Русская литература 1940 50 х годов.

Острова утопии [Педагогическое и социальное проектирование послевоенной школы (1940-1980-е)] Коллектив авторов

«Воспитание воли» в советской психологии и детская литература конца 1940-х – начала 1950-х годов

Эту главу можно было бы назвать «Шекспировская травести вырабатывает характер» или «Краткая, но поучительная баллада о том, как советский пропагандист Виталий Губарев нечаянно сделал из Карла Маркса Льюиса Кэрролла и что из этого вышло». Она – о том, как писатель и партийно-комсомольский функционер решил написать детскую сказку, разъясняющую для подростков новые педагогические установки конца 1940-х годов, но из-за противоречивости этих установок и императива занимательности создал произведение, подрывающее основы как эстетики соцреализма, так и советской педагогики. Это произведение – повесть «Королевство кривых зеркал». После выхода книги на ее странности, кажется, почти никто не обратил внимания, но со временем именно они способствовали сохранению ее популярности в самых разных историко-культурных ситуациях.

Как я надеюсь, предпринятое мной изучение частного случая позволяет увидеть внутреннюю противоречивость утопического идеала, изобретенного советской педагогикой конца 1940-х годов, – образа ребенка, способного воспитывать себя самого как сознательного советского гражданина, узнавая свои достоинства и недостатки, а потом исправляя их.

Сказочник и мифотворец

Детская повесть-сказка Виталия Губарева (1912 – 1981) «Королевство кривых зеркал» (1951) в современной России известна и как книга, и по фильму-экранизации 1963 года, в котором Губарев выступил в качестве соавтора сценария299. Повесть регулярно переиздается и, по-видимому, пользуется спросом: на сайте ozon.ru рекламируется не менее семи изданий этой книги, вышедших в 2007 – 2013 годах, не считая более ранних – отдельных или в составе авторских сборников сказок Губарева. Одно из изданий опубликовано в серии «Школьная классика – детям»300. Очевидно, созданный писателем сюжет вошел в канон российской (пост)советской культуры.

Газета «Аргументы недели» за 10 октября 2013 года поместила на первой полосе портрет известного театрального режиссера Марка Захарова, сопровождаемый заголовком-анонсом материала в номере: «Умный хозяин королевства прямых зеркал». В интервью, данном накануне Рождества в 2014 году, патриарх Русской православной церкви Кирилл назвал социальные сети «королевством кривых зеркал»301. Столь регулярные отсылки к названию повести в публичной сфере – несомненно, показатель общеизвестности источника.

Об авторе этой сказки, тем не менее, говорят редко, да и известно о нем не так много. За свою долгую жизнь Виталий Губарев написал довольно много книг и сделал удачную по советским меркам карьеру: в 1945 – 1947 годах он был главным редактором «Пионерской правды», в 1946 – 1949-м – заведующим кафедрой пионерской работы Центральной комсомольской школы при ЦК ВЛКСМ, в дальнейшем – профессиональным детским писателем, чьи повести и пьесы выходили и переиздавались практически ежегодно. Он был дважды награжден орденом «Знак почета». Но сегодня о Губареве помнят немногие, и биография его изучена слабо302. Наиболее знамениты два его произведения, и оба – намного больше, чем автор, оставшийся в их тени: «Королевство кривых зеркал» и корпус текстов о Павлике Морозове, ставших основой для мифологизации этого героя в советской культуре. В монографическом исследовании Катрионы Келли, анализирующем миф о Павлике Морозове, рассматриваются тексты Губарева, но не его биография. Другой исследователь этого мифа, Юрий Дружников, успел встретиться и поговорить с Губаревым и указывает, что писатель постоянно фальсифицировал сведения о себе в материалах для советских энциклопедий – даже те, что легко проверить в библиотеке303.

Поэтому начать лучше всего с краткой биографической справки – при всей неполноте имеющейся информации.

В. Губарев родился в Ростове-на-Дону, мать его была дочерью священника. Об отце писатель кратко указывал в анкетах, что он был учителем, однако, по некоторым сведениям, Губарев-старший был дворянином и во время Гражданской войны воевал на стороне белых. Герб дворянского рода Губаревых в самом деле указан в Части IV «Общего гербовника дворянских родов Всероссийской империи».

Печататься Виталий Губарев начал с 14 лет (1926 год): в ростовском журнале «Горн» был опубликован его рассказ «Гнилое дерево». Не получив, по-видимому, никакого образования, кроме средней школы, с 1931 года Губарев работал в журнале для крестьянских детей «Дружные ребята», с 1932-го – в «Пионерской правде». Там-то он и открыл сюжет, который сделал его одним из известнейших советских «детских» журналистов, – историю Павла Морозова, который под пером Губарева превратился в жертвенного ребенка, убитого кулаками и взывающего к мести.

3 сентября 1932 года в селе Герасимовка Уральской области304 были убиты крестьянские мальчики Павел и Федор Морозов. Следствие и суд объявили виновными их деда Сергея, 19-летнего двоюродного брата Данилу, жену Сергея Морозова Ксению и крестного отца Павла Арсения Кулуканова, приходившегося ему дядей. По приговору суда Кулуканов и Данила Морозов были расстреляны, 80-летние Сергей и Ксения Морозовы приговорены к длительным срокам заключения и умерли в тюрьме.

Главным мотивом убийства якобы стала месть Павлику за то, что тот за год до этого выступил на суде над своим отцом Трофимом Морозовым, который, по версии обвинения, продавал сосланным на Урал «кулакам» поддельные документы, позволявшие им вернуться в родные места. Посмертно Павлик был объявлен пионером (которым не был, хотя и собирался вступить в пионерскую организацию), а его выступление против отца – подвигом, которому следовало подражать детям всех «неблагонадежных» граждан305.

Насколько можно судить по позднейшим свидетельствам, показания подозреваемых были получены после избиений на допросах. Убийцы Павла и Федора, равно как и подлинные мотивы убийства, достоверно неизвестны и сегодня306.

Первые публикации о гибели братьев Морозовых появились в уральской печати в конце сентября 1932 года, и в них уже начал формироваться идеологический миф о гибели юного пионера в борьбе с «кулаками». Найдя одну из таких публикаций, Губарев выехал на место событий как спецкорреспондент «Пионерской правды». 15 октября он поместил в газете репортаж из Герасимовки «Кулацкая расправа»307. После этого номера «Пионерской правды», где истории Павла Морозова была отведена целая страница, количество прославляющих «Павлика» материалов в центральной печати – статей, очерков, стихотворений и т.п. – стало расти с необычайной быстротой.

В 1933 году Губарев напечатал в газете «Колхозные ребята» опус «Один из одиннадцати», утверждая – без всяких на то фактических оснований, – что в деревне Герасимовке существовала пионерская ячейка из одиннадцати человек и что лучшим в ней был Павлик Морозов, который написал о преступлениях своего отца в «органы»308. Очерк Губарева стал примером новой советской агиографии – или, точнее, квазиагиографии.

В дальнейшем Губарев еще несколько раз публиковал статьи о значении «подвига» уральского подростка309: в 1940 году была издана его повесть «Сын. О славном пионере Павлике Морозове», в 1952 году он переработал ее в пьесу. Книга Губарева «Павлик Морозов» издавалась в СССР десятки раз – для начальной школы, как книга для чтения для нерусских школ и т.п., была переведена на ряд иностранных языков (но в Москве, как пропагандистская книга).

Губарев был не первым и не единственным автором мифа о герое-доносчике (например, в 1949 – 1950 годах Степан Щипачев (1899 – 1980) написал пропагандистскую поэму «Павлик Морозов», за которую в 1951 году был удостоен Сталинской премии 2-й степени), но, несомненно, одним из главных.

В разных текстах Губарева изложение истории мальчика сильно различается – так, в повести «Сын» из сюжета пропадает вымышленная героиня, девочка Оля Ельшина, «поселенная» журналистом в уральское село в очерке «Один из одиннадцати». Для понимания дальнейших событий важна одна деталь: в каждой переработке Губарев, по-видимому, стремился соответствовать новейшим пропагандистским установкам310. Например, в очерке «Один из одиннадцати» члены вымышленной пионерской ячейки в уральском селе вместе собирают радиоприемник (тогда среди советских подростков насаждалось увлечение радиолюбительством) и организуют «живую газету» – особый вид пропагандистского самодеятельного театра, который в 1932 – 1933 годах вновь получил распространение после аналогичных практик конца 1910-х – начала 1920-х годов311.

«Королевство кривых зеркал»: сюжет и основная коллизия

Повесть «Королевство кривых зеркал» Губарев написал в 1951 году, вероятно, параллельно работая над пьесой для театра о Павлике Морозове и над книгой идеологических наставлений для подростков, вступающих в комсомол312. Странность состоит в том, что «Королевство…», с одной стороны, и история Павлика Морозова и собрание комсомольских «бесед», с другой, не имеют между собой ничего общего. Идеологически они даже противоположны. Более того, для Губарева, имевшего репутацию ортодоксального сталиниста313, написание такой повести выглядело очень неожиданным поступком.

Сюжет этого произведения хорошо известен, но все же позволю себе его напомнить. У пятиклассницы314 Оли – множество недостатков: она самоуверенна, не умеет признавать своей вины за плохие поступки, постоянно ссорится с подругами, неорганизованна, разбрасывает вещи по дому. Когда она остается одна в квартире (отдельной – в 1951 году!), к ней вдруг обращается висящее в коридоре зеркало:

– Бабушка часто говорит, что хотела бы, чтобы ты увидела себя со стороны…

– Но разве это возможно? – удивилась Оля.

– Ну, конечно, возможно. Только для этого тебе надо побывать по ту сторону зеркала.

– Ах, как интересно! – воскликнула Оля. – Разреши мне, пожалуйста, побывать по ту сторону зеркала!

– С твоим характером, – произнес, наконец, звенящий голос, – опасно очутиться по ту сторону зеркала315.

Оля попадает в зазеркалье, но, в отличие от кэрролловской Алисы, встречает там своего зеркального двойника – девочку Яло, которая воплощает все Олины недостатки. Вместе с Яло они видят, что лежащая на полу книга сказок со словом «икзакС» на обложке начинает расти и вырастает до потолка, после чего делают шаг и попадают в эту книгу.

Девочки оказываются в Королевстве кривых зеркал – мире, напоминающем обобщенно-западноевропейскую сказочную страну. В этом мире все зеркала – кривые, их изготовлением ведает министр Нушрок (то есть Коршун). Единственное прямое зеркало есть только у короля, которого зовут Топсед (Деспот) Седьмой. Зеркала нужны, как сказали бы сегодня, в политтехнологических целях: так, маленький кусок хлеба, который только и может себе купить один из персонажей, в кривом зеркале превращается в огромный ломоть, а изможденные, худые люди – в дородных толстяков. Девочки становятся нечаянными свидетельницами того, как подросток-стекольщик по имени Гурд (Друг) отказывается делать очередное кривое зеркало и его уводят в тюрьму. Чтобы освободить его, девочки проникают во дворец в корзине с битыми фазанами, где их находит служащая на кухне тетушка Аксал (Ласка) и, узнав об их желании спасти Гурда, предлагает им переодеться мальчиками-пажами. В новой одежде они берут себе имена Коля и Ялок, проникают во дворец и втираются в доверие к королю Топседу. Все это время Оля перевоспитывает Яло, которая под ее влиянием постепенно учится преодолевать свою трусость и недобросовестность.

После многочисленных, временами очень опасных приключений они спасают Гурда, и Оля вступает в единоборство с Нушроком, который падает с башни вниз и разбивается на тысячу стеклянных осколков. Жители города чествуют Олю, которая в ответ говорит: « – Я не могу остаться с вами, дорогие друзья, потому что нет на свете ничего прекраснее и лучше моей страны! Вы, наверно, тоже построите когда-нибудь такую же светлую жизнь, как в моей стране. Я верю в это, дорогие друзья!»316

Оля возвращается по эту сторону зеркала и говорит бабушке, что «посмотрела на себя со стороны»317.

Жанр произведения Губарева в советском контексте определить довольно легко – это сказка-притча с условно-европейским антуражем. Из детских писателей, работавших в СССР в 1951 году, написать подобное произведение Губарев мог только в последнюю очередь, – потому что этот жанр к моменту написания «Королевства кривых зеркал» приобрел в советской культуре отчетливо антитоталитарный смысл.

Советская сказка-притча 1930 – 1940-х годов: эволюция жанра

Сказка была реабилитирована в советской детской литературе в первой половине 1930-х – до этого советские педагоги подозрительно относились и к фантастическим сюжетам, и к архаическому происхождению жанра318. Окончательно сказка была провозглашена необходимой для воспитания детей в статье А.М. Горького, опубликованной в газете «Правда»319.

