Представь, ты сидишь в огромном театральном зале. Ты не помнишь, как тут очутился и что ты здесь делаешь. Осматривая тёмный зал, ты едва видишь, что, похоже, место давно заброшено: в потолке огромная дыра, через которую можно рассмотреть тёмное облачное небо, вокруг летает пыль и забивает ноздри так, что хочется чихнуть. Ты пытаешься сдержаться, но не можешь, и зал оглашает звонкий чих.
Пссс, вы не могли бы потише!
Ты резко поворачиваешь голову в право и зал едва не оглашает крик ужаса. Рядом с тобой сидит то, что когда-то наверняка было человеком. У ЭТОГО нет головы! Ты можешь рассмотреть кусочки гниющего мяса и остатки челюсти. Чувствуешь, тебя начинает тошнить? Лучше отвернись и не смущай того, кто так и не обрёл покой. Они очень обидчивы и переменчивы в настроении. И если их обидеть, то они обидят тебя. Бойся мести мертвых! Они ничего не прощают и ничего не забывают. Ты пытаешься смотреть на что угодно, лишь бы не на своего жуткого соседа, но чем больше ты всматриваешься в темноту, тем страшнее становится. Глаза, немного привыкшие к темноте могут уловить силуэты, передвигающиеся по залу. Эй, не всматривайся в темноту, а не то темнота начнёт всматриваться в тебя. Ты не знаешь, что делать. Хочется вскочить и убежать, но ты не знаешь, где безопаснее: на твоём месте или там, среди темноты и тех, кого мы всегда боялись по ночам. Тех ночных чудовищ, которые жили у нас под кроватью и в шкафу. Сейчас ты осознаёшь, что это были не просто ночные кошмары и детская фантазия, а все это - реальность. Просто с возрастом мы перестали так часто всматриваться в темноту. И зря. Они всегда здесь. Казалось, что отведи взгляд, - и она набросится на тебя, но ты зажмуриваешься так, как делал всегда в детстве, в надежде, что как и в детстве кошмар пропадёт, но все тщетно. Тот же зал и та же тьма.
Внезапно на сцене раздаётся шорох, и загорается одинокая лампочка. На сцену выходит девушка, но то, как она двигается, выдаёт, что с ней что-то не так: то, как она двигается… Что-то странно… Но тебе сейчас она не важна. Ты оборачиваешься и хочешь осмотреть все, что было не видно в темноте.
Несмотря на малый свет, такой жуткой тьмы, как была, нет, и ты уже можешь обернуться и осмотреть то, что в темноте не было видно. Ты так наивно и по-детски надеешься, что там ничего нет, что все, что было, твой мозг дорисовал но… Надежды напрасны. И ты уже жалеешь, что решил обернуться и посмотреть.
Весь зал переполнен твоими словами и ночными кошмарами. Но страшно не это, а то, что все они смотрят на тебя и только на тебя. В зале висит звенящая тишина. Казалось, что если посмеешь её нарушить, то на тебя накинутся все твои страхи и поглотят в своём безумии. Не известно, сколько это уже длится, может, мгновение, а может, вечность, но тишину прерывает девушка со сцены:
Прошу внимания!
Ты оборачиваешься и смотришь на девушку. На ней серый узкий свитер с широким горлом, скрывающий часть её лица. Помимо ворота лицо скрывает часть ворота водолазки, надетой под свитер. Водолазка неплотно облепляет лицо до носа, глаза скрыты под круглыми черными солнечными очками в тонкой оправе. На голове чёрная шляпа, а недлинные тёмные каштановые волосы спрятаны за ворот свитера.
Дамы и Господа! Вам наверняка интересно, как же вы здесь оказались. На что я вам отвечу, что это мой Театр Ужаса, и я каждый раз в своём театре буду вашим путеводителем по Истории Ужасов. Все, что вы сейчас видите, создано вашими страхами, а я провожу вас по вашим самый затаенным и не очень страхам. Итак, сегодня в вашу жизнь в буквальном смысле ворвутся ваши кошмары.
Ты с ужасом наблюдаешь как к тебе приближается Э. О. Как же ты раньше не заметил! Походка была странной, потому что оно ходило на двух ногах, хотя ходит на четырех. Это как если собаку заставляли постоянно ходить прямо, ощущение неправильности точно такое же.
