Цикл телевизионных программ (Россия, 2003), 8 выпусков.
Режиссер : Олег Корвяков.
Оператор: Юрий Журавлев.
Композитор: Юрий Милютин.

Евгений Весник рассказывает забавные истории, случаи из жизни артистов, с которыми его сводила судьба: Александр Папанов, Иван Пырьев, Василий Ливанов, Леонид Утесов.

Выпуск 1-й. Весник вспоминает, как шутил с поступающими в училище МХАТа артист Л.И. Леонидов, рассказывает, как он сам ищет прототипы для своих ролей, как Алексей Дикий подсказал ему решение роли в "Наследниках Рабурдена", посоветовав скопировать походку пингвина. О забавных случаях с артистом Усиным, об эстрадном коллективе "Синяя птичка". Байки о "шуте Сталина" - артисте Смирнове-Сокольском.

Выпуск 2-й. Розыгрыши циркового артиста Ивана Байды; опасная шутка Смирнова-Сокольского об оркестре Утесова; о лодочнице, влюбившейся в гастролирующего в ее городе циркача Новака; об артисте Николае Крючкове. Шутки вернувшегося на родину Александра Вертинского; анекдотические случаи с Весником, подтверждающие его небывалую популярность в народе, после фильма "Трембита".

Выпуск 3-й. Евгений Весник вспоминает истории, связанные с его учителем - великим артистом Алексеем Диким; о впечатлении, которое производил на зрителей Сталин в его исполнении на сцене Малого театра. Далее - анекдотические истории о споре Весника с Михаилом Яншиным и о том, как Яншин помогал своим друзьям.

Выпуск 4-й. Артист рассказывает о своем друге - Михаиле Светлове, а также вспоминает забавные истории, случившиеся с Александрой Яблочкиной, Еленой Гоголевой. Евгений Весник рассказывает почти детективную историю о том, как они с Александром Вертинским пытались отпраздновать встречу в чужом городе, и как это приключение превратилось в состязание в благородстве.

Выпуск 5-й. Впечатления Евгения Весника от гастролей Театра им. Станиславского в Одессе. Наблюдения, сделанные артистом на улицах города, высказывания одесситов и примеры непосредственности одесской публики. Любимая история Леонида Утесова об Одессе.

Выпуск 6-й. Историю о споре Эраста Гарина с Иваном Пырьевым (кто из них быстрее снимает кино) сменяют новогодние приключения артистов под руководством Ростислава Плятта. Весник вспоминает курьезные истории про маршала Тимошенко и про Петра Алейникова.

Выпуск 7-й. Рассказ о Петре Алейникове, его славе и слабостях, о Борисе Андрееве. Историю с шуткой Анатолия Папанова сменяют кремлевские приключения Ивана Пырьева, Бориса Ливанова и Леонида Утесова.

Выпуск 8-й. Смешная история о Борисе Андрееве и его донецких гатролях. Весник вспоминает историю о том, как Михаилу Яншину и другим актерам Сталин отказал в премии имени самого себя. Одесские приключения Марка Бернеса, лирическая история встречи Весника с русской красавицей, мистический случай из жизни Павла Луспекаева, - и завершает встречу воспоминание об искрометном новогоднем розыгрыше Ростислава Плятта.

Евгений Весник

Дарю, что помню

У меня такое чувство, что я всегда играю драматические эпизоды в некоем грандиозном спектакле.

Станислав Ежи Лец (И у меня тоже! – Е.В. )

Только перед смертью человек узнает, что ему надо было делать.

Осетинская пословица (Надеюсь! – Е.В. )
Книга воспоминаний в нескольких актах, многих картинах, эпизодах, интерлюдиях и интермедиях

Действующие лица – их много

Все они очень разные и все мною любимы, даже заблудшие, бедняжки, которые, «надев на глаза шоры», забыли, что в комплект входят еще «узда и кнут» (мысль С. Е. Леца) .

Действие происходит в разное время и на небесах, и в землях разных стран, а также (непременно) в сердцах и душах людских.

Чтобы попытаться написать книгу, необходимо совершить своего рода подвиг – попытаться начать ее писать и непременно чернилами трех цветов – цветов честности, смелости и доброты.

Набираю в себя воздух… Разбегаюсь… Сейчас, сейчас… Минуточку… Вот только вспомню слова великого человека… Сейчас, сейчас… Напишу их, а потом уж… Главное потом…

Разгоняюсь… Еще… Ну! Ну же!! Ну!!!

Прыгнул! Ух-х-х! Лечу! Где карандаш? Ах, вот он!

Ну, с Богом!

Вселенная – театр. Россия –
         это – сцена.
Европа – ярусы. Прибалтика –
         партер.
Америка – «раек». Трагедия –
         «Гангрена».
Актеры – мертвецы. Антихрист –
         их премьер.

Игорь Северянин. «Сонет». 1921 г.

Все, что дышит, думает, ходит, ползает, плавает, растет, – творит! Что-нибудь, но обязательно творит!

Все творящие играют свои роли в бесконечно разнообразном репертуаре огромного театра – «Вселенная», созданном Бог знает кем. Только Бог это знает…

Пьесы в этом театре пишут – Время и Идеи… Жанр и интерпретацию этих пьес подсказывают короли, цари, философы, генсеки, редко – народы, чаще мафиози; а еще – законы, нарушения или соблюдение их, землетрясения, наводнения, урожаи, засуха, количество тюрем, любовь, ненависть, даты, и совсем редко – высокие образцы объективной логики!

Люди, режимы-браконьеры разрушают горы и леса, отравляют воздух и воды, дырявят, ранят землю – во имя создания «декораций» своих «пьес» и «спектаклей».

Жизнь питается, ест! Отсюда закон: съесть или быть съеденным.