В конце 1920-х – 1930-е годы сложился особый поджанр русской литературной сказки – аллегорическая притча в «европейских» декорациях с культурными аллюзиями, рассчитанными на взрослого читателя, чаще всего со значимым любовно-лирическим сюжетом и вставными стилизованными стихами. Этот жанр прямо восходил к стилизациям предреволюционного символистского или околосимволистского театра – произведениям А. Блока, М. Кузмина, ранним постановкам Вс. Мейерхольда. Первой «постсимволистской советской сказкой» стали «Три толстяка» (1928) Юрия Олеши320, за ними последовала повесть Алексея Толстого «Золотой ключик, или Приключения Буратино» (1936). В этом произведении традиция символистского театра стала уже предметом последовательного пародирования321.

Расцвета субжанр «европейской сказки» достиг в драматургическом творчестве Евгения Шварца и Тамары Габбе, которые придали ему последовательную антитоталитарную или, как минимум, антиавторитарную направленность: ср. пьесы Шварца «Голый король» (1934), «Тень» (1940), «Дракон» (1944) или Габбе «Город мастеров, или Сказка о двух горбунах» (1943). Во всех этих случаях в условно-средневековом антураже разыгрываются сюжеты, в которых нонконформист-одиночка или (чаще) влюбленная пара противостоят лживой тирании, которую – это постоянный мотив зрелых пьес Шварца – поддерживает значительная часть населения города322.

«Излишняя» политическая острота пьес Шварца, разумеется, была замечена цензурой: спектакль по пьесе Шварца «Дракон» (1944) в 1944 году был запрещен после первого же представления в Ленинграде (реж. Н. Акимов), в 1962-м – после нескольких представлений в Москве (реж. М. Захаров323); впрочем, возобновленную в том же 1962 году постановку Акимова все-таки оставили в репертуаре.

В послевоенное время литературные сказки публикуются нечасто, еще реже их авторы избирают условно-европейский антураж. Уже во время войны партийно-государственные элиты сделали ставку на русский национализм, а в 1948 – 1949 годах набрала силу «борьба с космополитизмом», поэтому и писатели, и режиссеры если уж и избирали сказочный сюжет, то обязательно русский. Например, один из ведущих детских кинорежиссеров СССР Александр Птушко, автор фильма «Дети капитана Гранта» (1935), в 1946 году снимает «Каменный цветок» (по сказке П. Бажова), а в 1952-м – «Садко» (по русским былинам), Т. Габбе в 1946-м пишет пьесу «Авдотья Рязаночка», Е. Шварц в 1948-м – сценарий фильма «Первоклассница», действие которого происходит в современной (на тот момент) советской школе, в 1953-м – пьесу-притчу «Два клена», стилизующую русскую народную сказку.

Исключения из этого правила были: например, в 1947-м Надежда Кошеверова и Михаил Шапиро сняли фильм «Золушка» по сценарию Шварца – но написанному в 1945 году. Т. Габбе в 1952 году опубликовала переработку «Города мастеров» для самодеятельных театров – но и эта пьеса была написана раньше324. «Королевство кривых зеркал» среди этих немногих исключений было одним из самых заметных: это оригинальный текст, а не переработка прежнего и не фильм, доснятый по сценарию, написанному в других исторических обстоятельствах.

В «Королевстве…» очевидны многочисленные отсылки к популярным детским и «взрослым» книгам западноевропейского или американского происхождения. Так, красавица-интриганка Анидаг (Гадина) напоминает Миледи Винтер из романа А. Дюма «Три мушкетера» (1844), в одной из финальных сцен Оля и Яло бегут по винному погребу, где хранятся бочки амонтильядо, вероятно перекатившиеся в повесть Губарева из рассказа Эдгара По «Бочонок амонтильядо» (1846)325.

Прохождение Оли через зеркало очень напоминает соответствующий эпизод «Алисы в Зазеркалье» Л. Кэрролла – особенно если учесть, что незадолго до того, как попасть в Зазеркалье, Алиса говорит кошке: « – А книжки там очень похожи на наши – только слова написаны задом наперед. Я это точно знаю , потому что однажды я показала им нашу книжку, а они показали мне свою!» (пер. Н. Демуровой)326.

Переодевание же девочки (точнее, двух девочек) в пажа/пажей больше всего напоминает шекспировские комедии, прежде всего «Два веронца» (The Two Gentlemen of Verona ), «Двенадцатая ночь, или Что угодно» (Twelfth Night, or What You Will ), «Как вам это понравится» (As You Like It ) и «Венецианский купец» (The Merchant of Venice )327. В советской детской культуре 1930-х – начала 1950-х годов такая карнавализация действия не встречается почти никогда328. Характерно, что в фильме «Королевство кривых зеркал» костюмы пажей, в которых действуют Оля и Яло (их играли девочки-близнецы Ольга и Татьяна Юкины), явственно воспроизводят – в «игрушечном» варианте – одежду Виолы из советской кинопостановки «Двенадцатой ночи» (режиссер – Ян Фрид, в роли Виолы – Клара Лучко), снятой уже после выхода повести Губарева, в 1955 году.

Стоит отметить и то, что сам сюжет «Королевства кривых зеркал» структурно очень похож на сюжет оперы Л. ван Бетховена «Фиделио, или Леонора»: молодая женщина, переодевшись юношей, проникает в тюрьму и освобождает своего возлюбленного329. У Губарева действует не женщина, а две девочки, то есть бетховенский сюжет удваивается. Но сходство между «Королевством…» и классической оперой, скорее всего, конвергентное: насколько можно судить, особенными познаниями в музыке Губарев не отличался, а премьера единственной постановки «Фиделио», которую писатель мог услышать – в Большом театре, с Галиной Вишневской в главной роли, – состоялась только в 1954-м.

Шварц и Габбе принадлежали к либеральной части советской детской литературы, Губарев – к ортодоксально-сталинистской, а миф о Павлике Морозове неплохо его кормил. Почему Губарев обратился к такому неожиданному для себя сюжету?

С определенностью на этот вопрос сегодня ответить трудно, однако можно высказать рабочую гипотезу. Губарев попытался создать произведение, соответствующее новому для того времени педагогико-идеологическому тренду. Его можно было бы назвать «воспитание воли и характера». По-видимому, Губарев собирался написать вполне ортодоксальную сталинистскую детскую книжку в слегка необычной культурной «аранжировке». Результат же оказался непредсказуемым для него самого.

Проблема воспитания воли в педагогической литературе 1940-х годов

Во второй половине 1940-х годов в советских журналах, посвященных вопросам педагогики и воспитания («Советская педагогика», «Семья и школа», «Народное образование»), заметно возрастает число статей, посвященных воспитанию в ребенке (независимо от пола) воли, мужества и выдержки. Главной задачей такой работы провозглашается способность детей – особенно школьного возраста – воспитывать себя самостоятельно, но в соответствии с установками, полученными от взрослых.

Статьи и книги, призывавшие воспитывать детей «волевыми» и дисциплинированными, изредка выходили и в 1930-е годы. Несколько фрагментов в книгах или отдельных работ на эту тему есть у А.С. Макаренко330. Но во второй половине 1940-х эта тема явно становится гораздо более востребованной, чем прежде.

Одна за другой защищаются диссертации на эту тему331, выходят книги332, публикуются стенограммы публичных лекций, прочитанных психологами и партийными пропагандистами. Кульминации эта волна достигает в 1949 – 1950-х годах, хотя начинается раньше, сразу после окончания Второй мировой войны.

В 1949 году журнал «Семья и школа» публикует серию неподписанных редакционных статей: «Воспитание выносливости» (№ 1), «Воспитание мужества» (№ 2), «Воспитание целеустремленности» (№ 3), «Воспитание чувства долга» (№ 6), «Воспитание коммунистического отношения к труду и к общественной собственности» (№ 8). Темы передовиц в следующем году – столь же однообразно-идеологизированные, но связаны уже с другими проблемами333. Очевидно, что мы имеем дело с кампанией, организованной «сверху».

Причины этой кампании пунктирно обозначены в программной статье одного из главных на тот момент советских психологов, вице-президента Академии педагогических наук Константина Корнилова:

Едва ли в истории нашей Родины когда-нибудь была другая эпоха, которая предъявляла бы такие огромные требования к человеку в отношении воспитания воли и характера, какие предъявляет та эпоха, в которую мы живем334.

Корнилов подчеркивает, что воспитание воли во многом должно опираться на собственные усилия ребенка. Если же эта задача оказывается трудной, то помочь в воспитании воли должен не только учитель, но и коллектив класса или школы:

…самовоспитание… может начаться уже в подростковом возрасте, когда подросток осознает мотивы своего поведения и может уже сам ставить перед собой задачи и цели, хотя и не особенно сложные…

…если вы… допускаете срывы, сделки с собой и тем самым проявляете свое безволие, тогда обопритесь на товарищеский коллектив, дайте общественное обязательство выполнить то, что трудно сделать одному335.

В чем состоит критический характер периода конца 1940-х, почему именно это время требовало от человека особенно сильной воли, Корнилов не пишет. Вместо этого он с тревогой сообщает – как о симптоме опасного для всего общества неблагополучия – о том, что во время контрольной работы старшеклассники одной из мужских московских школ долго не могут сосредоточиться, отвлекаются и т.п. – такое неумение заставить себя работать, дескать, является очень распространенной болезнью и требует срочных педагогических мер.

Согласно Корнилову, «…воспитание воли неотделимо от воспитания характера, то есть положительных свойств и черт личности»336. Это терминологическое разъяснение значимо. Работы о «воспитании воли» и «воспитании характера» были посвящены очень близким, если не одним и тем же проблемам.

Прежде чем дать более подробный анализ предложенных тогда психологических концепций и последствий этой кампании для советской детской культуры, необходимо сначала сказать, как и почему возникла сама кампания.

В середине 1940-х годов советская школа оказалась в ситуации глубокого кризиса337: многие дети, особенно на селе, не ходили в школу или пропустили несколько лет учебы из-за военных действий и эвакуации, уровень преподавания был низким, авторитет школы среди взрослых и детей упал. Учителей не хватало, а рассчитывать на помощь родителей было практически невозможно: большинство взрослых работали с утра до позднего вечера, чтобы восстановить разрушенную во время войны экономику. В 1946 – 1947 годах в СССР разразился катастрофический голод, вызванный не только последствиями войны, но и политикой властей, что еще больше усугубило проблему детской безнадзорности: родителям нужно было не столько воспитывать детей, сколько добывать для них пропитание338.

Как показывает М.Л. Майофис, министры просвещения РСФСР в этих условиях предлагали некоторые образовательные реформы, основная часть которых была заблокирована на уровне ЦК ВКП(б) – возможно, лично Сталиным. Еще одной новацией, помимо описанных в ее статье, стала апелляция к способности детей контролировать самих себя и направлять собственное поведение.

Надежду на успех в этом начинании советским психологам давал опыт Второй мировой войны, когда многие граждане СССР в тылу, на фронте и за линией фронта демонстрировали мужество и готовность к самопожертвованию – о чем не уставала трубить официальная пропаганда, замалчивавшая другую сторону войны – случаи трусости, желания нажиться на чужом несчастье, циничного равнодушия к чужим жизням и чужому имуществу («война все спишет»).

Еще до начала боевых действий на территории СССР советские психологи обобщали опыт смелых и высокомотивированных солдат, накопленный во время войны СССР против Финляндии339. Однако эта война была развязана Советским Союзом. В новой ситуации потребовали осмысления мотивы людей, защищавших свою страну под влиянием глубокого личного убеждения и без понуканий со стороны партийного руководства.

В 1943 году выходит программная статья о психологии героизма, написанная философом и психологом Моисеем Рубинштейном (1878 – 1954, однофамилец известного советского психолога Сергея Рубинштейна). Работа эта заслуживает внимания хотя бы потому, что М. Рубинштейн еще в дореволюционное время создал новаторскую концепцию воспитания человека как «творца культуры»; это воспитание осуществляется последовательной и взаимно согласованной работой дошкольных, школьных и внешкольных учреждений в союзе с семьей. Его двухтомный трактат «О смысле жизни» (1927) стал одной из последних изданных в СССР «идеалистических» философских книг и был подвергнут жесткой критике.