Сейчас ЭТО встало на четыре конечности и теперь походило на гигантскую лягушку. И ты понимаешь, что самое жуткое
сейчас перед тобой. Воплощение твоих страхов сейчас приблизилось к тебе, и ты от страха не можешь двинуться. Кажется, сейчас сердце, скованное диким неконтролируемым ужасом, не выдержит.
Внезапно лягушкоподобное существо делает резкий прыжок вперёд, запрыгивает на тебя. Тебе так хочется завопить от ужаса, но ты не можешь. Воздуха не осталось даже на это.
Лицо напротив лица. И ты чувствуешь мерзкий и
странный запах. Лица существа не видно, но ты смотришь прямо в стекляшки черных очков, не смея отвести взгляд. Тебя трясёт как в припадке, но остановиться ты не можешь. К тебе наклоняются ещё ближе, хотя, казалось, это уже невозможно, и мерзкий шипящий голос говорит прямо тебе в ухо:
Ты чувствуешшшшь этот запаххх? Так пахнет твой страх. Сейчас тебе пора уже просыпаться, но помни: я всегда рядом. То, что ты боишься, всегда с тобой. А теперь - до скорой встречи.
Руку обжигает болью, и ты с воплем подскакиваешь на собственной кровати. За окном видно рассвет, которому ночь постепенно уступает. Ты не можешь сдержать вздоха облегчения. И через этот вздох выходит весь тот страх, который ты пережил за такое, казалось бы, короткое время. Но ты не можешь отделаться от того мерзкого пугающего запаха, а рука ужасно саднит. Ты поднимаешь ладонь. И твои глаза в ужасе расширяются. На руке выцарапаны слова:
«До скорой встречи в твоих кошмарах!»…
Кошкам, однако, так легко не отделаться, потому что едят их редко. Но зато устроить им такую жизнь, чтобы не показалась римским сенатом, мы наловчились довольно хорошо — в Cредние века и позже в числе излюбленных забав населения Европы были кошачьи холокосты: хвостатых пособников дьявола отлавливали, набивали ими огромные мешки и сжигали с карнавальным ликованием. Сегодня таких публичных празднеств уже нет, но топить котят в некоторых субкультурах пока не отвыкли.
Все это, конечно, гримасы и пережитки проклятого прошлого. Сегодня кошкам, казалось бы, выпал счастливый билет, они попали в число самых любимых домашних животных, опередив кое-где собак. Свидетельством их популярности могут быть многие европейские языки, включая русский, в которых наиболее употребительные ласкательные эпитеты и междометия связаны с кошками — впрочем, русскому зайцу аналогичная слава помогла мало.
Кто-то должен был сделать логический шаг и попытаться извлечь из кошек прямую, то есть конвертируемую пользу, не ограничиваясь умильными фотографиями котят, избежавших проруби. Этот шаг сделал Юрий Куклачев со своим «театром кошек», то есть кошачьим цирком. Кошки издавна известны как своенравные и не поддающиеся дрессировке животные — тем замечательнее заслуга первопроходца, сумевшего заставить их преодолеть этот предрассудок.
Ключевое слово тут, конечно же, «заставить». В природе тигры не прыгают сквозь горящие обручи, медведи не ездят на велосипедах, кошки не ходят на передних лапах. Как их приохотить к тому, к чему у них охоты явно нет? Очевидный способ — жестокостью. Как тут не вспомнить старинный анекдот про мумию, которую археологи не могли опознать, пока не прибыли эксперты КГБ и она сама во всем не созналась?
Или все таки лаской? Каждый хозяин кошки знает, что она способна на многое. Беда в том, что заставить ее регулярно повторять смешные трюки, особенно при большом стечении народа, категорически невозможно. Тут нужна ласка поистине индустриальной силы.
Когда мы были детьми, нас пытались уверить во многом, в том числе в том, что советский цирк дедушки Дурова — самый гуманный на свете. С тех пор многие иллюзии рассеялись, в том числе потускнела и эта. Но Юрий Куклачев настаивает на том, что он является исключением из общего правила, и что его животные не могут на него нахвалиться. Он был удостоен ряда международных наград, в том числе, как упоминает в целом пустынный и безлюдный сайт его театра, за кошачий спектакль протеста против использования натурального меха.
Неприятные слухи, тем не менее, просачивались, на интернет чехла не накинешь. Кто-то упоминал о страшной вони и отчаянном голодном мяукании при перевозках, другие — о раскаленных плитках, на которые стряхивали животных, обучая вспрыгивать на плечи благодетелю. Упоминались выброшенные в мусорник утопленные котята. Тут бы, конечно, имело смысл привести ссылки, но мешает вот какая деталь. В прошлом году владельцы ряда сайтов с подобными наблюдениями получили уведомление за подписью лица, звучно отрекомендовавшегося как «пресс-атташе» театра кошек.
