А может быть, и от того, что он стоял на поляне в сосновом лесу и от сосен все лето тянуло жаром. Иногда дул ветер, но он не проникал даже в открытые окна мезонина. Он только шумел в вершинах сосен и проносил над ними вереницы кучевых облаков.

Чайковскому нравился этот деревянный дом. В комнатах слабо пахло скипидаром и белыми гвоздиками. Они в изобилии цвели на поляне перед крыльцом. Растрепанные, высохшие, они даже не были похожи на цветы, а напоминали клочья пуха, прилипшего к стебелькам.

Единственное, что раздражало композитора, - это скрипучие половицы. Чтобы пройти от двери к роялю, надо было переступить через пять шатких половиц. Со стороны это выглядело, должно быть, забавно, когда пожилой композитор пробирался к роялю, приглядываясь к половицам прищуренными глазами.

Если удавалось пройти так, чтобы ни одна из них не скрипнула, Чайковский садился за рояль и усмехался. Неприятное осталось позади, а сейчас начнется удивительное и веселое: рассохшийся дом запоет от первых же звуков рояля. На любую клавишу отзовутся тончайшим резонансом сухие стропила, двери и старушка люстра, потерявшая половину своих хруста-леи, похожих на дубовые листья.

Самая простая музыкальная тема разыгрывалась этим домом как симфония.

* Прекрасная оркестровка!" - думал Чайковский, восхищаясь певучестью дерева.

С некоторых пор Чайковскому начало казаться, что дом уже с утра ждет, когда композитор сядет за рояль. Дом скучал без звуков.

Иногда ночью, просыпаясь, Чайковский слышал" как, потрескивая, пропоет то одна, то другая половица, как бы вспомнив его дневную музыку и выхватив из нее любимую ноту. Еще это напоминало оркестр перед увертюрой, когда оркестранты настраивают инструменты. То тут, то там - то на чердаке, то в маленьком зале, то в застекленной прихожей - кто-то трогал струну. Чайковский сквозь сон улавливал мелодию, но, проснувшись утром, забывал ее. Он напрягал и вздыхал: как жаль, что ночное треньканье деревянного дома нельзя сейчас проиграть!

Прислушиваясь к ночным звукам, он часто думал, что вот проходит жизнь, а все написанное - только небогатая дань своему народу, друзьям, любимому поэту Александру Сергеевичу Пушкину. Но еще ни разу ему не удалось передать тот легкий восторг, что возникает от зрелища радуги, от ауканья крестьянских девушек в чаще, от самых простых явлений окружающей жизни.

Нет, очевидно, это ему не дано. Он никогда не ждал вдохновения. Он работал, работал, как поденщик, как вол, и вдохновение рождалось в работе.

Пожалуй, больше всего ему помогали леса, лесной дом, где он гостил этим летом, просеки, заросли, заброшенные дороги - в их колеях, налитых дождем, отражался в сумерках серп месяца, - этот удивительный воздух и всегда немного печальные русские закаты.

Он не променяет эти туманные зори ни на какие великолепные позлащенные закаты Италии. Он без остатка отдал свое сердце России - ее лесам и деревушкам, околицам, тропинкам и песням. Но с каждым днем его все больше мучает невозможность выразить всю поэзию своей страны. Он должен добиться этого. Нужно только не щадить себя.