«Героический подъем и готовность на подвиг создаются в итоге не поверхностного порыва и не сентиментальной, чувствительной настроенности, а путем глубокой борьбы мотивов, сложной душевной работы человека над собой»340, – подчеркивает М. Рубинштейн в статье 1943 года и провозглашает, что высокие душевные качества, проявленные людьми на войне, являются следствием полученного ими воспитания и самовоспитания.

В представлениях о воле послевоенные советские психологи использовали некоторые элементы психологии первой трети ХХ века. Проблема самовоспитания и воли не была центральной в русской пореволюционной психологии, однако соответствующие работы периодически публиковались341. Научная психология интерпретировала психическую жизнь с точки зрения причинно-следственных связей, воля же, если понимать ее как начало, обусловливающее само себя, представляла некоторую сложность для такой концептуализации.

Одним из тех, кто считал исследование воли краеугольным камнем психологических исследований, был Михаил Басов. В книге «Воля как предмет функциональной психологии» он формулирует позицию, предвосхищающую экзистенциализм:

…В отношении… воли каждый родится в одинаковой бедности. Будущее дитяти в этом направлении представляется не заполненным никаким содержанием. Это содержание создается заново в процессе жизни и воспитания. Следовательно, тут человек ничем не обладает при рождении, но зато перед ним неограниченные возможности.

Это важно знать воспитателям!

<…> Воля… вместе с тем создается самой личностью в большей мере, чем все другие силы, ей присущие342.

Парадоксы самодисциплинирования

В советских условиях идея самовоспитания наталкивалась на неявное культурно-политическое препятствие. Такая практика требовала рефлексии и идеи личной автономии. Советские психологи это понимали. Автор одной из наиболее концептуальных статей того времени Владимир Селиванов (1906 – 1996)343 писал: «Необходимым условием успеха работы по самовоспитанию воли является изучение человеком самого себя, знание своих личных качеств, положительных сторон своей личности и ее недостатков. Уже в подростковом возрасте учащиеся впервые пытаются разобраться в своем характере, осмыслить свои идеалы и убеждения»344.

М. Рубинштейн вполне логично писал в своей книге «О смысле жизни»: «…для того, чтобы найти смысл [жизни] не относительный, а самодовлеющий, нужна свобода – это определено самим понятием личности»345. Но и в 1927 году эти слова воспринимались как ересь. А в СССР второй половины 1940-х автономия личности понималась крайне своеобразно – как энтузиастическое исполнение требований начальства.

«Сознательная дисциплина ученика советской школы характеризуется тем, что и при отсутствии постоянного внешнего контроля он добросовестно выполняет возложенные на него обязанности. <…> Конечной целью воспитания дисциплины является достижение такого уровня сознательности, при котором учащийся воспринимал бы нормы и правила социалистического общежития как свои собственные», – писал в 1946 году психолог Эле Моносзон346.

Внешне такая риторика напоминала размышления философов и социологов о том, что личность интериоризует общественное благо и воспринимает общественные ценности как усвоенные. В ХХ веке подобную точку зрения высказывал, например, Э. Дюркгейм в своем известном докладе «Ценностные и “реальные” суждения» (1911)347. Однако авторы, отстаивавшие такую позицию, в Новое время считали общество так или иначе автономным. Советская риторика социализации предполагала не автономию общества, а полное отождествление общества и государства, направляемых руководством коммунистической партии. «Нормы социалистического общежития» у Моносзона и других советских авторов, писавших о самодисциплине, были сориентированы не на дюркгеймовский идеал «общества-законодателя», а на директивно оформленную идеологию, спущенную «сверху».

Программный смысл в этих условиях приобретала цитата из Сталина, которая была повторена минимум в трех статьях о воспитании воли. Это – полный текст приветственной телеграммы «вождя», адресованной в 1935 году «командору конного пробега Ашхабад – Москва товарищу [С.П.] Соколову»:

Только ясность цели, настойчивость в деле достижения цели и твердость характера, ломающая все и всякие препятствия, могли обеспечить такую славную победу.

Партия коммунистов может поздравить себя, так как именно эти качества культивирует она среди трудящихся всех национальностей нашей необъятной Родины348.

Повесть А.Н. Толстого «Золотой ключик, или Приключения Буратино» Марк Липовецкий иронически назвал «утопией свободной марионетки». В педагогических опусах конца 1940-х годов была предложена еще более невероятная утопия – свободного, самовоспитывающегося, но при этом абсолютно дисциплинированного и индоктринированного подростка.

Идеал «самодисциплинирующего ребенка» советские идеологические инстанции начали пропагандировать еще с 1930-х годов. Евгений Добренко проанализировал многочисленные «школьные повести», в которых подростки сами себя делали «настоящими советскими людьми»349. Эту традицию он возводит к повести А. Гайдара «Тимур и его команда» (1940). Были и более ранние, хотя и менее впечатляющие примеры – например, «ТВТ» (1934) Янки Мавра (Ивана Федорова)350. Однако в конце 1940-х утопия самоиндоктринирующегося ребенка стала особенно значимой из-за кризиса школы – и педагоги и психологи попытались ее обосновать, приложив для этого, как можно видеть, довольно значительные усилия.

Поставленная перед детьми задача – стать идеологически безупречной личностью, познавая при этом собственные реальные достоинства и недостатки, – была настолько сложной и нежизнеспособной, что, кажется, вызывала скрытое недоверие даже у участников дискуссий о воле конца 1940-х. Но эта задача имела одно очевидное и очень простое решение: совмещение «самоубеждения» и самопознания могло стать элементом воображаемой ситуации, в которой усвоение или переоткрытие советской идеологии оказалось бы не навязанным извне, а следствием личного выбора из нескольких возможностей. Эта модель соответствует самосознанию юного партизана на вражеской территории. Она была разработана в многочисленных произведениях о юных партизанах и партизанках, появившихся в 1942 – 1950 годах, прежде всего – в романе А. Фадеева «Молодая гвардия», первая редакция которого была написана, как известно, в 1945 – 1946 годах.

Роман этот был очень популярен, тем более что его немедленно после публикации включили в школьную программу. По результатам опроса школьников Узбекистана, во второй половине 1940-х их любимыми героями – разумеется, после Ленина и Сталина – были персонажи «Молодой гвардии»351. Вполне возможно, что результаты опроса не были фальсификацией. Однако они выглядели отчасти парадоксально: в государстве, где ежедневно производились аресты по сфабрикованным обвинениям в заговорах и тайной подрывной деятельности, кумирами молодежи оказались подпольщики, хотя и действующие на вражеской территории. Эту же модель реализует в своей повести и Губарев: Оля и Яло оказываются в Королевстве кривых зеркал. Но – в отличие и от молодогвардейцев, и от воспетого Губаревым Павлика Морозова – результатом пережитых Олей приключений становится не только победа над Нушроком и спасение Гурда, но прежде всего – самопознание, благодаря которому Оля начинает с большим вниманием и сочувствием относиться к людям, окружающим ее по эту сторону зеркала.

Не менее сложным, чем интерпретация автономии личности, для советских педагогов и психологов был вопрос о рефлексии. Пропаганда 1930-х придавала самоанализу отрицательные эмоциональные коннотации, связанные с идеей бесплодного «самокопания». Ведение дневников описывалось в прессе второй половины 1930-х как признак двуличия, свидетельствующий о том, что автор дневника не готов рассказывать коллективу, в котором он учится или работает, о том, что у него или у нее на душе352.

В русской культуре начала ХХ века была достаточно влиятельная традиция осуждения психологической «интеллигентской» рефлексии как начала, разъедающего волю и препятствующего созидательному действию. По-видимому, отрицательное отношение к психологической рефлексии получило новый импульс в период «великого перелома» 1929 – 1930 годов – и тогда же было резко идеологизировано. Теперь отказ от самоанализа мог быть понят как проявление лояльности партии и государству. В своей стихотворной речи на XVI съезде ВКП(б) (1930) «поэт-комсомолец» Александр Безыменский заклеймил самоанализ как практику, расслабляющую волю настоящего большевистского писателя:

честнейшие сознались,

Говоря о других и себе,

Что, мол, действенный самоанализ

Нам дороже,

Чем преданность борьбе353.

Большевистскую литературу

Надо вырастить

Большевикам!

Не теряя ни дня, ни часа

Надо звать,

чтобы слово ее

Было мощным оружием класса,

А не психол?жеским

(Аплодисменты )354

Это идеологическое ограничение было смягчено во время войны, в 1943 году – как раз в этот момент была опубликована первая часть повести М.М. Зощенко «Перед восходом солнца», посвященная этической необходимости самоанализа. Но буквально через год запрет возобновился (то же произведение Зощенко было официально осуждено в статье А.М. Еголина, заведующего отделом печати Управления пропаганды и агитации ЦК – но больше чем через год после публикации, то есть «задним числом»355), и три года спустя, в 1946-м, А. Жданов в своих двух докладах о журналах «Звезда» и «Ленинград» утверждал: «…в этой повести Зощенко выворачивает наизнанку свою пошлую и низкую душонку, делая это с наслаждением, со смакованием, с желанием показать всем: – Смотрите, вот какой я хулиган»356.

Поэтому советские педагоги и психологи были крайне затруднены в выборе терминологии, обозначающей процесс самопознания в процессе воспитания собственных воли и характера. Слово «рефлексия» тогда употребил в положительном смысле только психолог Сергей Рубинштейн, закончивший в 1914 году факультет философии Марбургского университета и не забывший принятую в ХХ веке философско-психологическую терминологию: «Воля в собственном смысле возникает тогда, когда человек оказывается способным к рефлексии по отношению к своим влечениям, к тому, чтобы так или иначе отнестись к ним. <…> В результате его действия определяются уже не непосредственно его влечениями как природными силами, а им самим»357. В остальных случаях использовались описательные конструкции, такие как «изучение человеком самого себя» В. Селиванова.

Один из самых нетривиальных выходов из положения придумала молодой тогда психолог Антонина Бардиан (впоследствии – автор книг и пособий по возрастной и педагогической психологии). Она использовала цитату из «Капитала» Маркса, где происхождение психологической рефлексии объяснено через первоначальный (и сохранившийся в немецком языке) смысл слова «рефлексия» – «отражение»: «Сопоставляя действия и поступки других людей с собственными, непосредственно реагируя на них, он [школьник] “открывает” в себе черты собственной личности. К. Маркс по этому поводу говорил: “Человек сначала смотрится, как в зеркало, только в другого человека”»358.

Полностью цитата из Маркса – а именно примечание 18 в первом томе – в русском переводе выглядит так:

В некоторых отношениях человек напоминает товар. Так как он родится без зеркала в руках и не фихтеанским философом: «Я есмь я», то человек сначала смотрится, как в зеркало, в другого человека. Лишь отнесясь к человеку Павлу как к себе подобному, человек Петр начинает относиться к самому себе как к человеку. Вместе с тем и Павел как таковой, во всей его павловской телесности, становится для него формой проявления рода «человек»359.

По-видимому, эта метафора Маркса – найденная непосредственно в «Капитале» или вычитанная из статьи Антонины Бардиан – и стала основой сюжета повести Владимира Губарева «Королевство кривых зеркал». Губарев в 1949 году ушел с поста заведующего кафедрой пионерской работы Центральной комсомольской школы, но продолжал писать и публиковать пропагандистские книги для молодежи и, скорее всего, следил за педагогической периодикой, тем более за популярным журналом «Семья и школа», и статью Бардиан, скорее всего, знал. «Капитал» – трудная для понимания книга, и Губарев мог не дочитать ее до конца, но читать почти наверняка пробовал и до примечания 18 мог добраться без особого труда – оно находится почти в самом начале книги. Однако «зеркальную» метафору Маркса Губарев сделал основой сюжета с помощью приема, придуманного Льюисом Кэрроллом.

Использование метафоры Маркса для изображения рефлексии позволяет объяснить странный факт: семантика зеркала и переворачивания слов в сочинении Губарева принципиально отличается от семантики подобных предметов и действий в предыдущих произведениях соцреализма, в том числе для детей – в них зеркало являет героям образы будущего, и перевернутые слова приходят оттуда же. В 1924 году в Харькове была издана повесть одного из основателей пионерской организации, бывшего главного редактора журнала «Петроградский скаут» Иннокентия Жукова (1875 – 1948) «Путешествие звена “Красной Звезды” в страну чудес» – о том, как группа советских школьников попадает в будущее и наблюдает там воплощение коммунистической мечты. В этом сочинении термины и географические названия, употребляемые людьми будущего, получены путем переворачивания обычных слов: город Афу – Уфа, напиток далокош – шоколад и т.п.360 Губарев как журналист, а затем и главный редактор «Пионерской правды» должен был быть знаком с Жуковым, который в 1930-е годы, уже уйдя на пенсию, регулярно обращался в ЦК ВЛКСМ с предложениями о реформе пионерской организации.