На вашем ресурсе x размещена информация заведомо лживого, клеветнического характера, оскорбляющая честь и достоинство народного артиста России Юрия Куклачева, а также порочащая репутацию государственного учреждения культуры города Москвы Театр кошек Куклачева... В случае если указанные материалы не будут удалены с сайта x в течение семи календарных дней с момента получения данного письма, мы будем трактовать это, как готовность владельца ресурса отвечать за публикации в суде...Это письмо отбило охоту к чрезмерной гласности у многих — но не у математика Михаила Вербицкого, человека, довольно широко известного в русском интернете, администратора сайта lj.rossija.org, задуманного как неподцензурная альтернатива livejournal.com. Он собрал у себя в блоге многие из вышеперечисленных наблюдений. Ему и пришлось в конечном счете отвечать перед судом. Суд отверг обвинения в клевете, но приговорил Вербицкого к штрафу за лексику , к которой он прибегал, характеризуя методы дрессировки и личность дрессировщика.
Установить реальные факты трудно, поскольку потенциальные информаторы явно запуганы примером Вербицкого. Мне удалось списаться с ветеринаром Николаем Логиновым, у которого в свое время была клиника при театре Куклачева, и он описал некоторые из жестоких методов, в том числе удавку, в которую попадает животное, не совершив требуемого прыжка. Он также сообщил, что Куклачев пренебрегал кастрацией, а котят просто выбрасывал. Логинов, конечно, может быть заподозрен в пристрастии, поскольку дрессировщик резко порвал с ним отношения, но сам Куклачев на уже упомянутом сайте приводит в доказательство своей гуманности тот факт, что дает своим кошкам по крайней мере раз окотиться, потому что в противном случае им якобы грозит рак. Этого мне лично достаточно, чтобы понять степень осведомленности великого друга кошек об их физиологии.
Тут же, впрочем, он разместил, очевидно в порядке похвальбы, заметку из «АиФ» о том, что некий кот Борис «вывел из строя 25 актрис». Если у кого-то хватит воображения представить себе Юрия Куклачева, пекущегося о судьбе помета 25 кошек (не говоря уже о кошках, вышедших на пенсию), я вынужден признаться в нищете своего собственного и хотя бы мысленно прибегнуть к лексике, инкриминируемой Вербицкому.
Насколько я понимаю, штраф, который ему присужден, в настоящее время оспаривается, и в целом решением суда Вербицкий не расстроен. Но меня со стороны поражает тот факт, что судьба самих животных осталась за пределами внимания юстиции, равно как и обвинения в жестокости, имплицитно выдвинутые против Куклачева. В конце концов, сами кошки никакими правовыми полномочиями не обладают и дела возбудить не могут.
Впрочем, в России они не обладают и правами. На проект закона о защите животных в свое время наложил вето тогдашний президент Путин, отметив, что эта область уже в достаточной степени регулируется, в частности, законом «О санитарно-эпидемиологическом благополучии населения». Похоже, он не видит особой разницы между собственным лабрадором Кони и охотящейся на него блохой.
Мне могут возразить, что в России даже существующие законы об охране людей соблюдаются без чрезмерной тщательности, а органы, призванные заниматься этой охраной, практикуют в основном вымогательство, пытки и контроль над приростом народонаселения путем стрельбы в супермаркетах и езды по встречной полосе. Не буду вдаваться в юридические импликации такого аргумента, но нравственной критики он не выдерживает. Мы не можем бросить все силы на борьбу с убийствами, а грабежи и изнасилования оставить в покое до лучших времен. Мораль не делится на половинки.
Ситуация с охраной прав животных ставит Россию особняком среди большинства сегодняшних развитых обществ, хотя я понимаю, что это не единственное, что ставит ее особняком. Курсы по этике в отношении животных преподаются в большинстве юридических школ США. Но я пока не стану углубляться в эту этику, а хочу ограничиться самой минимальной платформой. Наше отношение к животным характеризует в первую очередь нас самих, именно этому учат нас «Муму», «Холстомер» и «Каштанка». Иммануил Кант, который еще не признавал животных объектами этики, тем не менее считал, вслед за Джоном Локком, что жестокое отношение к ним дегуманизирует самого человека. И уж никак нельзя вынести за пределы морали ложь.