Джек Лондон

Все живое ест друг друга – зубами, заводскими трубами, пулями, ножами, газами, СПИДом, голодом, обжорством, доносами, заседаниями, комиссиями, болтовней, подкупами, ложью, предательством, идеологией, динамитом, ракетами, рэкетом, набегами-грабежами, наживой, ядами, лженаукой, трусостью…

Неужели так велика и страшна цена за все светлое, мудрое, человеколюбивое?

Ведь все темное в истории театра «Вселенная» – не более чем «справка» о досадном. Все светлое, общечеловеческое в этом театре – ноты бесконечного гимна гордости за человеков!

Как жаль, что так мало минут отпущено на полет каждого из них во Вселенной!! Едва ли не самое важное – уметь рассмотреть средь свистящих метеоритов, темных грозовых туч, града, грома и молний пролетающие мимо или летящие рядом, ласкающие глаз, греющие душу, радующие ее, светящиеся добром и улыбками небесные частички-ноты, очень похожие на человечков-светлячков… Их много…

Стоит повнимательнее присмотреться, и убеждаешься, что светящихся больше тех, кто не наделен этим Божьим даром. Значительно больше! Иначе за счет какой же энергии светило бы нам солнышко? Кому-то удается ежедневно погружать его в темноту, но ведь есть же силы, которые неизменно возвращают его нам! Это силы вечной борьбы за свет! Борьба эта – удел способных светиться! А светиться – удел умеющих читать и воспроизводить благозвучные ноты!

Увертюра

Вдали сквозь туман вырисовываются очертания берега-макета с множеством небоскребов… Кто-то на весь океан поет под банджо и писк чаек: «Посмотри на себя у „истока“, затем в „устье“ и поймешь, в ту ли сторону плыл» (опять мысль С. Е. Леца) .

Я посмотрел и вспомнил, что как-то, будучи почти у «истоков», плыл на пароходе «Аквитания» в Америку. Мне было около трех лет. Мне не с кем было оставить в России родителей, и – хочешь не хочешь – я вынужден был взять их с собой. Часто штормило. Основным занятием пассажиров было постоянное сгибание туловища за борт судна и желание восстановить нормальный цвет лица.

Я, со свойственной моему «почемучному» возрасту любознательностью, спросил отца, почему, съев всего-навсего одну порцию отварного цыпленочка, извергаю из себя уже пятую или шестую целую курицу. На что получил маловразумительный и, конечно, требующий научного подтверждения ответ: «Так ведь этих курочек шторм тоже укачивает! Не только пассажиров, понял?!» Я промолчал. Честно говоря, настолько мне было тошно (не только на душе, но и чуть ниже ее), что я ничего не понял…

Неубедительный ответ отца породил во мне беспокойство за его судьбу в незнакомой, загадочной, бурливой, далекой Америке… Уже где-то в приближении к среднему течению жизни я узнал, что отец скрыл тогда от меня тот факт, что советское руководство, узнав о том, что я беру с собой родителей, поручило ему по линии треста «Амторг» произвести большие приобретения техники и оборудования для строительства наших металлургических гигантов – Магнитки, Кузнецка, Криворожстали, Днепрогэса…

Мама же по моей просьбе поехала с нами только затем, чтобы помогать мне в трудных житейских делах: встать, поесть, одеться… Настоящие мужчины хорошо знают, что дела эти без женщин делать очень и очень трудно! Справилась она со своими обязанностями (если учесть, что объектом ее внимания иногда был и папа), в общем, отлично.

Время в Америке прошло быстро, и настал день отъезда домой. Знаменателен он тем, что мама несла меня на руках по трапу на пароход (названия его не помню. И то, что описываю, тоже не помню: об этом мама выболтала мне, когда я уже стал «стареньким» – девятилетним мужчиной). Несла она меня очень простуженным, с температурой, закутанного во что-то теплое и большое, и боялась, что больного могут не принять на борт.

Мне тогда было уже пять лет, на английском изъяснялся не хуже, чем на русском, и был уже «опытным дипломатом». Несет она меня, тяжелого «мужика», на руках, а «мужик» хнычет, но… на вопрос чиновника, проверявшего посадочные документы: «А вы, сэр, почему нос повесили, не заболели ли?», глянув в глаза насторожившейся мамы, бодро ответил: «Да нет, не заболел… Жалко Америку покидать». И тут же, неожиданно для мамы, чиновника и (особенно) для папы, который редко (из-за занятости и разъездов по стране) видел меня, запел весьма легкомысленную песенку, подслушанную у мальчишек во дворе. Смысл ее заключался в том, что ковбой остается ковбоем до тех пор, пока женщины не отказывают ему в ночных забавах. Мама рассказывала, что хорошо запомнила смеющуюся физиономию чиновника, даже подпевшего мне окончание строчки. (Не в этот ли миг родился во мне азарт к перевоплощению и лицедейству?) Мы благополучно проследовали на борт океанского лайнера и поплыли навстречу новым декорациям.

Евгений Весник рассказывает забавные истории, случаи из жизни артистов, с которыми его сводила судьба: Александр Папанов, Иван Пырьев, Василий Ливанов, Леонид Утесов...

Передача 1-я. Весник вспоминает, как шутил с поступающими в училище МХАТа артист Л.И. Леонидов, рассказывает, как он сам ищет прототипы для своих ролей, как Алексей Дикий подсказал ему решение роли в , посоветовав скопировать походку пингвина. О забавных случаях с артистом Усиным, об эстрадном коллективе "Синяя птичка". Байки о "шуте Сталина" - артисте Смирнове-Сокольском.

Передача 2-я. Розыгрыши циркового артиста Ивана Байды; опасная шутка Смирнова-Сокольского об оркестре Утесова; о лодочнице, влюбившейся в гастролирующего в ее городе циркача Новака; об артисте Николае Крючкове. Шутки вернувшегося на родину Александра Вертинского; анекдотические случаи с Весником, подтверждающие его небывалую популярность в народе, после фильма "Трембита".