В фильме Г. Александрова «Цирк» (1936) герои смотрятся в зеркальную крышку рояля и видят свое будущее361. Аналогично, в зеркале видит свою дальнейшую жизнь и героиня фильма «Светлый путь» Таня Морозова. У Губарева же зеркало обращает героиню не к будущему, а к ее собственным недостаткам, а потом помогает перейти в книгу, где Оля и Яло оказываются в мрачном Королевстве кривых зеркал.

Коллектив и личность: трансформация романтического образа «двойника» в повести В. Губарева

Советская педагогика в конце 1940-х выдвигала два взаимнодополнительных императива. Она настаивала, что ребенка воспитывает коллектив (об этом много писал А.С. Макаренко, который к этому времени снова стал широко цитируемым автором, хотя к моменту своей смерти в 1939-м находился в состоянии тяжелого конфликта с педагогическим истеблишментом), и одновременно – что ребенок должен воспитывать себя сам. В СССР между двумя этими подходами существовало скрытое противоречие из-за того, что государство брало на себя полномочия тотального социального «конструктора», а личность растущего ребенка должна была в идеале слиться со своим социальным местом – это и была социализация по-советски362. Понятно, что личности – объекту социального конструирования со стороны коллектива и государства – доверять воспитывать саму себя не стоит.

Губарев предложил в своем роде гениальный выход из этого противоречия: отрицательную сторону характера Оли – Яло – воспитывает коллектив, но состоящий… из одного человека – самой же Оли.

Этот неожиданный поворот, придуманный Губаревым и не имеющий более ранних прецедентов, позволяет объяснить особенность советской реализации мотива двойника в фантастических произведениях о роботах 1960-х годов. В литературе романтизма двойник, как правило, воплощает теневую сторону «оригинала» и наносит ему существенный ущерб или пытается убить, сжить со света, вытеснить с занимаемой социальной позиции. В неофициальной культуре советского времени такая трактовка мотива двойника тоже есть, хотя она обычно осложнена металитературной рефлексией – ср. пьесу Е. Шварца «Тень» (1940) или фантастический роман Александра Шарова «После перезаписи» (1966). Но есть и другая трактовка, при которой «оригинал» и «двойник» – дети или молодые люди, воспитывающие друг друга и научающиеся помогать друг другу в трудной ситуации363. Наиболее известное произведение, где мотив романтического двойничества видоизменяется таким образом, – тетралогия Евгения Велтистова о школьнике Сереже Сыроежкине и его визуальном двойнике, гениальном роботе Электронике (публ. 1964 – 1986) и снятый на основе первых трех повестей цикла телевизионный мини-сериал «Приключения Электроника» (реж. Константин Бромберг, 1979)364.

Зафиксировав идейные и сюжетные изобретения Губарева, в заключительных разделах этой главы я все-таки попытаюсь ответить на вопросы о том, почему все-таки Губарев вдруг откликнулся на пропагандистскую кампанию о «воспитании воли» и почему избрал для своей повести такой неожиданный сюжет.

«Жизненные идеалы» литературы: модели самовоспитания и образцы для подражания

Важнейшим вопросом в статьях о «воспитании воли и характера» было формулирование практических выходов из кризиса школы – ради этого кампания и проводилась. Предложенные в разных статьях варианты решения могут быть сведены к двум:

1) советские психологи без ссылок на источники описывали техники самовоспитания или методы их разработки, известные из не столь идеологизированных психологических работ или даже из религиозных традиций;

2) более ортодоксальные – или более запуганные365 – авторы предлагали школьникам выстраивать свою психику по образцу волевых литературных героев, а учителям – поощрять их в этой работе.

Приведу два примера первого подхода.

Журнал «Советская педагогика» в 1950 году публикует статью К.И. Лебедева, в которой автор сетует на «существенный пробел» во всех советских учебниках психологии: «…отсутствие теории, объясняющей способность человека господствовать над собой»366. Чтобы дать эскиз такой теории, Лебедев пересказывает, как свои собственные, идеи Л.С. Выготского. Возможно, впрочем, что этот «концептуальный ход» был не плагиатом, а попыткой реабилитировать теорию, автора которой называть в советской печати было нельзя. Некоторые работы Выготского были запрещены еще до его смерти в 1934 году, а после постановления ЦК ВКП(б) «О педологических извращениях в системе Наркомпросов» (4 июля 1936 г.) имя психолога в СССР стало почти полностью табуированным, так как он-то и был одним из создателей советской педологии367. Тем не менее Лебедев фактически пересказывает в своей статье концепцию интериоризации внешнего знака и интерпретацию знака как орудия, с помощью которого человек овладевает собственной психикой: «…владея речью, общаясь с другими людьми, подвергаясь воздействиям с их стороны и воздействуя на них, человек научился воздействовать на себя […] благодаря речи он может воздействовать на себя, подобно тому как он воздействует на других»368. Эта схема была разработана Выготским в книге «Мышление и речь».

Владимир Селиванов в своей статье предлагает учителям давать школьникам «упражнения в произвольном внимании» – и в качестве таких упражнений описывает медитации на произвольно выбранный небольшой предмет: карандаш, спичку, кусок стекла, камень и т.п.369 – то есть, фактически, технику, близкую к буддистским методам самодисциплинирования.

Сведений о применении подробного рода «пересказанных методик» мне найти пока не удалось. Скорее всего, этот подход не получил развития, а в период «оттепели» потерял всякий смысл – тогда были «реабилитированы» и переизданы оригинальные тексты Л. Выготского, П. Блонского и других значительных психологов, позволявшие более или менее нюансированно обсуждать процессы рефлексии и интроспекции.

Примеров второго подхода – описания воспитания воли с помощью литературных примеров – в конце 1940-х годов было намного больше. Судя по всему, этот метод, предполагавший не столько самопознание подростка, сколько сравнение с недосягаемым образцом или сильную эмоциональную реакцию на произведение, был сочтен более перспективным. Не был он забыт и в школе 1960-х, хотя и перестал считаться панацеей от всех психологических проблем.

К ЛЮДЯМ ДОБРОЙ ВОЛИ ЗА РУБЕЖОМ Доклад, сделанный по приглашению Германо-шведского общества 14 мая 1935 г. в Стокгольме.Ваши королевские высочества! Ваши сиятельства! Дамы и господа!Я хотел бы перед своим докладом выразить благодарность тем, кто предоставил мне возможность

Из книги Подлинная история русских. XX век автора Вдовин Александр Иванович

Глава 1 РУССКИЙ НАРОД В НАЦИОНАЛЬНОЙ ПОЛИТИКЕ И ИДЕОЛОГИИ 1917 - НАЧАЛА 1930-х годов Кому и какая польза от стремления к сближению и дальнейшему слиянию наций Приход большевиков к власти в России в 1917 году означал, что они получили возможность направлять в соответствии со

Из книги Мемуары фельдмаршала. Победы и поражение вермахта. 1938–1945 автора Кейтель Вильгельм

Глава 3 1938 – 1940: ОТ АВСТРИИ ДО КОНЦА ФРАНЦУЗСКОЙ КАМПАНИИ Нюрнберг. 7 сентября 1946 г.Вечером 4 февраля 1938 г., после финального монолога в кабинете рейхсминистров, Гитлер уехал в Бергхоф. Майор Шмундт, который был назначен по моей рекомендации как главный военный адъютант

Из книги Войны в эпоху Римской империи и в Средние века автора Никерсон Хофман

Глава 1 Армия Римской империи в период от начала правления Августа до начала правления Адриана, 27 г. до н. э. – 117 г. Цезарь был убит заговорщиками 15 марта 44 года до н. э., почти ровно через год после сражения при Мунде (в Испании, 17 марта 45 г. до н. э., здесь были окончательно

Из книги Встреча с границей автора Беляев Владимир Павлович

Немного о психологии Может, разговор о психологии будет несколько назидательным, но что поделаешь, тут фактов привести нельзя, только выводы, советы. Поэтому я буду предельно краток.Борьба с контрабандистами убедила меня, что можно многое узнать по выражению их лиц,

Из книги Бомба. Тайны и страсти атомной преисподней автора Пестов Станислав Васильевич

Детская хлопушка Так в одной лишь фразе «вреза» допущены две принципиальные ошибки, вторую из которых нельзя не рассматривать, иначе как преднамеренное искажение. Речь идет о предложении, где рассказывается о «создании первого в мире термоядерного устройства …

Из книги Главная антироссийская подлость автора Мухин Юрий Игнатьевич

Бригада Геббельса о своих трудах от середины 40?х до начала 80?х годов. Прокурорская часть бригады Геббельса: Предпринятая на Нюрнбергском процессе в 1946 г. попытка советского обвинения в опоре на «Сообщение Специальной комиссии…» (принимались меры и для подготовки

Из книги ЛЮДИ СОВЕТСКОЙ ТЮРЬМЫ автора Бойков Михаил Матвеевич

Глава 11 "КУСОЧЕК ПСИХОЛОГИИ" Кравцов ввел меня в большую комнату, напоминавшую на первый взгляд инструментальную кладовую. Вдоль одной стены тянутся полки с разложенными на них металлическими инструментами. В другой стене несколько шкафов со стеклянными дверцами.

Из книги Пароль получен автора Прудников Михаил Сидорович

13. Специалист по психологии Венцель не только бывал в Блестковской школе абвера, но и постоянно поддерживал с ее руководством деловые контакты. Они выражались не только в том, что начальник полиции рекомендовал начальнику школы подходящих людей, он несколько раз сам

Из книги Современные страсти по древним сокровищам автора Аверков Станислав Иванович

11. Борьба за древнее золото не имела начала и не имеет конца Но почти все клады имеют особое свойство. И пять тысяч лет назад, и три, две, тысячу, семьсот лет назад устроители захоронений были убеждены, что в умах их соотечественников созревают планы ограбления их

Из книги Русско-еврейский Берлин (1920-1941) автора Будницкий Олег Витальевич

Глава 8 В ДВИЖЕНИИ: РУССКИЕ ЕВРЕИ-ЭМИГРАНТЫ В 1930-е – НАЧАЛЕ 1940-х ГОДОВ Весной 1933 года численность русских эмигрантов в Берлине снизилась до 10 тысяч человек904. Нам неизвестно, сколько среди них было русских евреев, так же как неизвестна общая численность русских евреев,

Из книги О Набокове и прочем. Статьи, рецензии, публикации автора Мельников Николай Георгиевич

«ЗНАЕТЕ, ЧТО ТАКОЕ БЫТЬ ЗНАМЕНИТЫМ ПИСАТЕЛЕМ?..»287 Из интервью Владимира Набокова 1950–1970-х годов Шарж Исмаэля РолданаНабоковский бум, который начался в нашей стране с журнальной публикации «Защиты Лужина», судя по всему, и?не думает утихать. Набоков?– перефразируя

Из книги Острова утопии [Педагогическое и социальное проектирование послевоенной школы (1940-1980-е)] автора Коллектив авторов

Неофициальные группы советских школьников 1940 – 1960-х годов: типология, идеология, практики В своем классическом эссе «60-е. Мир советского человека» Петр Вайль и Александр Генис остроумно заметили, что советские диссиденты действовали так, «как если бы Тимур и его команда

Из книги 58-я. Неизъятое автора Рачева Елена

Жажда воли Избили меня, конечно, до полусмерти… Смутно помню: привозят на станцию. Комнатушка, в полусумеречном состоянии лежит Леня. Какая-то бабка с крынкой молока пытается войти, ее выгоняют. Наручников нет, нас связывают веревкой. Платформа, поезд, Тайшет. На станции

Повести и рассказы периода Великой Отечественной войны. «Девочка из города» Л . Воронковой . Гибель семьи-главное горе военного ребенка. Трагизм сиротства и трудности обретения новой семьи. Образы «городской» дочери и «деревенской» матери. Послевоенные циклы рассказов Л. Воронковой о деревенских детях («Солнечный денек», «Снег идет»).

Повести о войне Л. Кассиля . «Дорогие мои мальчишки». Новый вариант придуманной детской страны в условиях военного быта. Сказочное и реальное в повести. Образ главного героя. «Великое противостояние». Переплетение в книге исторического, мирного и военного сюжетов. Образ главной героини.

«Сын полка» В. Катаева . Детское и взрослое в характере главного героя. Семейные черты в полковой жизни. Законы этой жизни, место в ней «сына полка».

Рассказы о войне Л. Пантелеева -свидетельства очевидца («На ялике», «Маринка» и др.).