Ложью, в данном случае, является утверждение, что существует «гуманный» цирк с участием животных. Догадки тех, кто относится к животным с любовью, а не с корыстью, верны: их можно научить многому, но не тому, чего они откровенно боятся и не любят, их страх преодолевается лишь еще более сильным страхом наказания со стороны «дрессировщика». Сегодня ведущие цирковые труппы мира, в том числе знаменитый канадский Cirque du Soleil, отказываются от использования животных в своих программах, а в отношении тех, которые медлят, организуются бойкоты. Судя по всему, что диктует здравый смысл и совесть, место «театра кошек» Куклачева — в числе последних.
Трагедия Еврипида по версии Тимофея Кулябина случается в зале ожидания в аэропорту и строится на контрасте. Первый акт стерилен, нетороплив и возвышен. Во втором лысая героиня Юлии Пересильд слетает с катушек, конвейер для багажа доставляет истерзанный труп, повсюду размазана кровища, а на плазменных экранах мелькают доказательства несуществования Бога — цитаты великих ученых всех эпох.
Помешательство на поминках
Самый жестокий, аскетичный и суровый спектакль Камы Гинкаса играется в небольшой белой комнате уже 25 лет. Главная героиня — Катерина Ивановна, персонаж второго плана из «Преступления и наказания» Достоевского. Зрители тут автоматически превращаются в гостей на поминках по только что схороненному супругу Катерины Ивановны, все сидят за большим столом и волей-неволей соболезнуют. Все бы ничего, но рассудок у героини Оксаны Мысиной помутился, и на глазах собравшихся случается натуралистическое помешательство с зубодробительным финалом.
Диалог с насильником
Реально произошедшая история, привезенная из США в театр «Практика» режиссером и актером Казимиром Лиске. Маньяк изнасиловал и убил прекраснодушную молодую девушку. Его посадили. Спустя некоторое время отец жертвы начал писать письма преступнику. Завязалась чрезвычайно болезненная переписка на несколько лет; впрочем, с душеспасительным исходом. Артисты Дмитрий Брусникин и Антон Кузнецов озвучивают переписку от последнего письма к первому, отчего коэффициент ужаса в какой-то момент переходит критическую отметку.
Циничное полотно Константина Богомолова о насилии над детьми
Мрачное тихое представление, обернувшееся жуткой рифмой к флешмобу #янебоюсьсказать. Из романа Достоевского «Идиот» Константин Богомолов взял главным образом линии Мышкина, Рогожина, Аглаи и вожделенной всеми Настасьи Филипповны. Последняя в интерпретации режиссера оказывается маленькой девочкой, отчего страсть мужской части списка действующих лиц оборачивается уголовно наказуемой похотью. Мышкина (который в программке — Тьмышкин) Богомолов сыграл сам.
Три часа эстетизированного ужаса несвободы
Эпохальный эксперимент режиссера и драматурга Андрея Стадникова с артистами «Мастерской Дмитрия Брусникина» задумывался как спектакль про Соловецкий лагерь особого назначения. В получившемся трехчасовом спектакле нет ни слова о сталинских лагерях, зато есть несколько советских пьес, поэзия Пауля Целана и набор коллажей из киносценариев европейских и американских фильмов (от «Горькой луны» до «Бронсона») про несвободу и насилие. Сюжета никакого нет и в помине, зато есть мощнейшая волна ужаса, поднимаемая командой актеров, которая в паническом финале окатывает всех присутствующих независимо от степени вовлеченности в материал. Спектакль играли на заводе «Кристалл» до реконструкции, потом на стройке на Сретенском бульваре. Следующей локацией по воле авторов должно стать снова такое место, которого вскоре не станет.
Предсмертная пьеса Сары Кейн в исполнении толпы обезумевших женщин
Драматург Сара Кейн решила умереть ровно в 4.48. Дописала пьесу, назвала ее «4.48 психоз » и повесилась. Это было в 1998 году, однако театральные режиссеры до сих пор не имеют представления, как обходиться с этим текстом выдающегося английского автора. Над спектаклем «Электротеатра» работали люди, не занимающиеся обычно постановкой пьес: объединение мультимедиахудожников AES+F, регулярно представляющее Россию на Венецианской биеннале, и кинорежиссер Александр Зельдович. Текст исполняется едва ли не всей женской частью труппы на фоне пульсирующих грибов-вагин и кровоточащих летающих грудей.