Передача 3-я. Евгений Весник вспоминает истории, связанные с его учителем - великим артистом Алексеем Диким; о впечатлении, которое производил на зрителей Сталин в его исполнении на сцене Малого театра. Далее - анекдотические истории о споре Весника с Михаилом Яншиным и о том, как Яншин помогал своим друзьям.

Передача 4-я. Артист рассказывает о своем друге - Михаиле Светлове, а также вспоминает забавные истории, случившиеся с Александрой Яблочкиной, Еленой Гоголевой. Евгений Весник рассказывает почти детективную историю о том, как они с Александром Вертинским пытались отпраздновать встречу в чужом городе, и как это приключение превратилось в состязание в благородстве.

Передача 5-я. Впечатления Евгения Весника от гастролей Театра им. Станиславского в Одессе. Наблюдения, сделанные артистом на улицах города, высказывания одесситов и примеры непосредственности одесской публики. Любимая история Леонида Утесова об Одессе.

Передача 6-я. Историю о споре Эраста Гарина с Иваном Пырьевым (кто из них быстрее снимает кино) сменяют новогодние приключения артистов под руководством Ростислава Плятта. Весник вспоминает курьезные истории про маршала Тимошенко и про Петра Алейникова.

Передача 7-я. Рассказ о Петре Алейникове, его славе и слабостях, о Борисе Андрееве. Историю с шуткой Анатолия Папанова сменяют кремлевские приключения Ивана Пырьева, Бориса Ливанова и Леонида Утесова.

Евгений Весник: «Телевидение, на мой взгляд, должно, прежде всего, заниматься образованием и просвещением людей. Не просто беспрерывно показывать фильмы, но и рассказывать о режиссерах, актерах, сценаристах, операторах. Что касается юмора, то он требует особенно тщательного отбора, наличия таланта и мастерства».

Ниже приведен фрагмент из воспоминаний советского актера театра и кино, театрального режиссера, народного артиста СССР Евгения Весника (1923-2009) о Великой Отечественной войне. Весник окончил артиллерийское училище в звании младшего лейтенанта, ушёл на фронт, был командиром огневого взвода 1-й гвардейской корпусной артиллерийской бригады, гвардии лейтенант. Участник штурма Кёнигсберга. Был награждён боевыми орденами и медалями. Цит. по изданию: Весник Е. Дарю, что помню. - М.: Вагриус, 1997.

"Война приняла меня в свои объятия в 19 лет и отпустила на волю 22-летним. Ушел на войну романтически настроенным юнцом, фантазером. Воевать даже нравилось… когда наступали, и не очень, когда отступали. Когда, например, разрушали своими орудиями вражеские коммуникации или часть сопротивлявшегося населенного пункта, да еще получали награды за это, то, конечно, чувствовали себя «орлами», Чапаевыми и Петьками… Но, вернувшись с войны, я осознал свое, хочешь не хочешь, причастие к человекоубийству, случайность того, что сам остался в живых; понял, сколь трагична и никчемна бывает суета человеческая, но в то же время - настолько могуче человеческое единство во имя любой цели! Любой! Мы воевали за как бы непременный, уже осязаемый рай! Но рая нет! Есть что-то сатанински «разъединительное», нет ничего «объединяющего». Есть лабиринты самоуверенности! И нет - Примера! Высокого!

Назрела необходимость изменить жанр нашего существования - трагикомический, с туманными декорациями несколько надуманной демократии сверху - на светлый народно-реалистический жанр истинной демократии, основанной на нормальных деловых человеческих взаимоотношениях, приносящих людям благо и счастье. Такой демократии, которая опиралась бы на человеческий разум, образование, профессионализм и интеллигентность, что позволила бы остановить разгулявшуюся дьявольщину зла, некомпетентности. Остановить все то, что открывает путь в самое страшное для разумных человеков - в возможность кому-то сделать всех своим подобием и рабами одной идеологии! К черту печаль! Когда вспоминаю войну - вспоминаю добрых, смелых, душевно красивых людей; вспоминаю все, что связано с юмором, дружбой, взаимовыручкой, добром, любовью… Как ни странно, самое смешное случалось и придумывалось в самые опасные для жизни мгновения. Итак, о дружбе, любви, преданности…

В день годовщины начала войны, 22 июня 1942 года, я был призван в армию и зачислен в ряды курсантов Смоленского артиллерийского училища, эвакуированного в уральский городок Ирбит. Факт принадлежности к искусству усложнил мою военную жизнь. Занятия надо было совмещать с работой в художественной самодеятельности. И конечно, чего греха таить, на самодеятельность уходило времени значительно больше, чем на изучение артиллерии. В январе 1943 года более семисот молодых людей, стоя в строю, слушали, затаив дыхание, приказ о присвоении им офицерских званий. Всем было присвоено звание «лейтенант», лишь мне одному - «младший лейтенант». Вот что сделала со мной художественная самодеятельность. Я установил второй за свою жизнь оригинальный рекорд. Первый - в школе на уроке украинского языка, когда в диктанте из 300 слов было 122 ошибки. Второй - в артиллерийском училище. Самое распространенное, помимо пребывания на гауптвахте, наказание в армии - наряды вне очереди. Это означает: мыть пол, чистить картошку, стирать скатерти и занавески сверх тех дней, когда тебе это положено по расписанию. Рядового курсанта нарядами вне очереди могли «награждать» и твой сержант, и старшина батареи, и командиры-офицеры. Чем больше чин, тем большим количеством нарядов вне очереди мог он одаривать.