Повести о пионерах-героях (Л. Кассиль и М. Поляновский «Улица младшего сына», В . Смирнова «Саша Чекалин» и др.). Упрощенный показ войны, преувеличение физических и психологических возможностей детей. Поэтизация жертвенности и героической смерти.

Создание идеологизированных детских характеров в произведениях послевоенной детской литературы. Трудовая и социальная активность детей в условиях послевоенного восстановления страны. Картины жизни в духе социалистического реализма (И. Ликстанов «Малышок» и др.).

Рассказы В. Осеевой . «Васей Трубачев и его товарищи». Идеальный герой (отличник, коллективист) и идеальный детский коллектив. Надуманность в изображении детских конфликтов. Рассказы В. Осеевой из детского быта («Волшебное слово», «Синие листья», «Сыновь я»). Краткость и очевидность нравственных уроков. Приключенческая повесть «Динка ». Мастерство писательницы в построении увлекательного сюжета. Убедительные образы юных участников исторических событий.

Жанр приключенческой повести в творчестве В. Каверина («Два капитана») и А. Рыбакова («Кортик»).

Юмористическая литература . Рассказы и повести Н. Носова . Смешные случаи из детской жизни как сюжетная основа его произведений («Живая шляпа», «Телефон», «Дружок», «Мишкина каша»). Непосредственность и живость детских разговоров у Н. Носова. Популярность деятельных героев среди детей. Принцип полезности литературы в повестях писателя («Веселая семейка»). Остроумное и назидательное в произведениях Н. Носова («Витя Малеев в школе и дома»). Сказочная трилогия Н. Носова о Незнайке («Приключения Незнайки и его друзей», «Незнайка в Солнечном городе», «Незнайка на Луне» ). Детские типы в образах сказочных героев. Разнообразие приключений и путешествий в их жизни. Мастерство писателя в построении первой книги трилогии. Усиление идеологических элементов во второй и третьей книгах.

Юмористические рассказы Ю. Сотника . Привлекательность его предприимчивых и самостоятельных героев. Комизм ситуаций и положений. Оригинальность сюжетов произведений Ю. Сотника («Архимед Вовки Гришина», «Исследователи», «Невиданная птица», «Как я был самостоятельным»).

Литературная сказка 50-х гг. Сказочные повести об исправившихся детях. В. Губарев «Королевство кривых зеркал». Сказка-урок в творчестве Е. Пермяка . Тема общественно-полезного труда в его сочинениях. Наглядность морального урока («Рассказы и сказки»).

Драматическая сказка. Творчество Е.Л. Шварца и Т.Г. Габбе.

В первые послевоенные годы художественная жизнь необычайно активна. Местные передвижные, городские, республиканские, межреспубликанские выставки перемежаюгся со всесоюзными, обычно приуроченными к знаменательным датам. Например, в 1947 г. всесоюзная выставка проходила в залах Государственной Третьяковской галереи. Следует помнить, однако, что в эти годы продолжался процесс нарушения общепринятых социальных норм, демократических свобод. Культ Сталина расцвел пышным цветом. На нашей памяти – развернутое в конце 1940-х гг. наступление на так называемых космополитов и постановления о журналах "Звезда" и "Ленинград", выносящие несправедливый приговор Анне Ахматовой и Михаилу Зощенко (убрали из союза пейсак). Огромное воодушевление, охватившее русских людей после победы, надежды на то, начнется новая, более свободная и счастливая жизнь, что распустят колхозы и будет идеологическое послабление – не оправдались. Колхозники, как крепостные, не могли уехать из своих колхозов, до 1956 г. нельзя было по своей воле поменять место работы. "Архипелаг ГУЛАГ" пополнился бывшими советскими военнопленными, а также репатриантами из Европы, сама форма содержания в лагерях еще более ужесточилась, они в полном смысле слова стали концлагерями, или, по известному выражению Солженицына, "истребительно-трудовыми". И если в 1947 г. смертная казнь была отменена, то в 1950 г. в связи с "ленинградским делом" происходит восстановление смертной казни по отношению к "изменникам родины".

Десять лет в тюрьме находился писатель Андреев. Он писал «Роза Мира». Писал о том, что на самом деле происходит в стране. «Не заговорщик я, не бандит, Я - вестник другого дня, А тех, кто сегодняшнему кадит, Достаточно без меня».

Арестовывалась Баркова. Трижды. Ее стихи суровы как ее жизнь. «»Клочья мяса, пропитанные грязью, В гнусных ямах топтала нога. Чем вы были? Красотой? Безобразием? Сердцем друга? Сердцем врага?..»

Начало холодной войны отозвалось в «Русский вопрос» Симонова, «Голос Америки» Лавренева, «Миссурийский вальс» Погодина. Все не любили Америку. Впрочем как и сейчас. Симонов также написал книженцию о продажниках в «Чужая тень» и «Закон чести» Штейна (там что-то продали америке, какие-то открытия). По Штейну снят фильм.

<- все предыдущее было пьесы. В литературе были Суров, Софронов, Кочетов, Бубеннов, Бабаевский (шоколадка лучше чем его произведения), Грибачев, Павленко. (Ребзя, они тоже писали пьесы, я хз что было у них другого).

Самое известное стихотворение Исаковского: «Враги сожгли родную хату» (лучше про это расскажите).

Враги сожгли родную хату,

Сгубили всю его семью.

Куда ж теперь идти солдату,

Кому нести печаль свою?

Пошел солдат в глубоком горе

На перекресток двух дорог,

Нашел солдат в широком поле

Травой заросший бугорок.

Стоит солдат - и словно комья

Застряли в горле у него.

Сказал солдат: "Встречай, Прасковья,

Героя-мужа своего.

Готовь для гостя угощенье,

Накрой в избе широкий стол, -

Свой день, свой праздник возвращенья

К тебе я праздновать пришел..."

Никто солдату не ответил,

Никто его не повстречал,

И только теплый летний ветер

Траву могильную качал.

Вздохнул солдат, ремень поправил,

Раскрыл мешок походный свой,

Бутылку горькую поставил

На серый камень гробовой.

"Не осуждай меня, Прасковья,

Что я пришел к тебе такой:

Хотел я выпить за здоровье,

А должен пить за упокой.

Сойдутся вновь друзья, подружки,

Но не сойтись вовеки нам..."

И пил солдат из медной кружки

Вино с печалью пополам.

Он пил - солдат, слуга народа,

И с болью в сердце говорил:

"Я шел к тебе четыре года,

Я три державы покорил..."

Хмелел солдат, слеза катилась,

Слеза несбывшихся надежд,

И на груди его светилась

Медаль за город Будапешт.

А вообще все писаки боялись дядю Сталина и писали «как надо». Ажаев «Далеко от Москвы» написал про нефтепровод на ДВ, хотя знал какими силами оно все делается. Сам дядя – узник ГУЛАГа. Был. Потом, ближе к 50ым, эти произведения все начали критиковать, мол, неправда, да еще и приукрашенная. В топку.

26) Анализ одного из стихотворений из книги стихов О. Мандельштама "Камень".

«Нежнее нежного» Осип Мандельштам

Нежнее нежного
Лицо твое,
Белее белого
Твоя рука,
От мира целого
Ты далека,
И все твое -
От неизбежного.

От неизбежного
Твоя печаль,
И пальцы рук
Неостывающих,
И тихий звук
Неунывающих
Речей,
И даль
Твоих очей.

Летом 1915 года Осип Мандельштам познакомился в Коктебеле с Мариной Цветаевой. Это событие стало поворотным в жизни, поэта, так как он влюбился, как мальчишка. К тому времени Цветаева уже была замужем за Сергеем Эфронтом и воспитывала дочь. Однако это не помешало ей ответит взаимностью.

Роман двух знаковых представителей русской литературы длился недолго и был, по воспоминаниям Цветаевой, платоническим. В 1916 году Мандельштам приехал в Москву и встретился с поэтессой. Они целыми днями бродили по городу, и Цветаева знакомила своего друга с достопримечательностями. Однако Осип Мандельштам смотрел не на Кремль и московские соборы, а на возлюбленную, что вызывало у Цветаевой улыбку и желание постоянно подшучивать над поэтом.

Именно после одной из таких прогулок Мандельштам написал стихотворение «Нежнее нежного», которое посвятил Цветаевой. Оно совершенно не похоже на другие произведения этого автора и построено на повторении однокоренных слов, которые призваны усилить эффект от общего впечатления и наиболее полно подчеркнуть достоинства той, которая удостоилась чести быть воспетой в стихах. «Нежнее нежного лицо твое», - вот первый штрих к поэтическому портрету Марины Цветаевой, который, как позже признавалась поэтесса, не совсем соответствовал действительности. Однако дальше Мандельштам раскрывает черты характера своей избранницы, рассказывая о том, что она совершенно не похожа на других женщин. Автор, обращаясь к Цветаевой, отмечает, что «от мира целого ты далеко, и все твое – от неизбежного».

Эта фраза оказалась весьма пророческой. Первая ее часть намекает на то, что в это время Марина Цветаева причисляя себя к футуристкам, поэтому ее стихи действительно были очень далеки от реальности. Она часто мысленно устремлялась в будущее и разыгрывала самые различные сценки из собственной жизни. К примеру, в этот период она написала стихотворение, которое заканчивалось строкой, ставшей впоследствии реальностью – «Моим стихам, как драгоценным винам, наступит свой черед».

Что касается второй части фразы в стихотворении Осипа Мандельштама «Нежнее нежного», то автор словно бы заглянул в будущее и вынес оттуда четкое убеждение, что судьба Цветаевой уже предрешена, и изменить ее невозможно. Развивая эту мысль, поэт отмечает, что «от неизбежного твоя печаль» и «тихий звук неунывающих речей». Трактовать эти строчки можно по-разному. Однако известно, что Марина Цветаева очень болезненно переживала смерть матери. Плюс ко всему, в 1916 году она рассталась со своей лучшей подругой Софьей Парнок, к которой испытывала очень нежные и отнюдь не только дружеские чувства. Возвращение к мужу по времени совпало с приездом в Москву Осипа Мандельштама, который и застал Цветаеву в состоянии, близком к депрессии. Правда, за налетом чувств и слов поэт сумел разглядеть нечто большее. Он словно бы причитал книгу жизни Марины Цветаевой, в которой увидел много пугающего и неизбежного. Более того, Мандельштам понял, что сама поэтесса догадывается, что именно уготовано ей судьбою, и принимает это как должное. Эти знания не омрачают «даль очей» поэтессы, которая продолжает писать стихи и пребывать в своем, полном грез и фантазий, мире.

Позже Цветаева вспоминала, что ее отношения с Мандельштамом были похожи на роман двух поэтов, которые постоянно спорят, восхищаются друг другом, сравнивают свои произведения, ругаются и вновь мирятся. Однако эта поэтическая идиллия длилась недолго, примерно полгода. После этого Цветаева и Мандельштам стали встречаться гораздо реже, а вскоре поэтесса и вовсе покинула Россию и, находясь в эмиграции, узнала об аресте и гибели поэта, который написал эпиграмму на Сталина и имел несчастье прочитать ее публично, что поэт Борис пастернак приравнял к самоубийству.

27) Особенности художественного мира А. Платонова (анализ одного из рассказов).

Его творчество – загадка, оно не похоже на всё, что знали прежде, и во многом необъяснимо. И доброжелатели, и хулители Платонова ещё в 20 – 30годы говорили о его странных героях, неожиданных и оборванных финалах, о невозможности пересказать произведение. Но даже у самых яростных обличителей Платонова прорывалось восхищение мощным художественным даром писателя: плотностью повествования, универсальностью обобщения на уровне одной фразы текста, колоссальной свободой в языковой стихии русского языка.

Он выбрал для своего героя тернистый путь страдания в поисках той правды, которая должна восстановить нарушенный порядок жизни и духа. «Сирота земного шара», «круглый сирота», «представитель общества сиротства» - это ключевые образы – понятия, ставшие лейтмотивами платоновского мира. Они представлены в нём то как характеристика героя, то как цельный сюжет произведения. Сирота и ребёнок живут практически в каждом герое Платонова. Они брошены, оставлены, у них нет дома – очага, матери и отца. Сиротство у Платонова – это не только индивидуальная черта характера, но и знак – символ разрушенной целостности национальной жизни, обезбожения мира и человека.