В 1897 году французский драматург и chien de commissaire* Оскар Метенье приобрел театр в конце улицы Шапталь, тупика в парижском округе Пигалль, для того чтобы ставить в нем свои скандальные натуралистические пьесы. Самый маленький в Париже, этот театр также был самым необычным. Два больших ангела нависали над оркестровой ямой и неоготической деревянной обшивкой, а ложи с их железными перилами выглядели как исповедальни (собственно, здание одно время было часовней).
Theatre du Grand-Guignol - что буквально означает «большое кукольное представление» - был назван по имени популярного персонажа французского театр кукол Гиньоля, который первоначально выступал в качестве смелого социального критика - рупора шелкопрядильщиков Лиона. Ранние кукольные представления с участием Гиньоля нередко подвергались цензуре со стороны полиции Наполеона III.
Оскар Метенье сам был частой мишенью цензуры, так как имел дерзость описывать социальную среду, которая никогда ранее не изображалась на сцене: жизнь бродяг, беспризорников, проституток, преступников и «апачей», как в то время называли праздношатающихся и мошенников. Более того, он позволял этим персонажам говорить на естественном для них языке. В одной из первых пьес «Гран Гиньоля», «Мадмуазель Фифи» Метенье (по мотивам новеллы Ги де Мопассана), которая была временно запрещена к показу полицейскими цензорами, на сцене впервые появилась проститутка; в следующей его пьесе, «Луи», проститутка и уголовник оказались вместе в одном гостиничном номере. Метенье вырос на представлениях с участием Гиньоля… «Театр Гран Гиньоля» быстро приобрел популярность. Сам этого не осознавая, Метенье заложил первый камень в фундамент репертуара «Гран Гиньоля», которому предстояло просуществовать больше полувека. Мало-помалу и едва ли не случайно на свет появился новый жанр.
В 1898 году на посту руководителя Метенье сменил Макс Морей, который был неизвестен в театральных кругах, но имел практический опыт работы в театре. Именно Морей с 1898-го по 1914-й год превратил «Театр Гран Гиньоля» в дом ужасов. Он оценивал успешность пьесы по количеству людей, которые упали в обморок во время представления, и для пущей важности нанял театрального врача, чтобы оказывать первую помощь самым слабонервным зрителям. И именно Морей открыл новеллиста и драматурга Андре де Лорда - «Принца ужаса». Под влиянием де Лорда (который написал несколько пьес в сотрудничестве со своим доктором, психологом-экспериментатором Альфредом Бине), безумие стало главной темой «Гран Гиньоля». Во времена, когда безумие только становилось предметом научных исследований, а отдельные случаи едва начали описывать, репертуар «Гран Гиньоля» изобиловал пьесами с участием маньяков и людей «с особыми вкусами». Героем пьесы Андре де Лорда и Лео Марчиза «Человек ночи», например, был некрофил, странно похожий на сержанта Бертрана, человека, осужденного в 1849 году за осквернение могил и уродование трупов. В «Жуткой страсти» Андре де Лорда и Анри Боше изображалась молодая сиделка, которая душила вверенных ей детей. (Как и Метенье, де Лорд был частой мишенью цензуры, особенно в Англии, где запланированная постановка двух его пьес на выезде была отменена решением цензоров лорда-гофмейстера**. Театр того времени, упивавшийся водевилями и буржуазными декорациями, не мог дозволить вид крови или трупов на сцене.)
Страх «других» представлялся в «Гран Гиньоле» в бесчисленных вариациях: страх перед пролетариатом, страх перед неизвестностью, страх перед иностранным, страх перед заражением (учитывая количество пролитой крови «Гран Гиньоль» должен был испытывать некоторую тоску по чистоте). Герои Поля Клокемина и Поля Отье в «Смотрителях маяка» и Робера Франчевилля в «Прекрасном полку» заразились бешенством. Проказа косила пассажиров «Заблудившегося корабля» Макса Морея, а прислуга в «Красном отеле» Роланда Дрейфуса пала жертвой загадочной болезни. В нескольких пьесах, и среди них «Девичья комната» Морея, посетитель борделя подхватывал сифилис.
Однако на вершину «Гран Гиньоль» вознесли те границы и рамки, за которые он выходил: состояния сознания под воздействием наркотиков или гипноза. Потеря сознания, потеря контроля, паника: эти темы были близки посетителям театра. Когда драматурги «Гран Гиньоля» заинтересовались гильотиной, более всего их привлекали последние конвульсии, отражавшиеся на отрубленном лице. А что если отделенная от тела голова продолжала думать? Переход из одного состояния в другое был основой жанра.