Как курсант я должен был всех приветствовать словами: «Здравия желаю, товарищ…» - и далее произносить звание того, кого приветствовал. Я с трудом привыкал к жизни по уставу, к муштре, к военной службе: все-таки недоучившийся артист, да еще руководитель самодеятельности! Вместо уставного приветствия часто говорил: «Здорово!» Вместо того чтобы произносить звание, просто добавлял имя: «Здорово, Петя или Ваня». За это, как правило, - награждение двумя-тремя нарядами вне очереди. За то, что не успевал постирать воротничок и ходил в несвежем - три-четыре наряда. За то, что задерживался на репетициях в клубе позже отбоя и являлся в казарму тогда, когда все спали, - тоже минимум пять нарядов. За то, что смешил анекдотами на занятиях и не успевал приготовить уроки - наряды, наряды, наряды… Одним словом, рекорд мой равнялся 52 нарядам вне очереди за месяц! За настоятельную просьбу заменить нарядов десять на один день ареста и пребывания на гауптвахте мне влепили еще два наряда вне очереди - «за разговорчики в служебное время».

«Семибратские кустики» - так называется место под городом Коломна, где во время войны формировались и готовились к отправке на фронт разного рода воинские части, в том числе и 1-я гвардейская артбригада резерва Главного командования, с которой мне предстояло отправиться на фронт. Я младший лейтенант, командир огневого взвода, в моем подчинении 17 человек, в том числе заряжающий орудие рядовой Богаев. На очередной утренней перекличке на фамилию Богаев никто не откликнулся. Меня вызвали в штаб бригады. Командир бригады полковник Сергей Петрович Гудзюк, выслушав мой доклад, говорит: «Позор на всю бригаду! Гвардейскую бригаду! Что хочешь делай - найди!» На следующее утро Богаева тоже нет. Оформляю документы, беру с собой ординарца, едем в родной город дезертира, недалеко от Москвы. У военного комиссара узнаем адрес матери Богаева, берем лошадь, телегу. Приехали к матери. Так, мол, и так, ваш сын дезертировал.

Мать в слезы:
- Боже мой, это я виновата! Мой сынок ухаживал за девчонкой, был влюблен. Потом его в армию забрали, а ее черт попутал! С местным попом стала жить. Недавно поп умер. Я сыну об этом написала. У нее он, наверное. Это я виновата. Не надо было ему писать!
До поповского дома несколько километров, добрались к шести часам утра. Дом около церкви, на околице села. Света в окнах нет. Ушел Богаев из части с автоматом, так что шутки плохи!
- Давай из автомата очередь - выше дома! - приказываю ординарцу.
Свет не зажигается.
- Еще очередь!
Зажегся свет. Проходит минута, другая, затем, как в сказке: открывается дверь и появляется ОНА! Красави-ца-а, диво дивное, распущенные светлые волосы ниже плеч, длинная полотняная рубаха. Падающий из горницы свет контражуром вычерчивает фигуру. Удивительное, волшебное зрелище. Спрашивает:
- Что ему будет?
- Ничего не будет, - говорю довольно грубовато. - Пускай автомат отдаст, оденется и едет со мной. Даю честное офицерское слово, что ничего ему не будет. Мне бы было, если б не нашел его: сослали бы в штрафную роту. И его бы потом туда же. А сейчас пусть одевается. Автомат только сначала вынеси и патроны, которые у него есть.
- Сейчас.
Ушла. Через десять минут появляется и в руках, словно хлеб с солью, несет автомат с патронами. Спускается к нам с крыльца. Мой ординарец забирает автомат, патроны, я повторяю, что телега его ждет.
- Ладно, ждите.

Опять ушла в дом, закрыла дверь. Сидим на телеге, ждем. Погас свет. Ждали минут тридцать. Курили, не разговаривали. Наконец появился…
Дальше - как в немом фильме. Я не сказал ему ни слова. Ехали молча. Богаев сидел в конце телеги спиной к нам, свесив ноги. Приехали к матери. Мать вышла во двор, подошла к сыну да как влепит ему пощечину, заплакала и тут же стала целовать. Никаких слов! Потом погладила его и, утирая слезы, ушла в дом. Молча доехали до военкома. Сдал я лошадь, потом на вокзал. К вечеру добрались до расположения части. Утро следующего дня, перекличка: Иванов! Я! Петров! Я! Богаев! Я! Воевал Богаев очень хорошо. В середине 50-х годов, когда я стал появляться на экране, очевидно, был узнан Богаевым в каком-то фильме. На «Мосфильм» на мое имя пришло письмо, в котором он сообщал мне, что женился на девчонке, которая «вам известная», стал папой, мать свою похоронил. До сих пор чувствует себя виноватым за доставленные неприятности, но в конце оправдался: «Не махнул бы тогда домой - счастья не нашел бы!»

Настал день отправки на фронт. Станция Голутвин под Коломной. Никто из нас не знал, куда мы едем. Знали день погрузки, знали, кто в каком вагоне едет, знали все, кроме направления. И командир бригады не знал, полная секретность. Разместили нас по вагонам: офицеры в одних, солдаты в других, на платформах пушки, прикрытые брезентом. Едем. Подъезжая к Ленинграду, стали догадываться, что ждет нас Ленинградский фронт, или Карело-Финский. Остановились на станции Шаткуса. Ясно, что мы на Карело-Финском будем форсировать реку Свирь. Добрались до города Олонец. Здесь в штабе отступивших финнов обнаружили документы. Среди них - донесения финской разведки, что такого-то числа 1-я гвардейская бригада под командованием полковника Гудзюка в составе такого-то количества офицеров, такого-то количества орудий, полков, дивизионов, батарей и т. д. отправляется со станции Голутвин. Далее следовали характеристики на всех офицеров бригады.

Я нашел характеристику и на себя. Там было написано, что я молод, курю, позволяю себе выпить, темпераментный, впечатлительный, что у меня неоконченное театральное образование. В донесениях был расписан не то что по дням, а по часам наш маршрут следования, где и как будет происходить разгрузка, указывалась станция Шаткуса, поставленная перед бригадой боевая задача… Мы не знали ничего, а финны знали все! Кто предал?