«Три вещи меня поразили в жизни, - писал Платонов, - дальняя дорога в скромном русском поле, ветер и любовь»…Дальняя дорога – как влечение жизни. Движение – это есть жизнь, а отсутствие его, остановка равносильны смерти. Платонов и революцию воспринял не только политически, но и философски – как проявление всеобщего движения, как важнейший шаг к преображению мира и человека. Этой дорогой жизни ведёт писатель своих героев, вместе с ними наблюдая за происходящим и живя с мечтой о новом обществе, где главным будет Человек. В своих произведениях он как бы предчувствует и предупреждает о возможной трагедии жизни, если в процессе преобразования мира будет забыт человек, ради которого совершаются революции и провозглашаются реформы.

Особенности жанра. Произведение А. Платонова «Юшка» относится к жанру рассказа.
Тематика и проблематика рассказа. Основная тема рассказа А. Платонова «Юшка» - тема милосердия, сострадания. Андрей Платонов в своих произведениях создает особый мир, который поражает нас, завораживает или приводит в недоумение, но всегда заставляет глубоко задуматься. Писатель раскрывает перед нами красоту и величие, доброту и открытость простых людей, которые способны переносить невыносимое, выживать в условиях, в которых выжить, казалось бы, невозможно. Такие люди, по мнению автора, могут преобразить мир. Таким необыкновенным человеком предстает перед нами герой рассказа «Юшка».
Основная идея рассказа. Основная идея художественного произведения - это выражение авторского отношения к изображаемому, его соотнесение этого изображения с утверждаемыми или отрицаемыми писателем идеалами жизни и человека. Платонов утверждает в своём рассказе идею значимости любви и добра, идущих от человека к человеку. Он стремится воплотить в жизнь принцип, взятый ещё из детских сказок: невозможного нет, всё возможно. Сам автор говорил: «Надо любить ту Вселенную, которая может.быть, а не ту, которая есть. Невозможное - невеста человечества, и к невозможному летят наши души...» К сожалению, не всегда добро ’побеждает в жизни. Но добро, любовь, по Платонову, не иссякают, не уходят из мира со смертью человека. После смерти Юшки прошли годы. В городе давно позабыли его. Но Юшка вырастил на свои маленькие средства, отказывая себе во всём, сироту, которая, выучившись, стала врачом и помогала людям. Докторшу называют дочерью доброго Юшки.

Образ Юшки. Главный герой рассказа - Юшка. Добрый и сердечный Юшка обладает редким даром любви. Эта любовь истинно святая и чистая: «Он склонялся к земле и целовал цветы, стараясь не дышать на них, чтоб они не испортились от его дыхания, он гладил кору на деревьях и подымал с тропинки бабочек и жуков, которые пали замертво, и долго всматривался в их лица, чувствуя себя без них осиротевшим». Погружаясь в мир природы, вдыхая аромат лесов и трав, он отдыхает душой и даже перестает чувствовать свой недуг (бедный Юшка страдае т от чахотки). Искренне любит он и людей, в особенности же одну сиротку, которую вырастил, выучил в Москве, отказывая себе во всем: он никогда не пил чаю, не ел сахара, «чтоб она ела его». Каждый год ездит он проведывать девушку, привозит денег на весь год, чтобы она могла жить и учиться. Он любит её больше всего на свете, и она, наверное, единственная из всех людей, отвечает ему «всем теплом и светом своего сердца». Достоевский писал: «Человек есть тайна». Юшка же в своей «нагой» простоте кажется людям откровенно понятным. Но его непохожесть на всех раздражает не только взрослых, но и детей, а также влечёт к нему человека «со слепым сердцем». Всю жизнь несчастного Юшку все бьют, оскорбляют и обижают. Дети и взрослые потешаются над Юшкой, упрекают его «за безответную глупость». Однако он никогда не проявляет злобы к людям, никогда не отвечает на их оскорбления. Дети бросают в него камни и грязь, толкают его, не понимая, почему он не ругает их, не гонится за ними с хворостиной, как другие взрослые. Наоборот, когда ему бывало совсем уж больно, этот странный человек говорил: «Чего вы, родные мои, чего вы, маленькие!.. Вы, должно быть, любите меня?.. Отчего я вам всем нужен?..» Наивный Юшка видит в непрерывных издевательствах людей извращенную форму любви к себе: «Меня, Даша, народ любит!» - говорит он хозяйской дочери. Перед нами старый на вид человек, слабый, больной. «Он был мал ростом и худ; на сморщенном лице его вместо усов и бороды росли по отдельности редкие седые волосы; глаза же были белые, как у слепца, и в них всегда стояла влага, как не остывающие слёзы». Он долгие годы носит без смены одну и ту же одежду, напоминающую рубище. И стол его скромен: чаю он не пил и сахару не покупал. Он - подручный помощник у главного кузнеца, выполняет работу незаметную для постороннего глаза, хотя и необходимую. Он первым идёт поутру в кузницу и (последним покидает, так что старики и старухи сверяют по нему начало и конец дня. Но в глазах взрослых, отцов и матерей Юшка - человек ущербный, не умеющий жить, ненормальный, потому-то именно его вспоминают они, ругая детей: мол, будешь как Юшка. Кроме того, каждый год Юпжа куда-то уходит на’ месяц и потом возвращается. Уйдя далеко от людей, Юшка преображается. Он распахнут миру: благоуханию трав, голосу рек, пению птиц, веселью стрекоз, жуков, кузнечиков - живет одним дыханием, одной живой радостью с этим миром. Мы видим Юшку весёлым и счастливым. И умирает Юшка из-за того, что оскорблено его принципиальное чувство и убеждение в том, что каждый человек «по надобности» своей равен другому. Только после его смерти оказывается, что он всё же был прав в своих убеждениях: он действительно был нужен людям.
Образ приёмной дочери Юшки. Став врачом, девушка приехала в городок, чтобы вылечить Юшку от мучавшей его болезни. Но, к сожалению, было уже поздно. Не успев спасти своего приёмного отца, девушка всё же остается, чтобы распространить на всех людей чувства, зажжённые в её душе несчастным юродивым, - своё сердечное тепло и доброту. Она остается, чтобы «лечить и утешать больных людей, не утомляясь утолят! страдание и отдалять смерть от ослабевших».

Краткое: Ефим, которого в народе прозвали Юшкой, работает помощником кузнеца. Этому слабому человеку, старому на вид, исполнилось лишь сорок лет. Стариком он выглядит из-за чахотки, которой давно болеет. Юшка работает в кузнице так давно, что местные жители сверяют по нему часы: взрослые, видя, как он идёт на работу, будят молодых, а когда он возвращается домой, говорят, что пора ужинать и спать.

Очень часто дети и взрослые обижают Юшку, бьют, кидают в него камни, песок и землю, но он всё терпит, не обижается и не сердится на них. Порой дети пытаются разозлить Юшку, но у них ничего не выходит, и иногда они даже не верят в то, что Юшка живой. Сам Юшка считает, что окружающие так проявляют к нему «слепую любовь».

Заработанные деньги Юшка не тратит, пьёт только пустую воду. Каждое лето он куда-то уезжает, но никто не знает, куда именно, а Юшка не признаётся, называет разные места. Люди думают, что он ездит к дочери, такой же, как и он, простой и никому не нужной.

С каждым годом Юшка от чахотки становится всё слабее. Однажды летом, вместо того, чтобы уйти, Юшка остаётся дома. Тем вечером он, как обычно, возвращается из кузницы и встречает прохожего, который начинает потешаться над ним. Впервые Юшка не терпит насмешки молча, а отвечает прохожему, что если он родился, то, значит, нужен белому свету. Эти слова приходятся прохожему не по вкусу. Он толкает Юшку в больную грудь, тот падает и умирает.

Проходящий мимо мастер находит Юшку и понимает, что тот мёртв. На Юшкины похороны приходят все соседи с его улицы, даже те, кто его обижали. Теперь злость им срывать стало не на ком, и люди начали ругаться чаще.

Однажды в городе появляется незнакомая девушка, хилая и бледная, и начинает искать Ефима Дмитриевич. Не сразу кузнец вспоминает, что так звали Юшку.

Сначала все считают девушку дочерью Юшки, но она оказывается сиротой. Юшка опекал её, поместил сперва в московское семейство, потом в пансион с обучением. Каждое лето он ездил к девушке и все заработанные деньги отдавал ей. Зная о болезни Юшки, девушка выучилась на врача и хотела его вылечить. Она не знала, что Юшка умер - он просто не приехал к ней, и девушка отправилась его искать. Кузнец приводит её на кладбище.

Девушка остаётся работать в том городе, бескорыстно помогает людям, и все называют её «Юшкиной дочерью», уже и не помня, кто такой Юшка, и что она ему дочерью не приходится.

В 1917 г. начался новый период в российской истории, определивший коренные преобразования в области образования и воспитания детей. Советская власть взяла курс на воспитание “нового человека”, и перед педагогами неизбежно встали вопросы: как относиться к культурному наследию, какой должна быть новая школа, как должна развиваться детская литература, какие книги нужны и полезны детям. Дискуссии по этим вопросам отражались в документах Наркомпроса и в прессе и творчестве писателей.

Можно сказать, что в начале 20-х гг.литературапереживала «трудности роста».В 1921 г. при Наркомпросе был создан Институт детского чтения , в задачу которого входило изучение психологии ребенка как читателя и рецензирование новых книг. В 1922 г. в Петрограде при Институте дошкольного образования была создана студия детской литературы, и в нее вошли С. Маршак, Б. Житков, В. Бианки, Л. Пантелеев, Е. Шварц, Е. Чарушин и др. Вскоре они составили ядро журнала «Воробей» (1923-1925), позже переименованного в «Новый Робинзон». В Москве с 1925 г. издавались журналы «Пионер» и «Мурзилка», в них публиковались произведения С. Григорьева, А. Кожевникова, Л. Кассиля, стихи В. Маяковского, С.Маршака.

Но в конце 20-х гг. Комитет по детской книге Наркомпроса возглавили вульгарные социологи. Они решительно отвергали литературное наследство, требовали только современной тематики для детской литературы, отрицали вымысел, фантастику, изгоняли веселые, жизнерадостные книги, сказку. Нападкам подвергались произведения С. Маршака, К. Чуковского, Б. Житкова, В. Бианки, В.Маяковского. В 1929 г. А. В. Луначарский выступил с докладом «Пути детской литературы», в котором резко критиковал тех, кто не признавал специфики детской литературы и «запрещал» народную сказку для чтения детям. Против вульгарно-социологических установок выступил М. Горький. Его статьи «Человек, уши которого заткнуты ватой», «О безответственных людях и о детской книге наших дней» показали несостоятельность педагогов, изгонявших из детской книги игру, выдумку, смех. Так в противоборстве с враждебными тенденциями утверждались идейно-эстетичские принципы ДЛ и периодической печати. Все это помогало развитию ДЛ, сближало ее с реальной действительностью.

Постепенно развивалась проза для детей. Рассказать детям о революции, о гражданской войне было нелегко. Одной из первых книг о гражданской войне была повесть П. Бляхина «Красные дьяволята» (1923). Автор, сам участник революции и гражданской войны, описал подвиги и приключения крестьянских ребят. Миша и Дуняша - близнецы, им по пятнадцать лет. Отец ребят Иван Недоля был на фронте и вернулся домой после революции. Он стал большевиком и агитатором на селе. Ребята тоже решили воевать за Советскую власть. Их решение воевать за красных укрепилось после того, как бандиты сожгли их хату и убили старшего брата. В армии Буденного они становятся разведчиками, Дуняша (естественно, она в мужской одежде) попадет в штаб атамана Махно, легко узнает все военные тайны, похищает портфель с важными документами, и уже приговоренная к смерти, чудом спасается. Такие эпизоды следуют друг за другом. В заключение ребята взяли в плен атамана банды и в мешке из-под муки доставили в отряд красных партизан; предварительно Мишка исполнил обещание, данное отцу,- высек атамана. Успех повести «обеспечили» детективный сюжет, невероятная удачливость героев, их смелость, преданность делу революции. По мотивам повести в 1923 г. поставлен кинофильм, а в 1966 г. режиссер Э. Кеосаян поставил кинофильм «Неуловимые мстители». Следует сказать, что о гражданской войне не сразу появились полноценные художественные произведения. В большинстве книг герои (10-13-летние дети) на фронтах гражданской войны проявляли беспримерную храбрость, совершали подвиги, одерживали одну за другой блестящие победы, с невероятной быстротой разрабатывали сложнейшие планы разгрома неприятеля, в самые критические минуты приходили на помощь взрослым. Эти книги читались детьми с интересом, но они не могли дать им правильного представления о гражданской войне и Красной Армии, а приучали смотреть на войну как на веселую авантюру. Позже это явление в советской детской литературе стали называть «детским авангардизмом».