Камилль Шуази, руководивший театром с 1914 по 1930 год, принес с собой множество спецэффектов, как световых, так и звуковых. Под его руководством постановка стала преобладать над текстом. Однажды он даже приобрел полностью оборудованную операционную под предлогом постановки новой пьесы. В 1917 году он взял на работу актрису Паулу Максу, которая вскоре стала известна как «Сара Бернар*** улицы Шапталь». На протяжении своей карьеры в «Гран Гиньоле» Макса, «женщина с наибольшим количеством покушений в мире», была подвергнута целому ряду пыток, уникальных в театральной истории: она была застрелена из ружья и из револьвера, скальпирована, задушена, выпотрошена, изнасилована, гильотинирована, повешена, четвертована, сожжена, расчленена хирургическими инструментами и ланцетами, разрезана на восемьдесят три кусочка невидимым испанским кинжалом, укушена скорпионом, отравлена мышьяком, съедена пумой, удушена жемчужным ожерельем и исстегана кнутом. Также она была усыплена букетом роз, поцелована прокаженным и подвергнута очень необычной метаморфозе, которую описал один театральный критик: «На протяжении двухсот ночей она просто разлагалась на сцене перед зрителями, которые бы не обменяли свои места на все золото Америки. Это продолжалось добрые две минуты, за которые молодая женщина понемногу превращалась в омерзительный труп».
Чтобы дать зрителям передохнуть от напряжения, вызванного страхом и безумием, вечером драмы в «Гран Гиньоле» сменялись комедиями, создавая своего рода эффект контрастного душа. Таким образом, «испытав ужас», публика могла утешиться пьесами вроде «Эрнестин в ярости», «Толстушка Адель» и «Эй, кокотка!». Хотя «Гран Гиньоль» был популярным театром в обоих смыслах этого слова - в него часто наведывались как проживающие неподалеку местные жители, так и более высоколобая публика из «Комеди Франсез» - он не был общественным заведением. Посещение «Гран Гиньоля» было скорее личным делом, чем общественным, и некоторые зрители предпочитали оставаться неизвестными. По словам очевидцев, обнесенные железными перилами ложи в глубине театра провоцировали определенный «экстремизм», особенно во время понедельничных дневных постановок, когда женщины часто готовились к адюльтеру, полумертвыми от страха бросаясь в объятия своих спутников: флирт в стиле «Гран Гиньоля». Уборщики помещения нередко находили на креслах пятна.
С приходом Жака Жувена, который руководил театром с 1930 по 1937 год, кровавые представления были потеснены в репертуаре психологической драмой. Стремясь к полному контролю над театром, Жувен вынудил уйти Максу, которая, по его мнению, привлекала слишком много зрительского внимания. Бездарность и личные амбиции Жувена ускорили окончательное падение «Гран Гиньоля». Рождение, развитие, смерть: жанр посеял семя собственного упадка, когда превратился в самопародию. Избыток ужасающих мотивов в поздних пьесах стал так велик, что в них уже было сложно поверить. К началу Второй мировой войны театр стал клониться к закату, увлекаемый собственной чрезмерностью. Война нанесла ему последний смертельный удар. Реальность возобладала над воображением, и посещаемость послевоенных спектаклей пошла на убыль. Весной 1958 года Анаис Нин так прокомментировала его упадок в своем дневнике: «Я была предана „Гран Гиньолю“, его высокочтимым мерзостям, которые когда-то вызывали бросавший в дрожь ужас, леденящий кровь кошмар. Все наши страхи перед садизмом и перверсиями выплескивались на этой сцене… Театр опустел». В интервью, взятом непосредственно после закрытия «Гран Гиньоля» в 1962 году, Карл Нонон, его последний руководитель, объяснил: «Мы никогда не сможем соревноваться с Бухенвальдом. До начала войны все верили, что происходившее на сцене было только плодом воображения; теперь мы знаем, что все это - и худшее - возможно».
Примечания:
*Chien de commissaire (фр.) - полицейский, проводящий вместе с приговоренными к смертной казни заключенными последние минуты их жизни.
**Лорд-гофмейстер - высшая придворная должность в Великобритании; до 1968 года выдавал разрешение на постановку пьес.
***Сара Бернар (1844–1923) - известная французская актриса.