По дороге на фронт несколько офицеров играли в «дурачка». Всякий раз перед отправкой на фронт или началом серьезной операции всеми овладевала особая внутренняя сосредоточенность. Исчезала привычная шумливость солдатской жизни. Команды подавались негромко. Песен не пели, никто не смеялся, радио не гремело, даже сапоги не так стучали об землю. И вот даже в карты играли молча, молча разливали и выпивали где-то добытое зелье. Звякали лишь стаканы, когда картежники чокались, да постукивали, вызывая тревогу или уныние (что впереди?), увозившие нас в неизвестном направлении колеса. Тук-тук-тук…

Капитан Мирошниченко - самый старший в офицерском вагоне по возрасту и по званию - вдруг резко бросил карты и, побледневший, с каким-то блуждающим взглядом, тихо произнес: «Хлопцы, а ведь меня первого убьют!» Его успокоили, налили, и игра продолжалась в еще более гнетущей тишине и сконцентрированной до предела внутренней сосредоточенности.
На Карело-Финском фронте при первом артиллерийском налете первым был убит капитан Мирошниченко…

Первые фронтовые шаги, форсирование реки Свирь. Мы - на одном берегу, финны - на другом. Видим друг друга в бинокль, а иной раз и без него. Когда бой? Никто не знает.
Командование договаривается с противником, и мы на недельном курорте! Именно так мы называли неделю перед форсированием реки - «курортная неделя». С согласия противоположной стороны мы выходили на берег и с 6 до 7 утра мылись, проводили физзарядку под музыку, звучавшую из репродукторов, играли в футбол и волейбол. Курорт!
То же самое делали финны с 7 до 8 утра.

Райская неделя кончилась, прошло несколько дней. И рано-рано утром - два часа беспрерывного артиллерийского огня и авиационной бомбардировки. Раскалившиеся стволы орудий, гул сотен самолетов, беспрерывные команды «огонь!», «огонь!». Смерчи разрывов на том берегу, языки пламени «катюш». В этом давящем, принижающем тебя разгуле машинерии, как нигде в другой обстановке, чувствуешь себя козявочкой. Чуть побольше, когда идешь вперед на врага, и совсем маленькой козявочкой, когда драпаешь назад. Мне кажется, много говорящие о войне, о героизме не были в настоящих переделках. Только нюхнувшие запах беспощадной войны говорят мало, они не хотят даже вспоминать войну или говорить о ее возникновении вновь. Поэтому, собравшись на встречу, настоящие фронтовики предпочитают вспоминать смешное, несуразное, вспоминать любимых женщин, петь песни и плакать, поминая убитых друзей.

Поэтому истинные фронтовики ищут возможностей быть полезными обществу и семье, заниматься делом, стараются быть примером детям и внукам. Они многое хотят делать и делают. Но не орут, как те, не прошедшие настоящего пекла, что могут в полупьяном состоянии выйти с хулиганскими плакатами в руках, за бутылку водки или за 100 рублей, на любую площадь, по любому поводу, в любой день и орать, но ничего не мочь. Плакат и лозунг не съешь. Недаром говорят, что хлеб всем открывает рот; от себя добавлю - а отсутствие хлеба развязывает язык. Но язык не сеет!

Я отвлекся. Итак, не встречая никакого сопротивления (на нашем участке), мы навели понтонный мост, переправили людей, пушки и обнаружили… только одного убитого солдата. И это после такой артиллерийской и авиационной подготовки! Почему финны ушли, куда ушли, как узнали о начале наступления? Неизвестно. Стоило нам углубиться на территорию противника, как мы тут же почувствовали коварность и мастерство врага. Финны меняли направление своих атак, появлялись то слева, то справа, то в нашем тылу, отличались сверхточностью в стрельбе из минометов, ничуть не уступали в дисциплинированности немцам. Каждая из воюющих сторон имеет своих героев!

В один из жарких боевых дней я помогал своими мощными тягачами вытаскивать грузовые машины пехотной части. Как же я был обрадован, когда узнал в командире этого подразделения своего друга, тоже воспитанника Щепкинского училища, артиста Якова Сергеевича Беленького. Ни опасная обстановка, ни надвигавшаяся ночь не помешали повару нашей батареи быстро приготовить «праздничный ужин» и найти даже «кое-что». Читали вслух стихи, вспоминали театр, спектакли, любимых артистов, училище. Незаметно нас окружили солдаты и офицеры, и наша встреча вылилась в импровизированный концерт.

В нашей бригаде было хорошее правило: после занятия нашими войсками отвоеванной территории, по которой мы вели прицельный огонь во время артподготовки, проверять точность попадания и подсчитывать количество воронок от снарядов наших пушек-гаубиц. Для этого подсчета выделялись поочередно разные офицеры. Делалось это нечасто, но при благоприятных условиях и явной полезности делалось. Дошла очередь до меня и еще одного офицера. К тому времени я из командира взвода был переведен в адъютанты командира бригады. Это очень ответственная должность: адъютант должен уметь вести на карте корректировку огня бригады, четко передавать команды командира по полевому телефону и выполнять множество других функций.

Долго бродили мы по хвойным лесам и пескам, подсчитывая наши воронки. От нечего делать, в ожидании куда-то удалившегося напарника я решил потренироваться в стрельбе. На бруствере окопа лежала пустая консервная банка. Вытаскиваю свой старенький наган, выпаливаю все патроны. Доволен - промазал только один раз. Хочу положить наган в кобуру, и вдруг из окопа рядом с простреленной банкой поднимается, держа руки вверх, финский солдат! Он замер, и я замер. Он - с поднятыми руками и испуганными глазами, я - с не дотянувшейся до кобуры рукой с наганом, уже без патронов, и тоже наверняка с испуганными глазами. Подошел мой напарник. За бруствером окопа он не мог видеть финна, но, увидев меня в окаменелой позе, спросил, что со мной. Я не мог ответить, потому что перехватило дыхание, словно нырнул в холодную воду. Перепрыгнув окоп, он повернулся, глянул туда, куда я вперил свой взгляд, и все понял. Финн очень пригодился начальству, так как рассказал много полезного, а мне впервые пришлось испытать чувство настоящего испуга. Не познав страха, не испытаешь и бесстрашия!

