, и в королевском дворце начался настоящий переполох. Не знаю, что сталось с командиром стражи и с виночерпием, но думаю, им крепко влетело. Разумеется, гномы из осторожности ни словом не обмолвились о похищенных ключах и о путешествии в бочонках, а Бильбо благоразумно не надевал кольца. Догадки и слухи множились, но ничего не было известно наверняка; разве что никто из эльфов не сомневался в причастности загадочного господина Торбинса к побегу. Как бы то ни было, теперь эльфийский король узнал, куда и зачем идут гномы.

Великолепно, - сказал он сам себе. - Посмотрим, посмотрим. Без моего согласия никто никаких сокровищ через лес не пронесет. И по-моему, гномы не вернутся. Дракон сожрет их с потрохами - и поделом! - Король ни капельки не верил в то, что гномы всерьез хотят сразиться с драконом. Скорее уж они замыслили ограбить Смога или что-нибудь еще вроде этого. И все это лишний раз доказывает, насколько эльфы мудрее людей! (Впрочем, вы скоро убедитесь, что король был не совсем прав в своих подозрениях.) Владыка эльфов разослал по Глухоманью лазутчиков и стал ждать.

К концу второй недели пребывания гномов в Эсгароте Торин стал подумывать о продолжении похода. Пока восторг горожан не успел остыть, надо попросить помощи. Медлить не следует. Потому, улучив подходящий момент, Торин сообщил градоправителю и его советникам, что вскоре он вместе со спутниками отправляется к Горе.

Градоправитель несказанно удивился. А вдруг, подумал он, Торин и вправду потомок древних королей? Ведь он не верил, что пришельцы на деле собираются проникнуть под Гору и одолеть Смога, он считал их мошенниками, которые рано или поздно себя обнаружат. Но мы-то с вами знаем, как он ошибался. Торин подлинно был внуком Трора, а что касается похода к Одинокой горе - никому не ведомо, на что способен гном, пылающий жаждой мести или жаждущий вернуть свое добро.

Впрочем, об уходе гномов градоправитель не сожалел. Содержать их было обременительно; и к тому же появление незваных гостей превратило жизнь горожан в нескончаемый праздник, отчего все дела замерли. «Пускай себе идут, - думал он. - Поглядим, как их приветит Смог».

Конечно, о Торин, сын Траина, сына Трора, - сказал градоправитель. - Я прекрасно тебя понимаю. Раз ты говоришь, что близок срок, когда исполнится древнее пророчество, значит, так оно и есть. Мы окажем вам посильную помощь и верим, что вы не забудете об этом, когда ты обретешь свой трон.

И вот, несмотря на позднюю осень с ее пронизывающими ветрами, в Эсгароте снарядили три корабля, чтобы двинуться на веслах вверх по Бегущей реке. На борту были гномы, господин Торбинс и солидные запасы провизии. Лошадей и пони отправили кружным путем, договорившись встретиться с погонщиками в условленном месте. Градоправитель и его советники со ступеней ратуши пожелали путникам удачи. Горожане запели, замахали руками. Белые весла с плеском погрузились в воду, и корабли медленно отошли от причала. Так начался последний отрезок пути до Одинокой горы. Все шумно радовались, и только Бильбо не разделял общего веселья.