Одной из первых книг, правдиво изображающих жизнь людей в условиях гражданской войны, была повесть А. Неверова «Ташкент - город хлебный» (1923) . Как известно, в 1921-1922 гг. в Поволжье разразился голод. Автор рассказывает о трудном путешествии мальчугана Мишки Додонова в далекий Ташкент за хлебом. Повесть начинается эпически спокойно: «Дед умер, бабка умерла, потом отец. Остался Мишка только с матерью да с двоими братишками. Младшему - 4 года, среднему -8. Самому Мишке -12...». Мишка запомнил, что перед смертью отец наказывал ему быть в доме за хозяина. Чувство ответственности за судьбу семьи ведет подростка в неизведанный путь. Вдвоем с другом, одиннадцатилетним Сережкой, они отправляются в Ташкент за две тысячи километров. С первых страниц повествования писатель подчеркивает главную черту характера Мишки - упорство и стойкость. Просто, без всякой фальши автор описывает тяжкую пору в жизни страны и полную горя и испытаний дорогу Мишки. На каждом шагу его подстерегает голодная смерть. Мальчик испытывает страшные терзания голода, ужас одиночества после смерти Сережки. Лишь усилием воли Мишка побеждает охватившую его тоску. Перед ним одна цель: «В Ташкент поехал, должен доехать». Ради этого он сутками, измученный голодом, ожидает поездов на холодных станциях, потом, цепляясь за подножки, дрожит от пронизывающего до когтей ветра на крышах вагонов. Ценя в Мишке смелость, решительность, упорство, терпение, честность и прямоту, автор в то же время подчеркивает, что Мишка добрался до Ташкента только потому, что ему помогли хорошие люди: машинист Кондратьев пристраивает Мишку у себя на паровозе, делится с ним скудным рабочим пайком. Тронутый вниманием и заботой, Мишка приходит к выводу: «Будь таких людей побольше, давно бы все доехали». Повесть пронизана гуманизмом. Носителями человечности в ней выступают большевики, представители рабочего класса. Из Ташкента Мишка привозит шесть пудов пшеницы и самое ценное - веру в коммунистов, в рабочих. Вернувшись домой, он решает: «Ладно, тужить теперь нечего, буду заново заводиться». Автор отразил процесс мужания героя, передал его мысли, переживания. Рисуя борьбу с голодом, борьбу за жизнь, а с ними и моменты неизбежного тупого озлобления, дикости, мелкой корысти, автор глубоко верит в доброту простого человека. Велика сила всенародного сопротивления голоду. Повесть о Мишке - это не только «голодная мужицкая одиссея», это - гимн жизнелюбию и стойкости народа. Повесть полна социального оптимизма. Автор использует искусные приемы композиции, чередуя удачи и неудачи героя, описывая колебания его настроения. Это придает повествованию внутреннюю напряженность. Книга имела огромный успех. Она выдержала много изданий, была переведена в странах Европы, экранизирована в 1968 г.

Правдиво изобразил жизнь страны в годы гражданской войны в автобиграфической повести «Школа» А.П. Гайдар . В рассказе «Р.В.С.» (1926) он психологически достоверно нарисовал образы детей, ставших участниками военных событий, помощниками большевиков, спасителями красного командира Серегина.

Сказочный роман о революции«Три Толстяка» (1928) написал Ю. Олеша. Действие происходит в условной стране, где царят произвол и насилие. События излагаются с момента, когда оружейник Просперо и гимнаст Тибул подняли восстание и повели народ на штурм дворца Трех Толстяков. Силы были неравны. Оружейника Просперо взяли в плен. С героями произведения происходит много удивительных приключений. Повествование ведется весело и непринужденно. Писатель сумел рассказать юному читателю о социальном неравенстве, о борьбе классов, о единстве, силе и сплоченности народа. Книга вызывает ненависть ко всякому произволу и «барству». Глубокую симпатию читателей вызывают участники восстания и разлученные тиранами дети, брат Тутти и его сестра, маленькая Суок, старый доктор Гаспар Арнери, помогающий Тибулу спастись от преследований. Роман-сказка оканчивается полной победой народа. Фантастическая революция помогала детям понять и почувствовать сущность реальной революции. Ю. Олеша положил начало новой традиции советской литературной сказки. В народной сказке положительный герой один вступает в борьбу с носителями зла. В этом поединке его поддерживают добрые помощники, чаще всего из мира животных. В сказке Ю. Олеши Трех Толстяков и их слуг побеждает коллектив, весь народ. В 1966 г. «Три толстяка» были экранизированы: сценаристы и режиссеры - А. Баталов и И. Шапиро.

Значительным явлением стала книга Г.Белых и Л. Пантелеева «Республика ШКИД», повествующая о судьбе беспризорников, которые обретают смысл жизни в коллективе педагогов, заменивших им родителей, в «школе им. Достоевского».

В 20-е годы было положено начало детской Лениниане : появились очерки и рассказы о В. И. Ленине: его сестры А. И. Ульяновой-Елизаровой «Детские и школьные годы Ильича», очерки Н. К. Крупской.

В жанре исторической прозы успешно работала М. Ямщикова-Рокотова, издававшая книги под псевдонимом Ал. Алтаев. Ее остросюжетные повествования знакомили читателей-подростков с подлинными фактами истории. Она автор свыше 100 книг для детей и юношества. В 1925 г. издан исторический роман Ю. Тынянова «Кюхля» о друге А.С. Пушкина, поэте и декабристе В.К. Кюхельбекере.

Природоведческие книги для детей писали ученые, путешественники и краеведы. В 1923 г. вышла приключенческая повесть В. Арсеньева «Дерсу Узала». В 1924 г. были изданы первые рассказы и сказки В. Бианки - «Чей нос лучше?», «Кто чем поет?», «Чьи это ноги?». С 1925 г. публикуются рассказы М. Пришвина. В это время было положено начало новому жанру – научной фантастике: изданы повести В.Обручева и С. Беляева, социально-фантастические романы А.Н. Толстого «Аэлита» и «Гиперболоид инженера Гарина», романтические произведения А. Грина, в частности «Алые паруса» (1921).

Итак, для ДЛ 20-х гг. характерно тематическое и жанровое многообразие. Писатели стремились к социальному исследованию жизни, раскрытию социальных конфликтов. Этим определялись принципы типизации, стиль и язык произведений. Книги многих, тогда начинающих авторов (Ю. Олеши, А.Гайдара, В. Бианки, М. Пришвина, С. Маршака) вошли в золотой фонд нашей литературы и оказали влияние на ее развитие в 30-40-е гг.

Самостоятельная работа: прочитать 2-3 произведения этого периода, выделив в читательском дневнике те черты их проблематики и жанровой формы, которые ярко отражают специфику детской литературы 20-х гг. и черты характера «нового» героя.

Детская литература в 30-40-е годы: темы, жанры, герои.

30-е годы стали новым этапом в развитии литературы, призванной формировать мировоззрение юных граждан СССР. Литература для детей как часть всей литературы находилась под строгой «опекой» партии и государства, которые определяли идеологию во всех структурах образования и культуры. В 1932 г. начал издаваться журнал «Детская литература», в котором публиковались аналитические статьи критиков и читателей о новых книгах и наследии прошлого. В 1933 г. было создано специальное издательство – Детгиз, которое объединило писателей, художников, педагогов одной задачей: «создать ряд книг, которые, соединяя увлекательность и доступность изложения с высоким идейным уровнем, прививали бы детям интерес к борьбе и строительству рабочего класса и партии». В 1934 г. на I сьезде писателей с докладом «О большой литературе для маленьких» выступил С.Я. Маршак. Многие вопросы, определяющие новаторство советской детской длитературы в сравнении с дореволюционным периодом, оставались дискуссионными и отражались на судьбах отдельных книг и их авторов. Например, продолжались нападки на «безыдейные» сказки К. Чуковского, «невежество» народных сказок, «туманный романтизм» произведений А.Платонова и А. Грина.

Писатели откликнулись на призыв создавать книги о достижениях советской власти и знакомить детей с планами строительства социализма. Лучшими из книг на социальные темы можно назвать «Время, вперед!» В. Катаева, «Судьба барабанщика», «Дальние страны», «Военная тайна», «Чук и Гек» А.Гайдара, «Рассказ о великом плане» М. Ильина, «Два капитана» В. Каверина и др

В прозе 30-х годов формируется образ нового героя , воспитанного уже в условиях противопоставления старого (дореволюционного») и нового (времени). Самым популярным положительным героем стал пионер Тимур из повести А. Гайдара «Тимур и его команда » (1941). Стремление подражать его добрым делам – помогать старикам и одиноким людям - породило целое тимуровское движение, которое стало частью жизни подростков 40-60-х гг. В романе В.Каверина «Два капитана » (1940) был создан романтический образ полярного летчика Саши Григорьева. Его девиз «Бороться и искать, найти и не сдаваться!» стал крылатым выражением времени и молодежи нескольких поколений. Ряд книг имели документальную основу и реальных прототипов. Это комсомолец Павел Корчагин – герой романа Н.Островского «Как закалялась сталь » (1934) и мальчик из уральского села - герой повести А.Яковлева «Пионер Павел Морозов » (1936). Для читателей своего времени эти герои воплощали лучшие черты cоветского человека – готовность подчинить свои жизненные планы интересам общества. П.Корчагин не щадил здоровья и рисковал жизнью, участвуя в сражениях гражданской войны и в трудные 20-е годы. В тридцать лет он стал инвалидом, но не жалеет о том, что вся его жизнь отдана «борьбе за освобождение человечества». Гражданский поступок Павлика Морозова, стоивший ему жизни, в то время оценивался как подвиг, достойный подражания, а во время «перестройки» стал мишенью для обвинения мальчика в предательстве отца, в безнравственности: так через полвека героизация пионеров 30-х гг. сменилась сатирой и даже карикатурой.

Книги, правдиво отразившие историю страны, заслуживают более объективной оценки и не должны быть «списаны» из библиотек и исключены из круга чтения детей XX века. Например, сохраняют свой воспитательный потенциал книги А.С. Макаренко «Педагогическая поэма» (1935) и «Флаги на башнях» (1938), повествующие о судьбах беспризорников, которые под руководством мудрых педагогов не только возвращаются к «нормальной» жизни, но и становятся сознательными строителями социализма, культурными и образованными людьми.

Жизненные идеалы подростков формировали книги о вожде революции В.И.Ленине и биографические повести о революции и гражданской войне А. Гайдара («Школа») и В.Катаева («Белеет парус одинокий»). О судьбах революционеров рассказали повести: С.Мстиславского «Грач - птица весенняя» о Н.И. Баумане, А. Голубева «Мальчик из Уржума» о детстве и юности С.М. Кирова, Ю.Германа «Железный Феликс» о Ф.Дзержинском. Героями исторических повестей были славные сыны России - полководцы, писатели, художники, ученые.

Новым направлением прозы 30-х годов была фантастика – научная и художественная. Научная фантастика поэтизировала достижения науки и техники и даже опережала их, создавая сюжеты из будущего, которое представлялось светлым, гуманным, социально справедливым, т.е. похожим на идеалы коммунизма Например, в романе А. Беляева «Звезда КЭЦ» (1936) действие происходит на космической станции, базе межпланетных кораблей, а в романе «Небесный гость» (1937) даже представлены картины жизни при коммунизме. В жанре научной фантастики писали А.Н. Толстой, В. Обручев, Г. Адамов, Г.Гребнев и другие.

Существенные изменения произошли в 30-е годы и в поэзии для детей. Тематика стихотворений была связана с социальными преобразованиями, с достижениями советской власти. Так о строительстве ДнепроГЭСа рассказал С.Я. Маршак в поэме «Война с Днепром», о перепланировке московских улиц - А.Барто («Дом переехал»), о строителях метро - Е.Тараховская («Метрополитен»). У поэтов были свои представления о героях времени, которые они воплощали иными, чем в прозе, средствами. Например, в «Рассказе о неизвестном герое» Маршака «крупным планом» показан юноша, который, рискуя жизнью, спас во время пожара в многооэтажном доме девочку и, не ожидая благодарности, «вскочил на подножку трамвая» и уехал. По описанию очевидцев этого смелого поступка, герой похож на многих молодых москвичей, поэтому найти его не могут: «ищут пожарные, ищет милиция парня какого-то, лет двадцати». Автор подводит к мысли, что подвиг скромного юноши – норма поведения советского человека и в нашей стране «к подвигу каждый готов». В поэме Э.Багрицкого «Смерть пионерки» (1931) девочка Валентинка, умирая от болезни, отклоняет просьбу матери надеть крестик, чтобы получить помощь от бога. Поэт восхищен стойкостью убеждений девочки и сравнивает ее с героями гражданской войны (Цит. «Нас водила молодость…»). В поэме С.В.Михалкова «Дядя Степа» был создан образ защитника детей и грозы хулиганов – милиционера Степана Степанова, по прозванью «Каланча». Популярными песнями среди школьников стали гражданского звучания - «Широка страна моя родная» В.Лебедева-Кумача, «Песня о Каховке», «Гренада» М.Светлова, «Тачанка» Рудермана и др.