(1)Дом рассохся от старости, а может быть, и от того, что он стоял на поляне в сосновом лесу и от сосен все лето тянуло жаром.
(2)Чайковскому нравился этот деревянный дом. (3)Единственное, что раздражало композитора, - это скрипучие половицы. (4) Чтобы пройти от двери к роялю, надо было переступить через пять шатких половиц. (5) Со стороны это выглядело, должно быть, забавно, когда пожилой композитор пробирался к роялю, рассматривал половицы прищуренными глазами.
(6)Если удавалось пройти так, чтобы ни одна из них не скрипнула, Чайковский садился за рояль и усмехался. (7)Неприятное осталось позади, а сейчас начнется удивительное и веселое: рассохшийся дом запоет от первых же звуков рояля. (8) На любую клавишу отзовутся тончайшим резонансом сухие стропила, и двери, и старушка люстра, потерявшая половину своих хрусталей, похожих на дубовые листья.
(9)Самая простая музыкальная тема разыгрывалась этим домом как симфония.
(10)С некоторых пор Чайковскому начало казаться, что дом уже с утра ждет, когда композитор сядет за рояль. (11)Дом скучал без звуков.
(12)Иногда ночью, просыпаясь, Чайковский слышал, как, потрескивая, пропоет то одна, то другая половица, как бы вспомнив его дневную музыку и выхватив ее любимую ноту. (13)Ещё это напоминало оркестр перед увертюрой, когда оркестранты настраивают инструменты. (14)То тут, то там – на чердаке, то в маленьком зале, то в застеклённой прихожей – кто-то трогал струну. (15)Чайковский сквозь сон улавливал мелодию, но проснувшись утром, забывал её. (16)Он напрягал память и вздыхал: как жаль, что ночное треньканье деревянного дома нельзя сейчас проиграть! (17) Прислушиваясь к ночным звукам, он часто думал, что вот проходит жизнь, а ничего ещё толком не сделано. (18)Ещё ни разу ему не удалось передать тот лёгкий восторг, что возникает от зрелища радуги, от ауканья крестьянских девушек в чаще, от самых простых явлений окружающей жизни.
(19)Чем проще было то, что он видел, тем труднее оно ложилось на музыку. (20)Как передать хотя бы вчерашний случай, когда он укрылся от проливного дождя в избе у объездчика Тихона! (21)В избу вбежала Феня – дочь Тихона, девочка лет пятнадцати. (22)С её волос стекали капли дождя. (23)Две капли повисли на кончиках маленьких ушей. (24)Когда из-за тучи ударило солнце, капли в ушах у Фени заблестели, как алмазные серьги.
(25)Но Феня стряхнула капли, всё кончилось, и он понял, что никакой музыкой не сможет передать прелесть этих мимолётных капель.
2.В каком варианте ответа содержится информация, необходимая для обоснования ответа на вопрос: «Почему Чайковский был недоволен своим творчеством?».
1)Чайковскому мешали посторонние звуки в старом рассохшемся доме.
2)Чайковскому не удавалось положить на ноты ту музыку, которая рождалась в его душе ночью.
3)Чайковскому казалось, что его музыкальные произведения не могут передать всю красоту и многообразие окружающей жизни.
4)Чайковский часто забывал мелодии, которые рождались у него во сне.
5.Из предложений 29 – 30 выпишите слово, в котором правописание суффикса определяется правилом: «В прилагательных, образованных с помощью суффикса –Н- от существительных с основой на Н, пишется НН».
6.Замените книжное выражение НАПРЯГАЛ ПАМЯТЬ в предложении 16 стилистически нейтральным синонимом. Напишите этот синоним.
8.Выпишите грамматическую основу предложения 34.
9.Среди предложений 19 – 24 найдите предложение с обособленными приложениями. Напишите номер этого предложения.
10. В приведённых ниже предложениях из прочитанного текста пронумерованы все запятые. Выпишите цифры, обозначающие запятые при вводной конструкции.
Чтобы пройти от двери к роялю, (1) надо было переступить через пять шатких половиц. Со стороны это выглядело, (2) должно быть, (3) забавно, (4) когда пожилой композитор пробирался к роялю, (5) приглядываясь к половицам прищуренными глазами.
11.Укажите количество грамматических основ в предложении 1. Ответ запишите цифрой.
12.В приведённых ниже предложениях из прочитанного текста пронумерованы все запятые. Выпишите цифру, обозначающую запятую между частями сложного предложения, связанными сочинительной связью.
Если удавалось пройти так, (1) чтобы ни одна из них не скрипнула, (2) Чайковский садился за рояль и усмехался. Неприятное осталось позади, (3) а сейчас начнется удивительное и веселое: рассохшийся дом запоет от первых же звуков рояля. На любую клавишу отзовутся тончайшим резонансом сухие стропила, (4) и двери, (5) и старушка люстра, (6) потерявшая половину своих хрусталей, (7) похожих на дубовые листья.
13.Среди предложений 6 – 12 найдите сложные предложения с последовательным подчинением придаточных. Напишите номера этих предложений.
14.Среди предложений 2 – 8 найдите предложение с бессоюзной и союзной подчинительной связью между частями. Напишите номер этого предложения.
HElp PLZZZZZZZZZ

Дом рассохся от старости. А может быть, от того, что стоял среди сосен, от которых все лето тянуло жаром. Ветер иногда налетал, но не приносил прохлады в открытые окна.