В январе 1945 года мы начали победное шествие по Восточной Пруссии. Я в составе 5-й гвардейской артиллерийской бригады на 3-м Белорусском фронте. Кстати, во время первой мировой войны мой отец, рядовой царской армии, прошел тот же путь, что и я: от Кибартай до Пилау, через Фишгаузен и Кенигсберг. С большой осторожностью, под носом у противника мы строим наблюдательный пункт. Вызывают к полевому телефону: «Срочно явитесь в штаб бригады!» Снять меня с важной работы - я руководил строительством - командование могло только при особых обстоятельствах. Что же случилось? Оставляю сержанта вместо себя, даю инструктаж, пробираюсь к своему замаскированному «виллису» и через несколько минут уже докладываю начальнику штаба: «Товарищ гвардии полковник, гвардии лейтенант (уже лейтенант!) Весник по вашему приказанию прибыл!» Полковник ничего не объясняет, лукаво улыбается и приказывает немедленно побриться, помыться, почистить сапоги и срочно отправиться к начальнику штаба армии. Молниеносно привожу себя в порядок и мчусь дальше. Приезжаю. Докладываю: «Товарищ генерал-майор, гвардии лейтенант…»

«Срочно идите вон в тот дом, - приказывает генерал. - Там вы все сами узнаете и поймете!» Вхожу в дом. Вместительный зал забит офицерами. Идет спектакль. Смотрю на сцену. Что такое? Не верю своим глазам. Неужели они? Да-да! Борис Кордунов, Галина Сперантова, Метельцев играют спектакль. Наши «щепкинцы»! Спрашиваю рядом сидящих: «Что за театр, Малый?!» - «Нет, не малый. Фронтовой». Ребята знали, что я на 3-м Белорусском фронте. Узнали в штабе, где я сейчас. Начальство разрешило вызвать. И вот сижу в душном зале и плачу. На меня смотрят, как на идиота: пьеса смешная, а я реву. От счастья неожиданной встречи, от внимания, проявленного ко мне. Незабываемый вечер!

…Необходимо было узнать расположение немецкой танковой дивизии. Нужен был «язык». Еду на «виллисе» к наблюдательному пункту командира дивизии и вдруг вижу, как с подбитого немецкого самолета на парашюте спускается летчик. Определить место его приземления было трудно, но вместе с водителем мы пробрались через канавы, кустарники и развалины до немца. При нем был только пистолет. Вести прицельный огонь ему было нелегко - расстояние, нервы, ветер, неотцепленный парашют. Несколько пуль прошли мимо меня. Остальное, как говорят, было делом техники. Через несколько минут рыжеватый молодой человек сидел рядом со мной в машине. Я владею немецким языком в достаточной степени, чтобы объяснить человеку, что при хорошем поведении ему будет сохранена жизнь.

Привез его на наблюдательный пункт и при генерале начал допрос. Показываю на карту, спрашиваю, где находится пятая танковая дивизия. Летчик молчит.
- Ну-ка, напугай его пистолетом, - говорит генерал. Я вытащил наган, наставил ему в лицо. Взвел курок, но немец, вместо того чтобы испугаться, улыбаясь, засвистел. Да так, что я и сейчас могу воспроизвести эту мелодию. На меня это произвело колоссальное впечатление! Он долго мне снился. Ас!
Но при летчике была оперативная карта, и разобраться, где находится пятая танковая, специалистам оказалось несложно. Через час огонь наших орудий уже сокрушал расположение немецких танков. За этого летчика-«языка» я получил свою первую награду - медаль «За отвагу». А ведь мог проехать и мимо.

Второй «язык» и вторая медаль «За отвагу». Однажды командир бригады полковник А. Ф. Синицын и я, пользуясь нашими неточными картами местности, забрались чуть ли не в расположение немцев. Случилось так, что у меня было небольшое отравление и мне понадобилось… выйти из машины. Укрылся в кустах над балкой, и вдруг на дне балки появляется немец с автоматом. За ним несколько солдат без оружия, без ремней. Я понял, что ведут немецких «гауптвахтников». Проходят по дну балки и скрываются за поворотом. Идущий последним решил задержаться. Приспичило человеку. Я, толком не застегнув как следует штанов, тихонько свистнул. Немец повернулся на свист, и я ему показал пистолетом, чтобы он шел ко мне. Немец поднял руки, подошел. Я его довел до машины, привезли в штаб, и он оказался очень полезным «языком»!

Меня назначили временно исполняющим обязанности раненого командира батареи управления дивизии. Должность ответственная, капитанская, а не лейтенантская. В батарею управления входили и переводчики, и разведчики, взвод тяги, взвод строителей наблюдательных пунктов, хозяйственный взвод. Прошло несколько дней. Вызывает начальник политотдела подполковник Якимюк.
- Вот шо, Евгений. Приихалы до менэ гарни хлопчики - два генерала и тры полковника. Узналы, шо мы на отдыхе. (Отдых - это два-три свободных от боевых действий дня для приведения в порядок материальной части.) Трэба трошки посидеть, побалакать с друзьями. Так вот, просьба у мэнэ до тэбэ - возьми в хозвзводе жбанчик водки и принэси. (Жбанчик - это двадцатилитровая канистра.)