Итак, в 30-е годы детская литература отражала преимущественно светлые, созидательные стороны жизни советского народа, взрослых и детей. Это важно понимать, оценивая период сталинских репрессий против народа в истории нашей страны в целом. Можно сказать, что не только для детской, но и для взрослой литературы, тема репрессий была запретной, смертельно опасной, и детские писатели и поэты, как и большинство родителей, избегали говорить о ней с детьми.

Серьезные проблемы из жизни страны станут обсуждаться на страницах детских книг очень скоро, с первых дней Великой Отечественной войны . Довоенное, относительно спокойное и счастливое время, оборвалось для всех 22 июня 1941 года. Уже в первые дни войны была создана песня «Священная война», ставшая для переживших войну ее символом, объединивших всех - взрослых и детей. Стихи этой песни написал В.И.Лебедев-Кумач, музыку – А.Александров. Поэты, обращаясь к юным читателям, рассказывали о подвигах их современников и ровесников. Так М. Алигер посвятила поэму «Зоя» (1942) подвигу московской школьницы З.Космодемьянской. О подвиге и мужественной смерти юной партизанки П.Лидов написал очерк, а в 1950 г. появилась документальная книга воспоминаний их матери, Л.Н. Космодемьянской «Книга о Зое и Шуре»: ее дети, дочь и сын, погибли, добровольно встав в ряды защитников страны. М.Исаковский в стих. «Летят на фронт самолеты» рассказал о подвиге летчика Николая Гастелло. В поэме К. Симонова «Сын артиллериста » создан собирательный образ юноши, сына артиллериста, который наследовал смелость отца и его жизненный девиз: «Ничто нас в жизни не может вышибить из седла». В стихотворении А. Твардовского «Рассказ танкиста» рассказывается о подвиге мальчика, который, рискуя жизнью, показывает путь танкистам, освобождающим город от оккупантов.

Публицистические произведения создавали детские поэты: С.Михалков (сборник «Для больших и маленьких»), С.Маршак, А.Барто («Звенигород»), К. Чуковский и др. В поэзии для детей сочеталось героическое, драматическое и лирическое начало. Хрестоматийным стало стих. К.Симонова «Родина», опубликованное в журнале «Пионер» (1942) . В образе Родины слились близкие и детям воспоминания автора:

Да, можно выжить в зной, в грозу, в морозы,

Да, можно голодать и холодать,

Идти на смерть… Но эти три березы

При жизни никому нельзя отдать.

В прозе главной былатема военного детства , новая и сложная для детской литературы. Можно сказать, что с началом войны кончилась не только мирная жизнь взрослых, но и был разрушен особый мир детства. Дети погибали и терялись по дороге в эвакуацию, вместе с матерями и стариками становились заложниками и жертвами оккупантов, оставались сиротами и рано взрослели, заменяя взрослых, на фабриках и заводах, на колхозных полях и строительстве дорог. Поэтому военное детство было трудным и тяжелым, а не беззаботным и радостным. Тем не менее, писатели находили такие сюжеты, которые утверждали веру в жизнь и надежду на помощь каждому, обиженному войной. Оптимистический пафос объединял все произведения детской литературы военного и послевоенного времени. О трудовом подвиге подростков рассказал Л. Кассиль в книге «Дорогие мои мальчишки» (1944). Повесть Л. Воронковой «Девочка из города» (1943) посвящена судьбе осиротевшей девочки, которую приютила и удочерила большая крестьянская семья. Судьбе мальчика, ставшего воспитанником отряда разведчиков, посвящена повесть В. Катаева «Сын полка». История Ванюши Солнцева заканчивается «на пороге» суворовского училища, а судьба другого юного разведчика и мстителя, героя повести В. Богомолова «Иван», оборвалась во вражеском застенке. Трагическую тональность повествования сохранил и режиссер А.Тарковский, создав в начале 60-х гг. фильм «Иваново детство». К теме военного и послевоенного детства прозаики обращались вплоть до конца XX века (М.Алексеев «Мишкино детство», А.Приставкин «Ночевала тучка золотая, В.Распутин «Уроки французского и др.)

Самостоятельная работа студентов:

В последнем номере журнала «Новое литературное обозрение» (НЛО , 2009, №97) опубликовано исследование, посвященное советским школьным учебникам по литературе в 1940-е - 1950-е гг. - «Учебник патриотизма» . В нём прослеживаются изменения трактовок, касающиеся отдельных писателей и всего концепта «русская советская литература» в целом, которые напрямую отражают перемены официальной идеологии. Основой для изложения курса литературы, оценок писателей и характеристик литературных персонажей становится в этот период идея патриотизма. Однако, став ядром идеологической системы, само понятие «патриотизм» размывается и превращается в «обязательный муляж всего позитивного»; в этом виде оно, похоже, сохраняется и сегодня.

В статье показывается, каким образом можно проследить единую линию развития школьных учебников по литературе с середины 1940-х по конец 1960-х. Если для 1930-х характерен классовый подход (в том числе к литературе: история литературы как история политической борьбы групп внутри господствующего класса), то в 40-е годы классовая теория сменяется национальной. Распространение получает имперская патриотическая идеология, имеющая ряд особенностей:

1. Патриотизм как абсолютная ценность.
Патриотизм (жертвенность во имя народа, свободолюбие, революционная борьба, предвидение светлого будущего) становится не характеристикой мысли того или иного автора, а абстрактным положительным мерилом деятельности писателя вообще. Любое положительное качество интерпретируется как частный случай патриотизма (и наоборот: любые отрицательные стороны литературного процесса рассматриваются как происки врагов-непатриотов. См., например, сюжеты, связанные со смертью «хороших» писателей, внимание к «Смерти поэта» Лермонтова как речи общественного обвинителя). Главная задача писателя - служить образцом патриотизма.

2. Отсутствие содержательной динамики в истории литературы.
Писатели, древние и современные, застывают в лучах всегда тождественного себе патриотизма. Исчезновение иерархии между писателями (русский писатель либо великий, либо не русский писатель). Изложение биографий разных авторов уподобляется друг другу: «Величайший русский поэт А.С. Пушкин был верным сыном своего народа и горячо любил свою родину. Он любил русскую природу…Пушкин преклонялся перед вековой мудростью своего народа… В прошлом родины внимание Пушкина привлекали всегда героические события, свидетельствующие о силе народа, об умении в трудные для отечества минуты напрягать всю свою мощь и давать богатырский отпор врагу» («Пушкин и родина», 1941 г.)

3. Русское как всемирное. Всемирное как советское.
Все, что связано с Россией, оказывается, по определению, передовым. Идея всеевропейского руководства (Россия освобождает страны Европы, Россия показывает пример, Россия как избавитель) проецируется вглубь истории. Сначала в учебниках акцентируется международная значимость авторов, но постепенно мировая литература уходит в приложение, а затем вовсе исчезает. Изучение литературы становится изучением русской советской литературы. Советская литература ведет мировые литературы за собой.

4. Использование скрытой аналогии с современностью и приёма «заражения» учащегося энергетикой изучаемого материала.

Изложение биографий писателей и литературных деятелей становится зависимым от современных политических обстоятельств. Ломоносов, например, боролся с немцами, которые вели себя в Академии наук как фашисты на оккупированной территории. Радищев «понял истинный характер американской «демократии» и заклеймил ее как лживую» (1954), хотя ранее, в 1943 году, когда США воспринимались как союзник, в учебниках писали, что «Радищев, горячо приветствуя войну за освобождение североамериканского народа, приведшую к установлению государства США , выражает уверенность, что русский народ тоже поднимет восстание и, победив, устроит свою жизнь на началах свободы и счастья».

5. Отказ от собственно содержательного (эстетического) анализа литературы; отождествление писателя и положительного литературного героя.

Слияние автора и героя в семантическом поле вечного служения родине позволяло герою сойти со страниц литературного произведения и «выйти в жизнь», стать (как предлагали методисты в психологическом плане восприятия текста) «близким другом миллионов читателей». И автор, и герой проверяются войной и являют собой пример патриотического поведения.

6. Русская литература как отражение единства нации и неустанное восхваление российской государственности.

Есть все основания полагать, что многие из перечисленных особенностей были характерны не только для школьных советских учебников по литературе, но и учебников по истории (биографии исторических деятелей как жития, нагнетание патриотизма и т.д.).

В качестве иллюстрации к статье Пономарёва «Учебник патриотизма» мы бы хотели привести школьное сочинение Зои Космодемьянской о героическом эпосе и Илье Муромце, написанное в 1939 году (). Если, анализируя учебники, можно восстановить встроенные в них пропогандистские конструкции, то в сочинениях школьников проявляются уже результаты усвоения и действия этих конструкций.

Зоя Космодемьянская. Илья Муромец - богатырь земли русской.

«В далекие времена… передавались былины о богатырях, отражавших набеги кочевников и обладавших великой силой. Среди этих богатырей был Илья Муромец. Много героев-богатырей в русских былинах, но Илья Муромец - первый среди них.

Илья Муромец - это не историческое лицо, это сам народ, творение народа, отражающее все лучшее, что было в нем самом. Народ верил в своего героя, награждая его своими лучшими качествами. В былинах мы видим мечты и желания народные. Недаром В. И. Ленин писал о фольклоре: «Какой интересный материал… На этом материале можно было бы написать прекрасное исследование о чаяниях, ожиданиях народных».

Богатырская застава… вместе - как бы маленькая дружина из трех человек… И числится старый казак Илья Муромец, сын Иванович, из города Мурома, со славного села Карачарова, атаманом…

«Сиднем сидел» Илья тридцать три года, да вдруг приходит к нему нищая братия, растормошили его, велели принести чашу вина, да потом чтобы он ее выпил. Говорят калики перехожие: «Будешь ты, Илья, великий богатырь, и смерть тебе на бою не писана…»

И стал Илья после этого богатырем и выполнил завет отца: не убивал даже врага понапрасну… побеждает он и Идолище поганое, и Соловья-разбойника (олицетворяющих южные дикие орды), и Калин-царя, и «нахальщиков». Сильный и мужественный он призывает и других богатырей сражаться за землю русскую, за народ… И народ относится к нему в былине ласково, жалея его…

Скромный, неподкупный и честный, он не терпит обиды даже от князя… Спрятал неумный князь Владимир Илью Муромца в погреб, да не кормил, и не поил его. Но пришло время, когда ни Владимир, ни Русь не могут обойтись без Ильи - наступал враг сильный. И сказал тогда Илья, что не вышел бы он для князя Владимира из погреба, а вышел он за родную землю русскую. Шли века за веками, но народ в своем устном творчестве донес до наших дней героический эпос, в котором Илья Муромец, любимец-богатырь, борется со всеми врагами своего народа.

Теперь былые столетия позади. А наш народ родил двух сильнейших из сильнейших богатырей, теперь уже не легендарных, а действительных - Ленина и Сталина, сумевших, как нигде на планете, сделать революцию и на одной шестой части земли установить диктатуру пролетариата. »

__________________

Источник фотографии обложки книги «Пушкин и родина» (Томашевский, Б. В., Грушкин А.И. Пушкин и Родина. - М. - Л. : АН СССР , 1941. - 35 с. - (Оборонная серия)) - сайт Центральной Городской Детской Библиотеки им. Пушкина. К книге здесь дана следующая аннотация:

«Блокада Ленинграда началась 8 сентября 1941 года, а 10 сентября 1941 года была подписана к печати книга Б. В. Томашевского и А. И. Грушкина «Пушкин и Родина». Она учила читателей любви к Родине.
Данное издание рассказывает о любви Александра Сергеевича Пушкина к народной поэзии, к русским народным сказкам, к историческому прошлому нашей Родины. Авторы рассматривают отношение великого русского поэта к Российской империи, к родственным нам славянским народам. Книга была создана для тех, кто в упорных и кровопролитных боях с фашистами отстаивал независимость отечества, а значит и великую народную культуру, одним из лучших и ярчайших представителей которой был Пушкин».