Чайковскому нравился этот деревянный дом. В нем 1 пахло скипи­даром и белыми гвоздиками, которые росли под окнами. Единствен­ное, что раздражало композитора, это скрипучие половицы. Чтобы добраться от двери до рояля, нужно было пересечь пять шатких по­ловиц. Когда Чайковскому удавалось это сделать так, чтобы ни одна из них не заскрипела, он садился за рояль и усмехался. Самое непри­ятное уже позади, и теперь начнется самое удивительное: дом запоет. На любую клавишу отзовутся тончайшим резонансом рассохшиеся " стропила, двери и старушка люстра.

Самая простая музыкальная тема разыгрывалась в этом доме как симфония, и это очень нравилось Чайковскому.

Композитору даже стало казаться, что дом с утра ждал, когда он сядет за рояль. Дом скучал по музыке.

Иногда ночью Чайковский просыпался и слышал, как, потрески­вая, поет то тут, то там то одна, то другая половица, как бы припо­миная звуки, игравшие здесь днем. То на чердаке, то в маленькой зале кто-то трогал струну. Чайковский даже улавливал мелодию, но утром, просыпаясь, не мог ее вспомнить и жалел, что не может ее проиграть.

Прислушиваясь к ночным звукам, он часто думал, что жизнь преходит очень быстро, а его произведения - лишь малая дань сво­ему народу, своим друзьям, своему любимому поэту Александру Сергеевичу Пушкину. Ему еще ни разу не удалось передать чувство восторга от самых простых вещей, окружавших его: радуги или ау­канья девушек в лесу.

Очевидно, ему это было не дано. Он иикогда не ждал вдохнове­ния. Он работал очень усердно, и вдохновение к нему приходило во время работы. Ему больше всего помогали леса, этот деревянный дом, просеки, заброшенные дороги, где в лужах отражался по ночам месяц, удивительный воздух и печальные русские закаты.

Он не променял бы туманные русские зори на великолепные за* каты Италии. Он отдал всего себя России без остатка. С каждым днем его все больше мучила невозможность выразить всю поэзию его страны. Он знал, что может этого добиться, главное - не щадить себя.

В данном тексте поднят вопрос о том, как относится творческий человек к своей работе. Автор показывает, что, несмотря на весь та­лант (а может быть, и поэтому), Чайковский постоянно недоволен собой, ему кажется, что он выразил свое отношение к горячо люби­мой им Родине не до конца. Он в постоянном творческом поиске. Но Чайковский не ждет, когда на него снизойдет вдохновение, он пони­мает, что цели можно добиться только упорным трудом. Чайковским движет его внутреннее стремление к совершенству.

жаром. Иногда дул ветер, но он не проникал даже в открытые окна мезонина. Он только шумел в вершинах сосен и проносил над ними вереницы кучевых облаков. Чайковскому нравился этот деревянный дом. В комнатах слабо пахло скипидаром и белыми гвоздиками. Они в изобилии цвели на поляне перед крыльцом. Растрепанные, высохшие, они даже не были похожи на цветы, а напоминали клочья пуха, прилипшего к стебелькам. Единственное, что раздражало композитора, – это скрипучие половицы. Чтобы пройти от двери к роялю, надо было переступить через пять шатких половиц. Со стороны это выглядело, должно быть, забавно, когда пожилой композитор пробирался к роялю, приглядываясь к половицам прищуренными глазами. Если удавалось пройти так, чтобы ни одна из них не скрипнула, Чайковский садился за рояль и усмехался. Неприятное осталось позади, а сейчас начнется удивительное и веселое: рассохшийся дом запоет от первых же звуков рояля. На любую клавишу отзовутся тончайшим резонансом сухие стропила, двери и старушка люстра, потерявшая половину своих хрусталей, похожих на дубовые листья. Самая простая музыкальная тема разыгрывалась этим домом как симфония. “Прекрасная оркестровка!” – думал Чайковский, восхищаясь певучестью дерева. С некоторых пор Чайковскому начало казаться, что дом уже с утра ждет, когда композитор сядет за рояль. Дом скучал без звуков. Иногда ночью, просыпаясь, Чайковский слышал, как, потрескивая, пропоет то одна, то другая половица, как бы вспомнив его дневную музыку и выхватив из нее любимую ноту. Еще это напоминало оркестр перед увертюрой, когда оркестранты настраивают инструменты. То тут, то там – то на чердаке, то в маленьком зале, то в застекленной прихожей – кто-то трогал струну. Чайковский сквозь сон улавливал мелодию, но, проснувшись утром, забывал ее. Он напрягал память и вздыхал: как жаль, что ночное треньканье деревянного дома нельзя сейчас проиграть! Прислушиваясь к ночным звукам, он часто думал, что вот проходит жизнь, а все написанное – только небогатая дань своему народу, друзьям, любимому поэту Александру Сергеевичу Пушкину. Но еще ни разу ему не удалось передать тот легкий восторг, что возникает от зрелища радуги, от ауканья крестьянских девушек в чаще, от самых простых явлений окружающей жизни. Нет, очевидно, это ему не дано. Он никогда не ждал вдохновения. Он работал, работал, как поденщик, как вол, и вдохновение рождалось в работе. Пожалуй, больше всего ему помогали леса, лесной дом, где он гостил этим летом, просеки, заросли, заброшенные дороги – в их колеях, налитых дождем, отражался в сумерках серп месяца, – этот удивительный воздух и всегда немного печальные русские закаты. Он не променяет эти туманные зори ни на какие великолепные позлащенные закаты Италии. Он без остатка отдал свое сердце России – ее лесам и деревушкам, околицам, тропинкам и песням. Но с каждым днем его все больше мучает невозможность выразить всю поэзию своей страны. Он должен добиться этого. Нужно только не щадить себя. Озаглавьте текст. Определите стиль данного текста и обоснуйте свою точку зрения.