Парень я был независимый, молодой:
- Товарищ подполковник, я не могу этого сделать. У меня все распределено: по сто граммов на разведчика, по сто граммов строителям. Что вы! Это же скандал будет!
- Ну, добрэ. Я тэбэ у другий раз говорю, шо до мэнэ приихалы гости. Разумиешь? Дуже гарни хлопцы. Трэба трошки посидеть. Принэси жбанчик водки.
Я не сдаюсь.
- У третий раз прошу - принэси жбанчик водки!
- Не могу! Это воровство, товарищ подполковник!
- Правильно, Евгений, воровство! Молодец, - улыбается Якимюк. - Но в каких условиях воровство? В трудных условиях Великой Отечественной войны! Так шо - принэси. А отвечать перед солдатами буду я!
Я принес. Через два дня жбанчик водки он мне вернул. Зря я волновался, так как по неопытности не знал, что у командира его ранга был законный неприкосновенный запас продуктов, которым он мог распоряжаться как хотел. Просто у него в тот день не было этого запаса, и он одолжил его у меня. И вернул. Должен признаться, что упрямство мое ему явно понравилось и его доброе ко мне отношение вскоре проявилось в очень неприятной для меня истории.

Каюсь! Был грех - ударил человека за невыполнение приказа. Я был временно назначен командиром огневой батареи в один из полков нашей 5-й бригады. Полк был придан стрелковой части, находившейся в некотором отдалении от командира бригады полковника А. Ф. Синицына. Командиром огневой батареи я пребывал по совместительству с должностью его адъютанта. В разгар нижеследующей истории связь с ним была затруднена, а с дивизионным начальством связаться было легко, тем более что после моего пребывания на должности командира батареи управления все секретные телефонные позывные я знал наизусть.
Итак, грех! Я, офицер, ударил солдата. По моему приказу он должен был взвалить на себя «катушку» с телефонным проводом и под обстрелом, стоя на подножке едущей автомашины «додж», стравливать нитку до тех пор, пока машина может продвигаться по бездорожью. Затем ползком или бегом дотянуть «нитку связи» до окопов и, подключив ее к аппаратуре, обеспечить тем самым мою связь с командиром стрелковой части. Мы должны были помочь пехоте своими орудиями, четырьмя мощными 152-миллиметровыми пушками-гаубицами.

Времени для выполнения приказа давалось 20 минут. Они проходят - связи нет. Проходят 25 минут. Отсутствие связи могло выглядеть как моя нерасторопность, что влекло за собой весьма неприятные последствия. Состояние взвинченное, кругом разрывы снарядов. Одним словом, «жарко». Вскакиваю в свои «виллис», еду по «нитке» и наталкиваюсь на сидящего под деревом, трясущегося от страха моего связиста.
- Ты что же делаешь, такой-сякой? Хочешь, чтобы меня расстреляли? Батарея не знает, куда стрелять! Почему сидишь здесь?
- Живот заболел, схватило. Не могу идти, - отвечает.
Взбешенный, выхватил пистолет, но сдержал себя, только ударил.
Сам дотянул провод. Все наладилось. Но замполит полка, который невзлюбил меня за умение дружить с солдатами, решил за рукоприкладство предать меня офицерскому суду. Такие суды в случае доказанности вины для офицера кончались разжалованием в рядовые и отправкой в штрафную роту. А штрафная рота - это минимум шансов остаться живым!

Что делать? Дозвониться до комбрига по своей связи никак не могу. Решаюсь и звоню подполковнику Якимюку. Все коротко рассказываю. Приказывает - ночью прибыть к нему вместе с замполитом полка.
- Шо вин зробыв?
- Ударил солдата. Рукоприкладство, товарищ гвардии подполковник. Недопустимо.
- Так. А шо зробыв солдат?
- Он не выполнил приказ командира. Но все-таки это рукоприкладство.
- Добрэ. Значит, лейтенант Весник ударил солдата. И вы его, значит, решили судить. Так, товарищ капитан? А шо написано в уставе по поводу нэвыполнения приказа командира в боевой обстановке?
- Расстрел на месте.
- Так. А шо зробыв лейтенант Весник?
- Ударил солдата…
- Давайте еще разок. Значит, шо зробыв лейтенант?
- Он ударил солдата.
- А шо вин должон был зробыть по уставу? За невыполнение боевого приказа?
- Расстрелять на месте.
- Так. Давайте, значит, у третий раз: шо зробыв Весник?
- Ударил…
- А шо должон был зробыть?
- Расстрелять…
- Значит, так. Вам, товарищ капитан, объявляю выговор за неправильную трактовку устава воинской службы, а гвардии лейтенанту Веснику объявляю благодарность за сохранение жизни боевой единице в лице солдата Красной Армии. Вы свободны, товарищ капитан!
Гвардии подполковник позвонил моему командиру бригады и порекомендовал освободить меня от временного командования батареей и вернуть к исполнению обязанностей адъютанта.

Кенигсберг. Передовая. Из каждого окопа - выход в сторону противника. Выход из окопа, о котором речь, простреливался немецким снайпером. И лежало там два трупа, которые из-за этого снайпера не могли убрать. Мне срочно понадобилось пройти мимо выхода. Миновать его и не получить пулю - почти невозможно. Что делать? Я знал, что снайперская винтовка укреплена на подставке и упирается в плечо снайпера. После выстрела она, хочешь не хочешь, немного смещается и ее приходится каждый раз возвращать в исходную позицию. Знаю, что у снайпера на поправку прицела уходит пять-шесть, максимум десять секунд. Снимаю с головы фуражку и бросаю в простреливаемый выход из окопа. Снайпер спустил курок. И когда я увидел, что пулька ударилась в тыловую часть окопа, кинулся бегом через опасную зону. Проскочил! Да еще успел послать снайперу воздушный поцелуй!
Для подобных выходок надо быть молодым. Очень молодым! Мне было 22 года. После этого «циркового» номера самоуверенно написал матери: «Меня не убьют!»

Пригород города Гольдап. Сидим с ординарцем в двухэтажном доме, налаживаем связь. Толком не осознавая, почему я это делаю, забираю рацию и говорю:
- Пойдем отсюда. Здесь будет что-то нехорошее. Я почувствовал. Пойдем…
Вышли из дома, отошли метров на сто, закурили. Через 30 минут дом взлетает на воздух.
И после этого случая писал матери: «Мама, меня не убьют». Не убили!