Дом рассохся от старости. А может быть, и от того, что он стоял на поляне в сосновом лесу и от сосен все лето тянуло жаром. Иногда дул ветер, но он не проникал даже в открытые окна мезонина. Он только шумел в вершинах сосен и проносил над ними вереницы кучевых облаков.
натах слабо пахло скипидаром и белыми гвоздиками. Они в изобилии цвели на поляне перед крыльцом. Растрепанные, высохшие, они даже не были похожи на цветы, а напоминали клочья пуха, прилипшего к стебелькам.
Единственное, что раздражало композитора, - это скрипучие половицы. Чтобы пройти от двери к роялю, надо было переступить через пять шатких половиц. Со стороны это выглядело, должно быть, забавно, когда пожилой композитор пробирался к роялю, приглядываясь к половицам прищуренными глазами.
Если удавалось пройти так, чтобы ни одна из них не скрипнула, Чайковский садился за рояль и усмехался. Неприятное осталось позади, а сейчас начнется удивительное и веселое: рассохшийся дом запоет от первых же звуков рояля. На любую клавишу отзовутся тончайшим резонансом сухие стропила, двери и старушка люстра, потерявшая половину своих хруста-леи, похожих на дубовые листья.
Самая простая музыкальная тема разыгрывалась этим домом как симфония.
«Прекрасная оркестровка!» - думал Чайковский, восхищаясь певучестью дерева.
С некоторых пор Чайковскому начало казаться, что дом уже с утра ждет, когда композитор сядет за рояль. Дом скучал без звуков.
Иногда ночью, просыпаясь, Чайковский слышал, как, потрескивая, пропоет то одна, то другая половица, как бы вспомнив его дневную музыку и выхватив из нее любимую ноту. Еще это напоминало оркестр перед увертюрой, когда оркестранты настраивают инструменты. То тут, то там - то на чердаке, то в маленьком зале, то в застекленной прихожей - кто-то трогал струну. Чайковский сквозь сон улавливал мелодию, но, проснувшись утром, забывал ее. Он напрягал память и вздыхал: как жаль, что ночное треньканье деревянного дома нельзя сейчас проиграть!
Прислушиваясь к ночным звукам, он часто думал, что вот проходит жизнь, а все написанное - только небогатая дань своему народу, друзьям, любимому поэту Александру Сергеевичу Пушкину. Но еще ни разу ему не удалось передать тот легкий восторг, что возникает от зрелища радуги, от ауканья крестьянских девушек в чаще, от самых простых явлений окружающей жизни.
Нет, очевидно, это ему не дано. Он никогда не ждал вдохновения. Он работал, работал, как поденщик, как вол, и вдохновение рождалось в работе.
Пожалуй, больше всего ему помогали леса, лесной дом, где он гостил этим летом, просеки, заросли, заброшенные дороги - в их колеях, налитых дождем, отражался в сумерках серп месяца, - этот удивительный воздух и всегда немного печальные русские закаты.
Он не променяет эти туманные зори ни на какие великолепные позлащенные закаты Италии. Он без остатка отдал свое сердце России - ее лесам и деревушкам, околицам, тропинкам и песням. Но с каждым днем его все больше мучает невозможность выразить всю поэзию своей страны. Он должен добиться этого. Нужно только не щадить себя. (457"слов) (К. Г. Паустовский. Скрипучие половицы)