Единственный раз в жизни я видел настоящего профессионального разведчика. Когда 9 апреля 1945 года мы взяли часть Кенигсберга, за высоким забором во дворе какого-то учреждения был выброшен белый флаг. Сошлись парламентеры с нашей и с немецкой стороны, открыли ворота и сдалось огромное количество офицеров и солдат. Первым сдался в плен человек в немецкой офицерской форме. Он подошел к командиру нашей части, обнял его, расцеловался с ним и сказал по-русски:
- Черт, устал, как собака.
Мы были чуть ли не в шоке. С него сняли немецкий китель, накинули полушубок - было еще прохладно. Подкатил «виллис», человек сел в машину и укатил.
Потом нам рассказали, что он-то и «сколотил» эту группу сдавшихся без боя немецких солдат и офицеров. А сдавшихся было более двух тысяч!"

Из всех воспоминаний о войне извлекаю лишь то, что имеет отношение к добру, к человеческой дружбе! Основа дружбы - это способность сопереживания и сострадания! Без этих подарков Бога людям не существует дружбы! Если человек говорит о том, что дружба - надуманное свойство людей, это означает, что он обделен, что он грешен, что он в лапах Сатаны! В страшной войне Добро было сильнейшим оружием! Странная формулировка, да? Нет, не странная. Когда ощущаешь доброе к тебе расположение солдат, начальства, пишущих тебе письма - о! - это так помогает побороть в себе страх, сомнения. Это удваивало и духовные и физические силы и, если хотите, обязывало быть мужественным. Вообще на войне трудно было быть плохим. На войне человек - как на «рентгене»!

И в заключение мне хочется сказать несколько слов молодым людям. Да, вам трудно только позитивно (или, пользуясь современной избитой терминологией, - однозначно) размышлять по поводу выигранной нами адской войны. Не стоит тратить энергию и время на то, чтобы оценивать то так, то эдак то, что сделали мы - старшие! Не надо пилить опилки, надо лишь поверить тому, что большинство из нас воевало с чистыми сердцами и совестью. Надо обязательно поверить тому, что все свои силы люди должны тратить на Единение во имя того, чтобы не повторился тот кошмар, в котором под грохот моторов, металла и огня скрежетала чудовищная, неописуемая мешанина лжи и героизма!..

Режиссер: Олег Корвяков.

Евгений Весник рассказывает забавные истории, случаи из жизни артистов, с которыми его сводила судьба: Александр Папанов, Иван Пырьев, Василий Ливанов, Леонид Утесов...

Передача 1-я. Весник вспоминает, как шутил с поступающими в училище МХАТа артист Л.И. Леонидов, рассказывает, как он сам ищет прототипы для своих ролей, как Алексей Дикий подсказал ему решение роли в "Наследниках Рабурдена", посоветовав скопировать походку пингвина. О забавных случаях с артистом Усиным, об эстрадном коллективе "Синяя птичка". Байки о "шуте Сталина" - артисте Смирнове-Сокольском.

Передача 2-я. Розыгрыши циркового артиста Ивана Байды; опасная шутка Смирнова-Сокольского об оркестре Утесова; о лодочнице, влюбившейся в гастролирующего в ее городе циркача Новака; об артисте Николае Крючкове. Шутки вернувшегося на родину Александра Вертинского; анекдотические случаи с Весником, подтверждающие его небывалую популярность в народе, после фильма "Трембита".

Передача 3-я. Евгений Весник вспоминает истории, связанные с его учителем - великим артистом Алексеем Диким; о впечатлении, которое производил на зрителей Сталин в его исполнении на сцене Малого театра. Далее - анекдотические истории о споре Весника с Михаилом Яншиным и о том, как Яншин помогал своим друзьям.

Передача 4-я. Артист рассказывает о своем друге - Михаиле Светлове, а также вспоминает забавные истории, случившиеся с Александрой Яблочкиной, Еленой Гоголевой. Евгений Весник рассказывает почти детективную историю о том, как они с Александром Вертинским пытались отпраздновать встречу в чужом городе, и как это приключение превратилось в состязание в благородстве.

Передача 5-я. Впечатления Евгения Весника от гастролей Театра им. Станиславского в Одессе. Наблюдения, сделанные артистом на улицах города, высказывания одесситов и примеры непосредственности одесской публики. Любимая история Леонида Утесова об Одессе.

Передача 6-я. Историю о споре Эраста Гарина с Иваном Пырьевым (кто из них быстрее снимает кино) сменяют новогодние приключения артистов под руководством Ростислава Плятта. Весник вспоминает курьезные истории про маршала Тимошенко и про Петра Алейникова.

Передача 7-я. Рассказ о Петре Алейникове, его славе и слабостях, о Борисе Андрееве. Историю с шуткой Анатолия Папанова сменяют кремлевские приключения Ивана Пырьева, Бориса Ливанова и Леонида Утесова.

Евгений Весник: «Телевидение, на мой взгляд, должно, прежде всего, заниматься образованием и просвещением людей. Не просто беспрерывно показывать фильмы, но и рассказывать о режиссерах, актерах, сценаристах, операторах. Что касается юмора, то он требует особенно тщательного отбора, наличия таланта и мастерства». («Родная газета», 12 марта 2004 г.)
________________________________________________________

К сожалению, 8-ю передачу записать не удалось, но большая часть цикла предлагается вашему вниманию.

Фильм упакован программой Хамелеон.
Откуда скачать последнюю версию и как ей пользоваться читаем

Каждая передача в своей папке.

Раздача расcчитана на две недели.
Качать строго в один поток, в течение 3 суток со времени, когда была выслана ссылка.

Просьба к первому скачавшему отписаться, все ли в порядке с файлами.